CC BY
122
Terra Humana
СОЦИУМ И КУЛЬТУРА
УДК 316.7 ББК 71.04
В.А. Возчиков
ТЕКСТ МЕДИАКУЛЬТУРЫ:
ЛИЧНОСТНОЕ ВОСПРИЯТИЕ КАК ПРОБЛЕМА
В статье анализируются механизмы манипуляции сознанием личности в тексте медиакультуры. Делается вывод о необходимости медиаобразования личности как фактора ее становления в условиях массовизации сознания общества.
Ключевые слова:
личностное восприятие, медиакультура, медиатекст, текст
Информационно-коммуникативная доминанта постиндустриальных процессов и отношений определяет фактор медиакультуры в качестве ведущего условия социополитических, экономических и иных цивилизационных трансформаций, знаменующих собой становление информационного общества. Однако очевидна и обратная детерминация, поскольку расширение медиакультурных компетенций имплицитно заложено в целевых установках информационной общественной модели. Можно сказать, медиакультура и обусловлена общественным процессом, и в то же время направляет его.
Медиакультура по отношению к природе - квазиреальность, которой человек окружил себя, рукотворная действительность, обусловленная техническими возможностями и эстетическим наполнением эпохи. Наличие сообщения (вербального, визуального, аудиовизуального и пр.) - домини-
рующее условие существования этой реальности. Медиакультура, в пространстве которой реализуется всякое сообщение, представляет собой лабиринт каналов коммуникации. Однако упорядочивает их, придает стройность разумной конструкции то, что и агенс (производитель сообщения), и адресат (получатель сообщения) суть субъекты человеческой общественной деятельности. Таким образом смысл медиакультуры как среды, в которой осуществляется межсубъектное общение, расширяется до обязательного фактора совместной деятельности.
Справедливо не только позиционирование медиакультуры в качестве условия совместной деятельности людей, но и включение ее как явления в сущностный ряд деятельностной системы самопознания и самореализации личности. Тем самым раскрывается изначальная взаимосвязь с такими онтологическими категориями, как человек - природа - деятельность -научное знание (истина) - нравственность - культура. Выстраивание этого ряда и введение в него понятия «коммуникации»1 - не простое расширение спектра взаимозависимостей, но интегрирование в сферу бытийного иных соподчиненных сущностей (связь, общение, сообщение и т. д.), среди которых средства массовой информации - материальный носитель для воплощения с помощью медиатекстов определенного содержания человеческого знания.
Теоретические системы, проблемные ситуации, содержание журналов и книг - атрибуты «третьего мира» (по К. Попперу) эволюции человеческого познания. Если в первом мире доминирует физическое состояние субъекта, во втором - состояние сознания, то высший уровень - нравственные искания разума, стремление к истине в процессе дискуссий и критических споров, разрешение проблемных ситуаций. Адекватный «третьему миру» вектор познания медиакультуры задает необходимость негэнтропной информации, распространяемой по коммуникативным каналам СМИ, - то есть информации, максимально свободной от «шумов», «мозаичного» отражения действительности, конъюнктурных и прочих искажений. Чем релевантнее информация, тем полнее она будет воспринята, тем рельефнее ее значимость в процессе самопознания и мировосприятия.
Суммарно вся переданная информация (то есть сообщение как упорядоченное множество элементов восприятия) всегда объемнее информации принятой2. Обуславливает же принятие информации то, что А. Моль называет ценностью3, - содержащееся в сообщении новое знание, полезное для последующей практики. Именно новизна (оригинальность), добавляющая нечто к уже имеющемуся представлению, являет информацию как таковую.
Очевидно, что степень принятого и освоенного зависит от информационной насыщенности сообщения, информативности передаваемого текста. Однако, что считать критерием такой информативности? Согласно приведенной выше точке зрения А. Моля, количество информации связано не с длиной сообщения, а с его весомостью, зависящей от внутренней ценнос-
Общество
Terra Humana
ти. Иными словами, если сообщение предназначено для изменения поведения адресата, то ценность сообщения тем значительнее, чем больше изменений в это поведение оно может внести. Для Моля информация - величина измеримая, и мера ее количества сводится к мере новизны, или, в терминах Моля, непредвиденности, неожиданности.
