CC BY
565
America, from 20% to 27% in East Asia. Risk group comprised males among whom suicide growth rate found in 27 European countries (4,2% average) and 18 American countries (6,4% average). For females this index has not changed. So researches on 2008 financial and economic crisis confirmed experience of previous crises according to which young males of able-bodied age are highly subject to suicide risk during times of economic recession. The presented data indicates that suicidogenic effect of economic crisis can be mitigated through protectionist policy in labor market in the form of state employment programme and strengthening of social support of least protected population strata.
The review also draws attention to the fact that global financial and economic crisis almost had no effect on the suicide levels in Slavic republics of the former USSR. We suggest that it can be explained through relative autonomy of financial and economic systems of these countries.
Key words: suicide, unemployment, the 2008 global financial-economic crisis
УДК: 616.89-008
СУИЦИДАЛЬНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ЗАКЛЮЧЁННЫХ ПОД СТРАЖУ И ОСУЖДЁННЫХ
П.Б. Зотов
ФГБОУ ВО «Тюменский государственный медицинский университет» Минздрава России, г. Тюмень, Россия ГБУЗ ТО «Областная клиническая психиатрическая больница», Тюмень, Россия
Контактная информация:
Зотов Павел Борисович - доктор медицинских наук, профессор. Место работы и должность: профессор кафедры онкологии ФГБОУ ВО «Тюменский государственный медицинский университет» Минздрава России. Адрес: Россия, г. Тюмень, ул. Одесская, д. 24; специалист центра суицидальной превенции ГБУЗ ТО «Областная клиническая психиатрическая больница». Адрес: Тюменская область, Тюменский район, р.п. Винзили, ул. Сосновая, д. 19. Телефон: (3452) 270-552
Представлен обзор данных литературы о суицидальном поведении заключенных под стражу и осуждённых. Показано, что смертность от самоубийств среди этого контингента в России превышает среднепопуляцион-ные в 2-3 раза. Количество суицидальных попыток точно неизвестно, что обусловлено высокой распространенностью в условиях изоляции самоповреждений - от 19 до 37%, чаще совершаемых с несуицидальной целью, а так же сложностью верификации их отдельных форм. Для дифференциальной диагностики большое значение имеет наличие мотивов и суицидального анамнеза, присутствие суицидальных мыслей, на которые указывают - до 40% заключённых мужчин и до 53,7% женщин. К общим группам и факторам риска суицида относятся: молодые мужчины; склонность к агрессии; первый случай заключения под стражу; психосоциальная дезадаптация до заключения; тяжело переносимая социальная депривация; злоупотребление и зависимость от психоактивных веществ; принуждение к гомосексуальным связям; издевательства со стороны других заключенных (до 34% лиц, совершивших суицидальные действия). Наибольший суицидальный риск регистрируется среди заключенных следственных изоляторов: до 32-38% суицидов во всей системе ФСИН, при их 17%-ной доле от общей численности лиц, содержащихся в местах лишения свободы. До 38% завершенных суицидов совершается в течение первого месяца пребывания в СИЗО; около 25% - после вынесения приговора суда или его вступления в законную силу; значительная часть (от 30 до 55%) - в одиночной камере. Основным способом летальных случаев является повешение (83%), покушений - самопорезы (60%). Большинство регистрируемых суицидов (до 60%) совершаются в исправительных колониях для взрослых. Важными про-суицидальными факторами являются алкоголь и зависимость от психоактивных веществ, психические нарушения и личностные расстройства, ВИЧ-инфекция, туберкулез и др. В колониях для несовершеннолетних случаи самоубийств единичны; среди лиц, отбывающих пожизненный срок - практически не регистрируются, что обусловлено преимущественно системой контроля. Меры профилактики требуют комплексного и многоуровневого подхода на всех этапах временного и длительного заключения, более широкого привлечения специалистов в области психического здоровья, улучшения условий содержания, доступности медицинской помощи, подготовки немедицинского (ведомственного) персонала учреждений системы исполнения наказания.
Ключевые слова: суицид, самоубийство, суицидальное поведение, заключенные под стражу, осуждённые, следственный изолятор, СИЗО, тюрьма
В последние годы в России отмечается устойчивая тенденция снижения уровня преступности и числа заключенных, что, несо-
мненно, является отражением улучшения социально-экономической ситуации в стране в целом. Несмотря на это количество лиц, со-
державшихся в местах лишения свободы, остается значительным: в 2000 г. - 925,1; в 2015 г.
- 639,9 тыс. человек. Из них в 2015 г.: мужчин
- 483,2 тыс., женщин - 41,5; соотношение М : Ж - 11,6 : 1. При этом доля лиц, содержащихся в следственных изоляторах (СИЗО), от общего числа составляет - 17,73% (в 2015 г. - 113,5 тыс.), в исправительных колониях для взрослых - 82,0% (в 2015 г. - 524,7 тыс.), в исправительных колониях для несовершеннолетних -0,27% (в 2015 г. - 1,7 тыс.) [1].
Содержащихся в местах лишения свободы традиционно относят к группе повышенного суицидального риска [2, 3 и др.]. По данным статистических служб пенитенциарной системы различных стран уровень суицидов среди осуждённых может превышать таковой в общей популяции до 6-10 [4], а по более ранним публикациям - 16-ти раз [5]. При этом на долю самоубийств приходится от 41 до 68% от всех случаев смерти заключённых [4, 6]. В странах Западной Европы и США суицид является ведущей причиной смерти заключенных [5, 7].
В России общая смертность осуждённых в 1,6 раза ниже этого показателя для общего населения аналогичного возраста, что обусловлено более низкими показателями их смертности от сердечно-сосудистых заболеваний, а так же травм и отравлений - основных причин смерти граждан РФ трудоспособного возраста [8]. Показатели суицидальной смертности среди этого контингента, напротив, как и во многих странах мира превышают среднепопуляци-онные, но оцениваются на менее значимых уровнях - в 2-3 раза [9], что, скорее всего, связано с более высоким относительно других стран среднероссийским уровнем суицидов. Например, в учреждениях УИС Республики Татарстан [8] этот показатель составил в 2011 г. - 68,5 (в РФ - 21,8); в 2012 г. - 50,1 (в РФ -20,8) на 100000 человек, и формируется преимущественно за счет суицидов мужчин (75,5% заключенных). Уровень суицидальной смертности женщин значительно ниже, и составляет лишь 2,6% в общей структуре лет потерянной жизни в результате преждевременной смертности [10].
При оценке показателя суицидов в 35-55 на 100000 осуждённых, подозреваемых и обвиняемых (в 2015 году 639,9 тыс.), абсолютное число может составлять в целом в Российской Федерации - 220-350 самоубийств в год, или 1-2% в общей структуре суицидальной смертности по стране.
Количество суицидальных попыток точно неизвестно, что обусловлено высокой распро-
страненностью среди данного контингента самоповреждений - от 19 до 37%, чаще совершаемых с несуицидальной целью (в том числе «на спор», игра в карты и др.), а так же сложностью верификации их отдельных форм [11, 12].
Для дифференциальной диагностики большое значение имеет присутствие суицидальных мыслей, на которые указывают - до 40% заключённых мужчин и до 53,7% женщин, наличие мотивов и суицидальных попыток в анамнезе [5, 7, 13, 14].
К общим группам и факторам риска суицида относятся [13, 15]:
- молодые мужчины;
- склонность к агрессии;
- первый случай заключения под стражу;
- психосоциальная дезадаптация до заключения под стражу;
- тяжело переносимая социальная депри-вация;
- злоупотребление и зависимость от психоактивных веществ;
- психические нарушения;
- принуждение к гомосексуальным связям;
- издевательства со стороны других заключенных (до 34% лиц, совершивших суицидальные действия [15]).
