CC BY
609
Н. Н. Б ОЛДЫРЕВ
Современные направления лингвистических исследований
The paper deals with the revision of modern methods and approaches in Linguistics. Special attention is concentrated on the problem of universal principles used for the description of
language in the integrity of its ontological aspects: structural, functional and cognitive. The
problems of interdisciplinary studies of language and linguistic units and of a new approach
deriving from these studies are also discussed in this paper.
В статье дается краткий обзор современных методов и направлений исследования языка и языковых единиц. Особое внимание уделяется принципам описания языка в единстве его онтологических аспектов: структурного, функционального и понятийного, отражающих основные направления его взаимосвязей: с окружающим миром, реальным функционированием и с мыслительными структурами и процессами. Рассматриваются также проблемы взаимосвязи лингвистики и смежных наук, подчеркивается важность междисциплинарных исследований языковых явлений. Описывается новый - функционально-семиологический - подход к языку, разрабатываемый на кафедре английской филологии.
История лингвистики XX столетия отмечена постоянным поиском универсального принципа описания языка как струк-турно-функционального единства. Этот поиск осуществлялся параллельно в каждом из двух противоположных направлений: исследование структурной организации системы языка и изучение процессов языкового функционирования. В рамках этих двух направлений использовались разные подходы и методы исследования, выдвигались различные гипотезы и теории, предлагались универсальные структурные и функциональные модели языка. К наиболее значительным моделям описания, оказавшим существенное влияние на формирование всей системы лингвистических знаний и, соответственно, определившим ориентацию современных лингвистических исследований, относятся структурные модели Ф. де Соссюра, Л. Блумфилда, Л.Ельмслева, оппозитивная теория
Н.С.Трубецкого, функциональные модели С.Лэма, М.А.К.Хэллидея, модели порождения высказывания Н.Хомского, семантические теории Дж.Катца, Ч.Филлмора, У.Чейфа и многие другие.
Все эти теории, как структурной, так и функциональной ориентации, обнаружи-
вают одну общую характеристику. Все они имеют преимущественно одностороннюю направленность - от системы языка к его использованию. Язык в данных концепциях традиционно предстает как система знаков и правил их функционирования, то есть не иначе как в своем статическом аспекте. Функциональный же аспект в данных моделях раскрывается в процессуальном, поэтапном представлении системы языкового кодирования, того, как многомерные иерархические структуры означаемых превращаются в линейные языковые формы.
Другими словами, речь в большинстве теорий рассматривается как простая реализация языковой системы, имеющая собственную специфику и допускающая определенные ненормативные (противоречащие существующим правилам) явления. Система же языка трактуется как данность, существующая в отвлечении и независимо от особенностей ее реального функционирования. Такое, вполне оправданное в плане исследования, разделение двух разных аспектов единого объекта "язык-речь" на практике часто приводит к тому, что каждый из этих аспектов приобретает онтологический статус и, как следствие этого, почти полную автономию. В результате система языка и речь изучаются в изоляции друг от друга, без учета реальных основ формирования языковой системы в процессе речевой деятельности. В то же время именно в речи формируется и оформляется язык: "нет ничего в языке, чего не было бы раньше в речи", - подчеркивал Э.Бенвенист [1].
Язык, как известно, выступает не только и не столько как статическая система отражения внешнего мира, его семантическая модель, сколько и прежде всего как средство коммуникации, орудие речевой деятельности. Даже в своем системном аспекте язык обязательно отражает признаки своего функционирования. Наиболее удачно эта идея выражена Э.Косериу.
Он, в частности, писал, что язык относится к явлениям целевого характера, к фактам, которые определяются своей функцией. Следовательно, язык необходимо понимать функционально, "сначала как функцию, а потом как систему, ...поскольку язык функционирует не потому, что он система, а, наоборот, он является системой, чтобы выполнять свою функцию и соответствовать определенной цели" [2]. Аналогично высказывается и С.Д.Кацнельсон: "Вне функционирования языка не существует и языковой материал"
131.
Сама возможность воздействия речевых значений на языковые значения знака свидетельствует о том, что в основе этого взаимодействия лежит зависимость не случайного, а регулярного, сущностного характера. Даже в своем статическом аспекте эта зависимость предстает как обобщение речевых значений в значении языковом, как "единство в многообразии". Всеобщее в его диалектическом понимании, как известно, "осуществляется в действительности в виде закона, связующего многообразие явлений в единое целое, в систему" [4]. Поэтому в центре лингвистических исследований должно находиться изучение взаимосвязей всех компонентов языкового знака, которые принадлежат ему в языке и в речи, а значение языкового знака должно рассматриваться с учетом двух направлений связей - с фрагментом действительности (через посредство мыслительного отображения) и со всем многообразием его речевых реализаций.
