CC BY
102
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
СОВРЕМЕННОЕ ДОВЕРИЕ: СОДЕРЖАНИЕ И КРИЗИС
ТАРАСЕВИЧ ВИКТОР НИКОЛАЕВИЧ,
доктор экономических наук, профессор, заведующий кафедрой политической экономии, Национальная металлургическая академия, Украина (Днепропетровск), e-mail: v_tarasevich@list.ru
Рассматривается эволюция, содержание и кризис отношений доверия. Внимание акцентировано на институциональной составляющей «треугольника» доверия, а также эндогенных причинах и признаках его кризиса.
Ключевые слова: институты; доверие; поведение.
The evolution, matter and crisis trust relations are considered. The attention is accented to institutional component of trust “triangle” and internal reasons, signs of trust crisis.
Keywords: institutions; trust; behavior.
Коды классификатора JEL: B52, D01, O31.
Мировой экономический кризис и его национальные особенности заметно актуализировали проблематику доверия не только в политике и бизнесе, но и в научном сообществе. На мой взгляд, назрел качественный скачок от преимущественно феноменологического к преимущественно ноуменологическому этапу исследований доверия, от доминирования чувственно-сознательного восприятия доверия как одного из плодов неэкономического империализма к приоритетам сущностно-содержательного осмысления доверия и его институциональной природы с использованием базовой методологии фундаментальной экономической науки1. Разумеется, определение любой категории контекстуально, поиск ее сущности предполагает применение различных методов, и только неизвестному нам пророку известна истина. Поэтому представленные в статье результаты изучения сущностных и институциональных характеристик доверия с использованием деятельностного, эволюционного и семиотического подходов должны оцениваться как предварительные и требующие дальнейшей верификации так же, как и соображения о кризисе доверия и возможных путях его преодоления.
ОБ ЭВОЛЮЦИИ И «ТРЕУГОЛЬНИКЕ» ДОВЕРИЯ
Уже первичный семиотико-герменевтический анализ термина — символа «доверие» не оставляет сомнений в его специфической составности. Корень «вер» характеризует его «родовое», базовое содержание, своеобразный генотип, который, с одной стороны, не подвержен системным, посягающим на его идентичность изменениям, а с другой — задает определенный набор смыслов, которые актуализируются в соответствующих контекстах. Речь идет, по крайней мере, о трех взаимозависимых значениях: 1) вера, прежде всего, религиозная, которая, по Апостолу Павлу, «...есть осущест-
1 Следует признать, что определение доверия посредством категорий «ожидание», «убежденность», «внушение», «зависимость» и других, в том числе психологических и этических (Обзор основных трактовок доверия см. напр.: (Мельник 2009, 71-75), отражает отдельные видимые феномены доверия, а не его генетические, «родовые» характеристики.
© В.Н. Тарасевич, 2011
вление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11,1); 2) верно или правильно, безошибочно; 3) верность как преданность.
Приставка «до» несет двойную смысловую «нагрузку»: во-первых, акцентируется внимание на предшествующих доверию образованиях, его зародышевом состоянии, той клетке, из которой доверие появилось на свет и содержание которой удерживает в себе «пожизненно». Во-вторых, значением «дополнительно» приставка «до» позволяет обозначить выход доверия за «родовые» границы, рождение с его участием новых образований человеческого духа, некоторыми элементами которых доверие обогащает свое содержание.
