CC BY
345
Н.И. Сазонова
ТЕКСТОЛОГИЯ ЦЕРКОВНОЙ РЕФОРМЫ ПАТРИАРХА НИКОНА (1654-1666 гг.)
В СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ ПОЛЕМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XVII в.
Проанализированы текстовые изменения богослужебных книг при Патриархе Никоне (1654-1666 гг.) в старообрядческой полемической литературе второй половины XVII в. Рассматриваются вопросы особенностей восприятия богослужебного текста и его изменений старообрядческими полемистами, влияния изменений богослужебного текста на позицию противников церковной реформы Патриарха Никона.
Церковная реформа Патриарха Никона (16541666 гг.), вызвавшая раскол Русской православной церкви, не преодоленный до сих пор, породила обширную полемическую литературу как со стороны старообрядцев, так и со стороны реформаторов Церкви, сторонников Патриарха. Особый интерес для исследователя представляет полемическая литература периода проведения реформы, анализ которой может позволить восстановить событийную сторону проведения реформы, особенности взглядов ее сторонников и противников, основы их аргументации. Настоящая статья посвящена отражению в старообрядческих полемических сочинениях текстовой картины церковной реформы Патриарха Никона.
Исправление богослужебных книг с целью достижения в этом плане полного единообразия было составной частью проводимой в середине XVII в. церковной реформы, включавшей в себя ряд мер по поднятию церковного авторитета. После избрания на Патриаршество Никона было принято решение о масштабном «исправлении» русских богослужебных книг в соответствии с греческими оригиналами. Существенное влияние на мнение Никона оказала позиция царя, считавшего необходимым привести русскую обрядность в соответствие с греческой. Среди других причин переориентации церковной политики, проявившейся в новом подходе к книжной оправе, - возможность преодолеть годами копившиеся ошибки в тексте путем нового перевода в соответствии с оригиналом. Именно после изменения принципа исправления это направление реформы выходит на первый план, во всяком случае, с точки зрения многих верующих.
Реформа началась с появления «Памяти» Никона, вводившей троеперстие и отменявшей 12 земных поклонов при чтении великопостной молитвы св. Ефрема Сирина. В 1654 г. Церковный собор принял принципиальное решение о книжном исправлении, впоследствии подтвержденное и на соборе в Константинополе. В 1655-1656 гг. состоялись еще три собора церкви, также обсуждавшие вопросы реформы - исправления служебника, других книг. Если Собор 1654 г. в основном обсуждал принципиальный вопрос о необходимости исправления богослужебных книг, то Собор 1656 г. подтвердил все нововведения и принцип исправления книг по греческим образцам. Уже частота созыва церковных соборов говорит о значении, которое придавалось реформаторами именно этому направлению реформы и, главное, неоднозначной реакции на эту сторону реформирования епископата и клира. Собору 1654 г. предшествовали и репрессии противников реформы - «ревнителей благочестия» священников Иоанна Неронова, Аввакума, Логгина и др. Именно после
выхода в свет новоисправленных (а фактически - заново переведенных) богослужебных книг противостояние сторонников и противников реформы стало наиболее острым. Вот почему отношение противников реформы к изменениям богослужебного текста представляет особый интерес для понимания их позиции.
Следует отметить, что задача, поставленная перед исполнителями реформы, представляла сложность не только с точки зрения ее масштабов, но и с точки зрения сроков завершения исправлений. Темп, заданный вдохновителем реформы Никоном, был чрезвычайно высок. Служебник - первая новоисправленная книга - появился уже в 1655 г. В течение следующих двух лет увидели свет еще два издания Служебника. Параллельно шла работа над исправлением других богослужебных книг -триоди постной, часослова (1656 г.), требника (1658, 1662 гг.), пролога (1659 г.). Таким образом, в чрезвычайно короткий срок реформированию подверглись практически все богослужебные книги, употребляемые в церкви. Основной массив старообрядческой полемической литературы посвящен вопросам обрядовых нововведений Никона, прежде всего - введению троеперстия в крестном знамении вместо двуперстия [1, 2, 13, 25, 26]. В распоряжении исследователя имеется сравнительно немного полемических сочинений старообрядцев, посвященных собственно текстологическому анализу «исправленных» богослужебных книг.
