CC BY
27
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
УДК 821(44).09"17"
Голубков Андрей Васильевич
доктор филологических наук Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН, г. Москва
andreygolubkov@mail.ru
СПОРЫ О «ТЕЛЕСНОЙ РИТОРИКЕ» ВО ФРАНЦУЗСКОЙ АРИСТОКРАТИЧЕСКОЙ КУЛЬТУРЕ XVII ВЕКА: СЛУЧАЙ «СМЕШНЫХ ПРЕЦИОЗНИЦ»
Бытовое поведение в современном дискурсе о культуре рассматривается как схожая с естественным языком особая семиотическая система, отмеченная своей грамматикой и морфологией. Французская аристократическая культура XVII в., воплощением которой является салонная литература этого периода, оказывается ярким образцом такого искусственного языка: жесты, позы и другие особенности поведения становятся знаками, требующими расшифровки. В центре исследования оказывается резко негативное отношение к прециозницам - блиставшим в салонах 1-й половины XVII в. французским светским женщинам (среди них наиболее известны г-жа де Рамбуйе и г-жа де Скюдери); в конце 1650-х - начале 1660-х гг. их поведение стало объектом суровой сатиры, нашедшей наиболее яркое воплощение в творчестве Ж.Б. Мольера (комедия «Смешные прециозницы», 1659) и Бодо де Сомеза («Большой словарь прециозниц», 1661), а также в других, менее известных литературных памятниках («Катехизисе прециозниц» и др.). Сатирики, воспринимавшие себя в качестве носителей аристократически-галантной культуры, последовательно высмеивали манерность и жеманность прециозниц, неестественность их поведения, противоречащего утверждавшейся с 1650-х гг. модели светского поведения, в основе которой - тотальный контроль над собственным поведением и конструирование «естественности» как в разговоре, так и при других контактах с аудиторией. Прециозницы оказались заложниками архаичной схемы «телесной риторики», которая предполагала очевидность знака и основывалась на очевидной игре; популярность новой схемы, в основе которой оказывалось сокрытие игры и риторической работы, была связана с нарастающим в 1650-е гг. среди аристократов увлечением физиогномикой. Использование устаревших моделей поведения и разговора оказывается главной причиной сатирического высмеивания прециозниц и их отторжения галантной культурой, частью которой они изначально являлись.
Ключевые слова: прециозницы, физиогномика, французская аристократическая культура, галантность, Мольер.
После знаковых работ Ю.М. Лотмана нет нужды доказывать, что бытовое поведение - особая семиотическая система, язык, который оказывается естественным или же хорошо изученным для его носителей, но нуждается в переводе для представителей иной цивилизации. Аристократическая культура французского XVII в. является ярким примером того, что «определённые формы обычной, каждодневной деятельности были сознательно ориентированы на нормы и законы художественных текстов и переживались непосредственно эстетически» [3, с. 248]. Позы и жесты оказываются в высшей степени значимыми: положение в обществе начинает выражаться через «телесный синтаксис». К середине XVII в. на волне утверждения социального типажа honnête homme («человек чести») - аристократа, обращён-ного не к военным победам, но к галантному времяпрепровождению, - мы наблюдаем значимые изменения в принципах конструирования внешнего вида. Мода становится проявлением уже не столько сословной принадлежности, сколько личных, а не кастовых черт. Об этом, кстати, писал уже сам ведущий теоретик светского поведения Н. Фаре в своем трактате «Человек чести, или Искусство нравится при дворе» (1630): «Она [мода] вводилась наиболее опытными из числа грандов (grands) и honnêtes gens и служила как бы законом для всех остальных» [6, с. 179]. Важность описываемого нами периода в том, что в этот момент мода оказы-
вается средством различения уже не только социальной прослойки, но и внесословного «статусного слоя» - прообраза хабермасовского «гражданского общества». Внимание, уделяемое внешнему виду, свидетельствует о том, что он уже безусловно воспринимался как определённое сообщение.
В качестве примера процессов, которые происходили в аристократическом обществе Парижа XVII в., можно привести полемику по поводу прециозниц, развернувшуюся в конце 1650-х -начале 1660-х гг. на волне успеха остроумной и крайне едкой пьесы Мольера «Смешные жеманницы» (в оригинале - «Смешные прециозницы», поставлена 18 ноября 1659 г.). «Прециозницами» Мольер устами своего героя, аристократа Лагран-жа, называет лишь двух девиц - Мадлон и Като (хотя и утверждает, что «духом прециозности» пропитан весь Париж).
