CC BY
170
ББК 63.3(2)6-284.3+60.542.21
Е. В. Фадеева
СТАТУС И РОЛЬ ЖЕНЩИНЫ В ОБЩЕСТВЕ И СЕМЬЕ КОРЕННЫХ НАРОДОВ НИЖНЕГО АМУРА: ТРАДИЦИИ И СОВРЕМЕННОСТЬ
Семья коренных народов Нижнего Амура в силу ряда причин (природно-географического и исторического характера) отличалась усложненным составом и длительным сохранением и устойчивостью бытовых традиций. В традиционной семье место каждого ее члена определялось не столько его личными качествами, сколько сложившейся в соответствии с обычаями иерархией взаимоотношений. На этой основе складывались права и обязанности членов семьи, как по возрасту, так и по полу.
Положение женщины регламентировалось вековыми обычаями и зависело от ее семейной роли — дочери, жены, матери. Ей запрещалось заходить на мужскую половину малу, она не приступала к еде раньше мужа. Если в доме был гость, то она должна была сидеть молча у входа и заниматься своими делами. Только старая мать или старшая жена могли сидеть вместе с мужчинами за общим столом [10, с. 84]. В жилище для хозяйки предназначались места справа и слева от входа бя, где она обычно имела под рукой все предметы личного обихода, а также держала возле себя своих малолетних детей. Тут имелись полки, на которых хранились одежда и швейные принадлежности. На полу под полками стояли сколоченные из жердочек небольшие столики, предназначенные для посуды. Дальше следовали детская игровая площадка и спальня, за очагом против входа малу — места для мужчин, где они принимали гостей, отдыхали, хранили свои вещи. Из гостей место малу могли занять только уважаемые старики. Тут находилось и помещение для духов, и женщинам в период менструации, а также при посторонних строжайше запрещалось подходить к этому месту. Женщинам была доступна только левая сторона юрты. Спали справа от очага женщины, слева — мужчины [21, с. 25; 13, с. 138]. Дети до 7-летнего возраста спали с родителями. Сестры и дочери располагались на худших местах, вблизи входа, сыновья же помещались подальше от дверей, на поперечных нарах — самом лучшем месте в жилище — либо на боковых нарах. Жилище условно делилось на зоны, в некоторые из них девочка могла заходить, а в другие нет. У тунгусо-маньчжуров женщинам, если они не принадлежали к семье, не разрешалось пересекать линию, параллельную помещению малу и проходящую через середину юрты, так что им была доступна только левая сторона юрты. Женатому мужчине следовало избегать мест, где женщинами «помечались» места для духов (сами женщины случайно могли стать такими «местами»), равно как и мест пребывания других духов (малу) [3, д. 217,
© Фадеева Е. В., 2013
л. 24—27]. Мужская сторона малу находилась за очагом напротив входа. Вдоль стен от входа в жилище находилось место бя, где играли дети и устраивали постели на ночь [10, с. 46—48; 8, с. 54]. Старые вдовцы и вдовы занимали правое бе, поскольку старые люди считались главами семьи, зять или женатый сын — левое бе [3, д. 217, л. 24—27]. На канах обитатели жилища отдыхали: мужчины сидели, скрестив ноги перед собой, молодые женщины — поджав ноги под себя, старые — на корточках; принимали гостей, ели за низкими столиками, работали [19, с. 72]. Спали женщины справа от очага, а мужчины — слева [13, с. 138]. К такому порядку вещей детей приучали с раннего детства. Очевидно, подобное разделение имело практическое значение: находясь подальше от дверей, мужчины меньше подвергались риску простудиться, что имело большое значение для основных добытчиков семьи. Болезнь же женщин не была столь опасна для общего хозяйства северян.
Всю свою жизнь женщина зависела от мужчин-опекунов — сначала от отца и братьев, затем от мужа и свекра. Статус женщины в традиционной семье был неодинаков и определялся множеством факторов. Все зависело от того, какое место она занимала в данный момент в системе семейно-родственных связей, в рамках какого социума она осуществляла свою деятельность и с кем из членов рода, семьи и общины она контактировала.
Девочку с детства приучали к мысли, что она принадлежит к женской половине рода и должна выполнять только женские работы. Ей внушали, что ее подлинное жилище там, где растет ее будущий муж и где она будет хозяйкой; что она «чужеродка» и после замужества уйдет в другой род, т. к. браки внутри своего рода строго воспрещались по обычаю экзогамии. Это накладывало свой отпечаток на взаимоотношения внутри семьи: статус мальчика всегда был выше, чем девочки. Даже родители больше любили сыновей, поскольку они всегда были рядом, в то время как дочери после замужества покидали отчий дом. Таким образом, мужчины в роде образовывали неизменную его половину, а женщины — текучую.