Вышеизложенное лишь намечает ориентиры фундаментального осмысления доверия. Если воспользоваться результатами экунических исследований (Тарасевич 2008, 121-287) и выделить три последовательно-параллельных этапа исторической коэволюции человеческой деятельности, сознания и институтов (см. рис. 1), то феномены доверия могут трактоваться как поверхностные формы его исторически определенных атрибутивно-ноуменальных оснований. В самом деле. Предчеловеческое бессознательное инстинктивное поведение предшествует доверию, представляет его своеобразную «утробу», в которой его «зародыш» пребывает вплоть до момента рождения. Рождением и взрослением, обретением собственной идентичности доверие «обязано» протожизнедеятельности, как единству метаповедения и преддеятельности. Именно в вербально-генетическом, чувственно-сознательном началах человеческого духа и адекватных им протоинститутах (традициях, культах, ритуалах, нормах, правилах, обычаях и т. п.) доверие обретает субстанцию и самость. Взаимоположные деятельность, вербально-теоретическое сознательное и собственно институты более адекватны постдоверию, но именно в них доверие черпает «вещество и энергию» развития и самоутверждения в современном мире. Таким образом, находясь в трехмерном темпоральном пространстве деятельности, сознания и институтов, содержание современного доверия представляет собой синтез их особых (но адекватных «родовой» идентичности доверия) исторических образований, которые возникают на определенных этапах коэволюции и кумулятивно усложняются от этапа к этапу. Разумеется, столь абстрактные посылы требуют соответствующей конкретизации.
Истоки доверия теряются в глубинах бессознательного как досознательного,
Собственно поведение Пр отожизнед еягельно сть Жизнед еягельно сть
Мета -поведение Пред деятельность Чело- веческие поведете Деятель- ность
х х
Инстинкты Мета -инстинкты Пред- ннститугы Протонне -титуты Собственно институты
Пр отоинституты Институты
Б ЄС С 0 ЇНЯТ ельно е, нев ер бально -генетическое Верб ально -генеті и еское, чув с тв ешю-с ознат ельно е Чувств енно-сознательное, в ер б ально -теор е-тич еское
Рис. 1. Этапы коэволюции деятельности, сознания и институтов
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
которое продуцировалось проточеловеческим поведением и потому упорядочивало последнее. Речь идет о первичных психофизиологических образованиях, прежде всего, инстинктах, как невербально-генетических, не опосредованных разумом реакциях протосубъекта на внешние раздражители. Зачатки доверия протосубъекта А к протосубъекту Б появляются там и постольку, где и поскольку протосубъект Б вызывает у протосубъекта А своеобразную животную симпатию — торможение одной группы инстинктов, например, инстинктов самосохранения, голода, агрессии, и возбуждение, катализацию иной группы, например, инстинктов продолжения рода, игры, сотрудничества, сострадания.
В той мере, в которой в жизнедеятельности современного человека представлено проточеловеческое поведение, а в его духе — коллективное бессознательное, иррациональное, в доверии как институте воплощено инстинктивное начало. В нормальных общественных условиях, будучи сублимированным и подавленным мощными пластами человеческой культуры, прото- и собственно институтов, оно скрыто от любопытных глаз и далеко не всегда освещается прожектором научной абстракции. В периоды же массовой декультурализации и десоциализации, политических, институциональных расколов и экономических катастроф, когда животная ипостась человеческой природы выходит из-под контроля человека, инстинктивное начало становится доминирующим и определяющим. Впрочем, и в нормальных условиях экономические субъекты нередко руководствуются в своих действиях именно иррационально-аффектированным атрибутом доверия и проточеловеческими симпатиями2.
Развитие метаповедения и преддеятельности, формирование на этой основе вербально-генетического и чувственно-сознательного начал человеческого духа детерминируют становление и утверждение веры, как особого способа человеческих действий, а также процесса и результата постижения человеком окружающего мира. Особость эта многолика, но для нас принципиально важен такой атрибут веры, как эмоциональное осознание субъектом истинности дескрипции (Левин 2008, 84) или описания, восприятия различных феноменов окружающего мира, — и трансцендентных, и реальных, «посюсторонних».
