Специальный термин в русском просторечии Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

Л.П. Крысин

Специальный термин в русском просторечии1

В статье рассматривается процесс взаимодействия разных подсистем русского национального языка, в частности использование носителями городского просторечия специальной (медицинской, технической и др.) терминологии. При этом происходит формальная и смысловая переделка терминов, которые осваиваются в чуждой для них языковой и культурной среде с большими трудностями.

Ключевые слова: национальный язык, языковая подсистема, специальная терминология, городское просторечие, освоение слова.

Анатолию Яновичу Шайкевичу - дорогому Толе -

к его 80-летию, с давним и неизменным восхищением.

1. Проблема лексикографического представления специальной терминологии в общефилологических2 толковых словарях связана с кругом вопросов, касающихся бытования термина не только в привычной для него профессиональной среде (скажем, математических терминов — в текстах по математике, физических — в работах по физике и т.д.), но и в таких разновидностях национального языка, которые далеки от целенаправленного и регулярного использования терминологической лексики. Процессы детерминологизации, вообще характерные для современных национальных языков (не только русского), имеют свои результаты как в обиходно-бытовой речи носителей литературного языка, так и в речевой практике носителей не-кодифицированных подсистем языка, коими являются, например, территориальные диалекты и городское просторечие. Поскольку общефилологические толковые словари фиксируют, наряду с традиционно используемой литературной лексикой, и некоторые лексические элементы, принадлежащие таким некодифицированным подсистемам (ср. пометы прост., обл., диал. в существующих слова© Крысин Л.П., 2013

рях), постольку возникают вопросы об отборе подобных лексических элементов, их лексикографическом и нормативном статусе, о типах словарной информации, касающейся диалектного или просторечного слова, и т.п. Отнюдь не праздным является и вопрос о тех трансформациях, которые переживает слово, принадлежащее литературному языку, попадая в стихию живой речи, не регулируемой сознательными усилиями кодификаторов. Как показывают наблюдения, особенно значительным «переделкам» подвергаются лексические элементы книжного языка и, в частности (и в особенности), лексика терминологическая.

В сознании большинства говорящих термин связан со специальными, научными или техническими, сферами использования языка. И действительно: каждая современная научная дисциплина при изучении своего объекта создает целые системы специальной терминологии, ни одна отрасль техники не в состоянии обойтись общелитературным языком, не прибегая к специальным словам, оборотам, конструкциям. Целенаправленное, последовательное «конструирование» терминосистем, характерное для большинства областей знания и практики, является наиболее концентрированным выражением стандартизующих и кодификационных усилий общества, направленных на регулирование объективно развивающихся языковых процессов.

Вместе с тем интегративные тенденции, свойственные многим современным языкам и обусловленные социальными причинами (размыванием резких границ между слоями и группами населения, миграционными процессами, «вертикальной» и «горизонтальной» социальной мобильностью людей и т.п.), ведут к интенсивному и многообразному взаимодействию различных подсистем национального языка.

С одной стороны, расширяется круг носителей литературного языка, поскольку получение среднего и высшего образования тесно связано с приобщением людей к литературно-языковой норме; всё более усиливается и без того мощное влияние литературной речи на некодифицированные сферы языка — диалекты, просторечие — через каналы средств массовой информации (прессу, радио, телевидение, Интернет); вследствие популяризации научных и технических знаний, а также в результате внедрения многих достижений науки и техники в быт современного человека понятия и термины, первоначально знакомые лишь узкому кругу специалистов, становятся употребительными в обиходной речи представителей самых разных слоев и групп (ср., например, широкую употребительность в совре-

менной бытовой русской речи химических терминов типа полимеры, полиэтилен, пенопласт, хлорвинил и под., компьютерной терминологии типа дисплей, сайт, файл, перезагрузить, скачать и т. п).