Наиболее объемным сочинением такого рода является «Челобитная» Никиты Добрынина [6]. Автор проделал огромную работу по сопоставлению «старых» и «новых» богослужебных текстов, в основном - служебника и требника. Особое внимание он уделяет изменениям в чине литургии и в ряде молитв при ее совершении. Перечень выписанных им изменений богослужебного текста весьма объемен, занимая несколько десятков листов. При этом Никита Добрынин пользуется разными редакциями никоновских книг и отмечает не только разночтения их с дониконовской редакцией, но и между собой. Однако автор не анализирует отдельные разночтения в книгах, а делает лишь наиболее общий вывод: «...Нет ни единаго псалма, ни молитвы, ни тропаря, ни кондака, ни седална, чтобы в них наречие изменено не было... В той книге напечатано тако, а в иной инако, и передние стихи поставлены последи, а последние напереди, или в середине» [21. С. 155].
Текстологический разбор новоисправленного служебника произведен для Вятского епископа Александра [15]. Здесь отмечается более ста расхождений дореформенной и никоновской редакций текста, однако, как и в случае Челобитной Никиты Добрынина, они не анализируются. Вопросы изменений текста затрагива-
ются и в сочинениях священника Лазаря Романовского. Так, в «Росписи вкратце, в чем новые книги со старыми не согласны и не сходятся» автор систематизирует новшества, внесенные реформой в Требник и Служебник: «В нарожении младенца молитва в храме оставлена, и прочия молитвы со старыми несходны. В Крещении человеком молитвы со старыми несходны, а на миропомазании Божественные припевы все оставлены. В покаянии человеком превые молитвы три оставлены, и вопросы о гресех всякаго чина людем... Молитвы разрешальныя оставлены. Маслоосвящение над болящим несходно ж со многих местах... Проскомидия не против прежняго» [13. С. 206-207]. И в данном случае, как и в предыдущих, не проводится детальный анализ расхождений, они лишь отмечаются как факт. Та же картина характерна и для других сочинений лидеров раскола: диакона Федора, инока Авраамия и других старообрядцев, обвиняющих реформаторов в «небрежении» и неуважении к богослужебному тексту, путанице в тексте в результате реформы [3, 8, 9]. Ситуация, когда изменения богослужебного текста отмечаются противниками реформы, но детально не анализируются, может иметь несколько объяснений.
Долгие годы полемисты с расколом видели в противниках Патриарха Никона людей богословски не образованных, несведущих в догматике православия и богослужении. В то же время изучение сочинений протопопа Аввакума, диакона Федора, Иоанна Неронова и ряда других деятелей раскола показывает их богословскую начитанность: протопоп Аввакум, уже будучи в тюрьме, на память и достаточно точно цитировал в своих сочинениях Дионисия Ареопагита [7. С. 27-28], Василия Великого, Евангелие, Апостол [27. Стб. 581582, 589]. Священник Никита Добрынин был автором челобитной царю Алексею Михайловичу, содержащей не только развернутый текстологический анализ старопечатных и новых книг, но и полемику с реформой с опорой на богословские сочинения [21]. Диакон Федор в своих сочинениях использует сочинения Максима Грека, св. Евфросина, других авторов, а также ссылается на богослужебные книги, изданные до реформы, текст которых был ему известен досконально [24; 25. С. 1-5]. Таким образом, компетентность противников реформы может быть признана достаточной для проведения ее подробного анализа.
Другим объяснением «невнимания» старообрядческих полемистов к собственно текстовым изменениям может быть то, что они не придавали этим изменениям определяющего значения, сосредоточившись на полемике вокруг троеперстия и нескольких наиболее болезненных богослужебных вопросов. Следует признать, что такой выбор представляется и «стратегически» оправданным, учитывая важность для противников реформы поддержки прихожан: именно изменения в пер-стосложении и в Символе Веры воспринимались простыми верующими наиболее болезненно. Но значит ли это, что сами идеологи раскола не придавали значения текстовым изменениям, воспринимая их только как очередное, в ряду многих, свидетельство «небрежения» реформаторов? Нужно учесть и то, что быстрое и единовременное «исправление» большого количества богослужебных книг при огромном количестве вносимых
изменений, условия работы авторов челобитных и других сочинений (репрессии, аресты и пр.) - все это не давало возможности провести детальный анализ, однако его почти полное отсутствие не может, как представляется, свидетельствовать о невнимании лидеров раскола к этой стороне вопроса. Вот почему большую ценность представляют имеющиеся в распоряжении исследователя полемические замечания старообрядческих лидеров, посвященные ряду наиболее болезненно воспринятых ими изменений богослужебного текста.