Доверие, как и религиозная вера, — особая составляющая веры. Но, если объектом и предметом религиозной веры является Абсолют, сверхъестественное, ненаблюдаемое, потустороннее, то доверию имманентна область реального и наблюдаемого. Доверие выражает не отношение человека к Абсолюту или человека к человеку по поводу Абсолюта, а особый пласт отношений человека к человеку, межсубъектных отношений в связи с вербально-генетическим и чувственным осознанием одним субъектом истинности или правильности дескрипции (описания, образа) себя самого или иного субъекта и/или своих и его действий (их условий, средств, процесса и результатов). Доверие представляет чувственно-эмоциональный «срез», аспект истины. Субъект воспринимает и осознает чувственно постигнутый им образ себя самого или иного субъекта как истинный, правильный и сохраняет приверженность, верность этому образу до тех пор, пока обыденный опыт не станет антагонистичным последнему.
Многократно доказавшая свою правильность дескрипция, очищенная повседневным опытом от нежизнеспособных и случайных, привнесенных элементов, рано или поздно трансформируется в прескрипцию — предписание, норму3, а в более фундаментальном плане — в протоинститут. Система протоинститутов, как известно, форми-
2 Это обстоятельство играет немаловажную роль в попытках определения сущности доверия посредством таких понятий, как «ожидание», «желание» и т. п.
3 Этот аспект доверия фиксируется в его определении как понятия, выражающего убежденность субъекта в приверженности иного субъекта нравственным предписаниям и нормам (порядочность, правдивость, ответственность и др.).
рует основы социально-экономического генотипа или менталитета социальной страты, этноса, народа. Протоинституты доверия — отнюдь не исчерпывающая, но пронизывающая менталитет составляющая. Принимая то или иное решение, в том числе хозяйственное, субъект сверяет свое описание (образ) иного субъекта (его действий) не только с ним самим, но и с общепринятыми протоинститутами. Протоинституты доверия (например, в обыденной жизни — уважение к старшим, подчинение воле родителей, в экономической деятельности — верность слову, обязательность исполнения обещаний, строгое следование нормам профессиональной этики и т. п.), с одной стороны, облегчают процедуру выбора эффективного варианта действий, а с другой — в значительной мере способствуют успеху последних.
Итак, вербально-генетическая и протоинституциональная среда и адекватные ей действия рождают доверие и сообщают ему идентичность. Поэтому в доверии весьма значима, даже определяюща протоинституциональная составляющая. Более того, каждый протоинститут включает тот или иной аспект, «срез» доверия, а некоторые из протоинститутов являются alter ego доверия, формами выражения и реализации его содержания. Означает ли это, что, родившись в традиционном обществе, доверие имманентно прежде всего и только ему? «Прежде всего» — безусловно, но не только ему.
Протоинституциональное в доверии — и исторический факт, и современная реальность. Речь идет не только о сохраняющихся и поныне традиционных обществах. Подобно инстинктам протоинституты доверия не уходят в небытие, а продолжают упорядочивать жизнедеятельность в индустриальных и постиндустриальных обществах. Их изначальная закрепленность в нервной ткани сохраняется, а потому современный человек, как и его предок, является непосредственным носителем доверия, а генерационная трансляция последнего осуществляется в результате живого и не обязательно вербального контакта, ничем не опосредованной связи между людьми. Протоинституты доверия и «пронизанные» доверием протоинституты — важная составляющая общечеловеческого начала современного общества. В эпохи крушения собственно институтов они препятствуют «одичанию» человека, его срыву в тварное состояние, выполняют важную функцию обуздания животных инстинктов, охранения социального от биологического. Если же обрушивается и доверие, человек остается один на один с инстинктами.
Доверие — важная предпосылка инноваций. Разумеется, в современном динамичном обществе инновации возможны только на основе традиций: диалектически снимая последние, инновации утверждают свою нетрадиционность, что невозможно при низвергнутых традициях. Но дело не только в этом. Начиная с Нового времени, доверие активно изменяется, ассимилируя в свое содержательное ядро принципиально новые элементы. Этот процесс ускорился в индустриальную эпоху, а в современных условиях он становится императивным. О чем идет речь?
