CC BY
122
УДК 82.09 (510)
ББК 83.3 (5 Кит) М. Б-О. Хайдапова
СТАНОВЛЕНИЕ ПОЭТИЧЕСКОГО ТВОРЧЕСТВА ШУ ТИН
В статье рассматривается процесс эволюции поэтического творчества современной китайской поэтессы Шу Тин, одной из ярких представителей «туманной поэзии». Основное внимание уделяется изучению раннего этапа литературного творчества поэтессы, для исследования которого важным источником послужили ее прозаические произведения в жанре саньвэнь.
Ключевые слова; китайская литература, культурная революция, поэтесса, Шу Тин, стихотворение, «туманная поэзия», биография, ранний этап, очерк.
М. В-O. Khaydapova THE FORMATION OF THE SHU TING’S POETRY
The article examines the development of the poetry of Shu Ting, one of the representatives of ”misty poetry”. The early stage of Shu Ting' poetry is in the focus of the study, which is mainly based on her essays.
Key words: Chinese literature, Cultural Revolution, poetess, Shu Ting, verse, “misty poetry ”, biography, early stage, essay.
Конец 70-х гг. прошлого столетия ознаменовался известной либерализацией экономической и общественной жизни в Китае. После смерти председателя Мао в КНР начинаются постепенные, но последовательные экономические реформы (возрождение элементов свободного рынка, частной собственности, привлечение иностранного капитала и т.д.). После тридцатилетнего коммунистического пути воплощения национального идеала некоторая «оттепель» в политической и экономической жизни страны неизбежно повлекла за собой усиление критических выступлений прогрессивной общественности. Вместе с этим отмечается и определенный подъем в области литературы, в первую очередь в сфере поэтического творчества. Политизированная шаблонность поэзии маоистского периода постепенно сменяется новой поэзией, независимой, живой, полной размышлений и поиска. Многие из стихотворений, впервые опубликованных в 80-е гг. прошлого столетия, на самом деле были написаны немного раньше, еще в годы «культурной революции» и распространялись неофициально, будучи своего рода «подпольной литературой». Стихи поэтов переломного исторического периода вновь обретают художественную ценность, а также придают китайской поэзии свежее дыхание за счет заимствования определенных черт западной поэзии. Эти годы открывают «новый период» в истории современной китайской поэзии, который отмечен появлением целой плеяды ярких и талантливых поэтов. «Первой ласточкой» новой литературы стала «туманная поэзия», среди наиболее ярких представителей которой, в большинстве источников, вместе с такими именами, как Бэй Дао и Гу Чэн, называется и имя поэтессы Шу Тин. Ее стихотворения и проза переведены на более чем двадцать языков и изданы в разных странах мира. Личность поэтессы и ее литературное творчество занимают далеко не последнее место в истории китайской литературы XX в., а также и в современной литературной жизни Китая. Ее произведения пользуются популярностью среди читателей, их изучают литературоведы, сама же Шу Тин в настоящее время продолжает свое литературное творчество, а также является членом Президиума Союза писателей КНР и заместителем председателя Ассоциации деятелей литературы и искусства провинции Фуцзянь.