Девицы из мольеровской пьесы изображают из себя тонких и изысканных светских дам, они манерно отвергают ухаживания аристократов, но сами оказываются жертвой забавного розыгрыша слуг ухажеров - Дюкруази и Лагранжа. Слуги-пройдохи во время беседы с девицами ведут себя так, как, согласно представлениям прециозниц, должны вести себя истинные светские кавалеры. Они демонстрируют показную утонченность: причёсываются у всех на виду, делятся размышлениями о качестве парика, чулок, перчаток, перьев и лент. Фальшивые кавалеры оказываются девицам по душе именно
70
Вестник КГУ ^ № 4. 2018
© Голубков А.В., 2018
в силу их внешнего соответствия моде - они ходят вразвалку, причёсываются в обществе дамы, парадоксальным образом демонстрируя таким образом «естественность» и нескованность в гостях.
Описывая прециозниц, Мольер ориентировался на литературные модели и уже сложившиеся карикатурные клише в описании галантной дамы. За три года до его пьесы появилась первая часть романа Мишеля де Пюра «Прециозница, или Тайна алькова», заключительная, четвертая, часть которого вышла в 1658 г. Уже на волне успеха пьесы Мольера в своём «Большом словаре прециозниц», вышедшем летом 1661 г., Бодо де Сомез составил своего рода «перечень» выражений и поведенческих практик, которые оказывались уместны в прециозном обществе. Литератор Шарль Сорель в своём позднем сочинении «О познании добрых книг», вышедшем в 1671 г., был весьма критичным в отношении прециозных «повадок»: «Когда слышишь, как рассказывают нечто замечательное о том, что кто-то сказал или совершил, дабы продемонстрировать свою привязанность или свою ненависть к некому лицу, или же когда сообщают нечто, вызывающее удивление, то Люди Света говорят обычно "Это столь сильно" и даже имеется манера, как это хорошо сказать - наклонив голову в сторону с самодовольством или суровостью и тоном, абсолютно прециозным» [13, с. 406]. Мемуарист Жан де Лабрюйер указывает: «При отсутствии высших манер наличествуют, по крайней мере, низшие и те, что подходят лишь юной пре-циознице» [8, с. 240].
Мольер и прочие сатирики - как ранние, так и поздние - упоминают особую аффективность в бытовом поведении тех, кого называли пре-циозницами: эта неестественная «рисовка» (выражающаяся в речи, одежде, манере держаться), очевидно, воспринималась большей частью аристократической культуры (вероятно, ориентирующейся на двор) неприемлемым отклонением от господствующей нормы. Показная манерность, выражающаяся в намеренной жестикуляции, неестественном акцентном произношении слов и изощренных перифразах не были сплошным фантастическим изобретением сатириков.
Среди распространённых жестов прециозниц наиболее часто упоминается латеральный взгляд, выражающийся в контакте с собеседником через плечо. В небольшом анонимном тексте «Катехизис прециозниц» (между 1653-1659 гг.) упоминается главный «признак» прециозниц:
- Каков отличительный знак прециозниц?
- Медленно отвести глаза, изящно наклонить голову, медленно её приподнять и рассматривать весь мир не иначе, как через плечо [5, с. 739].
Аббат де Пюр в уже упомянутом выше тексте романа «Прециозница, или Тайна алькова» описывает прециозницу следующим образом: «Ува-
жение и вежество воплощались в её теле как табличка на пьедестале, приводимая в движение пружиной» [11, с. 226]. Обратим внимание, что де Пюр критикует не столько жесты, сколько их искусственность и показной характер. Критические выпады против прециозниц обращены к самим основам их образа, базировавшегося на ставшей уже анахронистической схеме телесной риторики.
Прециозницы оказались в плену традиционной схемы телесной коммуникации, которая к моменту концептуализации социальной страты уже была описана в многочисленных наставлениях. Не будет лишним подчеркнуть, что пристальный интерес французских элит к языку жестов и мимики наблюдается во Франции с 1620-х гг., когда выходит учебник по риторике отца Крессоля, в нем указывается, что «наличествует в лице нечто вроде немого красноречия, которое, совершенно не действуя, в то же время действует» [7, с. 250]. Значительной популярностью пользовался «Трактат о деле Оратора, или о Произношении и Жесте» Ле Фошера и В. Конрара (1657), где в двух главах описывались жесты, которые «необходимы в речи настолько же, насколько правильное произношение» [10, с. 187]. Рене Бари в своем риторическом трактате не обошел вниманием данную проблематику, более того, каждой мысли оратора он предписывает фиксированную позу и знаки. Бари описывает в итоге 20 жестов, которые соответствуют 20 различных страстям, он указывает на структуру жеста нежности: «Нежность предполагает, чтобы палец находился на сердце, ибо сердце - это обиталище страстей» [4, с. 67]. Ш. Строзецки отмечает, что в аристократической культуре необыкновенный успех снискал «жест Астреи», героини романа Оноре д'Юрфе (в такой позе Астрея и изображена на виньетке первого издания) [14, с. 79].