Следственный изолятор (СИЗО).
Суициды. Наибольший суицидальный риск регистрируется среди заключенных следственных изоляторов. На них приходится до 32-38% суицидов во всей системе ФСИН [8, 9], при их 17%-ной доле от общей численности лиц, содержащихся в местах лишения свободы [1].
Среди регистрируемых случаев завершенные суициды составляют 5,1%, а суицидальные попытки - 6,9% в общей структуре деструктивных форм поведения заключенных СИЗО. В общей структуре аутоагрессивных актов доминируют членовредительства и самоповреждения (68,0%). Реже регистрируются отказы от приема пищи и голодовки (11,4%), групповые конфликты с сокамерниками (8,6%) [16].
Следственные изоляторы предусматривают содержание подследственных, но в них могут содержаться подсудимые, а также осужденные до отправки их в соответствующее учреждение исполнения наказаний уголовно-исполнительной системы; осужденные, которых по договоренности с ними администрация СИЗО оставила отбывать лишение свободы в СИЗО, чтобы они выполняли работы, которые поручают осужденным [8]. Разнородность контингента определяет различие в мотивах, сро-
ках и способах (доступность) совершения суицидальных действий.
До 38% завершенных суицидов совершается в течение первого месяца пребывания в СИЗО, и, как правило, связано с переживаниями в связи с арестом, вынужденной необходимостью общаться и жить в одной камере с другими людьми, нередко, потерей смысла жизни, социального статуса, репутации, чувством позора. Негативно влияют на человеческую психику в этих условиях сохранившиеся ритуалы встречи «новичков», проверки их осведомленности о тюремных обычаях и терминологии, камерные игры, которые имеют целью подавить личность новичка, подчинить его влиянию криминальных «авторитетов». У многих подследственных в этот период наблюдаются признаки угнетённости, подавленности, безнадежности, обречённости, тоски по дому, родным и близким, чувство вины перед ними, неверие в свои силы, в том числе в возможность снова обрести прежний статус. Это нередко ведёт к аффективным реакциям с возбуждением, напряженным отношением к окружающим, раздражительностью, нетерпимостью, повышенной ранимостью, обидчивостью и завышенной реактивностью. Расширяется спектр возможных конфликтных ситуаций [3, 9]. Особенно уязвимы в отношении неблагоприятных воздействий в условиях изоляции лица с психической патологией, частота которой среди данного контингента в 3 с лишним раза выше, чем в общей популяции [17, 18].
Около 25% самоубийств совершаются после вынесения приговора суда или его вступления в законную силу. Обычно эти случаи обусловлены неоправданными надеждами на смягчение приговора, решением суда не соответствующим ожиданиям осуждённого [9].
В общей структуре от 30 до 55% суицидов совершаются в одиночной камере следственного изолятора, где, как правило, содержатся лица с признаками психических отклонений, трудно адаптируемые к условиям лишения свободы, порой, притесняемые другими осужденными [9, 19].
Способы. Основным способом летальных суицидов в СИЗО является повешение - 83% [8].
Попытки суицида. Частота суицидальных попыток в СИЗО точно неизвестна, что обусловлено, как недостатками учёта, так и сложностью их дифференциальной диагностики с другими широко распространёнными формами аутоагрессивных действий. В отдельных пуб-
ликациях указывается, что у мужчин этот показатель может достигать 27%; и до 44% женщин, находящихся в предварительном заключении, совершали в своей жизни суицидальную попытку [20].
Среди регистрируемых случаев доминируют шантажные формы суицидальной активности - до 71,0%, целью которых, как правило, является манипулирование персоналом или сокамерниками, получение преференций [21]. Однако, несмотря на явно демонстративные формы поведения, значительное число попыток характеризуется высоким летальным риском, и требует от персонала своевременного вмешательства и оказания помощи [22].
Актуальность мотивов у следственно-арестованных может определяться сроками пребывания в СИЗО. В период до 2 месяцев большинство мотивов суицидальной активности обусловлены преимущественно участием в судебно - следственных действиях и собственно-депрессивными переживаниями, связанных с ограничением свободы. Частота покушений в этот период наиболее высока - 52,0%. В сроки от 2 до 6 месяцев преобладают конфликты с другими обвиняемыми и недостаток информации от близких (27,0%). Через 6 месяцев повышается роль ожидания наказания, защита своих прав и связанные с ними депрессивные переживания (21,0%). Средний период пребывания в СИЗО до совершения попытки в целом составляет 2,8±0,4 месяца [21].
Способы покушений на суицид в условиях СИЗО ограничены в выборе вследствие условий содержания. Преобладают повреждения целостности кожных покровов (до 60,0%) с использованием лезвия бритвы («мойка»), осколков стекла или проволоки. Нанесение ран чаще регистрируется в области предплечий, локтевых сгибов, шеи, реже - грудной клетки или живота. Поверхностные порезы, как правило, отражают демонстративно-шантажный характер проявлений. Нередко повреждения включают две и более зон тела, что обычно наблюдается у лиц с возбудимыми чертами личности. Реже причинённые раны носят более глубокий, проникающий характер. В этих случаях могут быть использованы заранее приготовленные «заточки» из ложки, вилки или гвоздя. Иногда используются экзотические способы, например, острый предмет, изготовленный из хлеба, обожжённый определённым образом, что делает его твёрдым, как камень [21].
Среди других способов значительное число заключенных (до 27,0%) принимают с суи-
цидальной целью инородные тела внутрь. Заглатывают шурупы-саморезы, сапожные гвозди, «скрутки» из проволоки, металлическую производственную стружку, осколки стекла лампочек накаливания или мелкие кусочки лезвия бритвы. Предпочтение этого способа обычно свидетельствует о достаточно тщательной подготовке попыток, накоплении и хранении использованных лезвий, шурупов и гвоздей, нередко предварительно надпиленных и связанных по 2-4 штуки в «капсулы» для заглатывания. Шурупы, как правило, предварительно выворачиваются из строительного материала или стен помещений. Гвозди - из обуви [21, 23].
В меньшем проценте случаев (13%) совершаются попытки самоповешенья. В условиях ограниченного доступа для реализации суицида заключенные под стражу выбирают подручные средства: скрученный жгут из обрывков постельного белья, ремень или шнурки от обуви. Точкой фиксации жгута (ремня) могут быть уровни не обязательно выше роста суи-цидента. В качестве таковых могут быть использованы дверные ручки, стойки кроватей и др., а попытка совершена в положении сидя, иногда лежа с опусканием головы и верхней части туловища ниже уровня кровати (данный вариант наблюдается чаще у больных). Выбор такого способа суицида, не всегда характеризуется шантажностью, и может свидетельствовать об истинности намерений погибнуть.
Попытки самоотравления, доминирующие в общей популяции, совершаются заключёнными значительно реже. Обычно эти случаи наблюдаются у лиц, госпитализируемых в медицинскую часть по объективным причинам (соматическое, инфекционное, наркологическое заболевание) или с целью получения доступа к медикаментам (симуляция или аггравация). В этих случаях в качестве средств покушения выступают медикаменты [21, 23, 24].
Риск суицидальной попытки в период предварительного заключения повышен [9, 11, 21 и др.]:
1. У впервые помещенных в СИЗО.
2. При ограничении / отсутствии контактов (переписки) с семьей и близкими, особенно у впервые заключенных под стражу.
3. Негативные последствия ситуации заключения для семьи: оставшиеся долги, переложенные на семью, угрозы для членов семьи и др.
