CC BY
44
УДК 821.161.1
ББК 83.3 (2=Рус)
Н 16
А.Г. Нагапетова
Своеобразие решения идеи художественного конфликта в романе В.Ажаева «Далеко от Москвы»
(Рецензирована)
Аннотация:
В статье рассматривается своеобразие решения идеи в романе «Далеко от Москвы» В. Ажаева, который фактически обобщил «производственную» прозу, попытался связать идеи «общественного» строительства с исканиями человеческой души. Это стремление обогатить каноны традиционной поэтики «производственной» прозы в свое время и предопределило успех романа.
Ключевые слова:
«Производственная проза», конфликт, послевоенная проза, бесконфликтность, эволюция конфликта.
Проблемы «производственной» прозы и характер их решения в условиях пресловутой «теории бесконфликтности» были в центре внимания критики на всем протяжении советского периода русской литературы прошлого века. Художники-писатели стремились осмыслить духовно-исторический процесс как последовательное становление коллектива единомышленников, как результат превращения каждого в общественника-коллективиста.
При этом произведениям производственной тематики была свойственна специфическая черта: писатели устанавливают тему формирования в первую очередь тяжелой промышленности или крупного сельскохозяйственного предприятия.
В новых послевоенных сюжетах промышленная техника время от времени отказывается работать или работает не так, как ожидается, и таким же образом человек в преобразованных общественных процессах существует порой абсолютно не по тем программам, которые спускались сверху. Социалистический реализм вводил произвольные стандарты, основанные на политике партии, заставляя художников и писателей следовать им. И при этом стандартной установкой продолжал оставаться обязательный и для довоенной литературы, уже не однажды упоминавшийся нами мотив «моментального перевоспитания» главного героя в активные и прилежные члены социалистического общества.
Он, главный герой, имеет дело с рядом факторов и ситуаций, призывающих сообразоваться с ними как с бесспорной, неустранимой в просматриваемой для героя перспективе непредвзятой реальностью. Причем эти обстоятельства воспитывают людей, вынуждают их покориться внешней, наружной воле. В результате конфликт, преимущественно захватывавший основную долю произведения, мгновенно разрешается в его конце.
Это волшебное «вдруг» явилось для массового советского читателя признаком того, что есть она - некая высшая инстанция, которая вторгнется и воскресит справедливость.
Для данного исторического периода обращение прозаика к теме труда обозначало изображение первых подвигов героя в производственной сфере как образец воспитания, воодушевляющего на трудовые достижения. Так, например, революционную романтику некоторые писатели трактовали как представление ориентированности героя в будущее, но столь решительное, что при этом обрывались его связи с настоящим, а мечта становилась реальностью. Подобное мифическое приращение времени составляет остов и
эстетическую ценность соцреализма. Литература приращения времени была провозглашена на съездах, насаждалась в критике, литературоведении, в учебных программах, так как это было определено советской идеологией - идеологией всеобщей ориентированности в будущее.
При этом данная установка должна была гармонично объединяться с поисками места в реальной, ежедневной жизни, которая у каждого одна. В.Кочетов в романе «Журбины» подчеркивает: различия между «райским садом» будущего и «зимним садом» настоящего - только вопрос времени, его ускорения: «Не знаю, когда это будет, только верю, что будет: в нашем городе зацветут на улицах тропические растения. Выйдет человек из дома и под собственным окном сорвет на ходу апельсин или персик» [1: 89].
Таким образом, справедливо утверждение критика Н.Козловой о том, что существует возможность «трактовать произведения соцреализма как источник образцов социализации, как проекцию социального желания, как средство коллективной терапии, позволяющее читателю и зрителю очертить границы социального пространства персонажей, с которыми он мог себя идентифицировать. Речь идет об образцах для групп и сообществ, о нормах и моделях коммуникации» [2: 144].
Действительно, имело место активное самовозвеличивание официального общества и литературы. Вся сложность жизненных конфликтов сдвигалась в таких произведениях к традиционным противоречиям между хорошим и лучшим, либо к противопоставлению всего советского («социалистического») всему зарубежному («буржуазному»).
В послевоенные годы смысл лозунгов «искусство принадлежит народу», принципы партийности и классовости в «служении народу» оставались в силе. Призывы к «простоте», «народности», «понятности» литературного языка часто разрешались облегчённостью, оскудением художественных средств, бледностью образов, иллюстративностью, «нейтральностью» стиля.
