CC BY
244
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №04-4/2017 ISSN 2410-6070_
7. Поляков И.И. Правовой статус мировой юстиции в Таврической губернии по Судебной реформе 1864 г. // Культура народов Причерноморья. 2000. № 12. С. 63-66.
8. Хутько Т.В. Некоторые аспекты создания и деятельности мировой юстиции в Таврической губернии по Судебной реформе 1864 г. // Материалы Всеукраинской научно-практической конференции «Судебная реформа 1864». Харьков, 2014. С. 111-116.
9. Хутько Т.В. Основные этапы становления и развития института мировых судей в Крыму // Инновационная наука. 2015. №12-3. С. 172 -177.
10. Хутько Т.В. Организационное обеспечение деятельности мировых судей в Крыму (в 60-е-80-е XIX в.) // Мировой судья. 2016. № 1. С. 16-20.
© Садыхова К.С., 2017
УДК 343
Э.И. Салимьянова
студентка 2 курса Института права Башкирский Государственный Университет г. Уфа, Российская Федерация Научный руководитель: Н.А. Чеснокова ассистент кафедры «Уголовное право и процесс» Башкирский Государственный Университет г. Уфа, Российская Федерация
СУДЕБНАЯ ПРАКТИКА КАК ИСТОЧНИК РОССИЙСКОГО УГОЛОВНОГО ПРАВА
Аннотация
Текущая работа посвящена проблеме источников уголовного права Российской Федерации. В правовой доктрине ведутся дискуссии по поводу места судебной практики в Российской правовой системе. Хотя судебная практика в настоящее время не является официальным источником уголовного права, правоприменители ее активно используют. На основе позиций специалистов в области права необходимо выяснить, стоит ли судебная практика используется наряду с другими источники уголовного права.
Ключевые слова
Источник уголовного права, судебная практика, судебный прецедент, российская правовая система.
По вопросу о признании судебной практики источником уголовного права, или имеет ли право суд создавать правовую норму юридическая наука и юридическая практика в России всегда склонялась к отрицательному мнению.
Так, М.Н. Марченко определяет несколько наиболее употребительных тезисов среди аргументов, которые отрицают роль судебной практики как источника современного российского уголовного права.
Во-первых, высказывание о том, что признание судебной практики в качестве источника уголовного права противоречит принципу разделения властей. Здесь Марченко говорит, что нет в данном принципе конкретной абсолютизации [6, с. 14-15]. Несмотря на то, что данный принцип закреплен в Конституции Российской Федерации (далее - Констиутция), формально между судебной, законодательной и исполнительной властью строгих разделений сфер деятельности и функций нет. Так, законодательная власть, осуществляя свои нормотворческие функции, может оставить ту или иную область общественных отношений вне правового регулирования. Но когда с подобным пробелом сталкивается судебная власть в практическом применении, она не может каким-либо образом уйти от решения вопроса. Суд, разрешая спор,
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №04-4/2017 ISSN 2410-6070_
восполняет пробел в регулировании судебной практикой, которая воплощена главным образом в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации (далее -постановление Пленума ВС РФ). Существуют различные обобщения судебной практики в постановлениях Пленума ВС РФ, к которой обращаются юристы для разрешения дел. Так, например, постановление Пленума ВС РФ «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления». В целях обеспечения правильного и единообразного применения судами уголовного законодательства об ответственности за уклонение от уплаты налогов и сборов Пленум Верховного Суда Российской Федерации постановляет дать судам разъяснения в связи с поставленным вопросом [1].
Примером скрытого расширения границ уголовной противоправности приведу позицию Пленума Верховного Суда Российской Федерации по вопросу об оконченности преступления, предусмотренного ст. 150 Уголовного Кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ)[4]. В ней говорится о вовлеченности взрослым лицом несовершеннолетнего в совершение преступления. Сравним постановление Пленума ВС РФ «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» п. 8, утратившее силу, и постановление Пленума ВС РФ «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних» п.42 ныне действующее. В первом, преступление оконченным можно было считать с момента совершения взрослым лицом действий, которые направлены на вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления независимо от того, совершил ли он преступление или нет [2].
Ныне действующее постановление, говорит, что данное преступление считается оконченным в случае, если несовершеннолетний окончил преступление, приготовление к преступлению, покушение на преступление [3]. Если же несовершеннолетний действия противоправного характера, оцениваемые как преступные, не совершал, то действия взрослого лица будут оцениваться как покушение на вовлечение несовершеннолетнего в совершение преступления по ч.3 ст. 30 и ст. 150 УК РФ [2].