4. Разрыв отношений с семьей и близкими: подача заявления на расторжение брака,
отказ от поддержания отношений (переписки), смена фамилии, места проживания и др.
5. Смерть родственника, близкого человека (произошедшая в период пребывания заключенного в СИЗО.).
6. Пребывание в одиночной камере.
7. Скученность людей в камерах.
8. Ненормативные отношения с другими заключенными: попытки подчинить влиянию криминальных «авторитетов», сексуальные девиации и др.
9. Психические расстройства.
10. Личностные черты и расстройства (высокая агрессивность, упрямство, эгоцентризм, демонстративность, пессимистическая личностная оценка, малодушие, склонность к депрессии, импульсивность в принятии решений, аффективно-эмоциональный тип личности).
11. Суицидальный анамнез.
12. Тяжесть инкриминируемых криминальных действий: 68% лиц, совершающих суицидальные действия, привлекаются к уголовной ответственности по особо тяжким статьям Уголовного кодекса и ожидают длительные сроки наказаний. Из них: каждый третий (31,0%) - за убийство (ст. 105 УК РФ); 14,0% -за насильственные действия сексуального характера (ст. 131, ст. 132 УК РФ); 9,0% - нанесение тяжкого вреда здоровью (ст. 111 УК РФ) и разбойное нападение (ст. 162 УК РФ) [21].
13. Укрепление дисциплины и режима содержания заключённых.
14. ВИЧ-инфицирование. Практически каждый второй носитель вируса узнаёт о своем заболевании в период нахождения в СИЗО, что может на этапе установления диагноза в сочетании с другими факторами потенцировать суицидальную активность [19].
Психические нарушения, не связанные с потреблением ПАВ, выявляются у большинства (до 70-86%) помещённых в СИЗО, и чаще носят характер расстройств адаптации. Среди лиц, проявляющих суицидальную активность, частота психических нарушений может достигать 100%, и чаще обусловлена коморбидной психической патологией, зависимостью от алкоголя, ПАВ, высокой представленностью психоорганических расстройств, патологии характера и др. [3, 17, 18, 25]. Снижение индивидуальных компенсаторных психологических возможностей на фоне усиливающегося «пенитенциарного» стресса повышает суицидальный риск.
Алкоголь, традиционно выступающий в качестве одного из ведущих просуицидальных факторов в общей популяции, среди заключен-
ных СИЗО имеет меньшее значение, ввиду ограничения его доступности в условиях изоляции. В то же время, у зависимых личностей, депривация алкоголя может потенцировать суицидальную активность, и чаще имеет демонстративно-шантажный характер, или проявляться в форме самоповреждений (преобладает).
Психоактивные вещества и зависимость от них имеют большое значение на суицидальную активность ввиду высокой распространённости среди данного контингента. Повышение суицидального риска обычно ассоциируется с начальным периодом заключения под стражу и, как правило, проявляется на фоне развития абстинентного синдрома. Высокая частота зависимости от ПАВ среди помещенных в СИЗО (до 84%), вынужденное прерывание потребления наркотиков, на фоне сочетанного негативного воздействия факторов «пенитенциарного стресса» способствуют повышению суицидальной активности, совершению попыток преимущественно демонстративно-шантажной направленности. Так же повышается риск истинных суицидов [20, 26, 27].
Исправительные колонии для взрослых содержат 82,0% всех заключенных ФСИН [1], на долю которых приходится около 60% всех завершенных суицидов.
Основными мотивами суицидальной активности среди этого контингента являются [9,
11, 19]:
- конфликт с представителями администрации исправительного учреждения (реакция на законные требования, факты притеснения);
- конфликт с другими осужденными (физическое, психическое насилие, принуждение к вступлению в гомосексуальную связь, долги). Среди осужденных, испытавших физическое насилие частота суицидальных попыток достигает 26,8% [28];
- приобретение авторитета в глазах других осужденных;
- раскаяние в содеянном;
- длительный срок предстоящего заключения [29];
- заболевание: ВИЧ, туберкулез, другие тяжелые заболевания;
- зависимость от психоактивных веществ;
- отсутствие жизненной перспективы после отбывания наказания;
- осуждение за развратные действия и изнасилование: частота суицидов среди осужденных, совершивших преступления против половой свободы и половой неприкосновенно-
сти личности, является одной из самых высоких - до 23% [9, 29, 30].
Наименее склонны к суициду заключенные - осужденные за сбыт наркотиков [29].
Алкоголь и психоактивные вещества (ПАВ), являясь ведущими просуицидальными факторами в общей популяции, имеют важное значение и в суицидальной активности лиц, заключенных исправительных колоний, несмотря на объективные ограничения доступности.
Контингент осужденных мужчин характеризуется высокой распространённостью алкоголизма (25,3-35,9%), наркомании (16,937,1%) и сочетанной (алкоголизм + наркомания) зависимости от ПАВ (7,2-13,3%). Из видов наркоманий чаще присутствует опийная (13,3-18%) и каннабиоидная (14-23,7%). Общая доля зависимости от ПАВ мужчин составляет 41,1-49,4% [27, 28, 31]. Частота наркоманий у женщин может достигать 74% [32]. От 16 до 60% заключенных склонны продолжать потребление наркотиков и в тюрьмах [20].
Среди заключенных, зависимых от алкоголя и ПАВ, 32,5% сообщают о суицидальных идеях, 24,1% - об одной или более суицидальной попытке, большинство из которых (64%) были совершены в состоянии опьянения, нередко по импульсивному типу. Суицидальный риск наиболее повышен при компульсивном влечении к алкоголю [28].
Этих осужденных характеризует слабость адаптационных, приспособительных процессов, эмоциональная и аффективная несдержанность и неуравновешенность, слабость волевых и сдерживающих механизмов особенно в момент наступления наркотического голода. Они острее переживают ситуационные кризисы, которые сопровождаются, как правило, проявлением агрессии и аутоагрессии (членовредительство, реакции злобного состояния, изменения поведения с тенденцией к разрушитель-ству, суицидальные действия и т.д.) [33].
Потребление алкоголя и ПАВ, как и в общей популяции, ассоциируется с повышением суицидального риска. Среди осужденных мужчин с суицидальным поведением злоупотребление алкоголем присутствует в 48,8%, наркомании - 25,6%, при сочетанной зависимости -25,6% [25].
Психические нарушения, не связанные с потреблением ПАВ, выявляются у 70% осужденных мужчин и 36% женщин [32, 33]. Наличие психической патологии, нередко сочетающейся с аддиктивными нарушениями, резко повышает риск суицида - до 51,4% [25]. По-
вышенный суицидальный риск ассоциируется с депрессией и чувством безисходности, тревогой, личностными расстройствами, органическими поражениями ЦНС, СДВГ в анамнезе, меньший - с неврастенией [27, 34].
Расстройства личности у заключенных колоний регистрируются в 5,5 раз чаще, чем в общей популяции [35], и среди лиц с суицидальным поведением режимного контингента достигает максимальных показателей в 27,935,7% [25]. Преобладают нарушения диссоци-ального, параноидного, эпилептоидного и шизоидного типа, повышающие риск аутоагрес-сии, и чаще характеризующиеся совершением «жестких» суицидов. У 17,8% присутствуют смешанные типы с достаточно выраженным истероидным радикалом (истероидные и эмоционально-неустойчивые - 22-31%; истероид-ные и параноидные - 19-26,7%; пограничные и истероидные - 30-42,3%), что в случае реализации суицидальных действий чаще проявляется в нанесении демонстративных самопорезов в области предплечья [36].
Среди заключенных с суицидальным поведением более высокий процент лиц с органическими психическими и поведенческими расстройствами (7-50%), легкой умственной отсталостью (11,6-14,3%) [25]. Органический радикал психических нарушений обычно ассоциируется с большей спонтанностью, но предпочтением жестких форм суицидальных действий.