Изучение языка в единстве его структурного и функционального аспектов, т.е. как онтологически единого объекта "язык-речь", непосредственно связано с одной из центральных проблем современного языкознания - проблемой взаимодействия семантики и синтаксиса. До настоящего времени решение этой проблемы связывалось с изучением вариантности как основного свойства языковой системы [5-7] и деривационных процессов в языке [8-111. В основе вариантно-инвариантного подхода лежат представления о вариативности и функциональных модификациях инвариантно-общего системного значения языковой единицы в речи, связанные с четким противопоставлением системно-парадигматического и функционально-речевого уровней. Это противопоставление семи-ологически выражается в разграничении системного значения языкового знака как отношения знака к обозначаемому им предмету и его смысла как текстовой реа-
лизации этого значения, или как способа представления предмета в мысли [12].
Вопросы соотношения языкового значения и речевого (актуального) смысла традиционно рассматриваются в контексте взаимодействия языковых и неязыковых знаний, языкового и неязыкового содержания нашего сознания в процессе речемыслительной деятельности, в ходе порождения и понимания высказывания. Несмотря на то, что эта проблема постоянно находится в центре внимания многих исследований, она все еще остается дискуссионной. Эту проблему пытались решить посредством дифференциации ядерного (обязательного, устойчивого) и периферийного (вероятностного, прогностического) компонентов в языковом значении, а также посредством разграничения языкового (системного) значения и речевого (актуального) смысла.
Первый вариант представлен в концепции лексического значения слова М.В.Никитина. Выделяя в целостном значении словесного знака его содержательное ядро (интенсионал) как "совокупность семантических признаков, наличие которых полагается обязательным для денотатов данного класса", и его периферию (импликационал) как совокупность семантических признаков, наличие или отсутствие которых с необходимостью или вероятностью предполагается интенсиональными признаками, М.В.Никитин подчеркивает, что "информация о денотате, которая связывается со словами в тексте, складывается из двух частей: его непременных интенсиональных признаков и некоторой части его импликационных признаков, имплицитно "оживляемых", актуализируемых контекстом или эксплицитно называемых в нем". При этом импликационал, по словам М.В.Никитина, составляет не столько часть собственной семантики слова, сколько его "силовое поле", "его обусловленный и варьирующийся в контексте компонент, зависимый от логической структуры контекста" [13, 14].
С позиций вариативности системной семантики анализируется значение языковых единиц и во многих других исследованиях.
В плане противопоставления языкового значения и речевого (актуального) смысла слова рассматривает проблему семантического варьирования И.А.Стернин. Вкладывая широкое (интегральное) содержание в понятие системного значения,
И.А.Стернин (в отличие от предыдущего автора) считает, что актуальный смысл слова всегда представляет собой одну из
возможных актуализаций значения в конкретном коммуникативном акте. При этом актуализация значения, по мнению И.А.Стернина, и есть его коммуникативное варьирование: "Любой актуальный
смысл слова есть семный вариант его системного значения, один из возможных вариантов значения в коммуникативном акте" [15].
Исследование грамматической семантики также проводится, в основном, с позиций функционального варьирования. Характерной чертой большинства таких исследований является формально-логичес-кая трактовка языковых категорий как изначально заданных грамматических качеств слова, которые так или иначе модифицируются в процессе использования ■ языка. Это проявляется и в самом определении грамматической категории как "системы выражения обобщенного грамматического значения, осуществляемого через парадигматическое соотнесение форм" [16-19].
Тот или иной подход к определению сущности грамматических явлений основывается на различном решении в теории и практике грамматических описаний вопроса об отношении частных (речевых) значений грамматических форм к их обобщенному языковому (системному) значению. С точки зрения вариантноинвариантного подхода функциональный аспект грамматического строя языка отражается в типовых частных значениях грамматических форм, которые относятся к уровню речевых вариантов, а обобщенное (категориальное) значение грамматической формы рассматривается как семантический инвариант, выступающий в роли общего знаменателя всех выражаемых в речи значений.
Анализ категориальных и частных значений языковых форм проводится в двух аспектах: семасиологическом и ономасиологическом. В первом случае проводится исчисление частных значений грамматических форм и анализируется их связь с инвариантом [20]. При этом частные значения грамматических форм иногда рассматриваются как проявление их многозначности и синонимии. Во втором случае анализируется структура содержания грамматических категорий и различные функциональные средства их выражения, отмечаются случаи омонимии грамматических форм. Результаты анализа в обоих случаях представляются иногда в виде различных "полевых структур" или "функциональносемантических полей", отражающих в виде статических показателей функциональную
вариативность категориальных значений и форм в отношении смыслового инвариан-та.
