CC BY
350
УДК: 821.161.1 (Распутин В.) ББК: Ш5(Рос=Рус)4
Третьякова Д.В., Мыслицкая Л.А.
СУБЪЕКТНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПОВЕСТИ В. РАСПУТИНА «ЖИВИ И ПОМНИ»
Tretyakova D. V., Myslitskaya L.A.
THE SUBJECTIVE REPRESENTATION OF THE AUTHOR AND LITERATURE CHARACTERS IN THE NOVEL "LIVE AND REMEMBER" BY VALENTIN RASPUTIN
Ключевые слова: литературоведение, творчество писателя В.Г. Распутина, художественные особенности повести «Живи и помни», субъектная организация в литературных произведениях, двусубъектное повествование, объективированное повествование, формы текстовой самореализации персонажей, повествовательный дискурс, субъект речи и субъект сознания, точка зрения.
Keywords: fiction studies, literature creative work of the modern Russian writer Valentin Rasputin, literature features of the novel "Live and Remember", subjective representation in literature works, double-subjective narrative, objective narrative, the form of the self-determination of characters, narrative discourse, the subject of speech and the subject of consciousness, a point of view.
Аннотация: в статье представлен анализ субъектной организации повести В.Г. Распутина «Живи и помни». Основные выводы исследования - повесть представляет собой сложное образование. Двусубъектное повествование в рамках объективированного сопровождается различными формами текстовой самореализации персонажей. Особая роль в реализации подобного типа повествования принадлежит воспоминаниям и снам.
Abstract: this article presents the feature analyze of the novel "Live and Remember" by Valentin Rasputin (1937-2015), one of the famous modern Russian writers. Researchers concentrated on the subjective representation of the writer and his literature characters in the text of mentioned novel. They suppose the novel is complex literary formation. The narrative of this novel is objective and double-subjective simultaneously. All characters have their own form of the self-determination in the novel text. Dreams and recollections of characters play the important role in this text.
Творчество Валентина Распутина на современном этапе привлекает внимание не только российских, но и зарубежных литературоведов. Только в период 2010-2015 гг. в России защищено пять кандидатских диссертаций1, а в юбилейном 2012 г. (к 75-
1 Барышева О.А. Христианский и народнопоэтические мотивы в художественном мире прозы В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол.наук. - Кострома, 2010. - 217 с.; Власов С.В. Публицистический дискурс в прозе В.Г. Распутина 2000-х годов.: дис. ... канд. филол.наук. - М., 2014. - 191 с.; Иванова В.Я. Структурно-семантический аспект художественного образа в прозе В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол. наук. - Иркутск, 2012.- 172 с.; Ма Сяоди. Проблема национального само-сознания в творчестве В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Ма Сяоди; М., 2015. - 161 с.; Соловьева Е.В. Художест-
летию со дня рождения писателя) выпущены коллективная монография со статьями европейских и американских исследователей и сборник материалов международной научной конференции2. Несколькими годами ранее в Китае защищены две докторские диссертации, напрямую связанные с изуче-
венное воплощение духовно-религиозной проблематики в произведениях В. Распутина и В. Максимова: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 М., 2005. - 185 с.
2 Бражников И.Л. Творчество В.Г. Распутина в социокультурном и эстетическом контексте эпохи. коллективная монография / В.Д. Серафимова, И.Л. Бражников. - М.: Прометей, 2012.; Плеханова И.И. Время и творчество Валентина Распутина: Международная науч. конф., посвящ. 75-летию со дня рождения Валентина Григорьевича Распутина: материалы. - Иркутск: Изд-во ИГУ, 2012. 611 с.
нием творчества писателя 1.
В качестве одной из причин такого неизменного интереса к автору мы видим стремление раскрыть те глубинные общечеловеческие духовные смыслы, которые заложены в прозе Распутина. И не случайно современное литературоведение от изучения тематики и проблематики перешло к изучению повествовательной ткани, а также к осмыслению духовно-нравственной и религиозной основ произведений, выраженных в точке зрения автора в текстах В. Распутина. Особый интерес в этой связи представляет повесть «Живи и помни» (1975).
Цель настоящего исследования - рассмотреть субъектную организацию повести «Живи и помни» и выявить авторскую позицию. Следует отметить, что повесть, при внешней простоте изложения, скрывает сложную организацию, поскольку и тема, и проблематика произведения многомерны и нетривиальны.
Б.О. Корман, размышляя об анализе субъектной организации текста в плане синтагматики, отмечал, что это «... выделение и описание тех последовательностей, в которых находятся в произведении субъекты речи и сознания, последовательностей, определяющих смену, сцепление соответствующих отрывков текста, то есть сюжет» 2. Именно смена субъектов речи и субъектов сознания, столкновение их точек зрения определяет движение сюжета и приводит к определенному конфликту. Анализ всей этой многоуровневой структуры, в свою очередь, приводит нас к пониманию авторского замысла, и сокровенной, выношенной им идеи произведения.
Следует отметить характерную особенность субъектной организации текста распутинской повести, поскольку при внешне объективированном авторском повествовании (от 3-го лица) наблюдается сложно организованная ткань художественного текста, когда авторский текст перепле-
1 См. подробнее о работах китайских ученых: Ма Сяоди. Восприятие Распутина в Китае // Славянские языки и литературы в синхронии и диахронии: Материалы международной научной конференции. М.: МАКС Пресс, 2013. С. 222-225.
2 Корман Б.О. Избранные труды по теории и истории литературы. - Ижевск, 1992. - С. 219.
тается с внутренним монологом героя/героини, или его несобственно-прямой речью. Зачастую бывает сложно отделить голос повествователя от речи персонажа, но есть эпизоды, где это различие особенно явно.