Между тем,в отечественной синологии поэзия Китая «нового периода» все еще остается весьма малоисследованной областью китайской литературы, нет научных трудов, посвященных исследованию жизни и творчества отдельных поэтов данного периода. В то время как изучение творчества и личности конкретных персоналий имеет первостепенное значение для установления цельной картины развития литературы определенного исторического периода. В частности, что касается творчества Шу Тин, крайне мало не только работ научного характера, но также и переводов ее произведений Насколько нам известно, весьма немногие из ее стихотворений опубликованы в переводе на русский язык («Утес богини минувших времен», «Мой каштан» и др.), а произведения Шу Тин в жанре саньвэнь вообще неизвестны российскому читателю, равно как и факты ее биографии. В то время как серьезное исследование литературного произведения требует и изучения личности автора, его жизненного пути, а также общественных событий конкретной исторической эпохи. Данная работа призвана, в некоторой мере, восполнить этот пробел, представляя исследование процесса становления
литературного творчества Шу Тин на основе ряда биографических сведений, способствующих более полному пониманию ее произведений, а также их объективной оценке. Заметим, что и в Китае нет отдельных работ, всецело посвященных описанию биографии Шу Тин. И это неудивительно, поскольку ее жизненный путь еще не завершен, а творческий потенциал не исчерпан. Как отмечает Лю Дэнхань, «ее творчество как жизнь и как длинная беговая дорожка. Финиш еще далеко, и у читателя еще есть право и время ждать» [1]. Кроме того, надежным источником получения биографических фактов жизни поэтессы выступают ее произведения в жанре саньвэнь (доел, «разбросанная проза», или бессюжетная проза, очерк, эссе), в одном из которых Шу Тин пишет: «Мое происхождение, моя малая родина с соседями и друзьями, моя семья, мои следы, все, что я люблю, что ненавижу, о чем думаю, о чем мечтаю - все это одно за другим и без остатка представлено читателю. Мои очерки -это и есть моя автобиография, возможно, немного мелочная, но ручаюсь, что абсолютно достоверная» («В плену литературы»). Так, в данной работе источником для изучения фактов, событий, жизненных и творческих этапов биографии Шу Тин послужили ее произведения в жанре саньвэнь («Жизнь, книги и поэзия», 1980, «Светом печали пронзить безмолвие», 1984, «В плену литературы», 1996) и раздел книги «Биографии современных молодых китайских писателей-женщин с комментариями», в котором освещаются основные моменты жизни и творчества Шу Тин с детства до 1990 г.
В 1996 г. Шу Тин в очерке «В плену литературы» пишет : «Моя литературная биография весьма проста и уместится в несколько строк: 1970 г. 1990 г.: пишу стихи, время от времени пробую себя в жанре саньвэнь. 1990 г. - 1996 г.: пишу саньвэнь и суйби (доел, «вслед за кистью», или заметки, очерки, эссе), о поэзии смею лишь думать в тишине». Необходимо заметить, что и после 1990 г. она продолжает писать стихотворения, однако реже, чем прежде. О дальнейшем развитии своего творчества в марте 1996 г. Шу Тин написала следующие строки: «1996 г.: кажется, трудно будет «восстановить прежнюю супружескую связь» с поэзией, а саньвэнь и суйби, похоже, тоже не обитель «счастливого супружества до глубокой старости». И действительно, далее Шу Тин мало пишет стихотворения. Так, в «Собрании избранных произведений Шу Тин» (2006) встречается всего пять новых стихотворений и одна поэма «Последняя погребальная песня», написанные с декабря 1996 по апрель 1997 г. во время ее годичной стажировки в Берлине. Таким образом, можно выделить два основных периода в ее литературной деятельности на основании преобладающего рода литературного творчества: в первом доминирует поэзия, в другом - проза. Наше внимание обращено к первому - поэтическому. Вероятно, и в рамках поэтического периода можно и нужно обозначить определенные этапы эволюции ее творчества. Это задача, пока ожидающая своего решения. В данной статье мы рассмотрим самый ранний этап в се творчестве, а именно зарождение и становление поэзии Шу Тин, ограничив данное исследование временными рамками с 1970 г. до начала 1980-х гг.