Несколько иной подход к решению вопроса о соотношении общих и частных значений грамматических форм предлагает В.М.Павлов. Подчеркивая взаимосвязь
явлений языка и речи, В.М.Павлов отстаивает мнение, что типовые частные значения грамматической формы относятся к ее семантическому потенциалу не как варианты речевого уровня к инварианту языкового уровня, а образуют взаимосвязанные элементы системы потенциально реализуемых в речи значений формы. Тем самым в обобщенных грамматических значениях В.М.Павлов подчеркивает не инвариантность, а "единство в многообразии", воплощением которого является семантический потенциал грамматической формы, включающий многообразие типовых частных значений [21].
В качестве "форм движения" в языке, обеспечивающих его функционирование, могут рассматриваться также и процессы деривации, то есть создания одних языковых единиц (дериватов) на базе других, принимаемых за исходные. Проблемы соотношения языка и речи с точки зрения деривационных процессов изучались в плане морфологии, лексической семантики и в синтаксическом аспекте. При этом отмечалась связь номинации и словообразования с синтагматической деятельностью, подчеркивалась непосредственная связь перестройки синтаксической структуры предложения с изменением категориальных значений лексем.
Функциональная связь категориальных значений слов с синтаксической структурой предложения исследовалась и с позиции более широкого (многоуровневого) понимания деривационного процесса как процесса порождения высказывания, которое впервые было предложено в рамках трансформационной грамматики и затем получило дальнейшую разработку в концепциях генеративной семантики, семантического синтаксиса и др. Исследования в области генеративной лингвистики в целом послужили новым импульсом к изучению содержательных аспектов языка, механизмов его использования, вернули языку его утраченный статус как деятельности (по В. фон Гумбольдту). В работах этого направления впервые отчетливо был поставлен вопрос о выборе содержательных единиц в процессе речевой деятельности, что вызвало потребность в изучении когнитивных аспектов взаимодействия логических и речемыслительных процес-
сов. Вновь приобрел актуальность тезис сторонников Картезианских (рационалистических) взглядов в лингвистике, к числу которых относят и В. фон Гумбольдта, о том, что язык ориентирован не на отдельные слова, а на их сочетания [22].
Выдвигая на передний план содержательный аспект языка (в виде "глубинных" или семантических структур, семантических валентностей, различного рода пропозиций и т.п.), лингвисты в то же время пытались использовать для описания этого аспекта аппарат, первоначально разработанный для изучения формального аспекта языка. При этом в большинстве случаев функциональная структура высказывания рассматривалась как простая актуализация языковой системы. Вопрос же о том, что языковые средства, используемые при формировании конкретного высказывания, сами образуют динамическую систему особого рода, в лингвистике, как правило, не ставился. Между тем, такая необходимость реально существует, поскольку высказывание, как выясняется, может рассматриваться не только как структурная единица, но и как смысловая перспектива, на фоне которой каждое отдельное слово определяется л уточняется в своем значении.
Психолингвисты по этому поводу высказываются совершенно определенно: реальная системность языка заключается не во внутренней планировке "того склада, где хранятся единицы языка", а во взаимосвязи и организации этих единиц в их "рабочем состоянии, в той деятельности, ради которой они только и существуют". Поясняя эту мысль, А.АЛеонтьев подчеркивает, что слово в высказывании не тождественно слову как отдельно взятой номинативной единице. Более того, утвер-ждае г он далее, не лексема модифицируется в контексте высказывания, а высказывание использует лексему, как и грамматические единицы, в качестве языкового клише. "И точно так же как один и тот же (в системе языка) аффикс может использоваться в различных функциях, одна и та же лексема может актуализовать или отображать в разных высказываниях разные семы" [23].
Такой подход к языку закономерен и с исторической точки зрения. Еще Декарт и другие философы Картезианской школы обращали внимание на специфическую способность человека выражать новые мысли и понимать совершенно новые выражения мысли на основе "установленного языка". Обычное использование языка (и это уже отмечал Декарт), носит новаторский характер в том смысле, что многое из
того, что мы говорим в ходе обычного использования языка, является совершенно новым, а не повторением чего-либо слышанного ранее, и даже не является чем-либо "подобным по модели" тем предложениям или связным текстам, которые мы слышали в прошлом. В лингвистике эту же мысль развивал В. фон Гумбольдт, подчеркивая, что говорящий использует бесконечным образом конечные средства [24].
