CC BY
1681
ОБРАЗОВАНИЕ И РУССКИЙ ЯЗЫК
В. А. Козырев,
профессор кафедры русского языка, В. Д. Черняк, заведующая кафедрой русского языка
СВОЕ И ЧУЖОЕ: ЗАИМСТВОВАННОЕ СЛОВО В СОВРЕМЕННОЙ РЕЧИ
Состояние языковой среды современными исследователями — лингвистами и методистами, социологами, психологами — в значительной степени связывается с колоссальным потоком заимствованной лексики, наводнившей русскую речь.
Рост количества заимствований и повышение интенсивности их употребления являются одной из самых ярких примет современной речи. Это обусловлено беспрецедентной в новейшей отечественной истории активизацией международных контактов, возросшей значимостью в жизни социума некоторых областей науки и культуры, объединивших человечество, распространением электронных средств массовой информации и глобальных компьютерных сетей. Динамичность текущего момента является основной причиной сменяемости современного словаря.
Следует говорить именно об активизации употребления заимствований, а не только о новых заимствованиях, поскольку наблюдается расширение сфер использования специальной иноязычной терминологии, относящейся к экономике, финансам, коммерческой деятельности и др.
Прошедшие десятилетия изменили статус бывших заимствованных инноваций: многие из них стали неотъемлемой частью словарного запаса образованного носителя русского языка. В то же время новые заимствования — объект непрекращающихся общественных дискуссий. Огромное количество появившихся в языке заимствованных слов (около 30 тыс. за последние 15 лет) заставляют носителей языка защищать его от вторжения «инородных тел».
При обсуждении проблем русской речи именно заимствования вызывают наиболее резкие и категоричные оценки. Так, В. Г. Костомаров говорит о «галопирующей американизации нашей жизни» [1]. В книге «Культура парламентской речи» отмечается: «Средства массовой информации просто поражены вирусом коленопреклонения перед всем западным, что также осложняет и без того непростую обстановку, связанную с агрессивным вторжением чужеродной лексики в русский язык» [2]. Писательница Т. Толстая пишет: «Не только английская лексика (или дубовая техническая латынь, процеженная сквозь английское сито) вдруг поманила нашу прессу своим западным звучанием, но и английский синтаксис, как василиск, заворожил и сковал мягкие мозги бывших комсомольцев, а ныне биржевых деятелей» [3].
Злоупотребление заимствованиями Ю. Д. Апресян считает отличительным признаком «полуобразованного владения языком» [4]. Ю. Н. Караулов подчеркивает, что «внедрение иноязычных слов идет от лености ума, консерватизма мышления говорящего и пишущего, от нежелания "растормошить" ресурсы родного языка и заглянуть в его запасники, а иногда, правда, от стремления к элитарности в тексте, от гордыни знающего иностранные языки перед незнающими их. Все это мелкие человеческие слабости, которые поддаются воспитательному и разъяснительному воздействию» [5].
В восприятии заимствований воплощается отношение говорящего к чужому слову. Проблемы диалогичности, органично связанные с возможностями интерпретации чужого слова, в последнее десятилетие стали ключевыми во многих междисциплинарных исследованиях — культурологических, философских, когнитивных, психологических и собственно лингвистических.
В противопоставлении «свое — чужое» находят отражение социолингвистические аспекты речевого поведения носителя языка. По точному замечанию писательницы Зои Журавлевой, иностранные слова «загадочны и свежи, каким-то иррациональным образом только одним среди нас
своим присутствием уже приобщают нас "ко всему цивилизованному сообществу" и, самое главное, не имеют корней в отечественной культуре» [6].