ВИЧ-инфекция среди осужденных как и в общей популяции регистрируется преимущественно у потребителей парентерально вводимых наркотиков. Большинство заключенных (88,6%) имеют 4 стадию заболевания [26], и в 98,08% ассоциируется с вирусными гепатитами (в общей популяции - 61,50%) [37], реже - туберкулезом, заболеваемость которым среди данного контингента в среднем в 9,8 раз выше, чем популяции и неуклонно растёт [38]. ВИЧ занимает ведущее место (42,4%), в общей структуре лет потерянной жизни в результате преждевременной смертности осужденных женщин [10].
ВИЧ-инфицированные осужденные, как правило, имеют достаточно высокий образовательный и интеллектуальный уровни. Вместе с тем в первые дни нахождения в исправительном учреждении в большей степени становятся уязвимыми, поскольку сильнее переживают утрату свободы, и подвержены депрессии [19]. Если в СИЗО суицидальное поведение может быть обусловлено, в том числе, первичным выявлением ВИЧ (психотравмирующий фак-
тор), то при прогрессировании заболевания в период пребывания в колонии, характер суицидальной активности может измениться, с одной стороны, вследствие повышения роли прогрессирующих негативных соматогенных факторов, а с другой - снижением роли психологических защит «... так как терять нечего» [19]. Нередко они пытаются манипулировать сотрудниками, в том числе с помощью суицидального поведения, чтобы получить определенные льготы и привилегии.
Несовершеннолетние заключенные в исправительных колониях составляют 0,27% от общего числа (в 2015 г. - 1,7 тыс.) [1].
Количество регистрируемых суицидов среди этого контингента, в отличие от старших возрастных групп невелико: в 1997-1999 гг. в России было зарегистрировано 14 случаев самоубийств несовершеннолетних осужденных (4-5 за год) - 23-29 случая на 100000 человек. В 2000-2009 годы количество суицидов этой категории осужденных сократилось до 1-2 год. В 2010-2012 годах летальных самоубийств не зарегистрировано. В 2013 году вновь отмечено несколько самоубийств, в том числе, один групповой [9].
Снижение суицидальной смертности среди несовершеннолетних рассматривается как результат влияния нескольких факторов: существенного сокращения численности несовершеннолетних осужденных в воспитательных колониях (в 8-9 раз); развитие психологической службы и совершенствование психопрофилактической работы; усиление надзора за поведением осужденных, склонных к суицидальному поведению. Однако ситуация остается сложной. Тем не менее, на профилактическом учете, как склонные к самоубийству и членовредительству, стоят до 45% от среднесписочной численности несовершеннолетних в воспитательной колонии [9].
Суициды среди несовершеннолетних осужденных в исправительном учреждении регистрируются чаще: в начале и в конце срока заключения; в начале весны, поздней осенью; с 5 до 6 часов [39].
Самоубийства, совершаемые в начальный период пребывания в местах лишения свободы, объясняют следующими причинами:
- встреча с шокирующими отношениями, имеющими место в среде лиц, оказавшихся в конкретных помещениях для проживания, в связи с чем, несовершеннолетний делает для себя страшный вывод о степени крайнего цинизма, «процветающего» здесь со стороны себе
подобных, подавлении слабых сильными, и при этом здоровье и жизнь другого человека -это ничто;
- невозможность принятия личностью изменений, связанных с попаданием в места лишения свободы: условий проживания и пребывания в социуме лиц, которые, реализуя волю лиц, занявших лидерские позиции, издеваются над всеми другими;
- протест привлечения к уголовной ответственности, в то время как им кажется, что более виноватые остаются на свободе;
- развитие конфликта между оценками, обстоятельствами и событиями, которые интерпретирует адвокат, и ситуацией, которая реально складывается по уголовному делу;
- несогласие с тем, что происходит крушение всех их жизненных планов, предопределенных совместно с родителями;
- протест против действий конкретных лиц из правоохранительных органов;
- подготовка и реализация ответных действий на якобы совершённый в отношении их акт предательства со стороны друзей, родных и близких;
- выполнение заданий спасения от уголовной ответственности по-настоящему виновных взрослых лиц, либо более авторитетных в сложившейся преступной группе способом «несовершеннолетнему идти паровозом», то есть организатором совершения преступления), но проявившимся внутренним психологическим несогласием с такой постановкой вопроса лидерами преступной группы;
- месть правоохранительным структурам за то, что докопались, захотели раскрыть дело, но «были неправы и довели несовершеннолетнего невиновного до самоубийства» [39].
Какие бы ни были причины и мотивы самоубийства, его психологические предпосылки вызревают несиюминутно у всех, его замышляющих несовершеннолетних лиц, находящихся в местах лишения свободы. Чаще несовершеннолетний совершает акт самоубийства как ответ на беспросветность борьбы за существование [39].
Психические нарушения у многих подростков, являясь одним из ведущих факторов, приведших их к нарушению закона и осуждению, во многих случаях поддерживают высокий суицидальный риск. Распространённость пограничных психических расстройств у заключенных подростков достаточно высока - до 69%. У многих регистрируются зависимость от алкоголя и ПАВ (до 41%), расстройства лично-
сти (до 36%), поведения (до 31%). Реже выявляется шизофрения (2%) и шизотипическое расстройство (2%). Не менее 10% ранее обращались к психиатру [40].
Осужденные к пожизненному лишению свободы составляют немногочисленную категорию заключенных. Большинство из них склонны проявлять агрессию, особенно, после отбывания наказания 10 лет и более [41], 12% склонны к самоубийству [42]. Вместе с тем попытки суицида среди этих осужденных встречаются крайне редко. В качестве сдерживающих факторов наибольшее значение имеют: тотальный контроль поведения, принудительность существования, невозможность включения в тюремную иерархию, покорность, сохранившиеся контакты с родственниками, относительная психическая сохранность, обращение к религии [43, 44].
Мерами профилактики суицидов в местах лишения свободы, могут выступать следующие мероприятия [8, 19, 44, 45-49]:
1. Выявление категорий осужденных и факторов риска суицидального поведения:
- имеющие психические заболевания и наркотическую зависимость;
- ВИЧ-инфицированные, больные туберкулезом, инвалиды I и II групп;
- осужденные, у которых в период содержания в СИЗО или карантинном отделении произошел разрыв социально полезных связей (например, смерть родственника);
- имеющие низкий уровень образования, трудовых навыков;
- отбывающие длительные сроки наказания за насильственные преступления;
- «отвергнутые» осужденные и/или совершившие отрицательные поступки, которые могут быть восприняты другими осужденными крайне негативно;
- лица, ведущие разговор о необоснованно вынесенном приговоре суда;
- лица, принудительно вовлеченные в однополые сексуальные отношения, и т.д.
2. Мониторинг «внутренних форм» суицидального поведения (в том числе лица, проявляющие повышенный интерес к теме суицида, рассуждающие об отсутствии смысла жизни и др.).
3. Повышение осведомленности о лицах, склонных к деструктивному поведению.
4. Психологическое тестирование заключенных.
5. Улучшение профессиональной подготовки персонала, качество профилактической работы.
б. Создание условий для оптимальной адаптации заключенных, особенно на начальном этапе несения наказания.
Т. Увеличение количества и качества контактов заключенных с близкими.
8. Повышение качества медицинского обеспечения заключенных.
9. Более активное привлечение к указанной работе представителей различных религиозных конфессий.
10. Ограничение меры пресечения в виде заключения под стражу на предварительном этапе расследования до вынесения судебного решения в случае незначительных преступлений.