Герои Распутина вмещены в сферу сознания повествователя. Перед нами - поток мыслей, чувств и образов, включенных формально в сознание повествователя. Повествователь скрыт, герои и их судьбы даны читателю непосредственно. Поэтому, с одной стороны, необходимо рассматривать не только авторский текст, посвященный судьбе героя/героини, их внешним описаниям, но и комплекс средств текстовой самореализации персонажа - реплики героев, их диалоги, самохарактеристику, взаимохарактеристики. С другой стороны, нередки в повествовании случаи, когда сознание героя вплетено в авторскую повествовательную ткань. И тогда мы уже имеем дело с так называемой двусубъектной структурой повествования - с потоком мыслей персонажа, с его внутренним диалогом или несобственно-прямой речью.
Из анализа повествовательной ткани произведения следует, что повествователь -сибиряк, как и его герои, поскольку в тексте, преимущественно написанном русским литературным языком, нередко появляются сибирские диалектные слова, например, куржак, Расея и др. О языке В. Распутина А. Солженицын писал: «Распутин - не ис-пользователь языка, а сам - живая непроизвольная струя языка. Он - не ищет слов, не подбирает их, - он льётся с ним в одном потоке. Объёмность его русского языка -редкая средь нынешних писателей»4. Этим обстоятельством значительно осложнен анализ иноречевых включений в авторский повествовательный текст. И в данном контексте мы можем говорить о расхождении не столько стилистическом, сколько морально-этическом. Особенно ярко это проявляется в текстах, вмещающих сознание
3 Елистратов В.С. Словарь языка Василия Шукшина: Около 1500 слов, 700 фразеологических единиц. - М., 2001. - С. 163, 353.
4 Солженицын А. Слово при вручении премии Солженицына В. Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. - 2000. - №5. - С. 189.
Андрея или Настены.
В рассматриваемом нами произведении мы обнаруживаем тип конфликта, известный в литературе с давних времен: столкновение точек зрения коллектива и личности, который героями изначально подменяется и рассматривается как конфликт между интересами общества и семьи. Другой вопрос, что личностные точки зрения основных персонажей здесь чуть ли не диаметрально противоположны. С одной стороны, это точка зрения Андрея Гуськова, с позиции общества - дезертира, поправшего интересы общества и государства и сбежавшего с войны, пусть даже и в самом конце, но войну в то время еще никто не отменил. Андрей нарушил долг перед государством во имя своих личных интересов (выживание), выдаваемых за семейные (как он потом часто оправдывает себя). С другой стороны, это точка зрения Настёны, нарушившей государственный долг и не выдавшей дезертира, что тоже сурово карается государством. Однако делает она это не во имя своих собственных интересов, соображений личного или семейного счастья, но во имя спасения Андрея, из жалости к мужу, которому неминуемо грозит смертная казнь. Не случайно в повести много страниц уделяется размышлениям Настены о сча-стье1. И в данном случае мы видим мучительные раздумья героини о правильности ее поступков, о ее слепом следовании фамильному долгу, долгу семейному, следовании духовному опыту предков. Не случайно с самой первой встречи Андрей напоминает ей о том, что она - его жена, и должна следовать за ним и в радости, и в несчастье. Примечательно, что первое напоминание о супружеском долге делается с угрозой для ее жизни: «Скажешь кому - убью. Убью -мне терять нечего».
При разрешении заданного в произведении конфликта ключевым моментом является беременность Настены. Для Андрея продолжение рода - лишний аргумент, оправдывающий его поступок, утверждающий его в правильности отстаивания интересов рода и семьи. Однако за этими дово-
1 Здесь и далее цит. по изд.: Распутин В.Г.
Избранные произведения. В 2. Т. т. 2. Повести. Очерк. -М.: Худ. лит-ра, 1990. - С. 81,83,. 90-91,92, 199.
дами кроется двойное дно: Андрей, желая продолжить род, пытается прежде всего сохранить свою собственную жизнь. Об этом он говорит неоднократно Настене: «Это же все - никакого оправдания не надо. Это больше всякого оправдания». «А роди ты, я себя оправдаю, для меня это последний шанс»2. «Что тебе делать? Тебе - рожать, вот что делать. Умри, но роди, в этом вся наша жизнь. Делай, что хошь, но знай, что тебе надо родить. [...] На все плюнь, обо всем забудь - рожай. Ребенок - все наше спасенье. Ты тоже в этом деле моем немаленько заляпана. А ты совестливая, тебе неспокойно. Родишь - будет легче. Ребенок спасет тебя ото зла. Да разве есть во всем белом свете такая вина, чтоб не покрылась им, нашим ребенком? Нету такой вины, Настена. [...] А станут совсем донимать тебя - всех порешу, всех пожгу, родную мать не пожалею».
Отношение Настёны к беременности очень противоречивое. С одной стороны, еще в самом начале повествователь отмечает, как тяжело ей жилось из-за бездетности: «Бездетность-то и заставляла Настену терпеть все. С детства слышала она, что полая, без ребятишек баба - уже и не баба, а только полбабы. [...] Лишь однажды, когда Андрей, попрекая ее, сказал что-то совсем уж невыносимое, она с обиды ответила, что неизвестно еще, кто из них причина - она или он, других мужиков она не пробовала. Он избил ее до полусмерти». Здесь мы ощущаем присутствие сознания Настены -бездетность воспринимается героиней как наказание. А в последнем предложении даже слышна интонация фразы героини: «Неизвестно еще, кто из них причина - она или он, других мужиков она не пробовала». В произведении и сама Настена проговаривает Андрею свои переживания: «Мне много хужей было, чем тебе, я со всех сторон обманщицей, воровкой какой-то выходила. [...] Как будто чужое место занимала, на чужое счастье позарилась. Я себя сто раз прокляла - ты не знаешь. Если б можно было, я бы давно потихоньку пропала куда-нить, а то в Ангару кинулась, чтоб освободить тебя». В конце же повести мы слы-
2 Распутин В.Г., там же. 17; 80; С. 84.