Шу Тин родилась в 1952 г. в поселке Шима г. Чжанчжоу провинции Фуцзянь, все свое детство и юные годы прожила в г. Сямынь. Она росла в прекрасной интеллигентной семье. Огромное влияние на развитие ее детского ума и души оказал окружавший ее с детства разнообразный и красочный морской пейзаж. Однако внезапно обрушившаяся на семью беда превратила се жизнь в сложное плетение радости и горя, заставив ее слишком рано познать печаль этого мира. В середине 50-х гг. ее отец, работавший в банке, был сослан в отдаленные районы на трудовые работы. Ее мать, которой было нелегко оставаться на прежней работе после случившегося с отцом, вынуждена была с детьми уехать из г. Чжанчжоу и вернуться в Сямынь. Трех детей, очень сильно привязанных друг к Другу, пришлось разлучить, отправив к разным бабушкам. Шу Тин выросла с мамой у бабушки со стороны матери. В доме бабушки она была окружена любовью и заботой. С четырехлетнего возраста дедушка учил ее читать танские стихотворения в форме детских песен, а бабушка рассказывала перед сном «Троецарствие», «Речные заводи» и «Рассказы о чудесах из кабинета Ляо». К третьему классу начальной школы она научилась неплохо читать и стала брать разные книги с полок дяди и тети. Позже в своих воспоминаниях о детских годах в очерке «Жизнь, книги и поэзия» она напишет: «Моя ненасытная тяга к чтению стала вызывать тревогу в семье. Как только я исчезала из поля зрения домашних, мама тотчас же отправлялась повсюду искать меня. Она искала меня в коридоре, за дверями, под вешалкой с одеждой и всякий раз ловила меня с поличным». Из-за чтения зрение становилось все хуже и хуже. Во втором классе средней школы первой ступени ее библиотечный читательский билет был сплошь исписан названиями произведений иностранной литературы. И когда ее стали критиковать по этому поводу, она спокойно ответила: «Все китайские книги я уже прочла». В те трудные годы, выпавшие на долю Шу Тин, не по возрасту сильная тяга к чтению оказалась своего рода благом, т.к. вскоре Китай вступил в эпоху отсутствия книг и жесткой цензуры в отношении литературы. К счастью, Шу Тин к тому времени уже успела познакомиться со многими известными
произведениями зарубежной литературы, к тому же выработала в себе способность к самообразованию и чувство языка. А иначе, весьма трудно было бы представить, как эта девушка с неполным средним образованием (два класса средней школы первой ступени) смогла бы в такой обстановке породить литературные произведения, ставшие печатью целого поколения.
Печальные перемены, случившиеся в семье, явились для Шу Тин источником невзгод, но одновременно и закалили ее характер, оказали большое влияние на формирование стойкой личности поэтессы. Ее мать была талантливой образованной женщиной, отличавшейся богатством внутреннего мира и добрым нравом. Приняв на себя все тяготы и страдания, она постаралась оградить детей от жестоких ударов судьбы. Часто вечерами она для дочери играла на гитаре. Мягкость и выносливость материнского характера оказали огромное влияние на формирование личности Шу Тин, о чем она впоследствии напишет: «Во мне течет часть материнской крови... », «именно тяготы и невзгоды, выпавшие на долю матери, воспитали меня, сформировали мою непримиримую позицию по отношению к жизни» («Светом печали пронзить безмолвие»). Неслучайно лирический герой ее поэзии - это всегда образ нежной и одновременно стойкой женщины, жаждущей утешения и понимания и в то же время стремящейся помочь другим, Можно сказать, что этот образ, в котором улавливаются особенности личности поэтессы, во многом определяется влиянием «материнской крови».
Период учебы в средней школе остался в памяти Шу Тин все той же глубокой любовью и тягой к Прекрасному. Уроки музыки переливаются в памяти звуками музыкальных инструментов, словно журчащий горный ручей. Плечо словно по-прежнему чувствует прикосновение той сильной руки учителя географии, провожавшего ее до дома. И классный руководитель, сосланный в далекие горные районы в наказание за воспитание на основе любви... Даже по прошествии многих лет воспоминания не меркнут, по-прежнему волнуют Шу Тин, которая пишет: «Учитель, если любовь - это Ваша вина: тексты, которые Вы декламировали, фразы, что Вы писали на доске, внеклассные юмористические диалоги сяншэн; если любовь - это дух Вашего воспитания, то она по-прежнему является ведущей темой моей сегодняшней борьбы и поэзии» («Жизнь, книги и поэзия»). Однако ее регулярное образование завершилось на этапе второго класса средней школы первой ступени. Политические бури открыли ей оборотную сторону жизни. Как-то раз, в первые годы «культурной революции», она стала участницей «собрания критики» и была потрясена до глубины души. Она не понимала, почему мир вдруг стал таким ужасным. Учитель, которого она всегда очень уважала, был очернен и объявлен «чертом с зеленым лицом и длинными клыками», а всегда спокойный комсорг в одну ночь превратился в наглого, оголтелого хама...Ей стало страшно. Этот страх заставил ее инстинктивно сторониться этой безумной революции и занять позицию беглеца. Она находила «убежище» в другом мире, который открывали ей произведения Марка Твена, Бальзака, Толстого, Гюго: «Здесь тоже есть атака и оборона, удары и защита, муки и агония, обида и негодование, но также есть и Истина, Добро и Красота..... » («Жизнь, книги и поэзия»).