Дочери исключались из права наследования и попадали в зависимое положение от старшего брата и отца, которые и распоряжались судьбой незамужней девушки, выделяя ей из общего имущества приданое для замужества. От них зависело ее будущее благосостояние в семье мужа. В целом же положение дочери в семье отца было относительно свободным и намного легче, чем молодой замужней женщины. Так, П. П. Шимкевич и С. М. Широкогоров писали, что у нанайцев девушка до замужества не обязана была что-либо делать для своей семьи (ходить по воду или за дровами), поскольку эту работу выполняли ее мать или невестка. Если же она и принимала участие в хозяйстве, то по своей доброй воле и обычно на кухне. Зато когда девушка выходила замуж, на нее ложилась основная работа по домашнему хозяйству [27, с. 10; 3, д. 216, л. 234]. Сестры работали поочередно: сегодня одна идет по воду и за дровами, а завтра — другая. Живя же со старшими братьями, сестра не знала никаких обязанностей [26, с. 67, 88, 128]. В нанайской семье существовал обычай, в силу которого старшая сестра работала больше младшей [2, л. 1]. С появлением на Амуре торгового капитала родители нередко отдавали малолетних дочерей в чужие дома в работницы, чтобы от них семье была польза [26, с. 109]. Это еще
больше отдаляло родителей от дочерей, поскольку последние имели достаточно редкую возможность навестить отчий дом.
Незамужняя женщина (но не вдова) пользовалась почти бесконтрольной половой свободой, и отсутствие девственности практически не отражалось на ее положении. Целомудрие обычно требовали в том случае, когда женились на девушке, ничего не зная о ее прошлом. В этом случае, если девушка обманывала ожидания жениха, ее могли избить до полусмерти и даже прогнать к родителям, требуя возврата калыма. С другой стороны, если девушка беременела, это повышало ее цену как невесты, поскольку показывало ее плодовитость и здоровье. Удэгейцы старались выдать беременную девушку за виновника беременности, а внебрачные дети оставались у родителей девушки. Нивхи девушку, родившую без мужа, не осуждали, т. к. считали, что сами плохо за ней смотрели. Впоследствии этого ребенка отец и мать девушки ласкали как законнорожденного [12, с. 148]. С. М. Широкогоров, И. А. Лопатин, Е. Е. Мейер объясняли половую свободу незамужних девушек тем, что они еще не стали чьей-то собственностью, над ними еще не было безграничной власти мужа, а власть отца на половую сферу не распространялась [3, д. 216, л. 235; 11, с. 162—163; 12, с. 147]. Достаточно свободна была девушка и в выборе любовника. Если ей был неприятен жених, она показывала это следующим образом: как только парень входил в жилище, она ложилась на постель и отворачивалась к стене, закрывшись одеждой [22, с. 134].
Вступая в семью мужа, женщина брала на себя бремя забот и работ. Если она была молода, то на нее не возлагали никакой специальной работы, кроме той, которую выполняли все молодые девушки в семье, главная работница учила ее. Если же она была взрослой, то брала на себя обязанности главной работницы в доме или ее помощницы. В последнем случае она находилась в подчинении у главной женщины. Помощница обычно готовила еду, таскала воду и топливо, смотрела за животными, а также выделывала шкуры и немного шила [3, д. 217, л. 45—46].
Положение невестки в семье мужа зависело от того, кто стоял во главе хозяйства: если свекор, то она, как и ее муж, должна была исполнять его волю. Положение женщины менялось, когда муж вступал в наследование имуществом и она становилась хозяйкой дома. Молодой невесткой зачастую помыкала свекровь, а в неразделенных семьях еще и старшие невестки — жены старших братьев, живших единым хозяйством или просто в общем доме. Старшие стремились переложить большую часть работ на плечи молодой (возражать им не позволял обычай), она подвергалась насмешкам и оскорблениям [2, л. 2]. Сноха должна была вставать раньше всех в доме и позже всех ложиться, у нее не было свободного времени. Заработанные ею средства (от продажи изделий домашних промыслов, ягод, грибов и др.) поступали в распоряжение свекра или свекрови, которая могла выгнать ее из дома, не считаясь с мнением своего сына — мужа молодой женщины, или даже отправить обратно к отцу, что было большой семейной неприятностью. У удэгейцев невестку, чем-то не угодившую свекрови, сурово наказывали: взяв за ноги, ударяли головой о дерево и бросали в реку, либо, бросив в реку, били шестами. Если она после этого выживала, то возвращалась в свой род [1, л. 23]. У орочей и нанайцев самая
младшая из замужних женщин варила обед и готовила обувь для мужа, детей и гостей [4, д. 10, л. 96].