шим гневный внутренний монолог Настены о том, какое наследство получит долгожданный ребенок после того, как обнаружится, кто его отец: «[...] и ребенок родится на стыд, с которым не разлучаться ему всю жизнь. [...] И грех родительский достанется ему, суровый, истошный грех, - куда с ним деваться?! И не простит, проклянет он их - поделом».
Это то, что можно обнаружить в произведении при первичном рассмотрении. Но есть еще и другой, более глубинный пласт, который относит нас к специфике искусства ХХ века. У каждого из героев мы наблюдаем не менее важный внутриличностный конфликт, который приводит и Андрея, и Настену к неминуемой гибели. Мы не узнаем в повести о конце Андрея, да, в сущности, это и неважно, поскольку финал его и так известен. Гораздо более трагичен исход, ожидавший Настёну, которая не смогла выбрать между семейным долгом и тем моральным законом предков, изначально живущим в ней на уровне инстинктов. Именно к этим ценностям героиня примеряет каждый свой шаг, или поступок Андрея, спасающего свою жизнь любой ценой. И вот это противоречие, этот конфликт - жить по правде или во лжи - и становится для героини неразрешимым. Именно это приводит ее к не менее страшному для нее греху -утоплению себя и убийству нерожденого младенца.
Здесь мы сталкиваемся со свойственной ХХ веку экзистенциальной проблематикой - человек на грани, личность перед немыслимым и невозможным выбором. По сути, и Андрея на дезертирство толкает тот же выбор - выжить или погибнуть, сохранить себя и память о себе, или кануть в безвестность. И именно это становится самым тяжким бременем для Андрея, то, что мучает героя уже при уходе на фронт - не оставить о себе память: «Его обидело: что же так скоро? Не успел уехать, оторваться, а уже позабыто, похоронено все, чем он был и чем собирался стать: значит, ступай и умирай, ты для нас конченый человек».
Таким образом, мы подходим к пониманию смысла заглавия произведения -«Живи и помни», выражающего точку зрения авторского сознания. Герой в этой не-
простой ситуации делает выбор - в пользу жизни, но цена, которую он заплатил за эту жизнь, слишком высока. Поэтому и приходится ему все время помнить об этой цене, которую он заплатил за свое «незаконное» существование. Как проговаривает Настена во внутреннем монологе: «А все потому, что до поры сберег себя мужик»1. И наказанием для Андрея становится именно память, воспоминания, которые мучают его и не дают покоя. Именно воспоминания, моменты рефлексии, тонко вплетенные в авторское повествование, становятся ключом к пониманию образа героя.
Мастерство автора заключается и в том, что вся назидательная сторона произведения очень искусно спрятана в незатейливой ткани произведения, о чем писал и А. Солженицын: «Сюжет складывается не из надуманных поворотов, а из простых жизненных обстоятельств, как они естественно текут. Повествование не спешит, оно про-сочено сибирской натурой, - а события развиваются плотно. В центре всех напряжений - Настёна. Оттенки страхов, надежд, нарастающих мучений - совсем не литературными приёмами вылепляют нам яркий женский образ»2. Именно поэтому Валентин Распутин и настаивает на том, что главный персонаж повести - Настена, Андрей же так хорошо прописан лишь для того, чтобы показать исключительность ситуации, в которой и проявляется суть ее характера.
Однако фигура Андрея не менее важна для понимания той проблематики, перед которой приходится сталкиваться личности в годы немыслимых испытаний, когда нужно сделать невозможный выбор - умереть или остаться в живых: «Если б не война, если б не она, проклятая, - оправдывался он. [...] -Я ж не власовец какой-нибудь, что против своих двинулся, я от смерти отступил. Неужто не зачтется? От смерти отступил, - повторил он, обрадовавшись удачному слову, и вдруг восхитился: - Такая война! - а я утекнул. Это ж уметь надо - черт возьми!». Однако человеку не дано перехитрить
1 Распутин В.Г., там же. С. 171-172; 14; 83; 192-193; 22; 50.
2 Солженицын А. Слово при вручении премии Солженицына В. Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. - 2000. - №5. - С. 186-187.
судьбу и смерть. Другой вопрос, что Андрей мог бы и уцелеть на фронте. Итак, самый главный мотив, побудивший Андрея к страшному греху - страх перед смертью и ее фатальная неизбежность, ощущаемая героем. Любопытно, что уже здесь Андрей пытается рассмотреть свои поступки с точки зрения коллективного сознания (Неужто не зачтется?), проникающего в повествование различными пословицами, приметами, расхожими суждениями. Герои, вписанные в этот тип мышления, соизмеряют свои действия с народной правдой, взрастившей их с младенчества.
При анализе авторской позиции в повести неизменно встает вопрос о том, равнозначны ли образы Настены и Андрея, или кто-то представляется автору более значимым. Ответ следует искать в субъектной организации повести, во всех её сюжетных и внесюжетных элементах.
Отметим, что по количественным подсчётам сознанию и репликам Андрея, а также преимущественно диалогу с Настеной, посвящены страницы 11 -ти глав повести, а сознанию Настены и ее диалогам с односельчанами, с Андреем - 17-ти глав. Причем, абсолютное начало и конец, также посвящены героине. Так, уже этот формальный признак указывает на то, что повесть писалась о Настене. Однако важно рассмотреть не только формальный перевес присутствия сферы сознания персонажа в повести, но и его качественное наполнение. Очень важный аргумент в этом вопросе - название книги - «Живи и помни», явно обращенное к «выжившему» Андрею.