В 1969 г. Шу Тин, подхваченная бурным потоком развернувшейся политической кампании, была отправлена в горный район на западе провинции Фуцзянь для работ в составе производственной бригады. Это явилось поворотным моментом в ее судьбе. Она рассталась с родными местами под звуки лозунгов и душераздирающие крики и плач. Жизнь во всей своей неприкрытой наготе открылась перед 17-летней девушкой. Потрясением для молодой Шу Тин, только что вступившей на жизненный путь, стал тяжелый физический труд в деревне. У образованной молодежи, когда они собирались вместе, были нескончаемые темы для бесед. В их жизни «были окрики и брань, печаль и горе, восхищение и слава», они «были свидетелями кровавой славы» и «запечатлели страшный грех» [1]. Тогда Шу Тин «поклялась написать «Записки о хождении на юг», которые стали бы свидетельством жертвы целого поколения» («Жизнь, книги и поэзия»). Она начала старательно вести дневник и собирать письма друзей. Она находила возможность для чтения книг, несмотря на то, что в то время библиотеки уже были закрыты, а в книжных магазинах не было ничего, кроме классиков коммунизма и текстов «образцовых спектаклей». Но образованная молодежь разными ухищрениями находила и тайно распространяла различную «запрещенную литературу»: китайскую и зарубежную, классическую и современную. И это было редким духовным наслаждением, доступным в ту печальную эпоху. Она начинала с чтения словарей иероглифов, каждый день знакомилась с пятью иероглифами, сознательно культивируя в себе чувство языка. В то же время Шу Тин научилась всем сердцем переживать за других, а также и выражать свою заботу о людях. Почти все ее самые ранние стихотворения были обращениями к друзьям, прилагаемые к письмам. Будучи изначально обращениями к конкретным лицам, эти стихотворения в последующем обретают некую универсальность и всеобщность благодаря тому, что в них, прежде всего, выражена глубокая забота и внимание по отношению к человеку и
искренние переживания по поводу жизненных реалий той эпохи. Эти самые ранние стихи, все имевшие конкретного адресата, стали близкими, были приняты, «прочувствованы» целым поколением читателей благодаря их глубокому лиризму и удивительной проникновенности.
После того, как ее стихотворения получили распространение в среде образованной молодежи, она обрела первых друзей-любителей поэзии. Среди новых «литературных» друзей был один студент, в то время изучавший политику и экономику. В 1971 г. во время одного уездного фестиваля у Шу Тин состоялась с ним длинная беседа по поводу политической составляющей поэзии. В эпоху отсутствия идеологической свободы они своими свободными мыслями обрушились на запретную политику. Сегодня услышать такие дискуссии - обычное дело, но в те годы в этом был риск оказаться «контрреволюционером». Шу Тин под его влиянием принимает идею о том, что «сочинение, не имеющее идеологической наклонности, не может считаться великим произведением» («Жизнь, книги и поэзия»). Аномальная эпоха породила аномальное поколение, которое и положило ей конец. Литература в их душе стала, прежде всего, орудием критики. Их чувство истории, чувство миссии, социальная критика и идея гуманизма - все это порождено эпохой, в которую им суждено было жить. Та беседа надолго запечатлелась в памяти Шу Тин и оказала большое влияние на ее творчество. В своих более поздних произведениях она не раз вспоминает об этом. Так, в ее самом раннем стихотворении «Послание в Ханчжоу» (1971 г.) звучит обращение к этому' другу, в котором чувствуется легкая ностальгия; «Вода непременно все такая же светлая-светлая, / Отражения города качаются в зыби речной. / Та безмолвная беседка на берегу, /Наверно, еще помнит мечты наши?/ Под фикусом, у моста большого, / Кто сидит на том старом месте? / Душа его с огнями на рыбацких лодках / Странствует по безбрежному небу реки... ». Позже она вновь обращается к этой теме: «Друг, возможно, что огни рыбацких лодок уже уплыли далеко-далеко, камень под старым фикусом, на котором мы сидели когда-то, уж весь покрылся белым инеем поздней осени, но твои слова я по-прежнему помню.....» («Жизнь, книги и поэзия»),