Мужчины старались не вмешиваться в дела женщин, не обращать внимания на их ссоры из-за очага, детей, посуды, но изредка, не выдержав крика и шума, они кулаками унимали расходившихся женщин [25, с. 10]. Нормы обычного права защищали интересы женщины только в случае жестокого обращения с нею мужа. Родственники жены могли отомстить роду мужа за обиду, нанесенную женщине их рода. Например, если она умирала из-за того, что ее мужем или членами его рода не был приглашен шаман для оказания помощи. В этом случае мстили по принципу «жизнь за жизнь» [3, д. 217, л. 55—56]. Женщина принималась в состав рода своего мужа, но, несмотря на это, она продолжала состоять и в роду своего отца, которому принадлежали известные права, и он мог вмешаться, если женщина нуждалась в защите или ей требовалась какая-либо помощь.
Положение снохи в семье несколько упрочивалось с рождением ребенка, поскольку, как говорили, к примеру, ульчи, ей начинали доверять и муж, и его родители [19, с. 184]. Женщина уделяла ребенку много времени, и с нее снимали часть работ. Только теперь молодой отец начинал отдавать своей жене деньги, получаемые им от охотничьего промысла. До этого они шли в общесемейную кассу, которой ведала мать семейства (жена главы — старшего мужчины в доме).
Нанайка более свободно высказывала претензии по поводу внимания и ласки со стороны мужа, тогда как нивхинка нередко сама выступала в роли сватьи для своего мужа, захотевшего приобрести вторую жену [11, с. 167; 23, с. 149].
Входя в полигамную семью, молодая женщина сталкивалась с другими женами своего мужа, его братьями, свекровью. Складывающиеся взаимоотношения в таких семьях в значительной степени зависели от характера старшей жены. Старшей женой являлась женщина, на которой мужчина женился раньше (у ульчей, удэгейцев), либо старшая по возрасту (нивхи, орочи) [4, д. 28, л. 87—88]. В литературе старшая невестка описывалась как тихая, рассудительная и расторопная хозяйка, «распределительница» в большом доме, отвечающая за достаток в пище людям и собакам. По ее указу женщины сушили юколу, обжаривали жирные брюшки, вытапливали жир — готовили впрок. Пока она не давала команду, женщины продолжали свою работу. Она не только умела подсчитывать запасы пищи, одежды, но сама работала быстрее и проворнее других женщин. Старшая невестка, как правило, противопоставлялась вздорной, взбалмошной и легкомысленной младшей невестке. Хозяйка дома была загружена работой вдвое больше остальных женщин, поскольку на ней держалось все хозяйство. Она была привычна к любой работе: прибирала дома и в амбаре, успевала обрабатывать рыбьи кожи и накормить многочисленных собак [25, с. 12, 115]. Старшая женщина на кухне являлась главным человеком, хозяйствуя, главным образом, словами. Вся же черная работа лежала на невестках, т. к. сестер «бог родил, а их мужья купили, поэтому они и должны работать больше остальных». Младшие невестки все замечания должны были выслушивать молча, не прекословя [2, л. 2]. Во многих случаях совместное
проживание двух или нескольких жен приводило к настоящим трагедиям. Когда женщины большого дома были в ссоре, то они не разговаривали друг с другом, не шушукались возле очага, у них были отчужденные лица, резкие движения, холодные, злые взгляды. Происходило это из-за того, что младшая своенравная невестка не хотела больше находиться под властью старшей женщины, поскольку сама вполне могла вести свое хозяйство. В результате она никому не давала покоя, со всеми ругалась и даже дралась со старшей женщиной. И она же наводила мужа на мысль, что раз у него есть свои острога, ружье, самострелы, собаки и др., то он вполне может обойтись без помощи сородичей, большого дома. Это не проходило бесследно: братья начинали ругаться с отцом и между собой, защищая жен и детей [25, с. 167—168, 169, 170].