В повести практически нет зачина -лишь небольшая зарисовка с натуры с точным указанием даты - крещенские морозы 1945 г. (т.е. около 19 января). Сюжет построен таким образом, что в процессе чтения читатель сразу же погружается в гущу событий. Уже с первых страниц перед нами интрига, свойственная детективному сюжету - пропал топор в бане Гуськовых. И если Федор Михеич Гуськов, отец Андрея, сокрушается по поводу пропажи, то Настена со свойственным ей женским любопытством разматывает нить, одновременно со страхом, душевным волнением и трепетом обнаруживая долгожданного «вора». И с
первых же страниц повести перед нами возникает мотив обмана и подмены, который затем перерастает в не менее значимый для понимания произведения мотив страха: «Настена почувствовала, что и она тоже задыхается - настолько неожиданно, как Настена ни подозревала ее, свалилась эта встреча, настолько воровской и жуткой с первых же минут и с первых же слов она оказалась»1. И не случайно поначалу она не узнает мужа, принимая его за оборотня, втайне надеясь, что так оно и есть. Да и потом, правда, уже со смехом, Настена, вспоминая эту первую встречу, признается Андрею, что приняла его за лешего, на что Андрей отвечает, что в его положении «уж лучше походить на лешего», чем на себя. Так в произведение постепенно проникает нечеловеческий образ Андрея.
Этот процесс «одичания» Андрея показан преимущественно через авторский повествовательный текст. Гуськов научился выть по-звериному: «Когда становилось совсем тошно, он открывал дверь и, словно бы дурачась, забавляясь, пускал над тайгой жалобный и требовательный звериный вой». Здесь мы видим двусубъектное авторское описание состояния героя, когда присутствие его сознания ощущается по оценочным словам, возникающим в тексте: становилось совсем тошно, словно бы дурачась, забавляясь, жалобный и требовательный звериный вой.
Однако в тексте есть и реплика героя, адресованная Настене, которая свидетельствует о том, что Андрей осознает этот процесс, происходящий помимо его воли: «Ты думаешь, легко мне здесь зверюгой лесной прятаться? [...] Я здесь по-волчьи научился выть. Хочешь, покажу?». Но в большей степени это «озверение» Андрея показано в авторском повествовательном тексте: «Гуськов замирал, как зверь, чутко отзываясь на каждый звук и каждое дыхание. [...] Он жил в эти ночные часы только чутьем, и ни о чем не думал, чутье же вело его перед утром обратно в зимовье и окунало в сон. [...] Он шел и внюхивался, всматривался, озирался [...]». Здесь уже практически отсутствует сознательное в герое - он
1 Распутин В.Г., там же. С. 120; 17.
весь обращен в инстинкты. Фактически сознание атрофируется, уступая место подсознательному чутью. Однако, в противовес нравственному чутью Настены, здесь мы имеем дело со звериными инстинктами, что свидетельствует о деградации личности Андрея.
Апофеозом этой метаморфозы героя служит эпизод с жестоким убийством теленка, где полностью подтверждается пересказанная автором фраза внутреннего монолога Андрея: «Нельзя по-настоящему почувствовать себя зверем, пока не увидишь, что существуют домашние животные, нельзя продолжать новую жизнь, не подобрав пуповину от старой [...]».
Очень важной для понимания характера и судьбы Андрея Гуськова является третья глава, в которой передаются его воспоминания и впервые возникает мотив памяти, заявленный в названии произведения - «Живи и помни». Приведем отрывок из повествовательного текста автора, в который вкрапливается несобственно-прямой речью сознание Андрея: «В эти первые, прожитые в родных местах дни больше всего его донимали воспоминания о том, как три с половиной года назад он уезжал отсюда на фронт. [...] Память удержала даже чувства, которые он испытывал, и чувства эти, похоже, теперь повторялись: та же, что и тогда, была сейчас в нем оглушенность, неспособность соображать, что будет дальше, та же ненадежность всего, что с ним сталось, злость, одиночество, обида, тот же холодный, угрюмый и неотвязный страх - многое, вплоть до случайных настроений, было тем же, с одной лишь громадной разницей: все это теперь оказалось словно бы вывернутым своей обратной, изнаночной стороной, которая подтверждалась и обстановкой». Эти чувства постоянно присутствуют в образе Андрея: «Андрей смотрел на деревню молча и обиженно», «обозлился», «злость проглянула», «невольная обида» - вот слова, передающие ощущения героя при уходе на фронт. Особенно показательна его обида на безразличие Ангары к его судьбе. Здесь наиболее ярко мы слышим голос героя: «Его обидело: что же так скоро? Не успел уехать, оторваться, а уже позабыто, похоронено все,
чем он был и чем собирался стать: значит, ступай и умирай, ты для нас конченый че-ловек»1. Так укрепляется мотив памяти в сознании героя. Слышны фразы самого героя, поскольку ни Ангара, ни сам автор не сможет так повествовать о его судьбе. Мы слышим голос самого героя, его внутренний монолог, эмоциональный, обиженный. Здесь же и с «взыгравшим недобрым упрямством» герой обещает во что бы то ни стало вернуться домой. Есть в этих фразах и упрек обществу, отправившему его на войну. Особенно явно он звучит в последних цитированных строках: «.ступай и умирай, ты для нас конченый человек». Так герой пытается спорить с обобщенным (коллективным) сознанием в своих внутренних монологах.
И на протяжении последующего повествования герой очень редко испытывает какие-либо положительные эмоции - только когда совершенно забывается в редких хороших воспоминаниях.
Распутин проявляет большие познания в психологии личности, поскольку показывает психологически очень верное, поэтапное «одичание», и связанное с этим, раздвоение сознания героя. Уже в первых главах проявляется склонность Андрея к этому -его недобрый эгоистичный характер. Интересно воспоминание о контузии, когда «не слыша себя, он считал, что не слышат и его», поскольку данная черта психологически присуща характеру Андрея, погруженного в свои личные переживания. Эти детали показывают, насколько герой эгоистически замкнут в себе, насколько не способен ориентироваться на коллективное сознание и его ценностные установки. Бесспорно, на войне Гуськов был неплохим бойцом, о чем повествует все та же третья глава, но страх перед смертью для героя был преобладающим чувством в это время. И фактически герой ведет торг со смертью, «примериваясь к тому, чтобы его ранило - конечно, не сильно, не тяжело, не повредив нужного, -лишь бы выгадать время». А когда тяжелое ранение не приносит долгожданного отпуска, его охватывает все те же страх, обида и злость: «Нельзя на полном скаку заворачи-
1 Распутин В.Г., там же. С. 40; 56; 84; 139; 116;
20; 22.