Традиционное доверие, как и вера, во многом определяется желаниями, надеждой, любовью и другими ипостасями человеческого духа, которые по преимуществу находятся за пределами рационального и вербально-теоретического. Современное доверие, сохраняя традиционную идентичность, не может не отвечать на вызовы рацио подобно тому, как протоинституциональное упорядочивание экономической деятельности без соответствующих собственно институтов не может быть достаточно эффективным. Доверие находится в орбите объективных процессов взаимопроникновения преддея-тельности и деятельности, чувственно-сознательного и вербально-теоретического, протоинституционального и собственно институционального, а потому изменяется, оставаясь самим собой.
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
С одной стороны, в соответствии с парафразом «Доверяю, чтобы понимать» известного тезиса Ансельма Кентерберийского «Верю, чтобы понимать», доверие становится императивной предпосылкой рационального знания, научного поиска, целенаправленного формирования собственно институтов. Речь идет, в частности, о доверии к показаниям органов чувств, способам конструирования опыта и эксперимента, научным результатам4, способам и механизмам институциональной деятельности. Основанные на доверии действия способны создавать новую реальность (Лекторский 2007, 17), которая может быть вполне рационально устроенной.
С другой стороны, доверие возникает и/или укрепляется на основе рациональных доводов. Следовательно, научное знание выступает императивной предпосылкой доверия. «Понимаю, чтобы доверять» — этот парафраз тезиса Пьера Абеляра весьма точно отражает процесс «рационализации» доверия. Содержание последней состоит не столько в том, что исчерпывающие научные доводы превращают доверие в уверенность, сколько в объективной ассимиляции доверием элементов вербальнотеоретического и рационального. Метаинстинктивная и протоинституциональная составляющие доверия дополняются собственно институциональной, как продуктом целенаправленной институциональной деятельности. В этом смысле пророческой представляется концепция «разумной веры» Л. Толстого. Для него неприемлемы взятые сами по себе и абсолютизированные упомянутые идеи А. Кентерберийского и П. Абеляра. Перефразируя А. Гусейнова, можно утверждать, что Л. Толстой доверяет, чтобы понимать, и понимает, чтобы доверять. У него разум проверяется, испытывается доверием, а доверие проверяется, испытывается разумом (Степанянц 2007, 11-12).
Таким образом, современное доверие — продукт и предпосылка взаимосвязей метаповедения, преддеятельности, человеческого поведения и деятельности; синергетический синтез коллективного бессознательного, вербально-генетического, чувственносознательного и вербально-теоретического; а также метаинстинктивного, протоинсти-туционального и собственно институционального. В своеобразном «треугольнике» доверия (далее — ТД) (см. рис. 2) ключевая (2) вершина представлена взаимопо-ложными (2.1) метаповедением и преддеятельностью, (2.2) вербально-генетическим
1 )---------- 2
1 - 2
Рис. 2. Схема «треугольника» доверия
и чувственно-сознательным, (2.3) протоинститутами как единством метаинстинктив-ной и прединституциональной составляющих. Эта (2) вершина отражает «родовую» идентичность доверия, его «жесткое» ядро, с потерей которого доверие умирает. (1) вершина характеризует зародышевое состояние доверия, прошлое в настоящем. Речь идет о взаимоположных (1.1) собственно поведении, (1.2) коллективно-бессознательном и невербально-генетическом, (1.3) инстинктах и других психофизиологических образованиях. (3) вершиной представлено нетрадиционное, инновативное начало доверия как единство взаимоположных (3.1) человеческого поведения и деятельности, (3.2) чувственно-сознательного и вербально-теоретического, (3.3) собственно институтов. Пучки взаимосвязей вершин (1) и (2), (1) и (3), (2) и (3) образуют соответствую-
4 Таким образом доверие способствует формированию знания на основе свидетельства (см.: (Чокробор-ти 2007, 20-31)).
щие стороны ТД, которые, в свою очередь, выступают их (взаимосвязей) своеобразными каналами.