Безусловно, проблема пополнения словарного состава заимствованными словами не нова. Активизация процесса заимствования наблюдается в периоды бурных социальных, политических, экономических перемен, связывается с имеющими мировое значение направлениями науки. При этом следует различать естественное стремление народов к интернациональной общности и стремление сохранить богатство и традиции родного языка. В разные периоды языковой истории побеждает то одна, то другая тенденция. Вскрывая внутренние механизмы заимствований, Б. А. Серебренников пишет: «Неверно, однако, думать, что заимствование непременно заполняет "пустое место" в системе языка или непременно, окончательно и бесповоротно вытесняет прежний, "свой", исконный элемент. Заимствование может быть вызвано потребностью в дифференциации значений, в более адекватной передаче когнитивной структуры и т. д.» [7]. В то же время «каждый язык характеризуется собственной степенью нетерпимости к заимствованным словам (своего рода "языковым шовинизмом"), в значительной степени связанной с внелингвистическими установками социума» [8]. При этом хорошо освоенные заимствования нередко кажутся носителю языка более приемлемыми, чем исконно русские слова. К. И. Чуковский в книге «Живой как жизнь» писал о том, что заимствования фонтан, архитектор воспринимаются как «свои», в отличие от исконных водомёт, зодчий.
Примечателен метаязыковой комментарий в воспоминаниях детской писательницы И. Токмаковой, демонстрирующий принципиальное неприятие чужого слова: «Воспоминания встают перед глазами, точно отдельные фотографии или выхваченные из жизни кадры проекционного фонаря, которые мы теперь, воображая, что говорим по-русски [выделено нами. — В. К., В. Ч], не задумываясь, называем "слайдами" (Детская литература. 1997. № 4). Отвергаемое автором заимствование слайды было в свое время востребовано для номинации новой реалии и, конечно, не являлось синонимичным словосочетанию "кадры проекционного фонаря"».
В 20-е гг. ХХ в. С. М. Волконский утверждал: «Влияние иностранного слова несомненно расслабляюще, когда говорящий не сознает под ним корней. Как всякое полузнание, оно хуже незнания, все равно как полуистина есть уже заблуждение» [9]. Он считал нецелесообразным использование «чужих» слов ориентироваться, анкета, дефект, детальный, симуляция, фиктивный вместо существующих «своих» разобраться, опросный лист, изъян, подробный, притворство, мнимый. Анализ приведенных заимствованных и исконных лексических единиц показывает, сколь изменчивы оценки языковых фактов, а безусловная адаптация русским языком подавляющего большинства из названных С. М. Волконским слов и их отчетливая дифференциация от близких по значению в лексической системе русского позволяет делать некоторые прогнозы и по поводу места современных заимствований в русском языке конца ХХ в.
Чаще всего семантически близкое исконному заимствованное слово получает более точное конкретное значение, чем русский аналог, и в дальнейшем функционирует в заимствующем языке только с этим значением. Обычно это происходит в тех случаях, когда семантику заимствованного слова трудно раскрыть одним словом исконного языка, т. е. в случаях не полной дублетности, а лишь частичной семантической близости. Это относится к таким, например, словам, как имидж — образ, спонсор — учредитель, менталитет — духовность, презентация — показ, представление, брифинг — короткая пресс-конференция [10].
Одной из причин многочисленных заимствований является тенденция к аналитизму — замене словосочетания одним словом, таким образом реализуется закон языковой экономии: саммит — «встреча, переговоры глав государств, правительств», праймтайм — «лучшее время на телевидении», электорат — «круг избирателей, голосующих за какую-н. кандидатуру или за политическую партию на парламентских, президентских и муниципальных выборах», коррупция — «подкуп взятками, продажность должностных лиц, политических деятелей», копирайт — «охраняемое законом право на издание художественного, научного или какого-н. иного произведения».
Путь, который проходят многие заимствования от первого упоминания в прессе до лексикографической фиксации, нередко происходит на наших глазах. Показательна недолгая история слова «папарацци» в русском языке. В августе 1997 г. появилась журнальная публикация, посвященная особого рода деятельности профессиональных фотокорреспондентов под заголовком «Папарацци: злые комары с фотоаппаратами»:
Сеньор Папараццо — так назвал Федерико Феллини одного из персонажей «Сладкой жизни», назойливого фотографа, охотившегося на римской Виа Вене-то за знаменитостями. «Paparazzo» в переводе с итальянского означает «комар», а также «вспышка». Это емкое слово, с легкой руки маэстро, стало именем нарицательным. Папарацци — это особый подвид фотокорреспондентов, не утруждающих себя ни процедурами аккредитации, ни испрашиванием разрешения на съемку (Кино-парк. 1997. № 3).