С другой стороны, территориальные диалекты и просторечие, при их угасающей социальной и коммуникативной значимости в современных условиях, продолжают питать литературный язык новыми средствами, которые используются в качестве стилистически нейтральных, стилистически окрашенных или контекстно ограниченных единиц (ср. историю «олитературивания» таких диалектных и просторечных по своему происхождению слов, как буханка, глухомань, напарник, неполадки, показуха, проран, умелец, учёба и под.3

2. В данной статье нас будет интересовать лишь один из частных результатов многообразных процессов взаимодействия литературного языка и некодифицированных подсистем русского языка, а именно — проникновение специальных, по большей части — иноязычных по своему происхождению терминов в просторечие и особенности функционирования этих терминов в среде носителей современного просторечия.

3. Хорошо известно, что просторечие — достаточно своеобразная подсистема русского национального языка. Если территориальные диалекты и, тем более, литературный язык имеют прямые аналоги в других языках, то у просторечия таких прямых аналогов нет: есть более или менее близкие соответствия, которые, однако, отличаются от просторечия по своим функциональным и структурным характеристикам. Например, в отличие от таких языковых образований, как langue populaire во французском, так называемый общий сленг в American English, Halbmundart в немецком, obecnâ cestina в чешском и т.д., которые являются функционально-стилистическими разновидностями соответствующих языков и, следовательно, могут использоваться всеми носителями этих языков, в том числе (при определенных речевых условиях) и литературно говорящими, — русское просторечие имеет своих носителей. Иначе говоря, это социально обусловленная подсистема национального языка.

Просторечие — это речь малообразованного городского населения, не владеющего нормами литературного языка4. Просторечие реализуется главным образом в устной форме и в достаточно ограниченных, преимущественно бытовых ситуациях. Важным свойством носителя просторечия является его «моноглоссия» (в отличие от диглоссии носителей литературного языка), то есть неспособ-

ность — или недостаточная способность - к кодовым переключениям в зависимости от ситуации общения.

В собственно языковом отношении просторечие характеризуется значительной пестротой коммуникативных средств и способов их использования, что вполне объяснимо: в этой подсистеме русского языка сосуществуют элементы, пришедшие из территориальных говоров, профессиональных и групповых жаргонов, заимствования из литературного языка (нет лишь прямых, непосредственных заимствований из других языков: иноязычное заимствование как процесс просторечию «противопоказано»).

Перемалываясь в просторечии, разнородные по своим источникам элементы трансформируются: меняется их фонетическая и морфологическая структура, значение, их сочетаемость с другими элементами в речевой цепи. Вид и характер этих изменений нередко специфичны. В особенности это касается просторечной переработки «культурного» языкового материала, то есть слов, оборотов, синтаксических конструкций, идущих из речевого обихода носителей литературного языка.

4. Влияние литературного языка на просторечие проявляется в нескольких формах. Основные из них — это, во-первых, ситуативно обусловленное использование носителями просторечия литературных средств и, во-вторых, заимствование и регулярное использование слов и оборотов литературного языка.

При общении с литературно говорящими лицами, вообще при взаимодействии со средой, которую носитель просторечия оценивает как культурную, он нередко сознательно употребляет в своей речи лексические элементы, свойственные литературному языку. При этом, однако, поскольку носитель просторечия не владеет литературной нормой, эти элементы, как правило, претерпевают фонетико-морфологические и акцентные трансформации или же выступают в не свойственном им лексическом и стилистическом окружении.

Примеры таких трансформаций достаточно хорошо известны. Одним из первых лингвистически интерпретировал это явление В.В. Виноградов в работе, посвященной языку произведений М. Зощенко. Приводя многочисленные примеры «переделок» книжного слова в устах зощенковских персонажей, он писал: «...клише книжной речи ломаются в своей семантике, попадая в не свойственный им контекст. Чаще всего происходит разрушение тех семантических соотношений, которые существуют в системе литературной книжной

лексики и фразеологии, — путем их внелитературных сцеплений или путем морфологического преобразования»5.