При этом важен вопрос о соотношении русского и церковнославянского языков в XVII в. По мнению большинства исследователей, в XVII в. в языке шли сложные процессы эволюции как разговорного, так и церковнославянского языков, причем последний подвергался существенному влиянию разговорной речи. Постепенно в разговорной речи исчезают архаичные формы слов при сохранении их в книжной, церковнославянской речи. В то же время в письменных памятниках рассматриваемого периода начинают преобладать формы, употребляемые в разговорной речи, что дает основание говорить о постепенном распаде в конце XVII в. «системы двуязычия» русского и церковнославянского языков и возникновении русского литературного языка [5. С. 272, 454; 6. С. 154-159; 8. С. 115118; 9. С. 79-94; 10. С. 103; 11. С. 127; 14. С. 126; 27. С. 219-252].
Под иным углом зрения языковая ситуация XVII в. рассматривается А.А. Алексеевым, определяющим ее не как ситуацию «двуязычия», а как проявление «конгломерата» русского и церковнославянского языков [4. С. 45]. Близкой к этой позиции является и точка зрения Б.А. Успенского, применяющего к языковой ситуации Древней Руси термин «диглоссия». По мнению Б.А. Успенского, «в ситуации диглоссии разные контексты соотнесены с разными языковыми системами. В данном случае речь идет о том, что церковнославянский язык применялся как сакральный, а разговорный -в повседневной жизни» [22. С. 6-7; 23].
К XVII в. ситуация изменяется. Если ранее «понятие языковой правильности связывалось... с книжным языком, что проявляется прежде всего в его кодифици-рованности», то в XVII в. начинается кодификация и русского языка (в связи с усилением влияния Украины, где аналогичные процессы происходили с начала века - появлялись церковнославяно-русские словари, церковнославянский язык пытались сделать языком повседневного общения школьников), и постепенно «русский язык начинает фиксироваться в языковом сознании как особая языковая система, противостоящая церковнославянскому языку» [22. С. 38-39; 21. С. 26-35]. С этого момента и возникает реальная ситуация двуязычия, в связи с чем церковнославянский язык постепенно может начать восприниматься как «непонятный», насыщенный вышедшими из употребления формами, некий эквивалент латыни. Отсюда может снижаться и острота восприятия изменений текста.
Возражая Б.А. Успенскому в связи с его тезисом о более поздней кодификации русского разговорного языка, Л.Г. Панин, тем не менее, также определяет церковнославянский язык как одну из форм единого русского литературного языка, оговариваясь, что разграничение двух
форм условно и идет от «от описываемого языком содержания, богослужебного (церковного) или небогослужебного» [12. С. 81]. В XVII в., по мнению исследователя, церковнославянский язык становится «чужим» в системе литературных форм русского языка, т.е. возникает ситуация двуязычия [12. С. 53]. Рассмотрим теперь, насколько остро воспринимают изменения в церковнославянском тексте старообрядцы.
Наиболее часто свою позицию по текстовым изменениям высказывает Лазарь Романовский, и реже - Никита Добрынин. Большая часть полемических замечаний этих авторов посвящена синонимическим изменениям богослужебного текста. Так, возражение вызывает изменение в молитве Христу (в чинах Литургии и Обедницы), где слова в отношении Христа «смертию на смерть наступи» заменены на «смертию смерть поправый». Лазарь Романовский пишет, что новый вариант молитвы не является правильным, в то время как старый являет собой «речь во веки вечныя», т.е. говорит о вечной, а не временной победе над адом [13. С. 189]. По мнению ис-следователей-лингвистов, слово «наступити» имеет следующие значения: наступить ногою, надвинуться, вступить куда-либо, подойти, напасть, атаковать, распространиться по поверхности, восстать, нарушить, настать во времени [17. С. 277], попрати - затоптать, одолеть, победить, оскорбить, разорить, нарушить [19. С. 97].
Как видно из отмеченных исследователями значений этих слов, слова «наступити» и «попрати» имеют значения в основном идентичные, однако «наступити» имеет и такие, как «настать во времени» (по контексту молитвы - можно сказать и «неизбежно настать»), «распространиться по поверхности». Эти значения у слова «попрати» отсутствуют, оно имеет лишь значения «разорить, нарушить» и т.д. Очевидно, что у Лазаря речь идет именно о выделенных нами значения слова «наступить», а возражения его вызывает как раз отсутствие «законченности» действия в новом варианте молитвы.