Видимо следует учитывать количество сообщаемых фактов в увязке с их общественной значимостью. Возможен, в частности, количественный метод анализа содержания, исходящий из того, что эффективность восприятия всякого символа зависит как от частоты употребления этого символа, так и от своевременности его передачи. Например, рассматривая политический аспект материалов в средствах массовой информации, целесообразно обратить внимание на такие составляющие текста, как предпочитаемые политические ценности, методы их достижения, степень принятия или отторжения и т. д. Понятно, что анализ сообщения по другому основанию потребует других параметров. Общий смысл аналитического подхода при этом остается неизменным: восприятие адресатом медиатекста - прежде всего целенаправленный процесс понимания последнего, шире - по определению требующее усилий познание действительности средствами медиакультуры.
Текст медиакультуры в настоящее время есть, по Лиотару, некое знание в форме информационного товара4. Медиатекст включает в себя три важнейших компонента: 1) сообщение о новости или возникшей проблеме; 2) приемы эмоционального воздействия на аудиторию (на логико-понятийном или понятийно-образном уровне); 3) фрагментарное или обстоятельное осмысление ситуации5. Исходя из данной структуры, медиатексты можно классифицировать следующим образом:
- оперативно-новостные (заметка во всех ее разновидностях);
- оперативно-исследовательские (интервью, репортаж, отчет);
- исследовательско-новостные (корреспонденция, комментарий, рецензия);
- исследовательские (статья, письмо, обозрение);
- исследовательско-образные, художественно-публицистические (очерк, эссе, фельетон, памфлет).
В идеале автор медиатекста постоянно помнит об адресате и по возможности предугадывает его реакцию - вопросы, возражения, сомнения. Это и есть та «диалогичность речи», которой соответствуют языковые средства, выражающие в тексте установку на адресата6. Необходимость соблюдения интересов адресата возрастает пропорционально свободе, которую получает автор в построении текста при отсутствии обратной связи. Для заметки или репортажа так называемой «первичной реальностью» являются новость, факт, событие, для статьи или корреспонденции - явления, процессы, ситуации.
Медиатекст как сообщение о некоем событии возможно рассматривать в качестве способа преодоления «неопределенности» (К. Шеннон) этого события. Причем под последним не обязательно понимается действие как
таковое, но любое явление материального или духовного порядка, по каким-либо мотивам ставшее предметом интереса адресанта. Чем больше информации содержит сообщение, тем полнее раскрывается смысл освещаемого события.
Однако в данном случае под информацией понимаются исключительно сведения, способствующие «снятию» неопределенности. Фон, на котором существует информация (стилистические «украшения», так называемые «шумы», то есть сведения стороннего характера, и т. д.), признается избыточным. Считается, что избыточность обычной информации чрезвычайно высока, конкретизируется даже доля в четыре пятых от совокупного информационного объема7. Очевидная неизбежность явления избыточности обуславливается как объективными, так и субъективными факторами. К первым следует отнести частичную утрату информативности в процессе прохождения сообщения по коммуникативному каналу (например, в результате редактирования, технического сокращения и пр.), ко вторым - естественное стремление автора сделать сообщение наиболее выразительным, наглядным, воспринимаемым. Избыточность может быть продиктована и целью нарочито «затуманить» значимые моменты сообщения, скрыть их за яркой образностью и другими лингвистическими ресурсами. В последнем случае избыточность информации предстает одной из форм манипуляции.