В 1972 г. Шу Тин возвращается в город под опеку своей тети в качестве приемной дочери. В то время ей было 20 лет, ей хотелось найти работу, обрести самостоятельность, определить род занятий, которому посвятить свою жизнь. Но ей пришлось ждать трудоустройства целых три года, занимаясь
разной временной подработкой: каменщиком, горновщиком, учетчиком, экскурсоводом......Ее малая
родина стала для нее безлюдной и незнакомой. После возвращения из деревни, сидя дома без работы, Шу Тин погрузилась в чтение и, проводя время в одиночестве, тем не менее, стала смотреть на многие вещи взглядом человека, хорошо знающего мир людей. Это был самый важный период в становлении мировоззрения и творчества Шу Тин. Помимо сказочных, мифических образов, она часто находила соответствия своему собственному настроению и переживаниям в обычных предметах и явлениях объективной реальности, замечала таящиеся в них жизненные коннотации. Когда она бродила по морскому берегу, лодка со сломанной мачтой на отмели внезапно вызвала ассоциативный поток размышлений о непреодолимом расстоянии между реальностью и мечтой. Хоть море велико и простирается необъятными далями, тем не менее, маленькая лодка, севшая на мель, отделена от него целой вечностью: «Приливов море полное /Всего в нескольких метрах от нее /Волна вздыхает / Птицы бьют отчаянно крьиюм /Море безбрежное / Раскинуло вдаль необъятные просторы / Совсем вблизи / Однако же утратило остаток сил». В стихотворении маленькая лодка сама осознает, что парящая душа стала узником, сидящим на пороге свободы: «Пространством вечности разделены / Печально они смотрят друг на друга / Любовь за гранью бытия / Вне времени / Переплела навеки нетускнеющие взоры.../Инеужели искренней любви / Сгнить суждено как доскам корабля /И неужели дух парящий / Обречен на заточенье вечное» («Лодка»). Бессонными ночами разнообразные мысли накатывали и разливались в сознании Шу Тин морскими волнами. Слушая рев бури, поэтесса смогла почувствовать, что у таинственного моря есть и тяжелая боль, и радость пробуждения. Маленькая жемчужина в ее руках рождает ассоциативный поток художественно-философских размышлений о человеческом существовании: «Она - миллиарды объятий, / бесчисленные слезы расставаний, / В море скорби и радости / Отброшенный высокий стих; / Она - миллионы туманных рассветов, / Бесчисленные дождливые ночи, /В пучине времени /Забытая гармонии песнь» («Жемчужина - моря слеза»). Шу Тин написала серию стихотворений («Обращаюсь к морю», «Утренняя песнь морского побережья», «Жемчужина - моря слеза», «Лодка» и другие), в которых излита песнь молодого поколения, не желающего потерять себя в трудной жизненной ситуации. Несмотря на то, что Шу Тин в этих стихах исходит из собственных переживаний и размышлений, ее творения выходят за рамки исключительно индивидуального опыта и выражают более широкий и глубокий поиск жизненных основ.
В политической обстановке того времени, безусловно, не было возможности издавать эти произведения. Однако эти стихи привели ее к знакомству с новыми друзьями-единомышленниками, среди которых были как ее сверстники, так и более опытные в литературном деле поэты старшего поколения. Из них огромное влияние оказал на нее поэт Цай Цицзяо 1918-2007), объявленный в те
годы контрреволюционером и сосланный в Тибет. Когда Цай Цицзяо прочитал стихотворения Шу Тин, разными ухищрениями доставленные ему друзьями, он пришел в восторг и тут же написал ей письмо. Они стали друзьями, несмотря на разницу в летах. Цай Цицзяо в своих письмах целыми страницами переписывал для Шу Тин стихотворения Уолта Уитмена, Пабло Неруда, Шарля Бодлера и других зарубежных поэтов, тем самым способствуя расширению границ ее художественного бытия. Вспоминая свою переписку с Цай Цицзяо, Шу Тин пишет: «Прежде всего, его искренняя и неустанная тяга к искусству, во-вторых, его неизменная детская открытость, неутомимая детская душа,
вызывают у меня уважение и доверие......Особенно трогательны его стихи. Я признаю, что он
весьма сильно повлиял на мое творчество» («Жизнь, книги и поэзия»).