Антипрециозная сатира фактически диагностировала произошедшее в аристократической культуре изменение парадигм телесного синтаксиса. В основе складывающейся системы лежал новый принцип: жесты говорящего уже не рассматривались в качестве экспликатора эмоции, оратор переставал говорить телом. Такая парадигма утверждалась именно в середине 1650-х гг., одним из ярких свидетельств оказывается трактат «Подруга чести» Л. Куве (1654). В этом пособии объясняются преимущества незаметных или естественных жестов над теми, которые кодифицированы, предписаны и навязаны традицией: «Если тело движется изящно, то это красноречивое действие без слов. Взмах кисти, полуоборот плеча, походка суть столь же могучие средства речи, сколь и безмолвные... Протянутая рука, голова, поддерживаемая кистью руки, с опорой на локоть, выставленная вперёд другой стопа, грудь, слегка склонённая с изяществом направо или налево, дополняют скромное молчание» [12, с. 134].
Вестник КГУ ^ № 4. 2018
71
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
По замечанию Ж.-К. Шмитта, с середины 1650-х гг. в риториках Франции начинает особенно цениться «невидимость» жеста, сдержанность аффекта. Можно говорить об актуализации античного идеала motus, когда именно эфемерность жеста оказывается наивысшей ценностью [12, с. 130-134]. Необходимо подчеркнуть, что полемика вокруг прециозниц как раз падает на период необыкновенной популярности физиогномики, который вполне вписывается в развитие традиции вежества: светскому человеку, стремящемуся преуспеть в обществе, жизненно необходимо контролировать свои и чужие эмоции [1, с. 108-131]. Апогеем увлечения телесной риторикой стал трактат «Искусство знать людей» Марена Кюро де Ла Шамбра, вышедший в 1659 г. незадолго до мольеровских «Смешных жеманниц». Книга посвящена обнажению скрытого от большинства телесного синтаксиса: «Природа не только наделила человека голосом и языком, дабы они служили истолкователем его мыслей, но, не доверяя его способности ими злоупотреблять, она также заставила говорить его лоб и глаза, дабы уличить во лжи, если первые не будут верно исполнять свои обязанности. Одним словом, она излила всю свою душу наружу, и не нужно окна, чтобы видеть её движения, склонности и привычки, ибо они проявляются на лице, в виде отчётливых и несомненных знаков»1 [2, с. 229]. Ла Шамбр фактически наставляет читателей, как можно добраться до истинных намерений собеседника с целью самому выбрать подобающую моменту маску с прилагающимся арсеналом знаков.
Случившийся в аристократической светской культуре сдвиг от прямого ораторского воздействия с помощью всем понятного знака с жесткой связью означаемого и означающего к использованию знаков зыбких, подчас скрытых и неоднозначных, свидетельствует об утверждении в коммуникативных актах ролевой гибкости, протеизма и постоянной игре личинами. Прециозница в таком случае представала вызывающим отвращение анахронизмом, поражающим своей косностью: вспомним, что у Мольера мужчины были возмущены тем, что девицы-прециозницы «перешёптываются», «зевают», то есть используют легко читаемые знаки. Мольер, де Сомез и другие сатирики возмущены именно искусственностью, фальшивостью представительниц прециозного этоса: описанные как застывшие механизмы, девицы казались старомодными в условиях, когда «передовые» светские кавалеры зачитывались Ла Шамбром и экспериментировали с его методиками. Светская культура коренным образом трансформирует жестовую риторику, фактически нарушая жесткую связь между знаком и его значением. Прециозница новому поколению светских завсегдатаев казалась неинтересна из-за примитивности поведенческих конфигура-
1 Цитируется в переводе М.С. Неклюдовой и А.В. Стоговой.
ций, в основе которых оказывается демонстрация игры, намеренный показ «застывшего» этикетного знака. Таким образом, сама светская культура иронизирует по поводу своего устаревшего извода, воплощением которого и оказываются прециозницы с застывшими амплуа. Новая светская норма уже предполагает не подавление исполнителя ролью, но динамику и непредсказуемость интерпретаций.