Прежде чем перейти к медиатексту в аспекте манипулятивного воздействия на личность, отметим следующее. Сравнительно недавно, в 80-х годах прошлого века, перед отечественной социологией в качестве одной из главных ставилась задача проведения четких границ между собственно группами и «неклассическим» множеством индивидов (массами), равно как и между групповым и негрупповым - массовым - сознанием8. Тем самым констатировалось наличие в обществе не только разнообразных «классических» групп с присущими им определенными (групповыми) типами общественного сознания, но и некоторых неопределенных множеств индивидов, объединяющих представителей различных групп, отличающихся особым («негрупповым» в его традиционном понимании) типом общественного сознания. Такое негрупповое сознание маркировалось как массовое. В традициях группового, классового подхода к общественным явлениям, в контексте многократно стратифицированных классовых обществ массовое сознание воспринималось как нечто маргинальное, обнаруживающееся лишь на периферии общественного сознания. Общности в виде аудитории той или иной телепередачи, эстрадного зрелища, группы совместного проведения досуга, посетителей учреждений культуры и т. п. представлялись «случайными», «временными», утверждалось, что «массовое сознание, как и сама масса, не существуют вообще, что они всегда облечены в те или иные конкретные формы.. .»9. При этом тут же, в виде пояснения, отмечалось едва ли не обратное: что эти самые «конкретные формы» (поклонники спортивной команды, читатели определенного журнала и пр.) «...представляют собой различные типы именно массы как некоего
Общество
Terra Humana
общего типа «неклассических» общностей, отличного от групп в собственном смысле этого слова. Значит, все они заключают в себе и нечто единое, и то, что делает их различными видами некоего общего рода - массы»10.
Однако мы не видим необходимости в полемике по поводу очевидных противоречий цитируемой работы, во многом, полагаем, обусловленных методологическими традициями того времени. Для нас гораздо актуальнее наблюдения о причинах широкого процесса массовизации, возникновении и функционировании в современном обществе значительного числа новых образований - формальных и неформальных групп, многочисленных «неклассических» массовых общностей. Так, к массовизации общества ведет увеличение количества «социальных ролей», которые доводится «исполнять» индивиду. В настоящее время он не только член семьи, сосед, житель определенного населенного пункта, представитель того или иного класса, нации и т. п., как сто или двести лет назад, но и участник иных больших, средних и малых групп, количество которых уже с трудом поддается учету (горожанин, рабочий, семьянин, носитель еще десятка-двух ролей в прошлом, он теперь, в дополнение к освоенному «набору», входит, к примеру, в общности пассажиров общественного транспорта, посетителей кафе и ресторанов, клиентов учреждений здравоохранения и т. д.). Проблема не в длине «ролевого» списка как такового. «Коль скоро временное «пространство» деятельности субъектов общения, а также их физические и духовные ресурсы всегда остаются ограниченными, одновременное включение «Мы» и «Я» во множество связей с другими «Мы» и «Я» - причем связей не только устойчивых, стабильных, но и моментальных, ситуативных, - неизбежно ведет к относительному выхолащиванию содержания многих из этих связей, к усилению в их структуре разного рода поверхностных механизмов, формальных моментов, не затрагивающих сущностных свойств отдельной человеческой личности, равно как и различных объединений людей»11. Следствием данного явления становится как относительная независимость индивидов от тех или иных видов отношений, так и формирование моделей поведения, основанных на стандартных, формальных, «бездушных» и т. п. подходах к действительности.
Медиакультура, увеличивая количество социальных ролей современного индивида (он является подписчиком периодических изданий и их читателем, радиослушателем, телезрителем, пользователем Интернета, сторонником определенного издания и т. д.), способствует массовизации общества, и, видимо, процесс этот объективен. Но насколько далеко он зайдет? Ведь представляется очевидным, что включающиеся в какую-то конкретную массовую деятельность «.разные люди уравниваются друг с другом лишь в каком-то одном, конкретном отношении, оставаясь во всех остальных отношениях непохожими друг на друга, неповторимыми личностями. По мере же того как в обществе увеличивается общее количество видов массовой деятельности, в которых приходится участвовать одним и тем же индивидам, их неповторимые личностные свойства «обкатываются», «обтачиваются» уже не с одной, а с разных, многих сторон»12. Массо-
визация общества, а значит, и медиакультура, как полноправный фактор этого процесса, ведет к уравниванию свойств индивидов, утрате индивидуальности, уникальности человеческого «я».