Все жены, согласно обычному праву, должны были одинаково подчиняться своему мужу, и он к ним должен был относиться одинаково, регламентировался даже раздел супружеского ложа. Но муж обычно особо не задумывался над тем, с какой из жен спать, он ложился в первую попавшуюся постель, а мог подряд несколько ночей спать со старшей женой, затем ночь — с молодой, и наоборот [25, с. 162]. Отношения между женами нормировались таким образом, что первая жена должна была быть старшей среди них, а все остальные должны были ее уважать и слушаться. Но жизнь далеко уходила от этих правил. Во многих случаях хозяйкой в доме становилась любимица хозяина, как правило, это была самая молодая из жен. Остальные жены были только работницами, и муж нередко даже не разделял с ними ложа. Однако и они имели своих поклонников в лице брата мужа или друга, живущего в юрте [12, с. 151]. Большое значение имело имущественное положение каждой жены, величина материального вклада, внесенного ею в семью. Младшие жены были бесправны, они и их дети плохо питались, им отводились самые неудобные и холодные участки нар (близ дверей). В то время как старшая жена сидела дома, младшая ездила на рыбалку, ходила за дровами, носила воду. Очень тяжелым было положение бездетных женщин и женщин, у которых рождались одни девочки: мужья брали себе других жен, которые быстро занимали ведущее место в семье. Плохо обращались мужья и с женами, приобретенными по обычаю коктоу (девушку отдавали в качестве платы за убийство), которые нередко подвергались издевательствам и избиениям самыми извращенными способами (например, женщину подвешивали за ноги — головой вниз), их могли даже и убить [5, с. 570—571; 22, с. 124; 2, л. 1; 4, д. 10, л. 92]. Очевидно, здесь сказывалась обида мужчин на род женщины, нанесший оскорбление их сородичам.
После смерти мужа невестка теряла все свои права и вновь попадала в зависимость от его родственников, стремившихся женить на ней младшего сына (по обычаю левирата). В противном случае у нее отбирали детей. Когда вдова переходила в семью своего деверя со всем своим имуществом и детьми, то, как правило, она становилась старшей женщиной в семье, если не было матери мужа.
Положение женщины в семье мужа было тяжелым. Муж имел право наказывать жену за любые провинности, попрекая тем, что пришлось долго зарабатывать на выплату калыма тори (нан.) или ускис (нивх.), но она на редкость покорно и терпеливо переносила причиняемые мужем страдания [5, с. 570— 571]. Например, в фольклоре ульчей содержится упоминание о том, как муж за
то, что жена хотела убить его, подвесил ее за ноги к потолку, отчего женщина похудела, а лицо распухло от прилившей к голове крови. При этом он говорил ей: «.. .теперь ты здесь, как щучья юкола, насухо высохнешь, как юкола карася, тонко увянешь» (цит. по: [22, с. 124]). Подобные наказания женщины бытовали и у бикинских удэгейцев. За измену муж избивал жену до полусмерти, но иногда приказывал ей привести в дом его любовницу. И жена выполняла это требование, зачастую даже умоляя ее прийти к ним в дом [2, л. 1]. У нивхов убежавшую от него жену муж жестоко наказывал, привязывая ее за ноги к задку нарт и с огромной скоростью разгоняя собак [9, с. 106]. У орочей мальчики свободно могли ударить свою мать, если она их чем-нибудь обидела. Отец на такое обращение сына с матерью смотрел с безразличием. Однако это право не распространялось на дочерей, от которых мать никогда не сносила обиды [4, д. 10, л. 92]. Подобное положение вещей четко отражает социальный статус мужчины и женщины в обществе: мужчина, даже маленький, всегда стоит выше на социальной лестнице, нежели женщина, даже мать.
Многие мужчины почти круглый год были в разъездах. Женщина в течение большей части года оказывалась естественной хозяйкой дома, что отражалось на ее самостоятельности [7, с. 62; 18, с. 234].
Женщины коренных народов, вследствие раннего возраста брачую-щихся и большого количества беременностей, быстро старились, а мужчины преждевременно становились бессильными. Женщины, помимо вышеуказанных причин, быстро «сгорали» от постоянной, изнурительной работы, отчего выглядели серьезными, сохраняя на лице отпечаток подавленности и утомления [5, с. 594, 579].
Прекращение физиологических функций у женщины позволяло уравнять ее в правах с мужчиной, поэтому положение старших женщин, благодаря их социальному и биологическому возрастам, в семье было иным. В прошлом у народов региона существовала система традиционно сложившихся нормативных предписаний, выражающих почтительное отношение к пожилой женщине. Только старуха, мать семейства, имевшая взрослых дочерей и других женщин под своим руководством, могла сидеть, разговаривать, есть вместе с мужчинами [3, д. 217, л. 54, 60—61, 64]. Младший мужчина кланялся старшим женщинам, становясь при этом на колени, а те его целовали в щеки. Женщины сами друг другу и старшим мужчинам не кланялись [28, с. 508]. У нивхов старшие при встрече целовали младших, однако хозяйка дома не целовала гостей, а только обнимала и гладила по спине. Пожилые нивхинки ычикху могли выступать хранительницами родовых традиций, и, хотя в роде мужа они являлись «чужеродками», их советы принимались всеми членами к исполнению. После смерти мужа жена иногда оставалась полной хозяйкой [14, с. 217].