Аналогичную трактовку языка обнаруживаем и в концепции порождения высказывания С.Д.Кацнельсона. Основные положения этой концепции можно представить в виде следующих тезисов:
- язык не "исполняется" в речи, как симфония в игре музыкантов; он вливается в речь не как целостная структура со всеми присущими ей особенностями и богатством содержания, а фрагментарно, отдельными своими элементами, которые получают в речи свое особое, специфическое для данного текста построение;
- целью речевого общения является не "исполнение" языка, не прямое или косвенное воспроизведение его структуры, а осуществляемое при посредстве языка сообщение;
- речемыслительный процесс включает ряд операций, результаты которых нельзя предсказать с абсолютной точностью; операции, совершаемые механизмами речи в процессе ее порождения, не могут носить во всех случаях абсолютно "жесткий", автоматический характер; они необходимо перемежаются с вероятностными операциями, в ходе которых совершается отбор одного из возможных путей продолжения процесса [3].
С этой точки зрения особую значимость для лингвистических исследований приобретает именно творческая сторона языковой деятельности человека, которую должны отражать универсальные модели описания. При этом необходимо специально подчеркнуть, что функциональный аспект языка проявляется не только в выборе языковых средств из указанного арсенала и в их организации, комбинаторике, служащих построению осмысленных текстов (как это часто принято считать в лингвистике), но также в том, что одна и та же лексема (или другое языковое средство) используется в качестве "языкового клише" для передачи разных значений в разных высказываниях.
Поиск решения поставленных вопросов потребовал их осмысления с учетом данных новой парадигмы научных исследований, получившей название когнитивного подхода, в рамках которого язык рассмат-
ривается как средство получения, хранения и передачи информации, то есть как объект, онтологически многогранный, но единый по существу. В частности, мыслительные структуры, лежащие в основе организации языка как системы и в основе его функционирования, стали предметом изучения когнитивной лингвистики. Ее цель - выявить формы организации языковых и неязыковых знаний в сознании говорящих, а также способы и механизмы их языкового выражения.
Это потребовало пересмотреть существующие взгляды на структуру и принципы организации категорий как основной формы хранения языковых и неязыковых знаний. Именно понятие категории как основной формы и организующего принципа процессов мышления и познания служит философским и психологическим обоснованием онтологического единства всех аспектов языка и его взаимосвязей. В основе этого понятия лежит общая для разных сторон деятельности человеческого сознания способность к типизации явлений (абстрагирующая функция). Будучи одинаково свойственной мышлению, психике и языку, эта функция связывает в единую цепь процессы перевода невербальной информации в слова, а также обратные процессы декодирования слов на основе устойчивых связей между событиями и выражающими их понятиями, между понятиями и выражающими их словами, т.е. между категориями событий и языковыми категориями.
Многочисленные исследования в области психологии и логики познания концентрируются вокруг трех основных точек зрения на структуру мыслительных категорий. Первая из них, которая считается традиционной и восходит в своей истории к философским воззрениям Платона, Аристотеля, Декарта, рассматривает категории как абсолютные и дискретные сущности в независимости от того, какая им приписывается онтология: даны ли они богом (Платон, Декарт) или имеют врожденный, генетический характер (Н. Хомский, Д.Биккертон), отражают устойчивые признаки реального мира (Б.Рассел, Р.Карнап и другие позитивисты) или представляют собой комплексы ощущений (Юм, Мах, Авенариус и другие сторонники эмпиризма).
Содержание категории, согласно традиционной точке зрения, определяется жестким набором признаков, необходимых и достаточных для ее описания. Такой же набор признаков должны обнаруживать и все члены данной категории, т.е. и сама
категория, и все ее члены имеют единую, унитарную характеристику. Соответственно категориальная принадлежность того или иного элемента определяется наличием или отсутствием у него данного набора признаков.
Второй подход обнаруживает прямо противоположный взгляд на структуру категории. Отрицая дискретность и абсолютный характер категорий, сторонники этого подхода считают, что категории имеют нечеткие границы и весьма условный характер. Они во многом обусловлены мотивами и целями их использования [25]. При этом в одну категорию могут объединяться различные элементы, не обязательно обладающие общими для них всех признаками, как, например, предметы, которые необходимо брать с собой в дорогу, или лица, которым следует уступать место в транспорте.