Здесь имела место «теория бесконфликтности», «праздничность» литературы, сторонники которой выводили литературу на путь однобокого представления жизни, изображая ее в розовых тонах. Эту послевоенную тенденцию критик Х.Тлепцерше объясняет следующим образом: «после победы над фашизмом было так много светлого, надежного, основательного, что не писать об этом писателям было невозможно. Традиция же постепенно входила в привычку, потом превратилась в канон. А с канонами бороться нелегко и непросто» [3: 50].
В послевоенной «колхозной» литературе далеко не полно воссоздана деревенская действительность со всеми ее тяготами и противоречиями, преодоление которых сосредоточивало центральное содержание битвы советских людей за возрождение сельского хозяйства. Конфликт традиционно активизировал и вырабатывал характеры персонажей, и в этом процессе обнаруживались судьбоносные свойства образа. Однотипные конфликты, случавшиеся с одним и тем же героем, не развивали, а примитивизировали персонаж. Как говорит В.Ковалев, «Во многих, даже наиболее популярных произведениях, была сглажена острота жизненных конфликтов, поверхностно очерчены характеры; серьезные замечания вызывает и недостаточная выразительность языка» [4: 165].
При этом исследователь Н.Козлова отмечает, что помнит «затрепанные библиотечные экземпляры производственных и колхозных романов», что в зале библиотеки имени В.И.Ленина студенты, вместо того, чтобы готовиться к экзаменам, лихорадочно глотали «Далеко от Москвы» - тогдашний бестселлер» [5: 143].
Действительно, в первые послевоенные годы в романе В.Ажаева «Далеко от Москвы» (1948) трудовой подвиг народа получает новое для своего времени, достаточно яркое освещение.
Как писал позже К.Симонов (работавший тогда в редакции журнала «Новый мир»), «роман нам нравился и был нужен журналу», но требовал немалой доработки, что автор с помощью журнальных редакторов осуществил, роман напечатали в «Новом
мире», а вскоре издали отдельной книгой. По мнению К.Симонова, «очевидно, Ажаев испытывал глубокую внутреннюю потребность в той или иной форме все-таки написать о том, чему был участником и свидетелем, о людях, которые тогда, в военные годы, построив этот нефтепровод, совершили, казалось бы, невозможное» [6: 14].
В.Ажаев старается обнаружить красоту нравственного облика советского человека, раскрыть новые особенности его характера, выработанные в условиях социалистического строя. Действующими героями романа В.Ажаева являются традиционные для соцреализма персонажи конструктивной воли, верные коммунистической партии, персонажи, характер которых проявляется главным образом в труде, в отношении к коллективному делу. Для наращивания темпов строительства нарком назначает новых руководителей стройки, прекрасно проявивших себя при выполнении наиболее сложных и ответственных партийных поручений - Василия Батманова (начальник стройки) и Г еоргия Беридзе (главный инженер).
В романе показана «возглавляющая роль партии» в лице секретаря горкома, который всегда знает, что делать («Ты - сама совесть», - говорит начальник строительства Батманов парторгу Залкинду). В нем есть старожил-рыбак Карлов, который без инженеров знает, каким образом и где надлежит проводить трубопровод, консервативный древний инженер Тополев, которого активно перевоспитывают, «дружба народов» в лице стахановца-сварщика Умара Магомеда, в котором воплощены типические черты современного рабочего-новатора. Имеется и кулацкий сын, которого, по законам теории «бесконфликтности», разоблачают.
Таким образом, в произведении действует весь несущий идеологическую нагрузку «кадровый набор», позднее сделавшийся обязательным для соцреализма, что породило соответствующие отзывы в критике того времени. Так, П.Павленко писал о романе В.Ажаева, что книга радовала его тем, «как быстро и умно растет наше поколение, как красиво и цельно формируется характер социалистического человека» [7].
Однако в романе не упоминаются исправительно-трудовые лагеря, не упоминаются заключенные, создавшие этот известный, так нужный государству нефтепровод. Конст. Симонов (знавший, где была эта стройка и кем там был автор), пишет, что В.Ажаев «и о заключенных написал, как о свободных людях, как о советских гражданах, которые в нечеловеческих условиях внесли свой собственный вклад в нашу победу. И сделал это вполне сознательно, желая своим романом поставить памятник их усилиям, их мужеству, их преданности родине» [6: 9]. Действительно, условия были «нечеловеческими» и физически, и морально, но о том, чтобы опубликовать тогда эту правду, не могло быть и речи.
При этом В. Ажаев, сам бывший узник ГУЛАГа, был знаком с тайгой крайне достоверно; он описывал реку «Адун», в которой просматривался Амур, колоритными цветами, знал эти места и местный диалект, именовал баржу «Халкой». Подобные детали придавали неповторимую достоверность романным событиям, что и утверждает К.Симонов: «Для него за каждой страницей его рукописи стояла жизнь» [6: 6].