При работе с несовершеннолетними суи-цидентами в качестве дополнительных мера профилактики необходимо [39]:
1. Установить за данным осужденным круглосуточное и постоянное наблюдение.
2. Обеспечить постоянное получение информации о поведении лиц, поставленных на
профилактический учёт как склонные к суициду.
3. Представить таких лиц (суицидентов) под благовидным предлогом медицинскому персоналу (врачу психиатру).
4. Определиться совместно со специалистами (врач, психолог, специалист по социальной работе, инспектор отдела безопасности, учитель, оперативный работник), с кем пойдет на контакт подросток, склонный к суициду, для того, чтобы выявить основные причины, приведшие его к таким мыслям.
5. Создать условия и, используя преимущественно метод убеждения, провести цикл необходимых бесед, направленных на
Литература:
1. Российский статистический ежегодник. 20l6: Стат.сб. / Рос-стат. - M., 20l6 - 725 с.
2. Blasko B.L., Jeglic E.L., Malkin S. Suicide risk assessment in jails // J. Forens. Psychol. Pract. - 2008. - Vol. 8, M l. - Р. бТ-Тб.
3. Кузнецов П.В. Факторы риска суицидального (аутоагрессив-ного) поведения у лиц, содержащихся под стражей // Тюменский медицинский журнал. - 2012. - M 3. - С. 35-3б.
4. O'Driscol C., Samuels A., Zacka M. Suicide in New South Wales prisons, 1995-2005. Towards a better understanding // Austral. and N. Z. J. Psych. - 200Т. - Vol. 41, M 6. - Р. 519-524.
5. Hayes L.M. And darkness closes in... a national study of jail suicides // Criminal Justice and Behavior. - 1983. - Vol. l0, M 4. - Р. 4б1-484.
6. Dooley E. Unnatural deaths in prison // British Journal of Criminology. - 1990. - Vol. 30, M 2. - Р. 229.
Т. Charles D.R., Abram K.M., Mcclelland G.M., Teplin L.A. Suicidal ideation and behavior among women in jail // Journal of Contemporary Criminal Justice. - 2003. - Vol. l9, M l. - Р. б5-81. 8. Тимерзянов M.M., Газизянова РМ., Низамов А.Х. Анализ завершённых суицидов среди заключенных в системе УФ-СИН России по РТ (по г. Казани) // Вестник современной клинической медицины. - 2015. - Том 8, вып. 6. - С. 85-89.
склонение осужденного к отказу от таких намерений.
6. Привлечь при необходимости для проведения профилактической работы родственников осужденного, тех, кто ему дорог, близок.
7. Обеспечить занятость такого осужденного в трудовой, образовательной деятельности, закрепление шефствующего сотрудника.
8. Продумать возможность выполнения суицидентом конкретных поручений, к которым он отнесется ответственно.
9. Обратиться с просьбой к представителям общественных организаций, взаимодействующих с ИУ, о том, чтобы в пределах возможного и разрешённого законодательством ему оказали социальную поддержку чем-либо.
Заключение. Заключённые под стражу и осуждённые относятся к одной из наиболее суицидоопасных категорий. Среди факторов повышенного суицидального риска ведущее значение имеют условия ограничения свободы, «пенитенциарный» стресс, высокая частота психических расстройств, патохарактерологи-ческих особенностей личности, а так же соматогенные (инфекционные) факторы. Снижение суицидальной активности и предупреждение самоубийств этого контингента является важной задачей и требует комплексного и многоуровневого подхода на всех этапах пребывания заключенных и осужденных в системе ФСИН, в том числе, более широкого привлечения специалистов в области психического здоровья, улучшения условий содержания, доступности медицинской помощи, подготовки немедицинского (ведомственного) персонала учреждений системы исполнения наказания.
References:
1. Rossijskij statisticheskij ezhegodnik. 2016: Stat.sb. / Rosstat. -M., 2016 - 725 s.
2. Blasko B.L., Jeglic E.L., Malkin S. Suicide risk assessment in jails // J. Forens. Psychol. Pract. - 2008. - Vol. 8, № 1. - Р. 6776.
3. Kuznetsov P.V. Risk factors for suicidal (autoaggressive) behavior in detainees // Tyumen Medical Journal. - 2012. - N° 3. - Р. 35-36. (In Russ)
4. O'Driscol C., Samuels A., Zacka M. Suicide in New South Wales prisons, 1995-2005. Towards a better understanding // Austral. and N. Z. J. Psych. - 2007. - Vol. 41, № 6. - Р. 519-524.
5. Hayes L.M. And darkness closes in... a national study of jail suicides // Criminal Justice and Behavior. - 1983. - Vol. 10, № 4. -Р. 461-484.
6. Dooley E. Unnatural deaths in prison // British Journal of Criminology. - 1990. - Vol. 30, № 2. - Р. 229.
7. Charles D.R., Abram K.M., Mcclelland G.M., Teplin L.A. Suicidal ideation and behavior among women in jail // Journal of Contemporary Criminal Justice. - 2003. - Vol. 19, № 1. - Р. 65-81.
8. Timerzjanov M.I., Gazizjanova R.M., Nizamov A.H. Analiz zavershjonnyh sui-cidov sredi zakljuchennyh v sisteme UFSIN Rossii po RT (po g. Kazani) // Vestnik sovremennoj klinicheskoj mediciny. - 2015. - Tom 8, vyp. 6. - S. 85-89. (In Russ)
9. Дебольский М.Г., Матвеева И.А. Суицидальное поведение осужденных, подозреваемых и обвиняемых в местах лишения свободы // Психология и нраво. - 2013. - N° 3. - С. 1-11.
10. Туленков А.М. Потерянные годы жизни (YLL) в результате преждевременной смертности женщин в местах лишения свободы Приволжского федерального округа за 2014 год // Проблемы женского здоровья. 2015. - Том 10, M 4. - С. 44-47.
11. Сысоев A.M. Психология аутоагрессивного поведения осужденных и его предупреждение: Автореф. дисс. ... докт. нси-хол. наук. - Рязань, 2002. - 44 с.
12. Caponetti T., Caponetti R., Fierro A. Autolesionismo e syndrome ansioso-depressiva in pazienti afferent alla Medicina Protetta dell'Ospedale Sandro Pertini di Roma // Clin. Ter. - 2010. - Vol. 1б1, M 2. - Р. 139-141.
13. Дресвянников В.Л., Простяков А.И. Динамические и феноменологические особенности психогенно обусловленного реагирования // Сибирский вестник психиатрии и наркологии. - 2009. - M 2 (53). - С. 119-121.
14. Вальздорф Е.В., Иванова О.В. Психологическая характеристика подследственных, совершивших аутоагрессивные действия // Академический журнал Западной Сибири. - 2012. -M 6. - С. 40.
15. Blaauw E., Winkel F.W., Kerkhof Ad J.F.M. Bullying and suicidal behavior in jails // Criminal Justice and Behavior. - 2001. -Vol. 28, M 3. - Р. 229-279.
16. Кузнецова М.Г., Фоменко Е.Н. Особенности нсихологическо-го сопровождения подозреваемых и обвиняемых, содержащихся под стражей // Ведомости уголовно-исполнительной системы. - 2012. - M 11. - С. 30-34.
17. Ботти Д. Швейцария: две трети заключённых нуждаются в помощи психиатра // Ведомости уголовно-исполнительной системы. - 2011. - M 11. - С. 33-35.
1S. Насруллаев Ф.С. Раннее выявление психических расстройств у осужденных: Методические рекомендации. - М., 1996. - 20 с.