Оба названных подхода находят немало свидетельств в свою пользу среди фактов реального языкового функционирования. Действительно, с одной стороны, явный категориальный принцип организации лексических единиц, грамматических форм и синтаксических конструкций и пре-скриптивный характер правил их использования в коммуникации могут рассматриваться как подтверждение первой точки зрения. Однако, с другой стороны, эти же самые правила в реальных условиях языковой коммуникации наталкиваются на многочисленные исключения, вызванные причинами семантического (полисемия, синонимия, омонимия языковых единиц и форм) и прагматического (цели и мотивы коммуникации) характера. Это, в свою очередь, может также рассматриваться как свидетельство в пользу размытости границ между категориями, условности их выделения, то есть служить подтверждением второй точки зрения.
Между тем, если строго придерживаться самих фактов реального функционирования языка, то становится очевидной необходимость поисков третьего, компромиссного решения этой проблемы. И такое решение было найдено, как представляется, в рамках прототипического подхода, или теории прототипов. Основы этой теории были заложены исследованиями в области когнитивной психологии [26-28], которые затем получили поддержку и дальнейшее развитие в работах антропологов [29] и лингвистов [30-35].
Этот подход допускает возможность недискретной формы организации категорий и межкатегориального пространства по типу континуума. В соответствии с этой
теорией, понятийные и языковые категории не всегда определяются жестким набором существенных признаков. Скорее, категории формируются внутри категориального пространства-континуума на пересечении некоторого числа наиболее характерных, или типичных признаков. При этом совпадение этих признаков может иметь статистический или вероятностный, но не всегда абсолютный, характер. Те члены категории, которые обнаруживают наибольшее число существенных характеристик, образуют ее прототип. В качестве прототипа той или иной категории может выступать и сам перечень ее существенных (прототипических) характеристик.
С позиций прототипического подхода категориальное пространство характеризуется двумя типами градаций: градацией признаков по их значимости и градацией членов категории по количеству свойственных им прототипических характеристик [26-28, 30-35]. Это дает возможность определить общий показатель степени прото-типичности тех или иных элементов, их выделенность в общем смысловом пространстве в качестве прототипа. Прототипическая "выделенность" элементов, в свою очередь, служит основанием для идентификации той или иной категории, поскольку качественная характеристика элементов (признаки их однородности) и обусловливает существование категорий. Тем самым обеспечивается и само членение смыслового пространства на категории, которые формируются вокруг тех или иных "скоплений" прототипических элементов. При этом остальные члены категорий располагаются на различном удалении от прототипического центра, создавая непрерывность категориального пространства - категориальный континуум1.
Принцип континуума в организации ка-тегориально-понятийной сферы подтверждается семантической неопределенностью языкового знака, которая проявляется либо как неопределенность его референтной (экстенсиональной) области, либо как неопределенность его интенсиональных признаков. По свидетельству многочисленных исследований различных аспектов градации в языке, градационное пространство, заполненное переходными явлениями, обнаруживается на различных
1 Ср. с "полевыми структурами" в отечественной лингвистике, в которых выделяются четко выраженное ядро и периферия, см., например: [36, 37]. Однако полевые структуры позволяют представить лишь статические результаты функционального варьирования языковых единиц и не отражают специфики процессуального. динамического аспекта формирования языковых значений.
уровнях языковой семантики: лексической, грамматической, прагматической [38-41].
Прототипический принцип, отражающий идею плавного, непрерывного перехода от категории к категории, и, тем самым, идею непрерывности категориального континуума, зыбкости и взаимопере-ходности межкатегориальных границ (и в этом состоит его особая методологическая ценность), наилучшим образом соответствует потребностям реальных’ процессов коммуникации в условиях постоянно меняющихся контекстов (социальных, культурных, ситуативных, языковых и других). Суть этого принципа состоит в том, что в основе формирования категорий лежит понятие относительного сходства, или подобия (а не абсолютного тождества), когда все члены категории оцениваются по отношению к ее прототипу, то есть по степени их обладания прототипическими свойствами. Соответственно это же понятие ложится в основу и самих процессов определения категориальной принадлежности ("семейного сходства") новых элементов, определяет сущность этих процессов на всех уровнях: сенсорно-рефлекторном, мыслительном и лингвистическом.
"Нежесткий" характер категориальных границ позволяет включать в состав категорий и менее типичные элементы при условии их осмысления в соответствующих контекстах и с соответствующими целями или установками (например, переносное употребление слов, использование субъекта в агентивной функции при глаголах непрототипического действия: восприятия, ощущения, ментальных действий и так далее). Для этого достаточно реализации лишь нескольких (а не всего набора) прототипических признаков, что обеспечивает возможность реагировать на любые изменения контекста, условий и целей коммуникации, включая самые мельчайшие смысловые оттенки. В противном случае пришлось бы приписывать новую категорию каждому новому контексту употребления того или иного элемента, что при относительной ограниченности человеческой памяти и практической неограниченности различных контекстов в принципе невозможно.