Примечательно, что это слово-экзотизм после трагической гибели принцессы Дианы в августе 1997 г. (через неделю после появления цитируемой заметки) приобрело достаточно широкое распространение. Уже в 1998 г. оно попало в «Толковый словарь иноязычных слов» Л. П. Крысина:
ПАПАРА'ЦЦИ, нескл., м., одуш. [ит. paparazzi — от собств. имени ит. фотографа-репортера]. Назойливый журналист-фотограф, который стремится проникнуть в частную жизнь знаменитостей с целью сделать сенсационные снимки.
Процесс активизации заимствований с особой интенсивностью осуществляется в газетном дискурсе, что свидетельствует не только об объективной возросшей потребности в наименовании новых реалий или уточнении уже бытующих понятий, но и об особой психологической, мировоззренческой установке на восприятие иноязычных слов как более социально значимых. В выборе лексических средств, в том числе в предпочтении иноязычного слова русскому, отражаются ценностные ориентации языковой личности. В интервью журналу «Итоги» известный лингвист В. Живов назвал заимствования «символическим языковым капиталом человека», указывающим на его принадлежность к определенной языковой прослойке. Заимствования активизируются в те периоды, когда дискредитируется национальная культура (Итоги. 2006. № 32). Иноязычное слово воспринимается как более престижное, связанное с книжной культурой. Этим объясняется активное и часто семантически неоправданное использование слов эксклюзивный, презентация, консалтинг, репрезентативный, менталитет, геноцид, эпицентр и др. «Один из источников привлекательности иностранного слова — экзотичность формы. Культурно отдаленное, "чужое" для модного объекта всегда позитивно окрашено. Эта удаленность как бы компенсирует временную близость. Поэтому в корпусе модных слов представлены преимущественно новые заимствованные слова, которые в соединении с субъективным ощущением новизны придают слову эстетическую модальность необычности слова» [11]. Большая социальная престижность заимствованного слова вызывает его «повышение в ранге» [12]. Так, слово бутик, обозначающее во французском языке маленький магазин, лавочку, в русском получает значение «дорогой магазин модной одежды».
Многие факты употребления заимствований являются «одноразовыми», они не получают закрепления в языке, поскольку их употребление служит не для обозначения нового предмета или явления, а для демонстрации принадлежности к определенному социуму, следования речевой моде. Отсутствие объективной необходимости в употреблении англицизма подтверждается тем, что в текст нередко наряду с иноязычным вкраплением автор вводит русский эквивалент:
На Западе кражи в супермаркетах даже получили свое особое название — шоплифтинг. Воруют там по большей части не ради денег, а из спортивного интереса. Мелкая кража добавляет адреналина, будоражит кровь. Страстью к шоплифтингу почему-то особенно отличаются англичане, греки и французы. В России статистика по магазинным кражам не ведется (АиФ. 2003. № 1-2.).
Особая функция заимствованных слов определяет возможность их использования в качестве эвфемизма. Приведем выразительный пример, показывающий, как иноязычные слова используются в качестве средства эвфемизации и сигнала социальной престижности:
Конечно, работа будет самая простая, Олег сразу предупредил, что речь может идти только о должности оператора-рецепциониста (если по-русски — девушки, отвечающей на телефонные звонки и переключающей абонентов на нужные линии) или — если очень повезет — офис-менеджера (опять же, если перевести на понятный язык, человека, отвечающего за наличие в конторе бумаги, скрепок и картриджей для принтеров) (А. Маринина. Городской тариф).