Согласно «закону поля» (П. Бурдье), каждой сфере деятельности уготована собственная логика существования. Однако сегодня средства массовой информации (СМИ) вторгаются в «поля» культуры и гуманитарных наук, разрушая их, а сами все больше подчиняются нормам «поля» бизнеса. В смысловом контексте известного определения культуры как системы исторически развивающихся надбиологических программ человеческой деятельности, поведения и общения, выступающих условием воспроизводства и изменения социальной жизни во всех ее основных проявлениях, отчетливо отражаются характерные особенности средств массовой информации - знаковых воплощений медиакультуры. Обратим внимание прежде всего на выявляемую взаимосвязь культуры с изменениями социальной жизни. Роль средств массовой информации (в более широком смысле - медиакультуры) в социальных общественных трансформациях в настоящее время не вызывает сомнений. Именно СМИ, а не тяжелая или легкая промышленность, наука или искусство формируют в массовом масштабе образ жизни и деятельности современного человека. Сознательно, а зачастую и бессознательно, потребители навязываемых средствами массовой информации товаров и поведенческих стереотипов стремятся сделать себя неунывающими, выглядеть спортивными и жизнеспособными, во всем разбирающимися и влияющими на события. СМИ регулируют поведение и мировосприятие людей (в том числе отношение к труду и традиционно признаваемым ценностям), внушая соответствующие представления о мире; идеалы, согласно которым что-то считается хорошим, другое - приемлемым, а третье - недопустимым; оценки-отношения и оценочные наименования (согласимся, что, в частности, отношение к экстремистским группировкам во многом зависит от того, как называть тех, кто туда входит, - террористами, повстанцами, боевиками или партизанами); классификации, ориентирующие человека, например, в современном политическом спектре: кого считать центристом, кого - сторонником прогресса или, наоборот, консерватором...
Неоднократно отмечалось, что в настоящее время не монополии на трансляцию добиваются владельцы СМИ, а создания выгодного им или неким «заказчикам» образа событий. Создание образа - это всегда манипулирование знаками, символами, коммуникация же, по определению, - поток символов. То, что выглядит как информационный поток, является процессом создания образа. Вернее сказать, псевдообраза под нужным ракурсом искаженной реальности - продукта изощренных медиатехнологий.
Таким образом, справедливо утверждать, что манипулятивные технологии, феномен, по мнению исследователей, столь же древний, как и само сознание13, обусловлены не столько прагматической целью выдать нечто желаемое за конкретное действительное (хотя такие цели преследуются довольно часто), сколько особым пониманием духовного производства как
Общество
Terra Humana
обособленного, автономного от действительности. На уровне медийной практики, подкрепленной соответствующими обоснованиями ценностей «массовой культуры», происходит своеобразная реанимация известной парадигмы Ф. де Соссюра, положившей в свое время начало структурной лингвистике. Суть концепции - в признании автономии языковой знаковой системы по отношению к функции обозначения реальности и выражения смысла. Знаки, предполагается, несут в себе некую трансцендентную сущность, они существуют отдельно от обозначаемых ими референтов. Как подчеркивает де Соссюр, настоящим условием развития лингвистики является принятие независимости знака от референта и изучения законов автономного знакового обмена, «... означающее немотивированно, то есть произвольно по отношению к данному означаемому, с которым у него нет в действительности никакой естественной связи»14. Не углубляясь в область структурной лингвистики, отметим, что де Соссюр ставил сугубо научную проблему, не предполагая возможности переноса своей концепции в систему общественных отношений. Последним же во многом объясняется та ситуация, которая сложилась в настоящее время в российской медиакультуре, во всяком случае, в том преобладающем ее секторе, что заполнен передачами и публикациями, рассчитанными на так называемого массового реципиента (разумеется, речь не идет о том, что производители медиатекстов сознательно реализуют соссюровскую парадигму; весьма вероятно, что они и не слышали о ней).