Прототипический принцип формирования категорий может служить основой для разработки нового подхода к языку и языковым явлениям, позволяющего учесть структурные и функциональные характеристики языка и потому имеющего все основания считаться действительно универсальным принципом описания языка -речи. В основе этого подхода лежит поня-
тие категоризации языковых единиц как их соотнесение (базовое, системное и функциональное, речевое) с определенной языковой категорией за счет реализации прототипических признаков данной категории. Он позволяет перейти от чисто оппозиционного (доминирующего в современной лингвистике) изображения отношений в языковой системе к парадигматике категориальных значений, которые реально воспроизводятся в речи и составляют универсальную категориально-понятийную основу языка. В типовых условиях эти значения единообразно представляются языковыми единицами, интегрирующими в своем собственном значении устойчивые результаты взаимодействия с "внешними" факторами различного рода: лексическим и лексико-грамматическим значениями лексем, значениями их грамматических форм, структурным и коммуникативным значениями предложения-высказывания, локально-темпоральной характеристикой обозначаемого события и др.
Этот подход можно назвать функцио-нально-семиологическим в том смысле, что он рассматривает формирование значения слов (процесс семиозиса) как многофакторный процесс, учитывающий формирование функциональных смыслов в предложении-высказывании, то есть возможности использования слов. Именно это и позволяет объединить структурные и функциональные методы исследования и тем самым рассматривать язык как струк-турно-функциональное единство, или онтологически единый объект "язык-речь".
С этой точки зрения значение слова может рассматриваться как единство сис-темно-семиологического и функциональ-но-семиологического аспектов, то есть системного (ингерентного) значения лексемы как члена определенного лексикограмматического класса и ее возможного осмысления в составе предложения-высказывания. Системно-семиологический аспект значения определяется словарной информацией, отражающей логико-денотативные аспекты обозначаемого события и опыт синтаксического использования слов. Он выполняет индивидуально-классифицирующую, дифференцирующую функцию, то есть функцию разграничения различных типов лексем.
Функционально-семиологическая специфика значения обусловлена возможностью реализации большего числа признаков в сравнении с системным значением данного слова. Эта возможность, основанная на том, что содержание актуализированного понятия включает гораздо боль-
шее количество признаков, чем содержание виртуального понятия (по Ш.Балли), обеспечивается взаимодействием двух основных факторов: лексического, т.е. лексическими вхождениями, передающими скрытую категориальность, и грамматического, то есть синтаксической и морфологической категориальностью. Соответственно формирование функционального значения слова не сводится к простой актуализации его системного значения.
Взаимодействие системного значения и функционального смысла имеет диалектический характер. С одной стороны, функциональный смысл формируется на основе и под влиянием системного значения, а с другой стороны, функциональные смыслы в результате их парадигматизации фиксируются сознанием говорящих как отдельные значения слова. Следовательно, формирование значения слова выступает как непрерывный процесс его использования в речевой деятельности, как диалогическое взаимодействие системного (статического) и функционального (динамического) аспектов, при котором статическое . есть не что иное как результат динамического и в то же время его основа. Непрерывность этого процесса обеспечивается лексическими вхождениями в синтаксические структуры и их взаимодействиями, число которых практически неопределимо.
Результаты исследования конкретного языкового материала [42] свидетельствуют о том, что различные виды взаимодействия системного значения слова и его функционального осмысления в предложении-высказывании сводятся к трем основным принципам: 1) актуализация, 2) перекате-горизация и 3) поликатегоризация слова. В основе актуализации лежит вариантноинвариантный принцип функциональной реализации прототипических признаков системного значения. Последнее выступает при этом в качестве смыслового инварианта. Процессы перскатсгоризации основываются на функциональной реализации прототипических признаков других категорий и, как следствие, функциональном (метафорическом) соотнесении слова с другим лексико-грамматическим классом (например, глагол действия используется для обозначения состояния: "Это пальто вам идет"). Поликатегоризация предполагает одновременную (синкретичную) реализацию прототипических признаков разных категорий (например, действия и состояния: "Он сам и его чемодан заполнили все заднее сиденье"; "Он ехал медленно и молча").