Через Цай Цицзяо она впоследствии познакомилась с такими же молодыми неизвестными поэтами, которые в то время работали в Пекине над выпуском журнала «Сегодня», и они стали обмениваться своими произведениями. Познакомившись со стихотворениями Бэй Дао, Цзян Хэ, Ман Кэ, Ян Ляня, Гу Чэна и других поэтов, она испытала такое воодушевление, словно на одиноком пути своем повстречала старых добрых друзей, и убедилась в том, что не одинока в своих многолетних горьких исканиях. О воздействии их поэтического творчества Шу Тин пишет: «Когда в 1977 г. я впервые читала стихотворения Бэй Дао, я словно ощутила 8-ми балльное землетрясение... », «... они оказали на меня настолько огромное влияние, что в 1978-79 гг. я даже не решалась взяться за перо... » («Жизнь, книги и поэзия»). Она очень быстро стала дистанционным участником журнала «Сегодня». Ее стихотворение «Обращение к дубу» впервые было опубликовано на страницах этого печатного издания, распространявшегося в среде народа, и на одном из уличных литературных чтений, проводимых журналом «Сегодня», завоевало популярность у слушающей публики. Так, рожденный на южнокитайских берегах морской «цветок» поэзии влился в поэтическую волну, поднявшуюся на желтых лессовых землях Северного Китая. И когда спустя десять лет Шу Тин как представитель «новой поэтической волны» взошла на мировую литературную трибуну (в ноябре 1986 г. в г. Шанхай проходила международная конференция «Современная китайская литература»), она уже не была сама по себе, не являла собой единичное явление и не была счастливой случайностью. Она была делегатом истории целого поколения [1].
В апреле 1979 г. в официальном литературном периодическом издании «Поэзия» публикуется ее стихотворение «Обращение к дубу». Спустя два месяца на страницах того же журнала увидели свет два других ее стихотворения - «О, Родина, моя любимая Родина» и «Это тоже все». Новое имя привлекло внимание поэтического мира. Это были первые открытые публикации ее произведений. Шу Тин немного раньше других поэтов, работавших над выпуском журнала «Сегодня», стала известна широкому кругу читателей и снискала их любовь. Во многом это объясняется художественным стилем ее произведений, который, по сравнению с произведениями других «туманных» поэтов, более близок к традиционной китайской поэзии.
Поэтическая арена 1979 г. была противоречивой и являла собой сплетение разных художественных направлений. В поэтическом мире после многоголосого хора, поющего о великой печали и великой радости в отношении исторических событий, в ходе рефлексии в отношении истории и искусства возникли острые споры по вопросу о становлении новой поэзии. На страницах журнала «Фуцзяньская литература», начиная со второго выпуска 1980 г., вокруг произведений Шу Тин развернулась дискуссия, посвященная проблемам новой поэзии, в которой приняли участие поэты и литературные критики всей страны. Это была первая ласточка в последовавшей за ней большой дискуссии по поводу «туманной поэзии», явившейся мощным толчком в развитии китайской поэзии тех лет. Хотя, как говорит сама Шу Тин, в ходе этой дискуссии «мое имя, как потрепанный футбольный мяч, обе команды пинали туда и сюда, а от болельщиков прилетали не только аплодисменты и свист, но также и фруктовая кожура с тухлыми куриными яйцами» [1], однако эти дебаты не только ближе познакомили читателей с творчеством Шу Тин, но также и определили место и значение стихотворений Шу Тин в так называемой «новой поэтической волне». Значение поэзии Шу Тин как сознательного гласа целого поколения, прежде всего, в том. что она вскрывает тот тяжелый душевный путь от лихорадки и растерянности к пробуждению, пройти который выпало на долю этого поколения. Она в своей личной утрате молодости отразила потери целой нации. В ее личном стремлении найти себя в этом мире содержатся устремления и надежды всего поколения. Поэтому лирические образы поэзии Шу
Тин, в некоторой степени, можно назвать обобщенным образом этого поколения. И этот лирический образ, синтезирующий индивидуальное и эпохальное, постепенно от недоумений и раздумий приходит к осознанию своей силы и миссии своего существования.