Традиционное уважение к старшему поколению поднимало статус матери, за ней признавали мудрость и жизненный опыт, она была незаменима в свадебных, родильных, погребальных и поминальных обрядах, ее слово в матримониальных делах детей часто было решающим. Ее несогласие с мнением мужа, если только оно было разумным и обоснованным, могло иногда определить конечный итог обсуждения. Она могла также наложить свое вето на решение, принятое без ее согласия [3, д. 217, л. 54, 60—61, 64].
Старшая женщина приходилась женой или матерью главе семьи и считалась главой женской части дома. Являясь одной из центральных фигур родственного коллектива, она выполняла организаторские, хозяйственные, воспитательные функции, оказывала значительное влияние на внутрисемейные отношения. Ее воздействие было заметно и в сохранении широкого семейного единства: даже полностью разделившиеся семьи родителей и женатых сыновей продолжали ощущать себя одной семейной общностью, оказывая друг другу материальную и моральную поддержку. Большесемейный уклад характеризовался господством патриархальных отношений, которые строились на принципах половозрастной сегрегации и безусловном подчинении младших старшим. В народе говорили, что дети, даже сыновья, за всю жизнь не могут расплатиться с матерью. Сколько бы дети ни кормили мать, это будет меньше доли молока ее одной груди [25, с. 117].
В полигамных и больших семьях главой семьи был старший мужчина, который распоряжался общесемейной кассой вместе со старшей женой — даи эня (ульч.). Последняя выступала в роли советчицы, хранила деньги и нередко расходовала их по своему усмотрению, делая для семьи необходимые закупки [19, с. 234].
Одной из важнейших функций старшей женщины в семье была организаторская. Она отвечала за трудовую деятельность женской половины семьи, распределяла обязанности по дому между остальными женщинами (таскание дров, воды, варка и распределение пищи, кормление людей и собак, уборка помещения, уход за детьми, обшивание членов семьи). Распоряжения старшей женщины в семье выполняли ее дочери, снохи (невестки) и внучки. Помимо этого, старшая женщина регулировала отношения между остальными женами (в полигамной семье) или невестками (в больших семьях), что было достаточно трудной ролью и требовало от нее большого такта. Ведь после обеда, при уборке посуды между женщинами нередко вспыхивали ссоры. Она ведала текущими работами по дому и была хранительницей ключей. Она же распределяла покупки, а также шкуры и кожи между семьями, на ней лежала обязанность сохранения мира и спокойствия в доме. Старшая женщина являлась полноправной хозяйкой амбара со всеми продовольственными запасами, которые она должна была рационально расходовать и распределять. Мужчины, в силу различных запретов, как правило, религиозного характера, не имели права доступа туда, а женщины входили только по ее поручению. В полигамных семьях старшая жена не ходила на рыбалку, не готовила и обычно занималась шитьем и вышиванием, т. е. престижными видами работ [17, с. 310]. В семьях, где женатый сын был единственным и последним, свекровь, будучи главой семьи, больше занималась уходом за внуками, меньше — производительным трудом.
Высоким авторитетом старшей женщины предопределялась ее исключительная роль в воспитании подрастающего поколения. Особенно это проявлялось в больших семьях, где неукоснительно соблюдались обычаи избегания между родителями и детьми. От бабушки дети получали и первое представление о религии, о разделении труда между полами, обычаях избегания и пр.
Кроме того, в функции старших женщин входило использование различных рациональных действий, направленных на охрану здоровья и лечение де-
тей, а также передача этих знаний более молодым женщинам семьи. Ими же выполнялись магические действия. Женщины хранили и передавали по наследству дочерям секреты народной медицины, приемы охранительной магии, различные амулеты и обереги.
Старшие женщины аккумулировали в себе все важнейшие качества женского идеала: доброту, ум, хозяйственность, мастерство. Они гордились своими женскими «достижениями»: умением хорошо хозяйничать, искусством рукоделия, удачными детьми и невестками, хорошими мужьями, личной красотой и материнскими качествами. Соревнование у женщин выражалось, например, в искусстве шитья одежды, обработки шкур и вышивания узоров. Но преуспевающие в этих занятиях не отказывались обучить неопытных женщин, при этом никогда не надсмехаясь над ними.