Как видим, современное доверие — весьма сложное, многомерное образование, динамичная устойчивость и существование которого невозможны без поддержания определенных оптимальных соотношений между вершинами и сторонами ТД, известного уровня их взаимной адекватности. Частные, несистемные флуктуации, обеспечивающие динамизм ТД и исходящие, главным образом, из его (3) вершины, столь же необходимы для отвечающей духу времени инновативности, сколь не допустимы чреватые разрушением ТД системные нарушения взаимоположностей вершин и разрывы пучков взаимосвязей.
О КРИЗИСЕ ДОВЕРИЯ И ЕГО ПРЕОДОЛЕНИИ
В эпохи кардинальных перемен наиболее быстрые и существенные сдвиги происходят в (3) вершине ТД5. Так, по историческим меркам практически мгновенно были разрушены сформированные в советский период и собственно институты доверия, и собственно институциональная составляющая доверия6. Легальные протоинституты доверия утратили официальную легитимность, а нелегальные, задаваемые, — последней ориентиры. В условиях собственно институционального вакуума и разрыва вследствие этого многих взаимосвязей в пучках (3-1) и (3-2) заметно возрастает значимость (1) и (2) вершин ТД, а также пучка взаимосвязей (1-2). Доверие «освобождается» от сознательно сформированной собственно институциональной «надстройки» и возвращается в близкое раннему традиционному обществу состояние.
Продолжающиеся и поныне попытки заполнения вакуума весьма неоднозначны. Разумеется, не вызывает сомнений необходимость новой институционализации доверия, обеспечивающей его постепенную эволюцию в постиндустриальном направлении. Однако доминирование во вновь образованной (3) вершине ТД импортированных собственно институтов отнюдь не означает формирование органичных взаимосвязей в каналах (3-2) и (3-1). При прочих равных условиях, чем значимее роль импортированных собственно институтов в (3) вершине ТД, тем ощутимее институциональные разрывы в каналах (3-1) и (3-2), а также раскол доверия на формальную (в прямом смысле слова) институциональную «надстройку» и реальные, базовые основания. Направленная на создание первой институциональная деятельность преследующей узко корпоративные цели политической элиты, как правило, не одобряется большинством граждан и экономических субъектов, которые, вопреки лозунгам демократизации, так и не стали полноправными субъектами институциональной деятельности. Общее правило банально: политическая элита, не обеспечивающая потребную полноту и органичность институтов доверия, не может рассчитывать на доверие граждан.
Разумеется, не все импортированные собственно институты не совместимы с национальными протоинститутами доверия. Но совместимые пока не доминируют, а потому не способны эффективно противостоять гибридизации и мутациям протоинститутов доверия. Речь идет, во-первых, о попытках формирования протоинститутов доверия, адекватных импортированным собственно институтам. Даже в случае успеха вновь рожденные протоинституты попадают в неадекватную среду и под угрозой гетерофобии вынуждены адаптироваться и таким образом мутировать. Во-вторых, мутируют и некоторые «родовые» протоинституты доверия, ибо испытывают длительное
5 В дальнейшем внимание акцентируется на институциональных аспектах изменений.
6 Далее для краткости принимается, что термины «собственно институты доверия» и «протоинституты доверия» включают понятия соответственно «собственно институциональная составляющая доверия» и «протоинституциональная составляющая доверия».
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
и активное воздействие импортированных собственно институтов, а также рожденных ими протоинститутов. В-третьих, даже адаптируясь к «родовым» протоинститутам, импортированные собственно институты и адекватные им протоинституты не перестают быть гибридами, лишенными родной почвы, а потому отторгаемыми.
Вышеизложенное означает, что выстраиваемые с помощью импортированных собственно институтов взаимосвязи (3-2) с самого начала поражены институциональным «вирусом». Раскол доверия сопровождается серьезным «вирусным» заболеванием его «родового» ядра. Способно ли расколотое и недомогающее доверие выдерживать экономические, социальные и политические перегрузки эпохи перемен? Риторический вопрос. Упорядочивающая и сублимационная значимость мутирующих протоинститутов доверия снижается, а потому неизбежно усиливается торможение инстинктов, споспешествующих доверию, и катализация инстинктов агрессии, самосохранения, конкуренции как борьбы за выживание любой ценой.