Согласно «формальной» лингвистике, современное духовное производство должно быть понято как автономная - не зависимая от задач адекватного описания реальности или служения тем или иным общественным ценностям - система производства взаимообменивающихся, свободно комбинирующихся знаков, вступающих в отношения друг с другом абсолютно независимо от того, как это диктуется действительностью. Радикальная автономия обозначающего от обозначаемого, знака от референта, по сути, закрывает внешний мир от человеческого восприятия. Таким образом, личность лишается суверенности своего мышления и сознания, возможности адекватно воспринимать действительность и на основе этого восприятия принимать соответствующие решения. Личность становится манипулируемой, что, по совершенно справедливому заключению А.С. Панарина, следует признать одной из «тяжелых болезней современной цивилизации»: «Если знаки оторвать от обозначаемого, создавать их автономную комбинаторику, то все подлинное начинает отступать и уходить, оставляя поле подделкам, имитациям, любителям игровой модели существования, живущим за счет тех, кто не играет, а трудится, любит, борется и берет ответственность всерьез»15.
Один из идеологов семиотики, Р. Барт, утверждал: «Текст обретает единство не в происхождении своем, а в предназначении. читатель - это человек без истории, без биографии, без психологии, он всего лишь некто, сводящий воедино все те штрихи, что образуют письменный текст»16. Полагаем, со сказанным следует согласиться, но в ином смысле: утратив
действительность, получив вместо нее «автономные знаки», человек лишается своей биографии и истории, которые по сути и есть действительность; он утрачивает жизненные опоры естественного бытия, получая взамен нечто аморфное, подвижное, сконструированное чужой волей.
В контексте вышеизложенного доводы о том, что средства массовой информации не манипулируют общественным мнением, но лишь предоставляют возможности, создают условия для получения любого сообщения, а собственно восприятие, его степень и глубина зависят от конкретной личности17, представляются некорректными. Ведь совершенно очевидно, что речь идет не о СМИ как коммуникативных каналах, а о целевых установках авторов медиатекстов, содержательном аспекте сообщений. Подоплека таких «целевых установок» неоднократно становилась предметом исследований18. С одной стороны, налицо потребность аудитории, не настаивающей на трансляции той подлинной действительности, которая не соответствует их мироощущению или достигнутому уровню благополучия. С другой стороны, очевидны заказы определенных партийных, общественных, промышленных и прочих групп, властных или криминальных структур, преследующих «ведомственные» интересы, причем отнюдь не всегда конкретно-материальные, значительно чаще - имиджевые, сводящиеся к созданию на достаточно продолжительное время нужного образа событий и своего собственного. Существует даже весьма симптоматичная, хотя и небесспорная, точка зрения, согласно которой основные российские средства массовой информации добровольно стали инструментом манипуляции общественным мнением в период подготовки и проведения в России президентских выборов 1996 г. Высказывалось предположение, что сыграла свою роль щедрая подпитка прессы со стороны политизированного капитала, поддержавшего партию власти в расчете на доступ к распределению государственной собственности в ходе приватизации19.
Ошибочно полагать, что возможность манипулятивного воздействия не то что пугает, но хотя бы настораживает многочисленную аудиторию средств массовой информации. По отношению к этой проблеме всех реципиентов сообщений массмедиа, видимо, возможно разделить на три разновеликие группы: в первой (без сомнения, самой представительной) окажутся те, кто о манипулятивных технологиях никогда не думал, а то и не слышал; ко второй группе отнесем уверенных в себе членов общества, убежденных, что они способны дать адекватную оценку услышанному, увиденному и прочитанному; третья группа - для тех, кто не исключает, что предлагаемая им информация расходится с действительностью, но это не отчуждает их от общения с медиа.