В религиозных обрядах старые женщины играли немаловажную роль, поскольку на них не распространялись многие запреты, существующие для девушек и молодых женщин. Как правило, из их среды выделялись гадатели: туди-ны (у нанайцев) — специфические лекари — не шаманы, исачила (у ульчей) — ясновидцы и шаманки [18, с. 235]. В комплекте шаманских атрибутов присутствовала юбка, что является одним из аргументов в пользу того, что ранее в шаманстве главенствующая роль принадлежала женщинам [20, с. 127]. Наиболее «сильными» считались пожилые и старые шаманки, т. к., по сложившимся представлениям, женские регулы отнимали много энергии и сил у молодых женщин. Считалось, что старые шаманки в течение некоторого времени охраняли жизнь ребенка от различных напастей. Нанайцы, как и другие этносы региона, верили, что в становлении детей пожилые женщины играют немаловажную роль. Так, с согласия пожилой женщины мать ребенка совершала следующий обряд. Углы пол халатов младенца и этой женщины накладывали друг на друга и сшивали. Затем их разрезали так, чтобы кусочек детской одежды остался на халате женщины, и наоборот. В этом случае верили, что долголетие, мудрость, жизненный опыт старого человека перейдут к ребенку [6, с. 93].
Многие из старших женщин пользовались большим авторитетом не только в своей семье, но и среди всей родни, принимали участие в семейном совете, на котором присутствовали все взрослые мужчины, и представляли там интересы женской половины дома. Их престиж на семейном совете определялся в известной степени важностью женского труда в общем хозяйстве семьи. Они зачастую выступали посредницами при решении семейных конфликтов даже в других семьях: к их советам прислушивались не только женщины, но и мужчины. Некоторые из них оказывали влияние на формирование общественного мнения в соседской общине. В архивных материалах 1897 г. упоминались нанайские и ульчские вдовы, возглавляющие семьи, хотя это шло вразрез с традиционными обычаями [16, с. 184]. Почтительное отношение к женщине проявлялось и за праздничным столом во время приема гостей, на общественных и семейных торжествах. Однако, несмотря на высокий авторитет, старшие женщины оказывались лишенными каких-либо имущественных привилегий: их собственностью были только личные вещи, в случае развода они не получали доли общесемейного имущества.
Изменения, произошедшие за годы советской власти, затронули все стороны жизнедеятельности этносов: их родовую организацию, традиционные социальные отношения, старые традиции, унижавшие женщин, и др. С первых дней советского строительства особое внимание обращалось на архаичность семейно-брачных отношений у этих народов, на изживание пережитков прошлого. Новые советские законы о браке и семье обеспечивали право вступления в брак без принуждения, запрещали браки несовершеннолетних, многоженство, подтверждали равноправие мужчин и женщин, провозглашенное уже в первых декретах советской власти и утвержденное в Конституции РСФСР 1918 г. Внедрение этих принципов в жизнь было сложной задачей. Созданные на местах органы советской власти призывали к перестройке семейных отношений, проведению в жизнь новых законов о браке и семье, к активному участию женщин в общественной жизни и труде.
Одним из первоочередных мероприятий, направленных на улучшение и оздоровление быта народов Севера, явилось запрещение давать и принимать калым при заключении брака. Были также запрещены ранние браки [24, с. 209].
С женщинами, которые в детстве были выданы замуж или отданы за долги «на воспитание» в другую семью, члены Советов, активисты проводили беседы, в случае необходимости главу семьи, в которой они жили, обязывали выделить им часть имущества из своего хозяйства. Велась борьба и с многоженством: туземные суды предлагали мужчинам оставить себе одну жену, а с остальными развестись.
В начале 1920-х гг. были предприняты попытки уравнивания женщин с мужчинами и в социальном отношении, однако они натолкнулись на активное сопротивление со стороны мужчин, которые грозились немедленно покинуть народное собрание, где решались хозяйственные и административные вопросы, суглан. В конце концов был достигнут компромисс: женщины допускались на общественные собрания, но только с правом совещательного голоса.
В родовых и туземных советах с женщинами проводились беседы, их вовлекали в различные кружки и женсоветы. Последние способствовали ликвидации неграмотности женщин, помогали медицинским работникам следить за соблюдением в быту основных правил санитарии и гигиены, создавали первые детские площадки во время интенсивных сезонных работ. Помимо этого, женсоветы защищали права женщин (особенно в семьях, где мужья и свекрови были несправедливы к женам и невесткам), вступались за девушек в тех случаях, когда родители выдавали их замуж против воли или запрещали им ехать на учебу в города. Женщины быстро приобщались к общественной работе, начали выступать на собраниях, стремились наравне с мужчинами работать в колхозах. Труд в колхозе юридически и фактически уравнял женщину в правах с мужчиной.
В конце 1930-х гг. во время выборов в центральные и местные Советы женщины Севера не только впервые избирали, но многие из них были сами избраны в советские органы власти [15, л. 285; 17, с. 307—308]. Активное участие женщин северных народов в строительстве новой жизни в значительной степени объясняется тем, что женщины у оленеводов и промысловиков никогда не были затворницами, бесправными и забитыми существами, как это счи-
талось долгое время. Огромное значение в деле реального освобождения женщины от влияния старых традиций имела повсеместная организация в тайге школ-интернатов, детских садов и яслей.