Ослабление (3) вершины ТД имеет еще один принципиальный аспект. Речь идет о заметной деградации вербально-теоретического начала массового сознания, как неизбежного следствия ухудшения качества среднего и высшего образования. Абсолютизация формальных аспектов Болонского процесса (например, кредитно-модульной системы) сопровождается пренебрежением качественными характеристиками знаний учащихся и студентов. Поэтому большинство выпускников вузов не обладает конкурентоспособным уровнем рационального, научного мышления, что неизбежно сужает социальную базу (3) вершины ТД со всеми вытекающими негативными последствиями для экономической деятельности и ее результатов. Доверие на основе научных доводов не играет необходимой роли, а потому обычными и массовыми становятся нерациональные и «рациональные» экономические действия (например, 100% предоплата, предпочтение хранить сбережения не в коммерческих, а стеклянных банках, «откаты» и т.п.), возрастание уровня трансакционных издержек и снижение экономической эффективности. Ослабление вербально-теоретического начала массового сознания заметно снижает степень его устойчивости, «иммунитет» по отношению к различного рода технологиям и процедурам манипулирования, эмоциональным срывам, аффектам и т. п.
Негативные импульсы, продуцируемые (3) вершиной ТД и транслируемые по каналу (3-2) к (2) вершине ТД отторгаются последней лишь отчасти, поскольку в эпоху перемен протоинституты доверия самоизменяются значительно интенсивнее, чем в эпоху стационарной стабильности, а потому их способность к гетерофобии ослабляется. Самоизменение предполагает существенную трансформацию строения и структуры (2) вершины ТД. Во-первых, возникновение и взросление новых протоинститутов доверия является не безболезненным. С одной стороны, их молодость и незрелость не позволяет им в потребной мере выполнять «возложенные» на них функции упорядочивания межсубъектных взаимодействий. С другой стороны, их сосуществование со «старыми» протоинститутами отнюдь не безконфликтно, и в неизбежном противостоянии старого и нового в некогда единой и преимущественно однородной «ткани» доверия образуются опасные разрывы, по которым по каналу (1-2) «просачиваются» инстинкты, претендующие на выполнение протоинституциональных функций.
Во-вторых, в процессе интенсивной социальной стратификации формируются специфические, адекватные определенным социальным стратам протоинституты доверия. Например, таковые в предпринимательской среде заметно отличаются от таковых в коллективах наемных работников. В условиях фронтальных институциональных изменений, ослабления общезначимых протоинститутов и собственно институтов доверия совместимость и взаимная адаптация указанных специфических протоинститутов
весьма затруднительна. Подобная дифференциация протоинститутов доверия существенно опережает формирование и вызревание интеграционных собственно институтов и протоинститутов, которые призваны упреждать и/или нивелировать антагонизм специфических протоинститутов, обеспечивать цивилизованные формы движения их противоречий, а также динамичное единство институтов доверия1.
Безусловно, обозначенное отражает лишь малую толику изменений в (2) вершине ТД. Однако, на мой взгляд, этого вполне достаточно, чтобы представить сложность, неоднозначность, хаотичность влияний и сигналов, транслируемых из (2) вершины ТД по каналам (2-3) и (2-1) к (3) и (1) вершинам ТД соответственно. Такие сигналы, с одной стороны, существенно усложняют выработку адекватных собственно институтов доверия, а с другой — повышают степень неустойчивости и реактивности психофизиологической составляющей доверия. Дестабилизирующая ТД неустойчивость и реактивность его (1) вершины еще более опасна в условиях экономического кризиса, резкого снижения уровня жизни населения и неизбежного подавления базовых инстинктов выживания, а также высвобождения из институциональных и социальных «пут» инстинктов самосохранения, охотничьего, стадности и агрессии. Как убедительно показано П. Сорокиным (Сорокин 1992, 268-294), продолжительные периоды и каталитические формы такого подавления и «высвобождения» чреваты взрывом иррационального, разрушением собственно институционального и протоинституцио-нального слоя, а следовательно, — обрушением ТД.