Например: Будто вдруг на меня атмосферой пахнуло; Подхожу демонстративно к мельнику. - Так и так, говорю, теперь, говорю, вам, старичок, каюк-компания; В театре она и развернула свою идеологию в полном объеме; А хозяин держится инди-ферентно - ваньку валяет; А в кухне ихняя собачонка, системы пудель, набрасывается на потребителей и рвет ноги (из «Рассказов Назара Ильича господина Синебрюхова»).

Ср. также наблюдения над современным просторечным использованием книжной, преимущественно иноязычной, лексики: Товарищ Иванов с апогеем рассказывал; Он говорил с экспромтом; Что нужно сделать, чтобы был правильный дефект речи?6; Ейный муж с каким-то мужским эффектом был, потому у них детей и не было (вместо - дефектом); Она взяла экономический (вместо - академический) отпуск; У ней открылась тропическая (вместо - трофическая) язва7; Сказали: надо обращаться по дистанции (вместо — по инстанции); Врач константировал ей лечиться в санатории (вместо 'советовал'); Они цельный день по матафону (имеется в виду магнитофон) музыку гоняют (Записи устной речи, 1988) и т.п.

5. Процессы переиначивания, переделки литературных слов в особенности характерны для таких единиц литературного словаря, которые осознаются носителями просторечия как социально престижные, как символы культуры, более высокой, чем их собственная. Иноязычные термины — наиболее яркий и типичный пример подобных символов.

Различные виды искажений в просторечии достаточно подробно описаны в работе А.Ф. Журавлёва8. Это, например, упрощение фонетической структуры слова (устранение зияний: шпиён, радиво; ассимиляция и диссимиляция гласных и согласных: мармалад, карасин, анженер, скапидар, левольвер, секлетарь, транвай; метатеза: тубаретка, соше (вместо шоссе); сокращение числа слогов в слове: струмент, вакуироваться, ниверситет); изменение его морфологических характеристик (отнесение слов мужского рода к женскому: крыть крышу толью, занавески из тюли, женского — к мужскому: статуй вместо статуя — или к среднему: моё фамилие; склонение несклоняемых существительных: в пальте, без радива), редукция лексического значения (например, тенденция к моносе-мичному употреблению таких слов, как мотив, анализ, дисциплина,

конституция и под.) или употребление слова в специфическом, нелитературном значении (куплет — 'стихотворная строка', квадратный — 'прямоугольный', инициалы — 'имя и отчество') и т.п.

А.Ф. Журавлёв не выделяет термины из всего корпуса иноязычной лексики. Между тем, особый интерес представляет освоение просторечием именно специальной терминологии, поскольку в этом случае языковая единица из высокоорганизованной сферы литературного языка, где нормализация и кодификация являются определяющими факторами функционирования коммуникативных средств, переносится в сферу, которая вообще лишена какого-либо нормализующего и кодифицирующего начала. Кроме того, термин в общем случае, как известно, отличается строго определенным содержанием, однозначной соотнесенностью с понятием; в просторечии же весьма распространено явление диффузности, неопределенности значений многих слов, в особенности слов оценочных; ср., например, неоднократно отмечавшуюся размытость значений таких глаголов, как шпарить, жарить, наяривать и под.: Дождь так и шпарит (жарит, наяривает); Смотри, как он «Барыню» шпарит (жарит, наяривает); Он на гитаре с утра до вечера шпарит (жарит, наяривает); У них дочка по-английски с пяти лет шпарит (жарит, наяривает) и т.п., а также приводимые А.Ф. Журавлёвым примеры неопределенного осмысления слов типа атом, космос (Тоже без конца эти с атомом носятся; Вот погода-то! Это всё космос9.

Кажется, что эти обстоятельства должны сказываться в характере просторечных трансформаций специального термина.

6. Наблюдения над использованием научных и технических терминов в современном просторечии показывают, что процессы переделки, касающиеся фонетической, морфологической и семантической структуры слова, сходны с теми, которые характеризуют освоение просторечием иноязычной лексики вообще. Вместе с тем наблюдаются и такие изменения, которые характерны для просторечной обработки именно специального термина. Речь идет прежде всего об изменениях в семантике слова.