Нередкое использование иноязычных слов в качестве эвфемизмов представил в игровой форме сатирик М. Задорнов:
В супермаркете «Домино» объявление: магазину требуется эколог (уборщица), а ресторану нужны дилеры по раздаче блюд и менеджеры по их приготовлению (официанты и повара) (АиФ. 2004. № 9).
Иноязычное слово, позволяя менять речевые одежды, в современной речи часто является средством языковой игры, карнавализации, дает возможность сопоставлять черты речевого портрета (или речевого имиджа) участников коммуникации.
С помощью заимствований нередко трансформируются цитаты, фразеологизмы, пословицы, поговорки. При этом заимствования в качестве маркеров современной языковой ситуации включаются в газетные заголовки, лозунги. См., например:
«"Пионер" — всем инвесторам пример», «Если тебе имиджмейкер имя, имя крепи делами своими», «Грозящий дефолт и как с ним бороться». «Кризис ничто — имидж все», «Секондхенд, или осетрина второй свежести», «Бизнес в стране рекетиров», «Шоумен в России больше, чем шоумен», «По ком звонит ваучер», «Я б в спичрайтеры пошел», «О таймшере бедном замолвите слово», «По главной улице без инвестора», «Удар ниже пейджера», «Тихий рекет костей не ломит», «Киллер на час», «Не до имижду — быть бы живу».
Результатом злоупотребления заимствованной лексикой является нередко информационная «опустошенность» материала и вследствие этого полная его бесполезность, поскольку для основного круга читателей значения большинства заимствований, особенно новых, не отраженных еще в словарях и справочниках, остаются непонятными. Это необходимо учитывать для достижения успешной коммуникации, в частности в сфере образования.
То, что активно используемые в разных речевых сферах заимствования оказываются непонятными или полупонятными для многих носителей языка, делает исследование их места в лексиконе проблемой не только лингвистической и психолингвистической, но и общепедагогической и даже социальной.
Особое внимание должно уделяться способам введения иноязычного слова в текст. Авторы снабжают иноязычные инновации метаязыковыми комментариями, которые реализуются чаще всего как описание основных семантических компонентов. Типичными контекстами для малоосвоенных заимствований являются так называемые предложения идентификации, которые определяют иноязычное слово. Обилие в тексте предложений идентификации указывает на желание автора сделать ясным какое-либо понятие, снять неопределенность. Многочисленные контексты, свидетельствующие о различных по своим речевым стратегиям и результатам попытках объяснить вводимое слово, позволяют говорить о «стихийной лексикографии», безусловно способствующей адаптации заимствованных слов. Приведем примеры стихийной лексикографии в современной газетной речи:
Слово «бестселлер» на русской почве постигла судьба многих иностранных заимствований, которые переживают здесь второе рождение с бесследной потерей первоначального смысла. Из английского bestseller — «хорошо продающаяся», просто «ходкая» книга — бестселлер стал в нашем языке синонимом занимательности и даже гениальности книги, символом писательского таланта, метафорой успеха, гарантией качества. Иначе говоря, в повседневном употреблении это слово утеряло помету «экон.» (экономика), приобрело другую стилистическую окраску, и, произнося его, наш соотечественник меньше всего думает о книжном бизнесе, рынке и рекламе (Иностранная литература. 1994. № 7).
Основная статья доходов частных отечественных детективов — консалтинг. Слово вовсе не страшное и по своему корню всем нам хорошо знакомое. Консалтинг — это когда раздают советы. Мы ведь с давних пор любим и умеем это делать (Огонек. 1998. № 48).
В погоне за сенсацией многие средства массовой информации объявили Ленинградскую область банкротом. В ход пошел новоявленный иноязычный термин «дефолт», что означает в переводе «несостоятельность». «Это нерусское слово изрядно потрепало мне нервы», — признался исполняющий обязанности областного губернатора Валерий Сердюков (Невское время. 1998. № 194).