вать назад - сломаешься. Нельзя перепрыгнуть через самого себя. Как же обратно, снова под пули, под смерть, когда рядом, в своей уже стороне, в Сибири?! Разве это правильно, справедливо? [...] Никто, правда, ничего ему не обещал, он обманул себя сам. Но отпускали же, отпускали, он видел, знал, что отпускали, - как было не обмануться?!». Этот текст передает внутренний монолог героя, эмоциональный, полный жалости к себе, полный оправдания готовящегося поступка, в который позже Андрей втягивает и Настёну, делая ее соучастницей страшного преступления.
Проявляется характер Андрея и у немой Тани, которую он вспоминает и позже, - сейчас он еще сидит «в оцепенении и страхе», «Он как-то враз опостылел себе, возненавидел себя, хорошо понимая, что в том положении, в каком он оказался, хлопот с собой не оберешься». Уже здесь мы наблюдаем процесс раздвоения сознания героя, который усугубится позже, в таежном лесу: «[...] он теперь был неизвестно кто. Все в нем сдвинулось, перевернулось, повисло в пустоте». Примечательно, что герой осознает происходящее с ним. Так в одном из диалогов Андрей говорит Настене: «Я теперь и сам не соображаю, что делаю, зачем делаю. Будто не я живу, а кто-то чужой в мою шкуру влез и мной помыкает. Я бы повернул вправо, а он нет - тянет влево!».
В том же лесу Андрей возвращается мыслями к укрывавшей его Тане совершенно в другом контексте: «Взять бы ее с собой и умотать куда-нибудь на край света, где нет людей, разучиться там говорить, а в отместку в свое удовольствие измываться над Таней, а потом жалеть ее и снова измываться - она все стерпит и будет счастлива самой малостью. [...] Таня и без того обижена, а потому можно обижать ее дальше. «А доведись - зачем бы тебе ее обижать?» - спросил он себя. Затем, что вина требует вины, пропащая душа ищет пропасти поглубже»1. Как видно из этого и ранее цитированных отрывков, герой находится в состоянии внутреннего диалога. В его речи возникают пословицы, поговорки,
1 Распутин В.Г., там же. С. 23-25; 27-28; 47;
устойчивые выражения, расхожие мнения, передающие его состояние: «Нельзя на полном скаку заворачивать назад - сломаешься. Нельзя перепрыгнуть через самого себя», «нельзя по-настоящему почувствовать себя зверем, пока не увидишь, что существуют домашние животные», «хлопот с собой не оберешься», «кто-то чужой в мою шкуру влез», «вина требует вины, пропащая душа ищет пропасти поглубже» и др. Так герой, словно бы заручается мнением коллектива, в котором вырос и воспитан. Но сложность состоит в том, что, ища поддержки в коллективном сознательном, он сам совершает против этого же общественного мнения страшное преступление, осознавая всю его тяжесть. Не случайно Насте-на, во внутреннем монологе переживая груз их совместного с Андреем греха, отмечает: «Человек должен быть с грехом, иначе он не человек. Но с таким ли? Не вынести Андрею этой вины, ясно, что не вынести, не зажить, не заживить никакими днями. Она ему не по силам».
Так Андрей Гуськов утрачивает опору, жизненно важную для каждого человека -веру в себя, в свою правоту, веру, подтвержденную взрастившим его коллективом. В такой ситуации ничего святого уже не остается, и человек медленно, но верно движется в сторону «озверения», «одичания души».
В противовес этим чувствам Настена переживает другие, еще более противоречивые - светлые, радостные от долгожданной встречи с мужем, от нежданного уже счастья беременности, и не менее гнетущие -от острого ощущения вины, лежащей на ней, стыда и безысходности, что и приводит ее к такому страшному концу.
«Эта быстрая, с ветерком, езда, этот, казалось, протиснувшийся не в свой черед, словно специально для нее выдавшийся, тронутый весной день вызвали в Настене возбуждение, нетерпение, желание делать что-то наперекор всем, даже себе. Хватит, насиделась курицей в курятнике - вперед, Настена! Не бойся, Настена, - вперед! Радость твоя теперь должна быть особой радостью, твоя печаль от всех должна быть далеко. А ты не трусь: гони, скачи, не оглядывайся» - вот такая неожиданная бес-
шабашность возникает поначалу в душе героини. Здесь присутствуют разные типы проявления внутренней речи, когда ощущения героини передаются через призму ее восприятия, и открытый внутренний монолог, обращенный к себе.
Но уже и перед этой встречей Настену посещает другое чувство: «Все скорей, все, что есть и что будет! [...] Вся ее лихорадка как-то разом пропала, на душу пала пустота. Где-то в груди горчило, будто она наглоталась дыма, а от чего, Настена не знала». Автор очень чутко вслушивается в переживания героини, передавая зарождающиеся мысли. Действительно, сейчас, в пятой главе, героиня еще не способна осознать всю горечь своего положения, но ощущение пустоты уже ей ведомо.
Так в первую сознательную встречу с Андреем, когда она сама тайком приехала к нему из Карды, уже проявляется противоречивость ее чувств: «Настена словно бы играла в прятки сама с собой: то была уверена, что все это со временем обязательно кончится хорошо, стоит только выждать, потерпеть, то случившееся вдруг открывалось такой проваленной, бездонной ямой, что от страха перехватывало дух. Но она не показывала страх, притворялась веселой». Этот, еще не осознаваемый героиней страх, уже прочно поселяется в ее сердце. В этой фразе присутствует и несобственно-прямая речь героини (все это со временем обязательно кончится хорошо, стоит только выждать, потерпеть), и авторский текст с вкраплением сознания героини (случившееся вдруг открывалось такой проваленной, бездонной ямой, что от страха перехватывало дух).