Одно из таких изменений, наиболее специфичное и яркое, можно кратко охарактеризовать как персонификацию свойства. Суть его заключается в следующем.

Присущие человеку свойства, особенности его отношений с другими людьми и с окружающим миром, а также совершаемые им действия, процессы, в которых он участвует в качестве субъекта или объекта, могут персонифицироваться: названия этих свойств,

действий, процессов выступают как метонимические номинации данного лица.

Необходимо оговориться: метонимические переносы названия действия на его объект, инструмент или результат характерны и для других подсистем, в частности для литературного языка; ср.: исследование колебаний (действие) - интересное исследование (результат), передача движения (действие) - велосипедная передача (инструмент), верстка текста (действие) - читать верстку (объект), реанимация больного (действие) - Больного отвезли в реанимацию (помещение, где осуществляется это действие), анализ мочи (действие) - У него плохие анализы (результат действия) и т.д.10 Однако в тех случаях, когда надо обозначить лицо как носителя определенного свойства, литературный язык, даже в разговорной своей разновидности, прибегает к аффиксальным способам (от слова, обозначающего свойство, с помощью того или иного аффикса образуется существительное со значением лица) или к заимствованию иноязычного элемента. Ср., например, именование лиц по чертам характера и склонностям (весельчак, склочник, педант, интриган), социальным, профессиональным, интеллектуальным и т.п. качествам (властитель, умелец, мастер, виртуоз), по принадлежности к определенному кругу лиц, обладающих теми или иными дифференциальными чертами (валютчик, лимитчик, меломан, бизнесмен), по различным отклонениям в поведении (чудак, зануда, психопат), по виду болезни, которой страдает данное лицо (ревматик, язвенник, диабетик или диабетчик), и т.п.

Просторечие также использует аффиксацию как способ образования имен лица по определенному свойству, присущему этому лицу (в особенности, если в результате создается оценочное наименование: ср. слова типа чудик, придурок, очкарик и под.). Но наряду с этим оно активно пользуется прямым метонимическим переносом: название какого-либо из перечисленных выше аспектов человека и его свойств может становиться названием самого человека. При этом, как правило, такой перенос происходит в случаях, когда внутренняя форма наименования «непрозрачна» и поэтому непонятна носителю просторечия; наиболее характерны в этом отношении как раз иноязычные термины.

Например, в тех ситуациях, когда в разговорной разновидности литературного языка используется слово лимитчик ('лицо, приехавшее на работу в Москву из других районов страны и имеющее право на получение жилплощади из резерва, оставляемого для представителей дефицитных профессий'), просторечие наде-

ляет личным значением само слово лимит: В соседней квартире лимит живет; У лимитов еще один ребенок родился. Ср. также лимита,, употребляемое в современном просторечии с пейоративной окраской применительно и к совокупности лимитчиков, и к одному такому лицу: Понаехала тут всякая лимита! Эх ты, лимита несчастная!

Термин диабет используется, помимо своего основного значения, и для называния лица, страдающего сахарной болезнью: Это всё диабеты без очереди идут (реплика у дверей процедурного кабинета в поликлинике).

Рентген в просторечии значит не только 'рентгеновский аппарат' (Мне грудь рентгеном просвечивали) и 'рентгеноскопия' (А тебе рентген уже делали?), но и 'врач-рентгенолог': Она рентгеном работает; Дочка, это кто - не рентген по коридору-то сейчас прошел?11

Термин автоген употребляется в просторечии не только в значении 'газовая сварка и резка металла' (Там применяют автоген) и 'аппарат для газовой резки и сварки металла' (резать стальной лист автогеном), в которых этот термин используется и в литературном языке, но и в значении 'лицо, профессионально занимающееся газовой сваркой и резкой; автогенщик': У ей сын автогеном на заводе [работает]. Ср. подобное употребление в просторечии и слов автокар, бульдозер и нек. др.: Он в цеху автокаром работает (вместо: автокарщиком); У них бульдозеры знаешь сколь получают! (в значении 'бульдозеристы') и т.п.