С 1930-х гг. началась эпоха коллективизации, приведшая к дальнейшим изменениям традиционного уклада. Женщины стали выполнять мужскую работу — корчевать лес, ловить рыбу, вязать сети.
В 1940-х гг., отправив мужчин на фронт, многие семьи остались без отцов, старших братьев и сыновей, в результате чего воспитание мальчиков легло на плечи женщин и преемственность традиционного опыта по мужской линии была утеряна. Это, в свою очередь, тоже не могло не сказаться на перераспределении традиционных ролей в семье.
На сегодняшний день у женщин выше уровень образования, они чаще владеют востребованными в сельской местности профессиями, меньше подвержены разного рода социальным аномалиям. Они, как правило, материально независимы, у них достаточно высокие требования к будущему спутнику жизни, что, к сожалению, приводит к трудностям выбора брачного партнера, а естественное желание иметь ребенка влечет за собой увеличение количества внебрачных детей (тем более что отношение к матерям-одиночкам в последние годы кардинально изменилось).
Изменения, происходящие в структуре семьи, в ее бюджете, — важные факторы обновления внутрисемейных отношений, в том числе это касается статуса женщины. Взаимоотношения в современной семье можно назвать демократическими, эгалитарными. Теперь нередко (как можно судить по похо-зяйственным книгам) статус главы семьи имеют и женщины, чаще всего когда жена получила образование и пользуется авторитетом, занимая более высокое социальное положение (работает педагогом, бухгалтером, заведует отделением связи и др.), или в том случае, если она (вдова с детьми или разведенная) принимает в дом нового мужа. Впрочем, официальный статус главенства в семье в большинстве случаев является формальным. Даже при главенстве мужа в наше время, как правило, семейной кассой заведуют женщины. На них лежат обязанности по воспитанию детей, они ведут дом, причем работают и на производстве и нередко получают более высокую заработную плату, чем мужья. Естественно, отчасти изменились и семейные функции мужчин. Они занимаются подсобным семейным хозяйством вместе с женами и старшими детьми, хотя на них лежит основная забота о материальном обеспечении семьи. Сейчас мужчины выполняют работы, в прошлом считающиеся чисто женскими, в частности заготавливают воду, топливо. Существовавшие в прошлом различные запреты для женщин в той или иной степени сохранялись и в 1970-х гг. — лишь в семьях, где еще были живы глубокие старики. Однако мотивировка таких запретов в большинстве случаев уже была утрачена. Многие важные семейные вопросы решаются мужем совместно с женой и другими членами семьи. Естественной является атмосфера взаимной любви, уважения всех членов семьи, забота друг о друге, стремление родителей создать детям благоприятные условия для учебы и отдыха [17, с. 328—329]. Отметим, что даже в таком вопросе, как расторжение брака, женщины выступают на первых ролях, о чем раньше они не могли и помышлять. Отношение общества к этому явлению повсеместно стало бо-
лее либеральным. Сегодня уже никто не осуждает ни саму процедуру расторжения брака, ни разведенных женщин. Эти данные свидетельствуют о достаточной независимости и самостоятельности женщин, о перераспределении ролей в современной семье. Таким образом, изменения, происходящие в последнее время в хозяйстве и материальной культуре, не могли не отразиться на духовной жизни этнической группы, на взаимоотношениях членов семьи, на статусе и роли женщины в современной семье и обществе.
Из всего вышесказанного можно сделать вывод о том, что, несмотря на неравноправное положение, женщины в традиционном обществе и семье не являлись пассивными членами, а активно участвовали в социальной, и в том числе производственной, жизни. Исследование эволюции социального статуса женщины выявило некоторые наиболее характерные черты ее положения и прав в семье, особенности, определяющие ее (условно говоря) «свободу» или «закабаленность», «дееспособность» или «бесправие», на которые всегда оказывали воздействие этнические факторы, нормы обычного права, традиции повседневного поведения и общения. Это позволило определить, что статус женщины в традиционном обществе и семье зависел от того, какое место она занимала в данный момент в системе семейно-родственных связей, в рамках какого социума она осуществляла свою деятельность и с кем из членов рода, семьи и общины она контактировала.
Библиографический список
1. Архив Института истории, археологии и этнографии народов Дальнего Востока ДВО РАН. Ф. 1. Фонд С. В. Березницкого. Оп. 2. Д. 434.
2. Архив Музея антропологии и этнографии РАН. Ф. 5. Фонд А. Н. и Н. А. Липских. Оп. 2. Д. 80. Далее: Архив МАЭ РАН.