Важно отметить, что эта глава также не менее значима для понимания взаимоотношений Андрея и Настены. При описании их свидания в зимовье автор словно специально не называет их имен, используя лишь местоимения «она» и «он», показывая интимность их встречи: она съела, она постелила, она закрыла глаза - он стал подходить - она вскочила - он прыгнул - она увернулась - они дурили. Примечательно замечание: «Он послушался и, как никогда раньше, в первый раз, сколько она его знала, обошелся с ней ласково и внимательно, под-
лаживаясь под нее и угадывая каждое ее маленькое желание»1. Здесь опять ощущается двусубъектность повествования - с одной стороны автор описывает действия героя как бы со стороны (Он послушался и . обошелся с ней ласково и внимательно, подлаживаясь под нее и угадывая каждое ее маленькое желание), с другой - мы слышим оценку этих действий сознанием Настены (как никогда раньше, в первый раз, сколько она его знала). Замечание очень ценно - получается, что Андрей не был с ней ласков и в довоенную пору, и счастье и радость Настены вызваны, в том числе, и этим мимолетным переживанием, неведомым ей ранее. Именно здесь ей удается выспаться глубоко и спокойно: «- Так сладко поспала, - сказала Настена. - Уж и не помню, когда еще так доводилось - на самом дне. А все потому, что рядом с тобой. Гляжу на тебя и не верю, что это ты. А во сне, вот видишь, поверила, растаяла до последней капельки. Спокойно-спокойно было.». И далее слова автора: «После сна они встретились словно бы заново и смотрели друг на друга с удивлением и ожиданием».
Чуть раньше в авторском тексте появляются мысли Настены: «Все, что можно было припомнить из какой-то иной жизни, смутно виделось позади беспорядочными обрывками растерянных снов». Так в произведение, наравне с воспоминаниями, входят не менее важные сны героев, передающие их внутреннее состояние. Не случайно первая встреча с Андреем мерещится Настёне как во сне: «[...] она продолжала сидеть, как во сне, когда видишь себя лишь со стороны и не можешь собой распорядиться, а только ждешь, что будет дальше. Да и вся эта встреча [...] выходила чересчур неправдашней, бессильной, пригрезившейся в дурном забытьи, которое канет прочь с первым же светом. Не может быть, чтобы она осталась на завтра, на послезавтра, навсегда, потянула за собой и другие, столь же мучительные и несчастные встречи». Эти эпизоды, связанные с ощущениями снов, передают разные их грани - сны тоже бывают легкие и солнечные, но не реже встречаются и страшные сны, когда хочется
1 Распутин В.Г., там же. С. 50; 35; 37; 41-42.
проснуться и все поскорее забыть. Так соединяются значимые для понимания специфики субъектной организации этого произведения эпизоды, связанные с воспоминаниями и снами.
Итак, завершается долгожданная встреча Настены и Андрея в зимовейке. Эта встреча важна, и не случайно рассказу о ней автор посвящает две главы - шестую и седьмую, да еще и подготовку к этой встрече описывает пятая глава. И если в шестой главе повествуется о пусть незаконной, но счастливой встрече жены с мужем, об их недолгом счастье, то в седьмой главе тональность меняется - идет серьезный разговор, итог которого горестен. Автор описывает, как, плача, возвращается Настена, передает ее ощущения и не менее горькие виды на будущую жизнь: «... Настена ехала и плакала - до того схватило и сжало душу, а почему так сильно схватило, сразу не понять, не разобраться. Ни одна боль в ней не вызрела, не дала знать, что с ней делать, -все сплошь обметало каким-то сквозным, сосущим беспокойством». Эти ощущения также диаметрально противоположные -сладко-горькие.
Особую горечь вызывает у Настены нарождающееся одиночество на селе: «Убежать от судьбы она не сможет. Теперь и толочься-то придется по тому же кругу, но словно бы в сторонке. Подглядывать, как живут другие, и жить наособь, под секретом. [...] Хитрить, изворачиваться, врать и знать наперед, чем это кончится. А все потому, что до поры сберег себя мужик». Здесь опять мы слышим несобственно-прямую речь героини.
Завершается эта глава нелегким для Настены выбором: «Тяжко, смутно и в то же время просторно, оглядно было на душе у Настены - как в доме, из которого вынесли вещи. Теперь можно распорядиться и так, и этак. И знобила, и заманивала, тянула эта пустота, обнажившая все углы, где каждая мысль отдавалась гулким вопросительным эхом» 1.
Итак, доминирующим чувством героини становится боль и пустота, но уже в этой главе понятно, что свой выбор, свой
1 Распутин В.Г., там же. С. 44-45; 43; 18; 50.
тяжкий выбор она сделала не сейчас, а еще много раньше, когда вышла замуж.
Особенно тягостными для героини становятся моменты нечаянной радости односельчан. Одним из таких моментов является приход в село Максима Вологжина. С одной стороны, Настя искренне рада его приходу с фронта, с другой - «Настена, затаившись, молчала. Она не могла ни говорить, ни плакать, ни пить вместе со всеми -как никогда раньше, Настена поняла здесь, что ничего этого нельзя: не имеет права. Что бы она ни сделала, все будет обманом, притворством - ей оставалось только осторожно слушать и смотреть, что делают и говорят другие, ничем не выдавая себя и не обращая на себя внимания». И не случайно героиня начинает сторониться людей: «Без людей ей стало легче, и она с укором покивала себе: вот до чего дошло -раньше, чтоб успокоиться, держалась людей, а теперь, наоборот, бежит от них. Боль в душе притупилась, но дышалось почему-то со стоном - жалобно и горько». Героиня пытается еще защитить себя от наступающего кошмара: «[...] в какое-то выпавшее из-под ее власти, безнадзорное мгновение ей почудилось, что она только что, минуту назад, все выдумала - [...] выдумала, представила, как оно могло быть, и поверила. [...] Но наваждение сразу же прошло, оставив одну досаду, и еще ближе и безжалостней подступила правда: ничего не выдумала, все так и есть. [.] Никто ничего не знает, кроме нее, но об этом нельзя проговориться даже в беспамятстве»2. Анализ этих переживаний очень важен для адекватного восприятия образа героини, поскольку она, в отличие от Андрея, очень сильно ориентирована на коллективное сознание, взрастившее ее ценностные установки. Фактически, самая весомая часть
2 Распутин В.Г., там же. С. 69-71.