19. Новиков Е.Е. Основные направления работы с осуждёнными с суицидальным поведением, страдающими алкоголизмом и наркоманией, ВИЧ-инфицированными в карантинных отделениях: теоретический и организационные аспекты // Прикладная юридическая психология. - 201б. - M 3. - С. 108-117.
20. Вартанян Ф.Е., Шаховский К.П. Наркомании и ВИЧ-инфекции в учреждениях пенитенциарной системы // Психическое здоровье. - 200S. - Том 6, M 1. - С. 67-70.
21. Кузнецов П.В. Суицидальные попытки следственно-арестованных мужчин: способы и средства // Тюменский медицинский журнал. - 2013. - Том 15, M 3. - С. 30-32.
22. Dear G.E., Thomson D.M., Hills A.M. Self-harm in prison. Manipulators can also be suicide attempters // Criminal Justice and Behavior. - 2000. - Vol. 27, M 2. - Р. 1б0-175.
23. Зотов П.Б., Габсалямов И.Н., Кузнецов П.В. Средства суицидальных действий, совершаемых осужденными (прием инородных предметов внутрь) // Академический журнал Западной Сибири. - 2012. - M 2. - С. 27-2S.
24. Вальздорф Е.В. Манипуляции с телом при нефатальном суициде у подэкспертных // Академический журнал Западной Сибири. - 2013. - Том 9, M 6. - С. 83-84.
25. Кривулин Е.Н., Бецков А.С., Юркина Н.Ю., Кривулина О.Е., Асланбекова Н.В. Психические и аддиктивные расстройства у осужденных лиц молодого возраста с суицидальным поведением // Сибирский вестник психиатрии и наркологии. -2014. - M 2 (83). - С. 57-б1.
26. Загдын З.М., Данилова Т.И., Ковалев Н.Ю. и др. Выявление запущенных форм туберкулеза среди освобожденных и отбывающих наказание заключенных и бездомных лиц, инфицированных ВИЧ, в многоцентровом когортном исследовании // Медицинский альянс. - 201б. - M 3. - С. 42-50.
27. Пронина М.Ю., Масагутов Р.М., Искандаров Р.Р., Мухито-ва И.Э., Буйлова Л.В. Распространённость алкогольной и наркотической зависимости у осужденных мужчин с историей синдрома дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) в детском возрасте // Наркология. - 2012. - Т. 11, M 1. - С. 23-27.
28. Масагутов Р.М., Кадырова Э.З., Салихова И.А., Богатырёва Т.Р., Вагизов К.Р. Особенности агрессии наркозависимых заключённых мужчин // Наркология. - 200б. - M 1. - С. 66-б8.
29. Литвишков В.М., Калаганова С.А. Особенности проявления симптомов суицидального риска у осужденных за разные виды преступных действий // Вестник Нижегородского института управления РАНХиГС. - 2015. - M 4. - С. 29-34.
9. Debol'skij M.G., Matveeva I.A. Suicidal'noe povedenie osuzhdennyh, podo-zrevaemyh i obvinjaemyh v mestah lishenija svobody // Psihologija i pravo. - 2013. - № 3. - S. 1-11. (In Russ)
10. Tulenkov A.M. Poterjannye gody zhizni (YLL) v rezul'tate prezhdevremennoj smertnosti zhenshhin v mestah lishenija svobody Privolzhskogo federal'nogo okruga za 2014 god // Problemy zhenskogo zdorov'ja. 2015. - Tom 10, № 4. - S. 44-47. (In Russ)
11. Sysoev A.M. Psihologija autoagressivnogo povedenija osuzhdennyh i ego preduprezhdenie: Avtoref. diss. ... dokt. psihol. nauk. - Rjazan', 2002. - 44 s. (In Russ)
12. Caponetti T., Caponetti R., Fierro A. Autolesionismo e syndrome ansioso-depressiva in pazienti afferent alla Medicina Protetta dell'Ospedale Sandro Pertini di Roma // Clin. Ter. - 2010. - Vol. 161, № 2. - P. 139-141.
13. Dresvyannikov V.L., Prostyakov A.I. Dynamic and phenomeno-logical features of psychogenic response // Siberian herald of psychiatry and addiction psychiatry. - 2009. - № 2 (53). - P. 119-121. (In Russ)
14. Valdzorf E.V., Ivanova O.V. Psychological characteristics of those who are under investigation, who have committed autoaggressive actions // Academic Journal of West Siberia. - 2012. -№ 6. - P. 40. (In Russ)
15. Blaauw E., Winkel F.W., Kerkhof Ad J.F.M. Bullying and suicidal behavior in jails // Criminal Justice and Behavior. - 2001. -Vol. 28, № 3. - P. 229-279.
16. Kuznecova M.G., Fomenko E.N. Osobennosti psihologicheskogo soprovozhdenija podozrevaemyh i obvinjaemyh, soderzhashhihsja pod strazhej // Vedomosti ugolovno-ispolnitel'noj sistemy. - 2012. - № 11. - S. 30-34. (In Russ)
17. Botti D. Shvejcarija: dve treti zakljuchjonnyh nuzhdajutsja v pomoshhi psihiatra // Vedomosti ugolovno-ispolnitel'noj sistemy.
- 2011. - № 11. - S. 33-35. (In Russ)
18. Nasrullaev F.S. Rannee vyjavlenie psihicheskih rasstrojstv u osuzhdennyh: Metodicheskie rekomendacii. M., 1996. 20 s. (In Russ)
19. Novikov E.E. Osnovnye napravlenija raboty s osuzhdjonnymi s suicidal'nym povedeniem, stradajushhimi alkogolizmom i narkomaniej, VICh-inficirovannymi v karantinnyh otdelenijah: teoreticheskij i organizacion-nye aspekty // Prikladnaja juridicheskaja psihologija. - 2016. - № 3. - S. 108-117. (In Russ)
20. Vartanjan F.E., Shahovskij K.P. Narkomanii i VICh-infekcii v uchrezhdenijah penitenciarnoj sistemy // Psihicheskoe zdorov'e.
- 2008. - Tom 6, № 1. - S. 67-70. (In Russ)
21. Kuznetsov P.V. Suicide attempts of investigative-arrested men: ways and means // Tyumen Medical Journal. - 2013. - Vol. 15, № 3. - P. 30-32. (In Russ)
22. Dear G.E., Thomson D.M., Hills A.M. Self-harm in prison. Manipulators can also be suicide attempters // Criminal Justice and Behavior. - 2000. - Vol. 27, № 2. - P. 160-175.