3. Архив МАЭ РАН. Ф. К-2. Фонд С. М. Широкогорова. Оп. 1.
4. Архив Общества изучения Амурского края. Фонд В. К. Арсеньева. Оп. 1.
5. Белиловский К. А. Женщина инородцев Сибири : (медико-этнографический очерк) // Сб. работ по акушерским и женским болезням, посвящ. проф. К. Ф. Славянскому в 25-летие его врачебно-ученой деятельности. СПб. : Типолитография Р. Голике, 1894. С. 527—629.
6. Гаер Е. А. Древние бытовые обряды у народов Севера // Традиционные и новые обряды в быту народов СССР. М. : Наука, 1981. С. 91—107.
7. Золотарёв А. М. Родовой строй и религия ульчей. Хабаровск : Дальгиз, 1939. 206 с.
8. История и культура орочей : историко-этнографические очерки / отв. ред.
B. А. Тураев. СПб. : Наука, 2001. 176 с.
9. Крейнович Е. А. Нивхгу : загадочные обитатели Сахалина и Амура. М. : Наука, 1973. 496 с.
10. Ларькин В. Г. Орочи : историко-этнографический очерк с середины XIX в. до наших дней. М. : Наука, 1964. 175 с.
11. Лопатин И. А. Гольды амурские, уссурийские и сунгарийские : опыт этнографического исследования // Зап. Общества изучения Амурского края Владивостокского отделения Приамурского отдела РГО. Владивосток, 1922. Т. 17. 372 с.
12. Мейер Е. Е. Письма с Амура. К С. В. М. // Вестник Сахалинского музея : ежегодник Сахалинского областного краеведческого музея. Южно-Сахалинск, 2000. № 7.
C. 119—156.
13. Подмаскин В. В. Народные знания удэгейцев : историко-этнографическое исследование по материалам XIX—XX вв. Владивосток : Изд-во ДВО РАН, 1998. 227 с.
14. Пухта М. Н. О нивхском этикете // Изв. Ин-та наследия Бр. Пилсудского при Сахалинском государственном областном краеведческом музее. Южно-Сахалинск, 1999. С. 217—223.
15. Российский государственный исторический архив Дальнего Востока. Ф. Р-2413. Фонд Далькраисполкома. Оп. 4. Д. 648.
16. Смоляк А. В. Изменения семейного строя у народов Нижнего Амура с конца XIX в. до конца 1970-х гг. // Этнокультурные процессы у народов Сибири и Севера. М. : Наука, 1985. С. 175—194.
17. Смоляк А. В. Народы Севера и Дальнего Востока // Семейный быт народов СССР. М. : Наука, 1990. С. 307—336.
18. Смоляк А. В. Положение женщины народов Севера в семье и обществе // Женщина и свобода: пути выбора в мире традиций и перемен : материалы междунар. конф., 1993 г. М. : Наука, 1994. С. 231—236.
19. Смоляк А. В. Ульчи : хозяйство, культура и быт в прошлом и настоящем. М. : Наука, 1966. 290 с.
20. Смоляк А. В. Шаман : личность, функции, мировоззрение : (народы Нижнего Амура). М. : Наука, 1991. 280 с.
21. Старцев А. Ф. Материальная культура удэгейцев (вторая половина XIX—XX в.). Владивосток : Изд-во ДВО РАН, 1996. 155 с.
22. Суник О. П. Ульчский язык : исследования и материалы. Л. : Наука, 1985. 264 с.
23. Тихвинский С. Записки миссионера : воспоминания о жизни гольдов, гиляков, са-могирцев, айнцев и других народов, обитающих по Амуру и его притокам : гиляки // Благовещенские епархиальные ведомости. 1913. № 9/10. С. 146—152 ; № 11. С. 179—186.
24. Туголуков В. А. Преодоление старого в быту и сознании эвенков // Осуществление ленинской национальной политики у народов Крайнего Севера. М. : Наука, 1971. С. 200—212.
25. Ходжер Г. Г. Конец большого дома. Хабаровск : Кн. изд-во, 1969. 368 с.
26. Шимкевич П. П. Материалы для изучения шаманства у гольдов // Зап. Приамурского отдела РГО. Хабаровск, 1896. Т. 2, вып. 1. С. 1—131.
27. Шимкевич П. П. Некоторые моменты из жизни гольдов и связанные с жизнью суеверия // Этнографическое обозрение. 1897. Кн. 34, № 3. С. 1—20.
28. Штернберг Л. Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны / под ред. и с предисл. Я. П. Алькора (Кошкина). Хабаровск : Кн. изд-во, 1933. 740 с.