Таким образом, автор не только досконально знает текст, но владеет и тонкими нюансами смысла, изменение которых, как видим, не осталось без его внимания. Та же тенденция проявляется и в возражении Никиты Добрынина по поводу изменения текста тропаря Богородице, где во фразе «Что Тя наречем, Обрадованная...» слово «обрадованная» заменено на «благодатная». «То бо есть обрадоватися, еже обрете благ перед Богом и еже обрести радость от Бога» [21. С. 149], - пишет Никита Добрынин, подчеркивая важное в данном контексте значение слова «обрадованная» - радость от встречи с Божественным, тогда как «благодать» означает в основном милость, помощь Бога [16. С. 199-200; 18. С. 132].
В центре внимания полемистов оказалось и незначительное по форме изменение в конце псалма 50 -«Тогда благоволиши жертву правды, возношения и всесожигаемая, тогда возложат на олтарь Твой тельца» в дореформенном варианте на «...тогда возложат на олтарь Твой тельцы» - в новом, т.е., множественное число вместо единственного. Никита Добрынин и Лазарь Романовский понимали стих прежде всего как пророчество о будущих страданиях Христа, в связи с чем появление множественного числа показалось им неуместным и дало основания обвинить реформаторов в уклонении в иудаизм, так как речь в результате заме-
ны идет только о «жидовской ветхой жертве», т.е. об обычном у иудеев жертвоприношении [13. С. 199; 21. С. 136].
Еще одно повсеместное изменение, вызвавшее возражения старообрядцев, - замена в ряде молитв слова «церковь» на слово «храм». Слово «церковь» имеет более широкое значение, чем «храм». В их числе и такие, как «собрание верующих во Христа», «христианская вера». При этом слово «храм» могло употребляться и в значении «дом» [20. Стб. 1397-1399, 1444-1447]. Различия в значениях слов «церковь» и «храм» были отмечены и старообрядческими полемистами. В частности, по версии священника Никиты Добрынина, данное изменение иллюстрирует намерение реформаторов «во всем с римляны не разниться, и словенские б книги соединить с латынскими, понеже бо римляне в простых храмах служат и церковное имя у них нивочтоже полагают» [21. С. 149]. В данном случае Никита, очевидно, имеет в виду именно понимание храма как «дома».
Не остались без внимания оппонентов реформы и некоторые грамматические изменения. Здесь наибольшие возражения вызывает повсеместная замена реформаторами в конце практически всех молитв во всех богослужебных книгах слов «ныне и присно, и во веки веком» на « ныне и присно, и во веки веков» и слов «во веки» на «во век». В первом случае произошла замена дательного падежа на родительный падеж времени, на что тут же отреагировали оппоненты реформы. «И та речь еретическая... во веки веком, вечное, а не переменное» [13. С. 200], - отмечает священник Лазарь, имея в виду свое неприятие речи о времени по отношению к Божеству. Точно таким же образом возражает Лазарь и по поводу другой, также почти повсеместной замены слов «во веки» на «во век» - единственное число вместо множественного, что скорее применимо к жизни человека. Старообрядцы, по-видимому, связывали это изменение с заменой «во веки веком» на «во веки веков» и подозревали реформаторов в попытках применить понятие времени к Божественному, в то время как Бог находится вне времени [13. С. 201].
Таким образом, отмеченные старообрядцами изменения и полемика по ним показывают глубокие знания авторов возражений как в целом богослужебного текста, так и тонких нюансов смысла отдельных слов и даже грамматических тонкостей языка, так что и изменения в этой области не остаются без внимания. Правомерно поставить вопрос о том, как соотносятся отмеченные нами особенности полемики старообрядцев с реформаторами и тезис о «двуязычии» и церковнославянском языке как «чужом» и «непонятном» в отличие от разговорного. Достаточно очевидным представляется, что для авторов старообрядческих полемических сочинений этот язык таковым не был, а потому изменения в тексте воспринимались ими достаточно остро.