Показательно, что термины, «прозрачные» по своей морфологической структуре, в частности содержащие суффиксы неличного значения, не могут претерпевать в просторечии подобные семантические трансформации: так, носитель просторечия не скажет: Он электросваркой работает — в смысле 'Он электросварщик'.

Метонимическому переносу в просторечии могут подвергаться термины, в литературном употреблении обозначающие только множества или совокупности и не имеющие значения 'один элемент множества, совокупности'. Ср.: Она вышла замуж за контингента (в речи медсестры) — фраза, понятная лишь при описании соответствующей ситуации: совокупность пациентов, обслуживаемых спецполиклиникой, на «административно-медицинском» языке называется контингентом, ср.: Этот больной принадлежит к контингенту лиц, обслуживаемых нашей поликлиникой. Естественно, что, приобретя значение 'один из множества лиц', слово контингент попало в разряд одушевленных существительных (вышла замуж за

контингента). Ср. в речи зощенковского персонажа: А это кто, не президиум на трибуну вышедши?

7. Приведенные примеры свидетельствуют о чрезвычайно свободном обращении носителей просторечия с иноязычной терминологической лексикой. Однако эта свобода - не следствие владения соответствующими понятиями, а, напротив, результат незнания их или весьма приблизительного представления об их содержании. Анормативный характер просторечия как определенной подсистемы русского национального языка делает возможным активизацию в нем таких видов метонимии, которые не встречаются в литературном языке (при переносном или расширительном употреблении специального термина).

Как уже было отмечено вначале, в наши дни социальная и коммуникативная роль городского просторечия сходит на-нет. Поэтому возникает вопрос: заслуживают ли внимания исследователей явления, подобные тем, которых мы коснулись в этой статье? Отвечая на этот вопрос, надо иметь в виду, что при всей коммуникативной ущербности просторечие продолжает выступать как источник, питающий литературный язык новыми средствами выражения. Кроме того, некоторые модели, действующие в семантике, словообразовании, синтаксисе просторечия, со временем могут проникать в разговорную речь носителей литературного языка, активизируя системные языковые потенции и преодолевая сопротивление традиции и нормы.

Оценке этих моделей с нормативно-литературной точки зрения (то есть: хороши они или плохи, «пускать» их в литературный оборот или не пускать и т.д.), как кажется, должно предшествовать их объективное изучение, учитывающее как общие тенденции развития русского языка и его подсистем, так и специфику взаимодействия кодифицированных и некодифицированных языковых образований в современных условиях.

Одним из результатов такого изучения могут стать рекомендации к включению/невключению тех или иных терминов, подвергшихся формальной или семантической трансформации в просторечной среде, в общефилологические словари - естественно, с необходимыми ограничительными стилистическими пометами. В связи с этим сошлюсь на опыт разработки «Толкового словаря русской разговорной речи», который составляется сейчас в Институте русского языка им. В.В. Виноградова РАН12. В качестве элементов словника в этом словаре фигурируют медицинские термины гинекология, он-

кология, реанимация, терапия, хирургия и нек. др., но не как названия соответствующих разделов медицины (в этом качестве они фиксируются толковыми словарями литературного языка и словарями терминологическими), а как просторечные номинации отделений больниц и клиник, имеющие достаточно регулярное употребление в контекстах типа А где у вас тут гинекология?; Маму положили во вторую терапию; Дедушку перевели из реанимации в общую палату; В хирургии не хватает мест и т.п. Вполне возможна детерминологизация и своеобразная формальная или семантическая «обработка» и каких-либо иных специальных терминов, их приспособление к условиям неофициального устного общения носителей некодифицированных подсистем языка. Составители словарей, несомненно, должны реагировать на такого рода изменения в статусе термина, в его семантических и функциональных свойствах.

Примечания

Работа выполнена при финансовой поддержке Российского гуманитарного научно фонда (проект 11-24-01001а/Ве1).