Пробуждение сознания человека составляет ядро размышлений произведений Шу Тин. Отсюда проистекают ее раздумья о человеческой жизни, обществе и истории. Тема человека в самых ранних произведениях Шу Тин находит выражение преимущественно в чувстве растерянности, потере человеком основ бытия, крушении идеалов, в утрате веры в светлое будущее и подчас обреченности человеческого существования. Свидетельством тому служат произведения, написанные в 70-е гг,, как, например, «Обращаюсь к морю», «Утренняя песнь морского побережья», «Жемчужина - моря слеза», «Лодка» и другие произведения. Трагедия лодки, севшей на мель и неспособной добраться до моря, что всего в нескольких метрах от нее, есть не что иное как горькая исповедь души ее современников, жаждущей свободного полета, однако вынужденной сидеть в заточении. В стихотворениях того же периода, написанных для друзей («Осенним вечером провожаю друга», «Дарю», «Весенняя ночь» и др.).Шу Тин утешает и вдохновляет, подбадривает друзей, душа и характер которых были надломлены ураганом эпохи. В стихотворениях поэтессы, написанных в годы после «великого бедствия» («Родина, моя любимая Родина», «Это тоже все», «Наследие», «После бури» и др.), уже звучит более ярко выраженный социальный мотив, прежнее сочувствие постепенно сменяется судом в отношении истории, и произведения Шу Тин приобретают более сильное реалистическое звучание.
В 1982 г. Шу Тин объявила о решении временно оставить писательскую деятельность, а через три года она вновь начинает издавать свои произведения. В то время в поэтических кругах Шу Тин уже считалась состоявшейся и успешной поэтессой. Однако интерес читателей все больше начинают привлекать се произведения в жанре саньвэнь, которым и сама Шу Тин уделяет все больше и больше внимания. За десять с лишним лет, начиная с самого раннего опубликованного стихотворения «Послание в Ханчжоу» в 1971 г. до середины 80-х гг., Шу Тин опубликовала в общей сложности более 100 стихотворений, вошедших в сборники «Двухмачтовая лодка» (Шанхайское издательство «Лите-•ратура и искусство», 1982), «Избранная лирика Шу Тин и Гу Чэна» (Фуцзяньское народное издательство, 1982. Содержит 21 стихотворение Шу Тин) и «Поющий ирис» (Сычуаньское издательство «Литература и искусство», 1986. Из них часть стихотворений отобрана из сборника «Избранная лирика Шу Тин и Гу Чэна», другая часть представлена рядом стихотворений «периода молчания» Шу Тин с 1982 по 1985 г.).
Подводя итог, можно утверждать, что поэтический период творчества Шу Тин (1970-1990) отмечен разными этапами, первый из которых можно условно обозначить временными рамками с 1970 по 1980 г. - этап постепенного созревания, становления поэзии Шу Тин, завершающийся широким признанием читателей и высокой оценкой литературных деятелей. Кроме того, также можно выделить некоторые основные вехи ее творческого становления. Это, прежде всего, школьные годы, в которые зародилась глубокая любовь к литературе и непреходящее стремление к Истине, Добру и Красоте. Далее следует деревенский период, отмеченный жизненными уроками и духовным созреванием личности молодой Шу Тин в общении с образованными сверстниками. Возвращение в город - одиночество, глубокая созерцательность, знакомство и переписка с Цай Цицзяо. Важным этапом стало общение с Бэй Дао, Цзян Хэ, Ман Кэ, Ян Лянем, Гу Чэном и другими «туманными поэтами», оказавшими большое влияние на развитие ее мировоззрения и поэтического творчества. Становление поэзии Шу Тин венчает признание, сначала в среде простых читателей, затем и в литературных кругах И наконец, необходимо отметить, что через всю ее жизнь непрерывной нитью тянется чтение - источник безграничного духовного наслаждения, развития и обновления.