Библиографический список
1. Голубков А.В. Прециозность и галантная традиция во французской салонной литературе XVII века. - М.: ИМЛИ РАН, 2017. - 296 с.
2. Куртин Ж.Ж. Зеркало души // История тела. Т. 1: От Ренессанса до эпохи Просвещения. - М.: Новое литературное обозрение, 2012. - С. 229-234.
3. Лотман Ю.М. Поэтика бытового поведения в русской культуре XVIII века // Лотман Ю.М. Избранные статьи. - Таллин: Александра, 1992. - 480 с.
4. Bary R. Méthode pour bien prononcer un discours et le bien animer. Ouvrage tres-utile à tous ceux qui parlent en public, et particulierement aux predicateurs, et aux advocats. - Paris: E. Couterot, 1679. - 131 p.
5. Сatechisme des Précieuses // Pure M. de. La précieuse ou le mystère de la ruelle. - Paris: Champion, 2010. - P. 739-741.
6. Faret N. L'honneste homme ou l'art de plaire à la cour. - Paris: T. du Bray, 1630. - 268 p.
7. Fumaroli M. Le corps eloquent: une somme d'actio et pronuntiatio rhetorica au XVIIe siècle, les «Vacationes autumnales» du père Louis de Cressolles (1620) // XVIIe siècle. - 1981. - № 132. - P. 237-264.
8. La Bruyère J. de. Caractères. - Paris: Garnier, 1962. - 638 p.
9. La Salle J.-B. Les règles de la bienséance et de la civilité chrétienne. - Paris: Antoine Chrétien, 1703. -270 p.
10. Le Faucheur et Conrart V. Traité de l'action de l'orateur, ou de la Prononciation et du geste. - Paris: A. Courbé, 1657. - 274 p.
11. Pure M. de. La précieuse ou le mystère de la ruelle. - Paris: Champion, 2010. - 820 p.
12. Schmitt J.-Cl. La raison des gestes dans l'Occident medieval. - Paris: Gallimard, 1990. - 432 p.
13. Sorel Ch. De la connaisance des bons livres. -Paris: André Pralard, 1671. - XXXII-429-84 p.
References
1. Golubkov A.V. Precioznost' i galantnaya tradiciya vo francuzskoj salonnoj literature XVII veka. - M.: IMLI RAN, 2017. - 296 s.
2. Kurtin ZH.ZH. Zerkalo dushi // Istoriya tela. T. 1: Ot Renessansa do ehpohi Prosveshcheniya. - M.: Novoe literaturnoe obozrenie, 2012. - S. 229-234.
3. Lotman YU.M. Poehtika bytovogo povedeniya v russkoj kul'ture XVIII veka // Lotman YU.M. Izbrannye stat'i. - Tallin: Aleksandra, 1992. - 480 s.
72
Вестник КГУ ^ № 4. 2018
4. Bary R. Méthode pour bien prononcer un discours et le bien animer. Ouvrage tres-utile à tous ceux qui parlent en public, et particulierement aux predicateurs, et aux advocats. - Paris: E. Couterot, 1679. - 131 p.
5. Satechisme des Précieuses // Pure M. de. La précieuse ou le mystère de la ruelle. - Paris: Champion, 2010. - P. 739-741.
6. Faret N. L'honneste homme ou l'art de plaire à la cour. - Paris: T. du Bray, 1630. - 268 p.
7. Fumaroli M. Le corps eloquent: une somme d'actio et pronuntiatio rhetorica au XVIIe siècle, les «Vacationes autumnales» du père Louis de Cressolles (1620) // XVIIe siècle. - 1981. -№ 132. - P. 237-264.
8. La Bruyère J. de. Caractères. - Paris: Garnier, 1962. - 638 p.
9. La Salle J.-B. Les règles de la bienséance et de la civilité chrétienne. - Paris: Antoine Chrétien, 1703. -270 p.
10. Le Faucheur et Conrart V. Traité de l'action de l'orateur, ou de la Prononciation et du geste. - Paris: A. Courbé, 1657. - 274 p.
11. Pure M. de. La précieuse ou le mystère de la ruelle. - Paris: Champion, 2010. - 820 p.
12. Schmitt J.-Cl. La raison des gestes dans l'Occident medieval. - Paris: Gallimard, 1990. - 432 p.
13. Sorel Ch. De la connaisance des bons livres. -Paris: André Pralard, 1671. - XXXII-429-84 p.
Вестник КГУ № 4. 2018
73