Так Пленум Верховного Суда Российской Федерации дополняет законодательство Российской Федерации. Возражений против подобной практики нет, так как необходимость в ней очевидна и ясна.
Во-вторых, высказывание о том, признание судебной практики в качестве источника уголовного права не согласуется с характерными особенностями романо-германской правовой семьи, к которой причисляют Россию», данный тезис далеко не бесспорный, отмечает М.Н. Марченко. Такая точка зрения исходит из того, что специалисты в области права не считают приемлемым прецедент для романо-германской правовой семьи. Но на практике европейских стран, относящихся к романо-германской правовой системе, зачастую используется судебная практика в качестве источника уголовного права [6, с. 14-15].
В нашей стране судебная практика также находится в повседневном применении. Л.В. Смирнов пишет, что особенности места, которое занимают суды в системе разделения властей, обусловливают их возможности наиболее объективно и за меньший срок выявлять проблемы действующего законодательства. Судьи, находясь в постоянной соприкосновенностью с обществом, могут быстро и эффективно принять необходимое решение, чтобы восторжествовала справедливость. Поэтому придание судебным органам правотворческой функции способно обеспечить «самонастройку права», его качественное совершенствование и «очищение» от груза дефектов [6, С. 51].
Исходя из этого, можно считать, что признание судебной практики в качестве источника уголовного права в России не противоречило бы устоям романо-германской правовой системы.
В-третьих, точка зрения о том, что признание судебной практики в качестве источника уголовного права вступало бы в конфликт с правотворческой деятельностью Федерального Собрания Российской Федерации, однако судебная правотворческая деятельность осуществляет свои функции на основе закона и в строгом его соответствии, а также дополняет ее, заполняя некоторые пробелы в законодательстве [6, с. 1415].
Этому может послужить пример судебной практики, когда термин «клевета» вернулся в уголовное законодательство будучи ранее декриминализованным. Это было в октябре 2012 года, УК РФ [4] был
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №04-4/2017 ISSN 2410-6070_
дополнен ст. 128.1. Нет конкретного определения терминов «честь», «достоинство» в законодательстве Российской Федерации, и, следовательно, при судебном разбирательстве судья исходит из общепринятой трактовки данных понятий. Деловая репутация напрямую зависит от материальных благ, т.е. она может пострадать и данный носитель репутации потеряет крупную сумму денег. Поэтому, клевета вредит не только чести и достоинству лица, а может также навредить экономическим интересам. Как показала судебная практика, клевета, имеющая более серьезные последствия, как задевающая материальные блага и т. п. поместилась в УК РФ, а оскорбления, задевающие честь и достоинства лица, остались в Кодексе об административных правонарушениях. Это связано с тем, что насколько серьезным было правонарушение, настолько серьезным и будет наказание. Это дает повод задуматься, прежде чем высказываться оскорбительно. А порой факты, не имеющие места в действительности могут оказаться серьезным причинением вреда другому лицу.
То есть, на основе судебной практики был выявлен пробел в законодательстве, который смогла выявить и предотвратить судебная власть. На основе этого, наша позиция стоит на том, что судебная власть не вступала бы в конфликт с законодательной властью при признании судебной практики источником уголовного права, а только лишь гармонично сочеталась с ней и дополняла.
По мнению С.С. Алексеева, судебная практика не нашла конкретное место в российской правовой системе. Потому что, предоставление судам права, которое признает недействительным и отменяет нормы органов власти и управления кардинально меняет роль суда. Он теперь не только разрешает индивидуальные споры, его компетенция распространяется и на правотворчество. И существует дилемма: суд занимается правотворческой деятельностью или выносит судебные решения по конкретным делам. Данный вопрос остается не решенным в России [5, с. 115-116].
Исходя из вышесказанного необходимо сделать вывод о том, что судебная практика неформально выступает как источник уголовного права и необходима в российской правовой системе, но она не входит в официальный список источников российского уголовного права. Остаются некоторые вопросы: насколько будет соответствовать действительным потребностям жизни российского общества правотворческая функция судов? И будут созданы ли такие условия у судебной практики, которые позволят в будущем не противоречить правотворческой деятельности и вынесению решений судебной системы. Думаю, это весьма обсуждаемый вопрос, на основе которого и считается в России, что судебная практика не является официальным источником уголовного права.