Литература
1. 41 И Биография современных молодых китайских писателей-женщин с комментариями / гл. ред. ЛюйЦинфэй. Пекин: Изд-во Чжунго фунюй,1990.
2. Собрание избранных произведений Шу Тин / под ред. Шу Тин. - ЖМ Пекин:
^ Ш Ж Изд-во Бэйцзин янынань, 2006.
Сведения об авторе
Хайдапова Марина Бато-Очировна - старший преподаватель кафедры филологии стран Дальнего Востока восточного факультета Бурятского государственного университета, г. Улан-Удэ, ул. Смолина 24а. Восточный факультет - ул. Пушкина 25.
Data on author
Khaydapova Marina Bato-Ochirovna, the senior instructor of the department of philology of Far East countries of Oriental facilty of BSU, Ulan-Ude, Smolin, 24 a (RSU). Oriental Faculty - Pushkin str. 25.
УДК 323.1 (571.54)
ББК2Р54Х12
НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В РОССИИ И КИТАЕ: ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ (1980-2000-е гг.)
В статье анализируются теоретические и практические подходы к национальному развитию народов и их языков в России и Китае.
Ключевые слова: этнос, нация, языковая политика, этноразвитие.
V.A. Khamutaev
NATIONAL QUESTION IN RUSSIA AND CHINA:
LINGUISTIC ASPECT (1980-2000-s).
The article deals with analysis of theoretical and practical definitions of national development ofpeoples and their languages in Russia and China.
Key words: ethnos, nation, language policy, ethnic development.
Благодаря перестройке и демократизации в СССР-России, отказу от курса советской унификации-интернационализации, являвшегося на деле политикой культурной и языковой ассимиляции нерусских народов в «новой общности» - «советском народе», стали энергично возрождаться национальные самосознание, язык, культура, история, традиции, обычаи, праздники самобытных, уникальных этносов, существование которых в Советском Союзе было поставлено под вопрос.
Это бурное национальное движение народов-этносов в 80-90-х гг. прошедшего столетия за свои права и свободы, за право на этноразвитие, удачно определенное обществоведами мира как «этнический Ренессанс», действительно поднявшееся на всем огромном советском и евразийском социалистическом пространстве от Берлина до Владивостока в связи с ослаблением, а затем и падением оков тоталитарного режима СССР/КПСС, ярко продемонстрировало неизбывное, извечное стремление народов-наций к свободе, равноправию и самоопределению
В результате мощной этнополитической мобилизации народы Восточной и Центральной Европы сбросили просоветские марионеточные режимы, а союзные республики СССР также достигли радикального самоопределения, объявив себя независимыми государствами.
Во многих автономных республиках СССР этнополитическое развитие национальных движений так же добилось высоких уровней самостоятельности и суверенитета. Так, например, Татарстан достиг признания его ассоциированным членом РФ, строящим свои взаимоотношения на равноправных договорах с российским руководством, Чечня имеет огромные права и полномочия, особо оговоренные ее властью с Москвой. Целый ряд бывших автономных республик СССР настойчиво борется за признание их права на независимое государство - Южная Осетия, Абхазия и другие.
Таким образом, первым, наиболее явным вектором или тенденцией в этнической мобилизации угнетенных ранее советских народов в новых условиях демократизации явилось их стремление-порыв политически решить национальный вопрос - вопрос об оптимизации отношений с доминирующей политической системой, с самим государством-метрополией, для чего прежде всего необходимо политически обозначить, разграничить и закрепить свои суверенные права и государственные полномочия - эстонцев, башкир, бурят, тыва и прочих коренных народов, которые обладали национально-государственными образованиями в форме союзных и автономных республик. Эта огромной масштабности и глубине национально-интеллектуальная и политическая работа разных национальных движений разноуровневых народов-этносов осуществлялась в различной же степени консолидированное™, настойчивости, последовательности и, соответственно, результативности, когда, например, в силу активного идеологического или административного противодействия метрополии про-
В.А. Хамутаев