23. Zotov P.B., Gabsalyamov I.N., Kuznetsov P.V. Means of suicidal actions committed by convicts (taking foreign objects inside) // Academic Journal of West Siberia. - 2012. - № 2. - S. 27-28. (In Russ)
24. Valzdorf E.V. Manipulation with the body for non-fatal suicide in subexjective // Academic Journal of West Siberia. - 2013. -Vol. 9, № 6. - P. 83-84. (In Russ)
25. Krivulin E.N., Betskov A.S., Yurkina N.Y., Krivulina O.E., Aslanbekova N.V. Mental and substance use disorders of prisoners with suicidal behavior // Siberian herald of psychiatry and addiction psychiatry. - 2014. - № 2 (83). - P. 57-61. (In Russ)
26. Zagdyn Z.M., Danilova T.I., Kovalev N.Ju. i dr. Vyjavlenie zapushhennyh form tuberkuleza sredi osvobozhdennyh i otbyva-jushhih nakazanie zakljuchennyh i bezdomnyh lic, inficirovann-yh VICh, v mnogocentrovom kogortnom issledovanii // Medicin-skij al'jans. - 2016. - № 3. - S. 42-50. (In Russ)
27. Pronina M.Ju., Masagutov R.M., Iskandarov R.R., Muhitova I.Je., Bujlova L.V. Rasprostranjonnost' alkogol'noj i narkoticheskoj zavisimosti u osuzhdennyh muzhchin s istoriej sindroma deficita vnimanija i giperaktivnosti (SDVG) v detskom vozraste // Narkologija. - 2012. - Tom 11, №2 1. - S. 23-27. (In Russ)
28. Masagutov R.M., Kadyrova Je.Z., Salihova I.A., Bogatyrjova T.R., Vagizov K.R. Osobennosti agressii narkozavisimyh zakljuchjonnyh muzhchin // Narkologija. - 2006. - №2 1. - S. 66-68. (In Russ)
29. Litvishkov V.M., Kalaganova S.A. Osobennosti projavlenija simptomov suicidal'nogo riska u osuzhdennyh za raznye vidy prestupnyh dejstvij // Vestnik Nizhegorodskogo instituta upravlenija RANHiGS. - 2015. - № 4. - S. 29-34. (In Russ)
30. Спадерова Н.Н., Зотов П.Б. Суицидальное поведение у под-экспертного, обвиняемого в совершении развратных действий в отношении несовершеннолетних // Медицинская наука и образование Урала. - 2013. - № 2. - С. 109-111.
31. Коробицина Т.В., Находкин Е.Г. Распространенность зависимости от психоактивных веществ среди мужчин, впервые осужденных к лишению свободы // Сибирский вестник психиатрии и наркологии. - 2016. - N° 3 (92). - С. 60-64.
32. Green B.L., Miranda J., Daroowalla A., Siddique J. Trauma exposure, mental health functioning, and program needs of women in jail // Crime & Delinquency. - 2005. - Vol. 51, № 1. - Р. 133-151.
33. Кротова Н.Д., Дебольский М.Г. Профилактика факторов риска пенитенциарной преступности // Журнал «Психология и право». - 2013. - № 3. - С. 1-13.
34. Спасенников Б.А. Клинико-криминологический анализ неврастении у осуждённых // Криминологический журнал Байкальского государственного университета экономики и права. - 2014. - № 4. - С. 31-37.
35. Спасенников Б.А. Клинико-криминологический анализ расстройств личности у осужденных // Всероссийский криминологический журнал. - 2014. - № 2. - С. 33-40.
36. Диденко А.В. Клинико-динамическая характеристика и социальная адаптация к местам лишения свободы осуждённых со смешанным расстройством личности // Вестник Кузбасского института. - 2012. - № 4 (12). - С. 91-101.
37. Старостина И.С., Троценко О.Е., Иванов А.Н. и др. Этиологическая структура парентеральных вирусных гепатитов у ВИЧ-инфицированных заключённых на разных этапах пребывания в пенитенциарных учреждениях // Дальневосточный журнал инфекционной патологии. - 2010. - № 17. - С. 49-57.
38. Корецкая Н.М., Элярт В.Ф., Левина Е.Б., Стыка О.Ю. Впервые выявленный туберкулез в пенитенциарной и гражданской системах здравоохранения Красноярского края // Сибирский медицинский журнал (Иркутск). - 2014. - № 5. - С. 89-92.
39. Ананьев О.Г., Александров Б.В. О некоторых социально-психологических проблемах суицидального поведения несовершеннолетних на свободе, в местах лишения свободы и способах их разрешения // Прикладная юридическая психология. - 2017. - № 1. - С. 93-100.
40. Gosden N.P., Kramp P., Gabrielsen G., Sestoft D. Prevalence of mental disorders among 15-17-year-old male adolescent remand prisoners in Denmark // Acta Psychiatrica Scandinavica. - 2003.
- Vol. 107, № 2. - Р. 102-110.
41. Узлов Н.Д., Сайдали Е.А. От подавленной к аккумулированной агрессии: как осужденные к пожизненному лишению свободы оценивают свою агрессивность // Тюменский медицинский журнал. - 2014. - Том 16, № 1. - С. 47-49.
42. Вавилова Л.В., Кирюхина Е.Л. Особенности личности осужденных, отбывающих наказание в виде пожизненного лишения свободы // Российский следователь. - М.: Юрист, 2005. -№ 6. - С. 44-47.
43. Узлов Н.Д. Приговорённые к жизни: самооценка агрессивности и чувства вины осуждёнными к пожизненным срокам лишения свободы // Суицидология. - 2015. - Том 6, № 1 (18). - С. 42-53.
44. Вальздорф Е.В., Матвеева М.Г. Наличие семьи как сдерживающий фактор для возникновения правонарушений у суи-цидентов // Академический журнал Западной Сибири. - 2011.
- № 2. - С. 14.
45. Петушкова А.М. Аспекты психодиагностического прогнозирования аутоагрессивного поведения осужденных, подозреваемых, обвиняемых // Тюменский медицинский журнал. -2013. - Том 15, № 3. - С. 32-33.
46. Вальздорф Е.В., Рожкова Н.Ю. Значимость использования экспериментально - психологических методов исследования для выявления личностных особенностей и приверженности подэкспертных к совершению аутоагрессивных актов // Тюменский медицинский журнал. - 2014. - Том 16, № 3. - С. 5-8.
47. Шабанов В.Б., Кашинский М.Ю. Организационно-правовые проблемы противодействия суицидальным и несуицидальным аутоагрессивным проявлениям осужденных в местах лишения свободы // Вестник Воронежского института МВД России. - 2012 - № 3. - С. 17-24.
48. Кротова Н.Д., Дебольский М.Г. Профилактика факторов риска пенитенциарной преступности // Психология и право. -2013. - № 3. - С. 1-13.
30. Spaderova N.N., Zotov P.B. Suicidal behavior in a sub-expert, accused of committing depraved acts against minors // Medical science and education of Urals. - 2013. - № 2. - P. 109-111. (In Russ)
31. Korobitsina T. V., Nakhodkin E.G. Prevalence of dependence on the psychoactive substances among the men, for the first time condemned to the deprivation of freedom // Siberian herald of psychiatry and addiction psychiatry. - 2016. - N° 3 (92). - P. 6064. (In Russ)
32. Green B.L., Miranda J., Daroowalla A., Siddique J. Trauma exposure, mental health functioning, and program needs of women in jail // Crime & Delinquency. - 2005. - Vol. 51, № 1. - P. 133151.
33. Krotova N.D., Debol'skij M.G. Profilaktika faktorov riska penitenciar-noj prestupnosti // Zhurnal «Psihologija i pravo». -2013. - № 3. - S. 1-13. (In Russ)
34. Spasennikov B.A. Kliniko-kriminologicheskij analiz nevrastenii u osuzhdjonnyh // Kriminologicheskij zhurnal Bajkal'skogo gosudarstvennogo universiteta jekonomiki i prava. - 2014. - №
4. - S. 31-37. (In Russ)
35. Spasennikov B.A. Kliniko-kriminologicheskij analiz rasstrojstv lichnosti u osuzhdennyh // Vserossijskij kriminologicheskij zhurnal. - 2014. - № 2. - S. 33-40. (In Russ)
36. Didenko A.V. Kliniko-dinamicheskaja harakteristika i social'naja adaptacija k mestam lishenija svobody osuzhdjonnyh so smeshannym rasstrojstvom lichnosti // Vestnik Kuzbasskogo instituta. - 2012. - № 4 (12). - S. 91-101. (In Russ)
37. Starostina I.S., Trocenko O.E., Ivanov A.N. i dr. Jetiologicheska-ja struktu-ra parenteral'nyh virusnyh gepatitov u VICh-inficirovannyh zakljuchjon-nyh na raznyh jetapah prebyvanija v penitenciarnyh uchrezhdenijah // Dal'nevostochnyj zhurnal in-fekcionnoj patologii. - 2010. - № 17. - S. 49-57. (In Russ)
38. Koreckaja N.M., Jeljart V.F., Levina E.B., Styka O.Ju. Vpervye vyjavlennyj tuberkulez v penitenciarnoj i grazhdanskoj sistemah zdravoohranenija Krasnojarskogo kraja // Sibirskij medicinskij zhurnal (Irkutsk). - 2014. - № 5. - S. 89-92. (In Russ)
39. Anan'ev O.G., Aleksandrov B.V. O nekotoryh social'no-psihologicheskih problemah suicidal'nogo povedenija nesovershennoletnih na svobode, v mestah lishenija svobody i sposobah ih razreshenija // Prikladnaja juridicheskaja psihologija. - 2017. - № 1. - S. 93-100. (In Russ)
40. Gosden N.P., Kramp P., Gabrielsen G., Sestoft D. Prevalence of mental disorders among 15-17-year-old male adolescent remand prisoners in Denmark // Acta Psychiatrica Scandinavica. - 2003. - Vol. 107, № 2. - P. 102-110.