3 См. об этом: Венгранович М.А. Фольклор-ный текст в аспекте специфики фольклорной коммуникации // Стереотипность и творчество в тексте. Выпуск 6. -Пермь, 2003; Венгранович М.А. Художественно-образная речевая конкретизация в фольклорном и художественном текстах: сопоставительный аспект // Стереотипность и творчество в тексте. Межвузовский сборник научных трудов. ГОУ ВПО «Пермский государственный университет»; Под редакцией профессора Е.А. Баженовой. Пермь, 2009.
преступления героя свершается уже здесь, на родной земле, когда он обстоятельствами вынуждает Настену предать жизненно важные для нее народные заповеди. Именно поэтому героиня испытывает сложную гамму чувств: боль, жалость к себе и горечь, досаду на Андрея. В сферу ее сознания очень сложно входит осознание того факта, что она больше не с «ними».
Важную роль при понимании образов героев играет в произведении пейзаж. У Распутина практически нет «фонового» пейзажа, зато очень часто какой-либо пейзаж дан в повести сквозь сознание героя/героини, пейзажные зарисовки важны для понимания их глубинных переживаний.
С природой родного края сливается у героев не менее значимый мотив последнего. Так мы слышим мысли Андрея в авторском тексте: «Чем ближе подступало лето, чем теплей становилось, тем больше проявлялась в Гуськове страсть искать снег - те остатки зимы, которые еще сохранились в глухих, темных углах. Он находил его, останавливался перед грязными и плоскими, мокрящимися ошметками снега и с неподвижной, тяжелой думью прощался с ним, веря, что нового снега ему не видывать. Он готовил себя к тому, что идет по последнему кругу и круг этот скоро замкнется: он прожил последнюю осень, последнюю зиму, пропускает последнюю весну, впереди последнее лето. Глядя на истаивающий снег, Гуськов ощущал в себе непонятную родственную связь с ним: они здесь были в одно время, и снег, и лед - это также последнее, что ему суждено проводить, все остальное останется после него». «Его вообще в последнее время стали тянуть к себе все укромные места, какие только встречались в лесу, даже самые малые и бесполезные. [...] он как бы прятал себя по частям, по долям то тут, то там, надеясь сделаться невидимкой».
Этот мотив звучит и в душе Настены: «Она помнила: почему-то казалось, что этот день - последний (день Победы - Д.Т.), когда она может быть вместе с людьми, завтра она останется одна, совсем одна, в какой-то беспросветной глухой пустоте».
Но наиболее сильно проявляется связь героини с природой незадолго до ее смерти.
Настена, оказавшись на реке, испытывает страх перед ней, однако, в силу обстоятельств, не может избежать этой встречи: «На средине реки, как на воздусях, видно было далеко и охватно, и все качалось, сплывало - избы, лес, небо, пашня на горе, берег, во всем чудилась ненадежность, подо всем -размытость и хлябь». И далее это состояние тревоги и обреченности усиливается: «Темно, до чего темно, беспросветно кругом! И давит, давит тяжестью с неба, и нет берегов - только вода, которая в любой момент может, не останавливаясь, разомкнуться и снова сомкнуться. [...] Ночью на воде неживой дух - размытого старого кладбища, когда свербит и свербит в горле поврежденной кислой затхлостью, а душа боязливо замирает а уголке, прячась от неясных позывов; и чудится, что вот-вот мелькнет в глубине голос, скажет что-то зловеще-верное, с чем не захочется дальше плыть».
И именно на реке, в последние моменты жизни в сознании Настены проносятся важные думы о стыде и счастье, причем, как ни странно мысли эти чудились героине праздными: «Она гребла, смутившись непривычными и непосильными, праздными мыслями, удивляясь, что душа тщится отвечать им. На душе от чего-то было тоже празднично и грустно [...] Нет, сладко жить; страшно жить; стыдно жить. [...] Стыдно. всякий ли понимает, как стыдно жить, когда другой на твоем месте сумел бы прожить лучше? Как можно смотреть после этого людям в глаза. Но и стыд исчезнет, и стыд забудется, освободит ее.»1. Так замыкается круг памяти в повести, круг, в который невольно попала Настена. Примечательно, что здесь, несмотря на то, что фразы передают угасающее сознание героини, мы все явственнее слышим голос самого автора, и можно сказать, что фраза о стыде в одинаковой мере может принадлежать как сознанию героини, так и сфере сознания автора. Здесь, как никогда в повести, мы ощущаем это сближение сознаний, что еще раз подтверждает правоту автора о том, что главной героиней «Живи и помни» является Настена. Об Андрее словно уже забыли, его
1 Распутин В.Г., там же, С. 138; 141; 154; 165; 193; 200.
участь ясна и так.
Так, читая главу за главой, мы отмечаем, что автор, действительно, довольно скупо описывает внешние события, происходящие с героями или вокруг них. Это дается только для того, чтобы не утерять сюжетную нить. Именно поэтому автор очень точен в хронологии, постоянно описывает пространство, где разворачиваются события. Но все же большую часть его описаний занимают душевные переживания героев. Это необходимо для понимания решений, зреющих в каждом из них. Это позволяет приблизиться к авторской позиции, организовавшей субъектную организацию произведения так, что персонажи имеют возможность выразить себя сами, без вмешательства автора, рассказать о сокровенном, происходящем в их душе.