Список использованной литературы:
1. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 декабря 2006 г. № 64 г. Москва «О практике применения судами уголовного законодательства об ответственности за налоговые преступления.
2. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 14 февраля 2000 г. № 7 «О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних» п. 8
3. Постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 1 февраля 2011 г. № 1 «О судебной практике применения законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности и наказания несовершеннолетних» п.42
4. «Уголовный кодекс Российской Федерации» от 13.06.1996 № 63-Ф3 (в действующей редакции)
5. Алексеев С. С. Право на пороге нового тысячелетия: Некоторые тенденции мирового правового развития-надежда и драма современной эпохи. М., 2000. С. 115-116.
6. Марченко М. Н. Является ли судебная практика источником российского права? // Журнал российского права. 2000. № 12. С. 14-15.
7. Смирнов Л. В. Деятельность судов Российской Федерации как источник права // Журнал российского права. 2001. № 3. С. 51.
© Салимьянова Э.И., 2017
_МЕЖДУНАРОДНЫЙ НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ «ИННОВАЦИОННАЯ НАУКА» №04-4/2017 ISSN 2410-6070_
УДК 343
Э.И. Салимьянова
студентка 2 курса Института права Башкирский Государственный Университет г. Уфа, Российская Федерация Научный руководитель: Н.А. Чеснокова ассистент кафедры «Уголовное право и процесс» Башкирский Государственный Университет г. Уфа, Российская Федерация
ЭФФЕКТИВНОСТЬ ПРИМЕНЕНИЯ СУДАМИ УГОЛОВНО-ПРАВОВОЙ НОРМЫ КАК
ОТСРОЧКА ОТБЫВАНИЯ НАКАЗАНИЯ БОЛЬНЫМ НАРКОМАНИЕЙ В УГОЛОВНОМ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВЕ РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ
Аннотация
В связи с проблемой наркотизацией страны как угрозы национальной безопасности необходимо проведение антинаркотической политики. В данной статье рассмотрена проблема эффективности применения нормы Уголовного Кодекса Российской Федерации об отсрочке отбывания наказания больным наркоманией в связи с прохождением курса лечения и медико-социальной реабилитации. Цель применения данной нормы в понижении числа людей, больных наркоманией.
Ключевые слова Отсрочка отбывания наказания, эффективность применения норм, либерализация уголовной политики.
Федеральный законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ [1] было изменено уголовное законодательство Российской Федерации, в частности было также ознаменовано появлением ст. 82.1 в Уголовном Кодексе Российской Федерации (далее - УК РФ)[2]. Данная статья направлена на либерализацию уголовной политики и устанавливает правовые основания для предоставления отсрочки некоторой категории осужденных. А именно: «Осужденному к лишению свободы, признанному больным наркоманией, совершившему впервые преступление, предусмотренное ч.1 ст. 228, ч.1 ст. 231 и ст. 233 УК РФ [2] и изъявившему желание добровольно пройти курс лечения от наркомании, а также медико-социальную реабилитацию, суд может отсрочить отбывание наказания в виде лишения свободы до окончания лечения и медико-социальной реабилитации, но не более чем на пять лет».
Для начала выясним в связи с чем законодатель принял решение о введении в кодекс данной меры.
Во-первых, это как один из способов борьбы с наркоманией, так как в последнее время остро встала проблема наркотизации населения страны, что существенно угрожает национальной безопасности в целом и требуется наискорейший способ снижения количества граждан, страдающих наркоманией.
Во-вторых, существует тесная взаимосвязь потребления наркотиков и совершения преступлений. То есть, за счет снижения потребления наркотических веществ существует возможность снижения количества преступлений при воздействии наркотиков, под их неблагоприятным влиянием.
Необходимо рассмотреть вопрос, насколько эффективно используются положения данной статьи и в чем существенно нужно усовершенствовать ее применение.
По анкетированию в исправительных колониях УФСИН Российской Федерации по Удмуртской Республике осужденных, употреблявших наркотические вещества до применения наказания. Большинство осужденных посчитали важным введение нормы о применении лечения от наркомании при волеизъявлении обвиняемого и около половины опрошенных согласились бы на лечение от наркомании при предъявлении отсрочки от отбывания наказания в виде лишения свободы [4]. На этом основании можно сделать вывод, что