Продолжительная дорога от окруженной немцами Москвы до дальневосточного Новинска мучительна и беспокойна для присланного партией Алексея. Он не в состоянии смириться с тем, что он, исконный москвич и советский патриот, направляется в абсолютный тыл, в то время как противник стремится к столице Родины. Удрученное состояние Алексея усиливается и тем, что его жена Зина, отправившаяся вслед за ним добровольцем на фронт, продолжает биться с неприятелем, а он отправляется заниматься совершенно неуместным делом - сооружать нефтепровод, который предоставит нефть лишь спустя год. Трудовой подвиг в тылу приравнивается писателем к боевым подвигам, тем не менее Алексей Ковшов еще более недоволен собственным назначением. Молодой город Новинск, о котором он так много читал в прессе, представляется ему маленьким и провинциальным; гигантская река Адун, глухая тайга и красочные сопки не могут заменить в его сердце родные среднерусские пейзажи. Игнорируя возражения инженера
Беридзе и нового парторга стройки Залкинда, Ковшов вручает начальнику Батманову рапорт с просьбой отпустить его на войну. Но Батманов, талантливый руководитель и коммунист, переубеждает Алексея, объясняет ему, что его ратная зона там, куда направила партия. При этом сам факт строительства искренне восхищает убеждающего: «Какая удивительная сила предвидения заключена в общем плане войны с немцами, если даже при непосредственной угрозе Москве правительство не только не отказывается от строительства далекого нефтепровода, но и приказывает максимально ускорить введение его в эксплуатацию!» [7: 39].
Композиция произведения также выстраивается с учетом постоянно проводимого сравнения стройки с фронтом. Первая часть романа, воспроизводящая начальную стадию строительных работ, - это, по словам Батманова, «отмобилизация сил», сборы; вторая часть - подготовка наступления, разведка, распределение сил; наконец, третья часть -окончание трудов, генеральная баталия, наступление по всему фронту строительства.
Эта аналогия вскоре убедила Алексея, и он с энтузиазмом вступает в работу. В первую очередь, инженерам следует основательно усовершенствовать устаревший, довоенный проект сооружения, сделать его соответствующим военной обстановке, что требует внутреннего согласия в коллективе.
Автор уделяет немалое внимание борьбе Беридзе, Васильченко, Ковшова за новый проект строительства, за новые способы труда. Не все инженерно-технические работники управления поддерживают их борьбу, которая осуществляется как внутри, со своими страстями, так и с внешними врагами. Противник внутри коллектива - бывший главный инженер и один из авторов проекта Грубский, аргументируя мнением зарубежных экспертов, доказательно отстаивает прежний проект. Под воздействием этого мнения пребывает и знаменитый русский инженер Кузьма Тополев, работы которого Алексей осваивал еще в институте. Противостоящая группа - группа новаторов - пытается внедрить ряд революционных решений, в частности, переместить магистраль нефтепровода на другой берег Адуна, что укоротит его, а также приступить к сварке труб зимой, против чего решительно выступают все иностранные специалисты.
К сожалению, точно обозначенный конфликт обрел в романе в некоторой степени ограниченное решение. Это обусловлено тем, что В.Ажаеву не удалось нарисовать художественно убедительный образ инженера Грубского, антагониста нового проекта. И потому, несмотря на то, что дерзкие инициативы Беридзе не принимаются группой Грубского, Батманов, не ожидая итогового принятия проекта, осуществляет смелые идеи Беридзе. Строительство начинает перемещаться на другой берег Адуна.
Действующий персонаж романа - обязательный для соцреализма трудовой коллектив, который предстает не инертной массой, а в качестве монолитного гармоничного братства людей, возглавляемых, прежде всего, коммунистами. Коллективная работа занимает центральное сюжетообразующее место потому, что другой формы работы в исторически сложившемся социуме нет. Воспитание, вырабатывание мировоззренческого и моральнонравственного облика гражданина было неизменно связано с организацией людей в полноценный, здоровый коллектив. Коллектив строителей, неделимый, боеспособный, формированию которого придают серьезное значение Батманов и Залкинд, является центральным героем романа.
Большой путь прошел коллектив трассы всего за пять месяцев, каждый строитель занял собственную нишу в коллективном великом деле. Многое еще предстоит сделать, но стержневая задача разрешена - сформирован боевой, согласованный коллектив, способный выполнять любые задания. И только тогда строители сумели воплотить в жизнь задание партии.