Общефилологическими мы называем здесь толковые словари, ориентированные на обычного пользователя, не связанного какими-либо социально, профессионально и т.п. обусловленными интересами (ср. толковые словари социальных жаргонов, толковые терминологические словари — см. о них, в частности, в работах: Шайкевич А.Я. Проблемы терминологической лексикографии. М.,1983; Шайкевич А.Я., Бергельсон М.Б. Современное состояние научно-технической лексикографии. М., 1986).

См. об этом в работах: Русский язык и советское общество. Социолого-линг-вистическое исследование / Под ред. М.В. Панова. Кн. I. Лексика современного русского литературного языка. М.: Наука, 1968, § 11—15; Калинин А.В. Культура русского слова. М., изд. МГУ, 1984. С. 29—32; Коготкова Т.С. Русская диалектная лексикология. М.: Наука, 1979; Крысин Л.П. Показуха [заметка о слове] // Вопросы культуры речи. Вып. 5. М., 1964. С. 153—156; Львов А.С. Проран [заметка о слове] // Вопросы культуры речи. Вып. 5. М., 1964. С. 150—153.

Определения этой подсистемы русского языка можно найти в работах: Баранникова Л.И. Просторечие как особый социальный компонент языка // Язык и общество. Вып. 3. Саратов, 1974. С. 3—22; Она же. Просторечие и литературная разговорная речь // Язык и общество. Вып. 4. Саратов, 1977. С. 59—77; Земская Е.А., Китайгородская М.В., Ширяев Е.Н. Русская разговорная речь. Общие вопросы. Словообразование. Синтаксис. М., 1981. С. 23; Городское просторечие: Проблемы изучения / Отв. ред. Е.А. Земская и Д.Н. Шмелев. М.: Наука, 1984. С. 5; Крысин Л.П. Социолингвистические аспекты изучения современного русского языка. М.: Наука, 1989. С. 51—67.

1

2

3

4

Виноградов В.В. Язык Зощенки (заметки о лексике) // Михаил Зощенко. Статьи и материалы. Л., 1928. С. 66; статья перепечатана в: Виноградов В.В. Избранные труды. Язык и стиль русских писателей. От Гоголя до Ахматовой. М.: Наука, 2003. С. 264-281.

Примеры из книги: Винокур Т.Г. Закономерности стилистического использования языковых единиц. М.: Наука, 1980. С. 95.

Примеры из работы: Черняк В.Д. Речевой портрет носителя просторечия // Современный русский язык: социальная и функциональная дифференциация / Отв. ред. Л.П. Крысин. М.: Языки славянской культуры, 2003. С. 497-513. Журавлёв А.Ф. Иноязычные заимствования в русском просторечии (фонетика, морфология, лексическая семантика) // Городское просторечие: Проблемы изучения / Отв. ред. Е.А. Земская и Д.Н. Шмелев. М.: Наука, 1984. С. 102-124. Там же, с. 120.

См. об этом: Апресян Ю.Д. Лексическая семантика. Синонимические средства языка. М.: Наука, 1974, гл. 3.

Ср. любопытный случай просторечного стяжения целого словосочетания врач - специалист по болезням уха, горла и носа в слово ухогорлонос, имеющее значение лица (Сегодня ухогорлонос принимает?); в профессиональном жаргоне медиков в этом значении употребляется усечение лор (Лор у нас на полставке работает), образовавшееся путем «стяжения» неудобопроизносимого термина оториноларинголог (обращает на себя внимание фонемная модификация, произошедшая при стяжении: /а/, находящаяся в слабой, неударной позиции в слове отоларинголог, «прояснилась» в /о/ в слове лор). Подробнее об этом словаре см.: Толковый словарь русской разговорной речи. Проспект / Под ред. Л.П. Крысина. М., 2010; О «Толковом словаре русской разговорной речи» // Слово и язык. Сб. научных статей к 80-летию акад. Ю.Д. Апресяна / Отв. ред. И.М. Богуславский, Л.Л. Иомдин, Л.П. Крысин. М.: Языки славянской культуры, 2011. С. 446-456.

5

6

7

8

11

12