Введение в текст неадаптированного заимствования часто осознается авторами как проявление индивидуальной языковой инициативы и служит толчком к языковой рефлексии:
В переводе с английского языка слово alarm обозначает панику, тревогу, настороженность. В русском языке есть слово алармист, обозначающее че-
ловека, поднимающего панику путем распространения непроверенных данных, то есть слухов (Педагогические вести. 2003. № 1).
Для семантизации нового заимствования используются этимологические справки (буквальный перевод слова в языке-источнике), подбираются русские синонимы или синонимоподобные слова и словосочетания, дается упрощенное, «бытовое» толкование значения. Обычными метаязыковыми операторами, указывающими на «чужое слово», являются кавычки, различные графические выделения (курсив, разрядка и пр.). В период вхождения нового заимствования в речевой оборот нередки комментарии пишущего (говорящего) по поводу употребительности слова, его статуса и форм бытования в русском языке. Ср.: «К заимствованиям быстро привыкаешь, и сейчас уже трудно представить себе русский язык без слова компьютер или даже без слова пиар (хотя многие его и недолюбливают). Я, например, давно привык к слову менеджер, но вот никак не могу разобраться во всех этих сейлзменеджерах, акаунтменеджерах и им подобных. Я понимаю, что без "специалиста по недвижимости" или "специалиста по порождению идей" не обойтись, но ужасно раздражает, что одновременно существуют риэлтор, риелтор, риэлтер и риелтер, а также криэйтор, кри-ейтор и креатор» [13].
Современная массовая литература, нередко точно отражающая актуальные языковые процессы, представляет и текстовую экспликацию рефлексивной деятельности носителей языка. Приведем выразительный фрагмент текста, в котором показана семантическая неопределенность иноязычного слова харизма, весьма активно используемого в СМИ, и типичная в таких случаях попытка наивной его этимологизации:
— Чем же я лучше? — кокетливо спрашивал он.
— У тебя есть харизма, — отвечала она с важным видом.
Это словечко только начало входить в моду, почти никто не знал его реального смысла, и в широких слоях населения возникала ассоциация со старым русским словом «харя», бабки в деревнях так и говорили: за этого не будем голосовать, у него харизма толстая и противная.
Ты хотя бы понимаешь, что это такое? Объясни, потому что я не понимаю, — говорил он, продолжая кокетничать.
В переводе с греческого это богоизбранность, дар Божий. В переводе с современного русского — обаяние политического лидера, его лицо, его имидж. Получается не совсем адекватно, зато красиво (П. Дашкова. Чувство реальности).
Способность к языковой рефлексии — один из наиболее важных параметров языковой личности. Чем выше уровень владения языком, тем более внимателен и критичен говорящий при отборе языковых средств для выражения своих мыслей, тем чаще он задумывается над выбором той или иной номинации и стремится поделиться с адресатом своими размышлениями и оценками по поводу ее уместности.
Многие исследования, наблюдения педагогов и психологов убедительно показывают, что уровень освоенности заимствований, большинство из которых достаточно часто используются не только в публицистике и научном стиле, но и в обиходной речи, невысок. Во многих случаях наблюдается приблизительное знание значения слова, при котором усвоены лишь некоторые компоненты значения или только часть семантической структуры многозначного слова. Нельзя не согласиться с тем, что когда чрезмерное употребление иноязычной лексики начинает приобретать массовый характер, семантическая закрытость многих новых заимствований значительно осложняет коммуникативный акт, нарушает качества речи и во многом влияет на снижение эффективности общения.
Приведем примеры немотивированного использования заимствованных слов в СМИ и последующей коррекции возникшей коммуникативной неудачи в диалоге:
— Меня всегда интересует в человеке персоналите.
— Простите, а по-русски можно?
— Индивидуальность (Передача «Поехали». ОРТ. 11.01.1997. Интервью с В. Гнеушевым, главным режиссером цирка).
— Не держите деньги в авуарах.
— Что такое авуары?