Западный критик Л.Вайнер оценивает авторскую позицию следующим образом: «Воспитанный в преданности социализму и Советскому Союзу, молодой подмосковный паренек (наверное, и комсомолец) продолжал верить в эти идеалы; даже перенеся тяжесть ареста, обвинения и лагерного труда, он захотел написать, как оно должно было быть,
написать книгу, которая бы соответствовала его (и нашему) тогдашнему утопическому, часто «плакатному» изображению социализма» [8: 74].
Действительно, в произведениях соцреализма традиционно изображена та реальность, которая желаема, а не та, которая имеет место. Это литература и мечты, и конкретно назначенной цели. От каждого человека требуется не только работать на грани возможностей, но и верить в то, что неосуществимое осуществимо. Сомневающийся провозглашается паникером и признается политически неблагонадежным. Следует отметить, что В. Ажаев в духе времени подчеркивает немалую ценность партийной организации в ходе объединения коллектива. Парторг - второй значимый персонаж в советском производственном романе после начальника строительства или директора завода. Как правило, именно с этими двумя героями знакомится читатель уже на первых страницах («Сталь и шлак» В. Попова, «Секретарь обкома» В. Кочетова, «Сердца беспокойные» Н. Сизова). Так происходит и у В. Ажаева, где парторг Залкинд является одним из определяющих развитие конфликта персонажей.
Отношение партии к людям, вера в них и сталинская фраза «люди - наш самый ценный капитал», как олицетворение государственной политики и нравственных норм, установленных в СССР, - все это придает некий мистический характер всевозможным партийным собраниям и заседаниям. Показательна глава, повествующая о первой партийной конференции, когда строители в первый раз собираются для крупного делового обсуждения собственной работы. На этом и подобных собраниях озвучивают узловые проблемы производства и воспитания, формулируют результаты работы самого различного характера. На подобных партийных собраниях ультимативно объясняется, где «белое», а где «черное», собрание инициирует человека подумать над тем, верно ли он живёт, так ли он поступает.
В романе Батманов изображен как прирожденный организатор и начальник, истинно государственный деятель, подлинный коммунист, взыскательный и отзывчивый человек, умеющий поддержать все новое, передовое. Эти черты партийная «святая троица» -Батманов вместе с инженером Беридзе и парторгом Залкиндом - пытается сформировать в характерах окружающих людей. Так он воспитывает Алешу Ковшова и Рогова, которые в результате уясняют, что здесь, на берегах Адуна, они тоже сражаются, тоже прикрывают Москву.
Воспитательные беседы старых коммунистов Батманова и Залкинда с Ковшовым, воздействие Алексея на старика Тополева являются отчетливо просматривающимися очертаниями новых, неизвестных прежде форм человеческих отношений. Определив коллектив центральным героем своего повествования, писатель серьезно отнесся к изображению персональных характеров. Эту особенность как главное качество романа обозначают и современники автора, и наши современники: «Автор не ограничивается описанием конкретных условий строительства, он ставит проблемы отношений личности и коллектива» [9: 170].
В. Ажаев изображает персонажей в разнообразных рабочих и бытовых обстоятельствах, в увлекательных, эмоциональных и временами чрезвычайно напряженных разговорах, относящихся ко многим сферам бытия, обнаруживает сложность их внутреннего мира, интеллектуальный потенциал. Автор поведал и о переживаниях своих героев, о строгой и жесткой любви Батманова к сотрудникам, о светлой и преданной дружбе Беридзе и Ковшова, о мощи любви, изменившей ветреную Женю Козлову. Однако не всегда субъективная жизнь героев выявлена В.Ажаевым довольно глубоко (отношения Беридзе и Тани, Рогова и Ольги).
В. Ажаев фактически обобщил «производственную» прозу. Используя ее опыт, он попытался связать идеи «общественного» строительства с тревогами и исканиями человеческой души. В этом безусловный в свое время успех романа и стремление обогатить каноны традиционной поэтики «производственной» прозы.
1. Кочетов В. Журбины. М., 1954.
2. Козлова Н. Соцреализм: производители и потребители. М., 1995.
3. Тлепцерше Х. На пути к зрелости. Краснодар, 1991.
4. Ковалев В.А. и др. Очерк истории русской советской литературы. Ч.2. М.,
1955.
5. Козлова Н. Соцреализм: производители и потребители. М., 1995.
6. Симонов К. Предисловие // Ажаев В. Вагон. М., 1966.
7. Ажаев В. Далеко от Москвы. М., 1989.
8. Вайнер Л. Далеко от Москвы, или история одной книги // Вестник. - 2002. № 16 (301).
9. Демина Л.И. Эволюция конфликта как идейно-эстетической категории в русском литературном процессе 50-60-х годов. М., 2001.