Обозначение манипуляции сознанием как проблемы, как «тяжелой болезни цивилизации», по сути, выводит на необходимость позиционирования еще одной группы аудиовизуальной аудитории, в которой газетножурнальные публикации, телепрограммы и радиопередачи вызывали бы соответствующую рефлексию, становились стимулом умственной деятельности. Группа эта не гипотетическая, она реальна и не столь уж малочис-
Общество
Terra Humana
ленна, чтобы не принимать ее во внимание (судить об этом позволяют хотя бы публикации в периодике, содержащие, например, требования медиааудитории о создании общественного совета по телевидению). Следовательно, справедливо говорить не о выделении такой группы, тем более - не о формировании, но о всемерном ее расширении. Причем прежде всего за счет молодежи - как наиболее восприимчивой к обучению (в том числе к общению с миром медиа) части общества, но главное - той части общества, которая потенциально олицетворяет будущее страны.
Реальность же такова, что человек медиакультуры, а таковым следует считать всякого, соприкасающегося со сферой медиа, - всегда личность манипулируемая, и в этом смысле справедливо представить медиакультуру как современную технологию некоего глобального менеджмента. Г. Лебон ошибался, предполагая в конце XIX столетия, что наступила «эра масс», которые будто бы «диктуют правительству его поведение»20, - такого (во всяком случае, на сколько-нибудь длительном историческом промежутке) не было никогда. Но Г. Лебон по-прежнему актуален, определяя место индивидуального в коллективном, выводя так называемый закон духовного единства толпы.
Цели манипулятивного воздействия в каждом случае вполне конкретны, но на обобщенном уровне представляется вполне адекватной формулировка, где речь идет о том, как «дать нам такие знаки, чтобы мы, встроив эти знаки в контекст, изменили образ этого контекста в нашем восприятии». Автор медиатекста «подсказывает нам такие связи своего текста или поступка с реальностью, навязывает такое их истолкование, чтобы наше представление о действительности было искажено в желательном для манипулятора направлении. А значит, это окажет воздействие и на наше поведение, причем мы будем уверены, что поступаем в полном соответствии с нашими собственными желаниями»21. К тому же, сущностные характеристики манипуляции не выглядят агрессивно. Во-первых, это не угроза, не насилие, а духовное, психологическое воздействие, причем - во-вторых -воздействие скрытое и - в-третьих - требующее значительного мастерства и знаний. Наконец, всякая манипуляция сознанием есть взаимодействие: «Только если человек под воздействием полученных сигналов перестраивает свои воззрения, мнения, настроения, цели - и начинает действовать по новой программе, - манипуляция состоялась»22.
Задача человека, не желающего стать жертвой манипуляции, - прежде всего мысленно как можно полнее воссоздать реальный контекст сообщения и «встроить» в него услышанное или увиденное. Чем основательнее подготовка личности к общению с миром медиа, тем легче человек переходит от одного контекста к другому, соединяя различные аспекты действительности в единую реальную картину. Иными словами, необходим анализ сообщения в широком смысле, ориентированный на понимание скрытой составляющей этого сообщения и приводящий к трем результатам: интерпретации скрытого, оценке скрытого и принятию личностной позиции по отношению к скрытому.
Глобальный характер медиакультуры позволяет определить ее как одну из тех метакультур, что складываются в процессе становления информационного общества23, в структуру которой в статусе важнейшей субкультуры входит медиаобразование - необходимое звено, объединяющее в едином социокультурном пространстве образование и медиакультуру.
Однако значение медиаобразования не только в обеспечении адекватного восприятия текста медиакультуры. Цели и задачи медиаобразования в настоящее время представляются достаточно широко: помочь человеку в его исканиях собственной сути, обнаружить и развить его потенциальные способности, стремления и тем самым придать ему новые духовные силы для подлинной жизни - вот важнейшая цель образования вообще и медиаобразования в частности. Последнее справедливо рассматривается как фактор становления личности в контексте прошлого и настоящего опыта, как условие коммуникативного взаимодействия личностных содержаний педагога и учащегося. Результатом этого является реально достигаемый в учебно-воспитательном процессе высокий уровень интеграции совместной деятельности учителя и учеников, проходящей в атмосфере сотрудничества и взаимопонимания, единства направленности и организованности, искренней доброжелательности и открытости отношений, сплоченности и глубины интереса педагога и обучающихся друг к другу.