В данном случае правомерно обратить внимание на особенности социальной группы, которую представляли вожди раскола, - духовенства. Отмеченный исследователями переход к двуязычию, естественно, не мог быть единовременным для всех и каждого. Тем более сложно должен был идти этот процесс в среде духовенства, которое, в силу своей специфики, постоянно находилось в условиях диглоссии. В самом деле, еже-
дневно молитвы и церковные требы священник совершает на церковнославянском языке, но общается с прихожанами, домашними или монахами своего монастыря, если речь идет о «черном» духовенстве, - на русском. Совершение обрядов и таинств требует особой молитвенной сосредоточенности и духовной работы, а потому церковнославянский текст неизбежно «пропускается через себя», не воспринимается как нечто чуждое и непонятное. В связи с этим и любые из-
менения этого текста воспринимаются достаточно остро, независимо от степени «архаичности» (с точки зрения истории языка) той или иной формы. Вот почему исследование собственно изменений богослужебного текста, как упоминаемых в полемических сочинениях, так и оставшихся, в силу разных обстоятельств, без внимания полемистов и их восприятия верующими XVII в. представляется очень важным для понимания причин церковного раскола.
ЛИТЕРАТУРА
1. Аввакум. Книга бесед // Памятники истории старообрядчества. М.; Л., 1927. Стб. 241-424.
2. Аввакум. О сложении перст // Бороздин А.К. Протопоп Аввакум. СПб., 1900. Приложение. С. 38-40.
3. Авраамий. Христианоопасный щит веры // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Б. г. Т. 7. С. 45-59.
4. Алексеев А.А. Пути стабилизации языковой нормы в русском языке XI-XVII вв. // Вопросы языкознания. М., 1987. № 2. С. 36^6.
5. Борковский В.И., Кузнецов П.С. Историческая грамматика русского языка. М., 1965.
6. Горшков А.И. Теория и история русского литературного языка. М., 1984.
7. Житие протопопа Аввакума // Житие протопопа Аввакума и другие его сочинения. М., 1991. С. 27-82.
8. Иванова Т.А. Старославянский язык. М., 1997.
9. Историческая грамматика русского языка. М., 1982.
10. Кожин А.И. Литературный язык Московской Руси. М., 1984.
11. Мещерский Н.И. История русского литературного языка. Л., 1981.
12. Панин Л.Г. История церковнославянского языка и лингвистическая текстология. Новосибирск, 1995.
13. Романо-борисоглебского попа Лазаря роспись вкратце церковным раздорам, их же собра Никон Патриарх со Арсением чернцем от разных вер // Материалы для истории раскола за первое время его существования. М., 1878. Т. 4. С. 179-205.
14. Русинов Н.Д. Древнерусский язык. М., 1997.
15. Сличение Филаретовского Служебника с Никоновским, сделанное для Александра, епископа Вятского // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Б. г. Т. 5. С. 133-136.
16. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1975. Вып. 1.
17. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1983. Вып. 10.
18. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1985. Вып. 12.
19. Словарь русского языка XI-XVII вв. М., 1991. Вып. 17
20. Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского языка. СПб., 1903. Т. 3.
21. Суздальского соборного попа Никиты Константинова Добрынина (Пустосвята) царю Алексею Михайловичу челобитная на книгу Скрижаль и на новоисправленные церковные книги // Материалы для истории раскола за первое время его существования. М., 1878. Т. 4. С. 1178.
22. Успенский Б.А. Краткий очерк истории русского литературного языка XI-XIX века. М., 1994.
23. Успенский Б.А. Языковая ситуация и языковое сознание в Московской Руси // Успенский Б.А. Избранные труды. М., 1994. Т. 2. С. 26-35.
24. Федор, диакон. О превращении новых книг, богомерзких ересей и плевел их // Материалы для истории раскола за первое время его существования. б. г. Т. 6. С. 314-334.
25. Федор, диакон. Письмо, поданное Собору российских архипастырей на допросе 11 мая 1666 г. // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Б. г. Т. 6. С. 1-21.
26. Федор, диакон. Челобитная царю Алексею Михайловичу, поданная в 1666 году // Материалы для истории раскола за первое время его существования. Б. г. Т. 6. С. 21-45.
27. ЧерныхП.Я. Историческая грамматика русского языка. М., 1962.
Статья представлена кафедрой отечественной истории Томского государственного университета, поступила в научную редакцию «Исторические науки» 6 декабря 2005 г., принята к печати 12 января 2006 г.