41. Uzlov N.D., Saydali E.A. From the suppressed to the accumulated aggression: as those sentenced to life imprisonment assess their aggressiveness // Tyumen Medical Journal. - 2014. - Vol. 16, № 1. - P. 47-49. (In Russ)
42. Vavilova L.V., Kirjuhina E.L. Osobennosti lichnosti osuzhdennyh, otbyva-jushhih nakazanie v vide pozhiznennogo lishenija svobody // Rossijskij sledovatel'. - M.: Jurist, 2005. -№ 6. - S. 44-47. (In Russ)
43. Uzlov N.D. Sentenced to life: self-assessment of aggression and sense of guilt of condemned to lifelong terms of imprisonment // Suicidology. - 2015. - Vol. 6, № 1 (18). - P. 42-53. (In Russ)
44. Valdzorf E.V., Matveeva M.G. The presence of family as a deterrent to the occurrence of offenses in suicides // Academic Journal of West Siberia. - 2011. - № 2. - P. 14. (In Russ)
45. Petushkova A.M. Aspects of psychodiagnostic prediction of the auto-aggressive behavior of convicts, suspects, defendants // Tyumen Medical Journal. - 2013. - Vol. 15, № 3. - P. 32-33. (In Russ)
46. Valdzorf EV, Rozhkova N.Yu. Importance of the use of experimental psychological methods of research for revealing personal characteristics and adherence of experts to the commission of autoaggressive acts // Tyumen Medical Journal. - 2014. - Vol. 16, № 3. - P. 5-8. (In Russ)
47. Shabanov V.B., Kashinskij M.Ju. Organizacionno-pravovye problemy protivodejstvija suicidal'nym i nesuicidal'nym autoagressivnym projavlenijam osuzhdennyh v mestah lishenija svobody // Vestnik Voronezhskogo instituta MVD Rossii. -2012 - № 3. - S. 17-24. (In Russ)
48. Krotova N.D., Debol'skij M.G. Profilaktika faktorov riska peni-tenciar-noj prestupnosti // Psihologija i pravo. - 2013. - № 3. -
5. 1-13. (In Russ)
49. Brown S., Day A. The role of loneliness in prison suicide prevention and management // J. Offender Rehabil. - 2008. - Vol. 47, № 4. - P. 433-449.
49. Brown S., Day A. The role of loneliness in prison suicide prevention and management // J. Offender Rehabil. - 2008. - Vol. 47, № 4. - P. 433-449.
SUICIDE BEHAVIOR OF DETAINED IN CUSTODY AND CONVICTED PRISONERS
P.B. Zotov
Tyumen State Medical University, Tyumen, Russia Tyumen Psychiatric Hospital, Russia
Abstract:
The article reviews literature on suicidal behavior of individuals detained in custody and convicted. It is stated that death by suicide among this category exceeds average rages for general population 2-3 times. The exact number of suicide attempts is not known because on one hand it is hard to verify some forms of suicide, and on the other self harming behavior is rather prevalent under isolation even though it does not contain suicide intention - 19 to 37%. For differentiation diagnostics it is important to be able to observe suicide ideation (reported by 40% male and 53,7% female prisoners), suicide motivation and suicide history. General groups and factors of suicide risk include: young males, aggressiveness, first conviction, psychosocial desadaptation before custody, heavy social deprivation, substance abuse and addiction, forcing homosexual relationships, mockery (up to 34% of suicide attempters). The highest suicide risk is registered among prisoners of remand centers: up to 32-38% suicide cases of all cases registered in Federal Penitentiary Service with 17% share of suicide cases registered among people under confinement. Up to 38% of completed suicides happen during first month in detention unit, around 25% right after sentencing or its coming into force, significant share (30 to 55%) of suicide take place when prisoner is held in a single chamber. Most prevalent means of suicide is hanging (83%), most prevalent means of self harm is - self cutting (60%). Most registered suicides (up to 60%) take place in adult prisons. Important prosuicide factors include alcohol consumption and substance addiction, psychiatric and personality disorders, HIV, tuberculosis and so on. Suicide cases in prisons for underage criminals are rare especially for convicted to life imprisonment, which is mostly due to the system of control. Prevention measures require complex and multilevel approach at all stages of temporary and long-term detention, wider involvement of mental health specialists, improvement of detention conditions, accessibility of medical care, training of non-medical (departmental) staff of penitentiary system bodies.
Key words: suicide, suicide behavior, imprisonment, detention, convicted, remand center, prison
УДК: 616.89-008
НИИ психического здоровья, Томский НИМЦ, г. Томск, Россия
ГБОУ ВПО «Омский государственный медицинский университет» Минздрава России, г. Омск, Россия
Контактная информация:
Карауш Ирина Сергеевна - доктор медицинских наук. Место работы и должность: старший научный сотрудник отделения пограничных состояний НИИ психического здоровья Томского национального исследовательского медицинского центра. Адрес: 634004, г. Томск, ул. Алеутская, 4. Телефон: (913) 820-32-21. Электронный адрес: anir7@yandex.ru
Куприянова Ирина Евгеньевна - доктор медицинских наук, профессор. Место работы и должность: ведущий научный сотрудник отделения пограничных состояний НИИ психического здоровья Томского национального исследовательского медицинского центра. Адрес: 634004, г. Томск, ул. Алеутская, 4. Телефон: (913) 826-47-01. Электронный адрес: irinakupr@rambler.ru
Дроздовский Юрий Викентьевич - доктор медицинских наук, профессор. Место работы и должность: заведующий кафедрой психиатрии, медицинской психологии ГБОУ ВО «Омский государственный медицинский университет» МЗ РФ. Адрес: 464043, г. Омск, ул. Ленина, 12. Телефон: (3812) 233-289. Электронный адрес: jwdrozd@mail.ru
Усов Григорий Михаилович - доктор медицинских наук. Место работы и должность: профессор кафедры психиатрии, медицинской психологии ГБОУ ВО «Омский государственный медицинский университет» МЗ РФ. Адрес: 464043, г. Омск, ул. Ленина, 12. Телефон: (3812) 233-289. Электронный адрес: usovgm@list.ru
ДЕТИ И ПОДРОСТКИ С СЕНСОРНЫМИ НАРУШЕНИЯМИ: ПРОБЛЕМЫ ДЕПРЕССИИ И СУИЦИДАЛЬНОГО РИСКА
И.С. Карауш, И.Е. Куприянова, Ю.В. Дроздовский, Г.М. Усов