Таким образом, обзор существующих подходов и направлений современных лингвистических исследований позволяет предположить, что на рубеже двух столетий наметилась явная тенденция к междисциплинарному изучению ЯЗЫКОВЫХ явлений, которая открывает новые возможности в познании языка и стоящих за ним мыслительных процессов. Данная парадигма исследований, получившая общее название когнитивного подхода, представляется наиболее перспективной в плане решения всех тех вопросов, которые интересовали лингвистов и философов в течение многих столетий. 1
1. Бенвенист Э. Общая лингвистика. М.: Прогресс, 1974. С. 140.
2. Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. М.: Прогресс, 1963. Вып.З. С. 156.
3. Кацнельсон С.Д. Типология языка и речевое мышление. JL: Наука, 1972. С. 102.
4. Ильенков Э.В. Всеобщее. Философская энциклопедия // Сов. Энцикл. М., 1960. Т.1. С.301-304.
5. Солнцев В. М. Язык как системно-структурное образование. 2-е изд., доп. М.: Наука, 1977.
6. Языки мира: Проблемы языковой вариативности / Отв. ред. В.Н.Ярцева. М.: Наука, 1990.
7. Якобсон P.O. Избранные работы. М.: Прогресс, 1985.
8. Баллы Ш. Общая лингвистика и вопросы французского языка. М.: Изд-во иностр. лит., 1955.
9. Долинина И.Б. Синтаксически значимые категории английского глагола. Л.: Наука, 1989.
10. Курилович Е. Очерки по лингвистике. М.: Изд-во иностр. лит. 1962.
11. Холодович А.А. Залог // Категория залога: Материалы конф. JL: Наука, 1970. С. 2-26.
12. Frege G. On Sense and Reference. Logic and Philosophy for Linguists. Mouton, The Hague-Paris, 1974. P. 13-32.
13. Никитин M.B. Лексическое значение в слове и словосочетании. Владимир: Изд-во Владимир, пед. ин-та, 1974.
14. Никитин М.В. Лексическое значение слова (структура и комбинаторика). М.: Высш. шк., 1983. С.24-27.
1 В статье частично использованы материалы исследования, выполненного автором при поддержке Международного Совета по научным исследованиям и обменам (АЙРЕКС/ШЕХ - п>ант Р 3 4171) в Лингвистическом центре Техасского университета, США в 1994 г., за что автор выражает Совету искреннюю благодарность.
15. Стернин И.А. Лексическое значение слова в речи. Воронеж: Изд-во Воронеж, ун-та, 1985. С.97-102.
16. Бархударов JI.C. Очерки по морфологии современного английского языка. М.: Высш. шк., 1975. С.43;
17. Блох М.Я. Теоретические основы грамматики. М.: Высш. шк., 1986. С.82.
18. Бондарко А.В. Теория морфологических категорий. Л.: Наука, 1976. С. 10-11.
19. Якобсон P.O. Указ. раб. С.210.
20. Якобсон P.O. Указ. раб. С.210-221.
21. Павлов В.М. Темпоральные и аспектуальныс признаки в семантике "временных форм" немецкого глагола и некоторые вопросы теории грамматического значения // Теория грамматического значения и аспектологиче-скис исследования / Под ред. А.В.Бондарко. Л.: Наука, 1984. С. 42-70.
22. Chomsky N. Cartesian Linguistics. N.Y.: Harper and Row, 1966.
23. Леонтьев A.A. Высказывание как предмет лингвистики, психолингвистики и теории коммуникации // Синтаксис текста. М.: Наука, 1979. С. 26.
24. Chomsky N. Language and Mind. N.Y.: Harcourt, Brace and World, 1968. P.9-21.
25. Wittgenstein L. Philosophical Investigations. Oxford: Basil Blackwell, 1953.
26. Posner М., Keele S. On the Genesis of Abstract Ideas // J. of Experimental Psychology, 1968, V.2. P.353-363.
27. Rosch E.H. Natural Categories // Cognitive Psychology, 1973. V.3. P.326-350.
28. Rosch E.H. On the Internal Structure of the Perceptual and Semantic Categories. Cognitive Development and the Acquisition of Language. N.Y.: Academic Press, 1973. P. 111-144.
29. Berlin B., Kay P. Basic Color Terms: Their Universality and Evolution. Berkeley: The Univ. of Calif. Press, 1969.
30. Лакофф Дж. Мышление в зеркале классификаторов // Новое в зарубежной лингвистике. М.: Прогресс, 1988. Вып.23. С. 12-51.