Подводя итоги, отметим следующее.
При первичном обращении к тексту повести В. Распутина тип повествования, представленный в тексте, выглядит классическим - объективированное повествование от 3-го лица. Однако при более детальном рассмотрении обнаруживается, что это не так, и что в повести представлен субъективированный тип повествования, причем автор строит его таким образом, что два центральных персонажа - Настена и Андрей Гуськовы - попеременно выступают в двух ипостасях: в какой-то момент повествования они показаны как объект изображения, и тогда автор передает внешние события, происходящие с героями, не проникая в их внутренний мир. В этом случае необходимо следить за хронологическим рамками событий, пространственным перемещением героев, их действиями. Но зачастую тип по-
вествования сильно меняется, и тогда обнаруживается так называемое двусубъектное повествование, когда читатель способен проникнуть не только в ощущения и чувства героя/героини, но и увидеть те или иные события их глазами, услышать их несобственно-прямую речь или открытый внутренний монолог. Вся эта сложная структура повествования переплетается у Распутина с обычными формами текстовой самореализации персонажей: их репликами в диалогах, где они могут открыто выражать свои мысли или, наоборот, пытаться скрыть свои истинные мысли, подслушанные читателем в двусубъектном повествовании.
Таким образом, В. Распутин создает своих героев, которые являются не только изображенными объектами, но и активно воспринимающими реальность субъектами, наделенными своей точкой зрения на происходящие вокруг них события. Во всем этом, безусловно, просматривается и позиция автора, который имеет свою текстовую самореализацию. И судя по структуре повествования, по тому, какую роль играет образ Настены в нем, можно говорить о том, что вся поддержка автора - на стороне героини. Именно ей и описанию ее переживаний принадлежит большая часть повествовательного текста автора. Именно ее ощущениями пронизаны начальные и особенно завершающие главы повести. Именно ее позиция близка самому Распутину. Однако автор не говорит об этом открыто в тексте, но организовывает всю повествовательную ткань таким образом, что у читателя не остается сомнений относительно авторской позиции.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК
1. Барышева, О.А. Христианский и народно-поэтические мотивы в художественном мире прозы В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Барышева Ольга Александровна; [Костром. гос. ун-т им. Н.А. Некрасова]. - Кострома, 2010. - 217 с.: ил. РГБ ОД, 61 10-10/1103.
2. Бражников, И.Л. Творчество В.Г. Распутина в социокультурном и эстетическом контексте эпохи: коллективная монография / В.Д. Серафимова, И.Л. Бражников. - М.: Прометей, 2012. - ISBN 978-5-7042-2365-8.
3. Венгранович, М.А. Фольклорный текст в аспекте специфики фольклорной коммуникации // Стереотипность и творчество в тексте. Выпуск 6. - Пермь, 2003. - С. 80-90.
4. Венгранович, М.А. Художественно-образная речевая конкретизация в фольклорном и художественном текстах: сопоставительный аспект // Стереотипность и творчество в тек-
Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева № 1, том 1, 2016
сте. Межвузовский сборник научных трудов. ГОУ ВПО «Пермский государственный университет» / под ред. проф. Е.А. Баженовой. - Пермь, 2009. - С. 252-259.
5. Власов, С.В. Публицистический дискурс в прозе В.Г. Распутина 2000-х годов.: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Власов Сергей Валентинович; [Московский педагогический государственный университет]. - М., 2014. - 191 с.
6. Гореславская, Н., Чернов В. Валентин Распутин. Русский гений. (Серия «Русской славы имена»). - М.: Книжный мир, 2013. - 256 с.
7. Елистратов, В.С. Русская правда Василия Шукшина (к метафизике национального характера) // Елистратов В.С. Словарь языка Василия Шукшина: Около 1500 слов, 700 фразеологических единиц. - М., 2001. - С. 392-428.
8. Иванова, В.Я. Структурно-семантический аспект художественного образа в прозе В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Иванова Валентина Яковлевна; [Бурят. гос. ун-т]. - Иркутск, 2012. - 172 с.: ил. РГБ ОД, 61 13-10/582.
9. Корман, Б.О. Чужое сознание в лирике и проблема субъектной организации реалистического произведения // Известия АН СССР. Серия «Литература и язык». - 1973. - Т. 32. -№ 3. - С. 209-222.
10. Лебедева, С.Н. Мировоззренческие истоки творчества В. Распутина // Русская словесность. - 2001. - № 4.
11. Лебедева С.Н. Проза забытых русских писателей 1920-х гг. Художественное осмысление крестьянской темы: монография. - Тольятти, 2009.Лебедева, С.Н. «Устал я душой и всяко...» // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - №4 (17). - Тольятти, 2014. - С. 28-35.
12. Ма, Сяоди. Проблема национального самосознания в творчестве В.Г. Распутина: дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 / Ма Сяоди; [Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова]. - М., 2015. - 161 с.
13. Медведкова, Е.С. Единицы реального топонимического пространства в романах В.И. Костылёва // Вестник Волжского университета имени В.Н. Татищева. - №1 (15). - Тольятти: ВУиТ, 2014.
14. Плеханова, И.И Время и творчество Валентина Распутина: Международная науч. конф., посвящ. 75-летию со дня рождения Валентина Григорьевича Распутина: материалы. -Иркутск: Изд-во ИГУ, 2012. - 611 с.
15. Распутин, В.Г. Избранные произведения: в 2-х т. Повести. Очерк. - М.: Худ. лит-ра, 1990. - Т. 2.
16. Солженицын, А. Слово при вручении премии Солженицына В. Распутину 4 мая 2000 года // Новый мир. - 2000. - № 5.