В настоящее время все очевиднее становятся возможности медиаобразования, которые способствуют свободному выбору мировоззренческой ориентации и формированию аналитического отношения к той или иной жизненной позиции, обеспечивают осознанную и обоснованную выработку убеждений. Вот почему ведущая цель медиаобразования - способствовать становлению личности как «человека культуры», образовать ее для творчества как индивидуальной самореализации.
1 Березин В. М. Массовая коммуникация: сущность, каналы, действия. - М. : РИП-хол-динг, 2004. - С. 14.
2 Моль А. Теория информации и эстетическое восприятие / Пер. с фр. Б. А. Власюка, Ю. Ф. Кичатова. - М. : Мир, 1966. - С. 40; 50.
3 Там же. - С. 51.
4 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна / Пер. с фр. Н.А. Шматко. - М. : Институт экспериментальной социологии; СПб. : Алетейя, 1998. - С. 20.
5 Засурский И. И. Масс-медиа второй республики. - М. : Изд-во МГУ, 1999. - С. 272.
6 Чепкина Э. В. Взаимодействие автора и адресата в условиях массовой коммуникации // Журналистика конца 80-х: Смена приоритетов. - Екатеринбург: УрГУ, 1991. - С. 121.
7 Калмыков А. А. Интернет-журналистика: Учеб. пособие для студентов вузов, обучающихся по специальности 021400 «Журналистика». - М. : ЮНИТИ-ДАНА, 2005. - С. 56.
8 Грушин Б. А. Массовое сознание: Опыт определения и проблемы исследования. - М. : Политиздат, 1987. - С. 165.
9 Там же. - С. 168.
10 Там же.
11 Там же. - С. 189.
12 Там же. - С. 190-191.
13 Новые информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. - 2003. - № 12. - С. 25.
Общество
Terra Humana
14 Соссюр Фердинанд де. Курс общей лингвистики / Пер. с фр. А. М. Сухотина, перераб. А. А. Холодовичем / Соссюр Фердинанд де. Труды по языкознанию / Пер. с фр. под ред. А. А. Холодовича. - М. : Прогресс, 1977. - С. 101.
15 Панарин А. С. Православная цивилизация в глобальном мире. - М. : ЭКСМО, 2003. -С. 340.
16 Барт Р. Смерть автора / Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика / Пер. с фр. - М. : Прогресс, 1989. - С. 390.
17 Самарцев О. Р. Телевидение, личность, образование. Очерки теории образовательного телевидения. - Ульяновск: Ульяновский дом печати, 1998. - С. 111.
18 Доброхотов Р. А. Политика в информационном обществе // Полис. - 2004. - № 3 (80). -С. 155; Засурский И. И. Масс-медиа второй республики. - М. : Изд-во МГУ, 1999. - С. 87; Иванов Д. Общество как виртуальная реальность. / Информационное общество. - М. : Изд-во «АСТ», 2004. - С. 326; Марков С. А. Медиакратия: СМИ как эффективное орудие власти в информационном обществе. / Третьяков В. Т. Как стать знаменитым журналистом: Курс лекций по теории и практике современной русской журналистики / Предисл. С.А. Маркова. - М. : Ладомир, 2004. - С. 30; Панарин А. С. Православная цивилизация в глобальном мире. - М. : ЭКСМО, 2003. - С. 82.
19 Засурский И. И. Масс-медиа второй республики. - М. : Изд-во МГУ, 1999. - С. 87.
20 Лебон Гюстав. Психология народов и масс. - СПб. : Макет, 1995. - С. 150.
21 Кара-Мурза С. Г. Манипуляция сознанием. - М. : ЭКСМО, 2003. - С. 28.
22 Там же. - С. 19.
23 Новые информационные технологии и судьбы рациональности в современной культуре (материалы «круглого стола») // Вопросы философии. - 2003. - № 12. - С. 33.