31. Givon Т. Syntax: A Functional-Typological
Introduction. Amsterdam: John Benjamins,
1984. V.l.
32. Hopper P.J., Thompson S.A. Transitivity in Grammar and Discourse // Language, 1980. V.2. P.251-299.
33. Lakoff G. Women, Fire, and Dangerous Things: What Categories Reveal About the Mind. Chicago: The Univ. of Chicago Press, 1987.
34. Meanings and Prototypes: Studies in Linguistic Categorization / Ed. by S.Tsohatzidis. N.Y.: Routlcdgc, 1990.
35. Taylor J.R. Linguistic Categorization: Prototypes in Linguistic Theory. Oxford: Clarendon Press, 1989.
36. Адмони В.Г. Полевая природа частей речи (на материале числительных) // Вопросы
■
теории частей речи (на материале языков различных типов). Л.: Наука, 1968. С.98-106.
37. Бондарко А.В. Указ. раб. С.204-244.
38. Стернин И.А. Указ. раб.
39. Шейгал Е.И. Градация в лексической семантике. Куйбышев: Изд-во Куйбышев, пед. ин-та, 1990.
40. Bolinger D.L. Degree Words. The Hague-Paris: Mouton, 1972.
41. Leech G. Principles of Pragmatics. London: Longman, 1983.
42. Болдырев H.H. Функциональная категоризация английского глагола. Л.; Тамбов: Изд-во Рос. гос. пед. и Тамб. гос. ун-тов, 1995.
В.Г.РУДЕЛЕВ
Динамическая теория частей речи русского языка
A non-standard (dynamic) conception of parts of speech is considered that has however some history within the framework of only one school - Tambov Linguistic School. The gist of the above-mentioned conception comes to necessity of establishing oppositions and correlations system of the parts of speech, measuring the information power of each member of opposition on the basis of the stated neutralization of the parts of speech in weak positions. To the parts of speech we refer only notional words which form semantic-grammatical classes; neutralization of parts of speech means acquiring by some of them the formal characteristics of the others, preserving their invariant meaning.
Излагается нестандартная концепция частей речи, имеющая, однако, уже некоторую историю, - правда, в рамках только одной школы, которая именуется Тамбовской и которой в 1995 году исполнилось 20 лет [1-3].
Суть упомянутой концепции сводится к необходимости установления частеречной системы оппозиций и корреляций, измерения информационной мощи каждого члена оппозиции - на основе установленных нейтрализаций частей речи в слабых позициях.
К числу частей речи относятся только полнозначные слова (за пределами системы остаются междометия, предлоги, союзы и т.п.), образующие семантикограмматические классы; нейтрализация частей речи - это приобретение некоторыми из них формальных признаков других при сохранении инвариантного значения.
* * *
Динамическая теория частей речи разработана в русле Тамбовской лингвистической школы [1-3]; в трудах представителей иных направлений и школ встречаются лишь ее отдаленные аналогии [4]. Тем не менее, истоки динамической теории - в известной в России и за рубежом теории Л.В.Щербы [5], в общем с этой теорией приоритетом значения над формальным выражением. Определяющий динамическую теорию признак - нейтрализация почерпнут, однако, в теории фонем Н.С.Трубсцкого |6-7]; Л.В.Щерба, будучи современником Трубецкого и человеком, близким к Пражскому Лингвисти-
ческому Кружку, теории нейтрализации не принял; все дальнейшее поколение русских и зарубежных языковедов открытие Н.С.Трубецкого игнорировало; ныне в нашей стране оно медленно осваивается и только приспосабливается к тому, что уже есть [8, 9].
* * *
Понимая, что теория частей речи - определяющий признак всякой общей лингвистической школы, главное в учении о языке, коллектив лингвистов, составивших первоначальное ядро Тамбовской лингвистической школы, обратился к учению о классах слов еще в 1975 году [10-12]. Наиболее подходящей моделью частеречных различий представлялась формальная теория Ф.Ф.Фортунатова [13], принимавшая во внимание только грамматические отличия слов (склоняемость, спрягаемость, аморфность и т.д.). Недостаточная разработанность критериев, позволяющих относить то, что принимается за слово, действительно к словам или только к формам слова, сразу же обнаружила изъяны формальной теории, но ее непродуктивность не была еще вполне осознана. Действительно, если такие слова, как "стол" и "столы", в середине 70-х годов, благодаря ставшей известной теории дополнительного распределения [14], можно было уже, вопреки Фортунатову, относить к одному и тому же слову, то различные глагольные наклонения и (особенно!) формы времени подобной процедуре не поддавались [15]. Возникала опасность чрезмерного усложнения слокаря (при сохранении уже при-
аз