— Я имею в виду матрасы, чулки (Радио «Эхо Москвы». 7.01.04. Беседа с президентом Ассоциации российских банков).
Современные средства массовой информации демонстрируют многочисленные случаи неоправданного употребления заимствований без учета предстоящего понимания читателя, без ориентации на его лексикон. Приведем некоторые примеры:
Международный добровольческий лагерь — это еще более интересная и веселая тусовка. Собственно, лагерь может представлять собой палаточный городок где-нибудь на берегу Средиземного моря или в лесах Канады, а может и базироваться в молодежном хостеле или даже в неплохом отеле прямо в центре Гамбурга или Парижа (АиФ. 1996. № 27).
В больших корпорациях возможностей использовать сток-опшен очень мало, в отличие от стартапов. Но, как правило, в больших корпорациях стабильная работа, высокая зарплата, а сток-опшен много скромнее, чем в начинающих фирмах, поэтому в больших корпорациях шансов неожиданно разбогатеть немного («Огонек». 1997. № 50).
Сегодня в Центральном выставочном зале открылся небольшой перформанс картин. На нем представлены работы нескольких петербургских художников (Радио России. 2.06.2005).
Совершив изматывающий шоппинг по крупным аптекам города, выяснилось, что самый большой выбор такой косметики оказался в аптечной сети «Первой помощи» (Комсомольская правда. 04.06.2004).
Введение без необходимости в текст иноязычных слов, не ставших усвоенными языком заимствованиями и имеющих вполне определенные русские эквиваленты, может служить причиной коммуникативных помех.
Итак, интенсивный рост заимствований в последнее десятилетие в значительной степени определяет речевой портрет молодого россиянина конца ХХ — начала ХХ1 в. С одной стороны, это проявляется в закономерной интернационализации осваиваемого терминологического аппарата современной науки, в приобщении к современным технологиям (особенно показательно бурное обогащение той части лексикона, которая связана с компьютерной техникой), с другой — в ничем не оправданной американизации обыденной речи.
Воздействие процесса заимствования на современную образовательную среду многообразно. Для органичного существования в среде, наполненной заимствованиями, человек должен свободно ориентироваться в широком потоке новых слов. Для этой ориентации необходимы и хороший языковой вкус, и языковая компетентность (в частности, знание иностранных языков и умение использовать это знание для коммуникативной деятельности на родном языке), и личностные установки (с одной стороны, уважение к родному языку, осознание языка как важнейшего фактора национальной культуры, с другой — понимание того, что заимствования — это средство культурного взаимодействия, средство приобщения к чужой культуре).
Примечания
1. Костомаров В. Г. Языковой вкус эпохи. — СПб., 1999. С. 104.
2. Культура парламентской речи. — М., 1994. С. 115.
3. Толстая Т. Долбанем крутую попсу // Московские новости. 1992. № 11.
4. Апресян Ю. Д. О состоянии русского языка // Русская речь. 1992. № 2.
5. Караулов Ю. Н. О некоторых особенностях состояния современного русского языка и науки о нем // Русистика сегодня. 1995. № 1. С. 20.
6. Журавлева З. Горит во лбу менталитет //З. Журавлева. И услышал я голос иной. — М., 1998. С. 163.
7. Серебренников Б. А. Роль человеческого фактора в языке: Язык и мышление. — М., 1988. С. 78.
8. Там же. С. 81.
9. Волконский С. М. О русском языке // Русская речь. 1992. № 2. С. 46-47.
10. Культура русской речи и эффективность общения. — М., 1996. С. 382.
11. Вепрева И. Т. О кодифицированной норме в современной культурно-речевой ситуации: Норма и мода // Русский язык сегодня. Вып. 4. Проблемы языковой нормы. — М., 2006. С. 116-117.
12. Крысин Л. П. Русское слово, свое и чужое: Исследования по современному языку и социолингвистике. — М., 2004. С. 196.
13. КронгаузМ. Заметки рассерженного обывателя // Отечественные записки. 2005. № 2.