Указанные негативные процессы в вершинах ТД во многом определяют характер взаимосвязей в каналах (1-2), (1-3), (2-3). Для высокого уровня общественного доверия характерно доминирование коэволюционных, коммуникативных и эпигенетических взаимосвязей, а также активная, но вспомогательная роль конкурентных и ав-топоэтических. В большинстве постсоветских обществ ТД присущи иные доминанты. Во всех каналах ведущую роль играют взаимосвязи конкурентно-антагонистические, гетерофобические, неорганически сукцессионные и симбиотические. Ведомыми являются коммуникативные, коэволюционные, конкурентно-коэволюционные и органически сукцессионные взаимосвязи, хотя в отдельных случаях, в краткосрочных периодах они могут доминировать.
Таким образом, реальный раскол между собственно институтами и протоинститутами доверия, многочисленные разрывы в протоинституциональном «теле» доверия, активизация его инстинктивных регуляторов, антагонистические несоответствия между вершинами ТД, преимущественно центростремительный характер связей между ними, другие негативные процессы в совокупности образуют глубокий кризис доверия и его институтов.
Разумеется, в эпоху общественных трансформаций и экономического кризиса возможны и необходимы не только потери, но и находки, инновации, негативы рождают новые шансы, а вызовы «беременны» ответами. Казалось бы дело за малым, — отобрать наиболее эффективные шансы, варианты действий и реализовать их. Однако проблемы доверия сложны не только сами по себе. В них концентрируются сложнейшие общественные процессы. В частности, речь идет не столько об экономическом кризисе, сколько о кризисе национальной идентичности, о драматическом становлении и укреплении нового независимого государства, украинской нации, их позиционировании в глобальном и цивилизационном мироустройстве. Совершенно очевидно, что без успешного продвижения в этих направлениях трудно рассчитывать на существенный рост общественного доверия.
1 Институт доверия суть синергетическое единство метаинстинктивной, протоинституциональной и собственно институциональной составляющих.
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
JOURNAL OF INSTITUTIONAL STUDIES (Журнал институциональных исследований) • Том 3, № 4. 2011
Поэтому рекомендации, имеющие прямое отношение к последнему, должны стать органической составляющей стратегии национального развития, программ политических и общественных действий. Прежде всего, необходима «тонкая» настройка продуцируемых собственно институтов с тем, чтобы они были способны: во-первых, в основном преодолеть упомянутый раскол и разрывы; во-вторых, периодически обновляться таким образом, чтобы, с одной стороны, служить «мостом» между национальными протоинститутами и собственно институтами мирового уровня, а с другой — постепенно «подтягивать» первые к последним, а последние адаптировать к первым; в-третьих, эффективно сублимировать психофизиологические «протуберанцы»; в-четвертых, гарантировать единство и динамичную устойчивость институтов доверия.
Активными субъектами институциональной деятельности должны стать не только политики и общественные деятели, но и рядовые граждане, экономические субъекты. Организации и институты гражданского общества являются незаменимой средой социального и экономического диалога, а потому — продуцентами разнообразных форм и инструментов отношений доверия. Особое значение имеет атмосфера толерантности и терпимости в культивировании институтов различных национальностей и религиозных конфессий, активизация контактов их представителей на основе общезначимых институтов и государственных приоритетов.
По результатам более фундаментальных исследований содержание и состав рекомендаций может быть изменен и дополнен, а степень их конкретизации должна определяться характером и направленностью той системы мер, неотъемлемой составляющей которых они (рекомендации) станут.
ЛИТЕРАТУРА
Левин Г.Д. (2008). Методологические принципы диалога материалистов с верующими // Вопросы философии. № 10.
Лекторский В.А. (2001). Вера и знание в современной культуре // Вопросы философии. № 2.
Мельник В.П. (2009). Факторы доверия и недоверия в хозяйствовании. В сб.: Научные труды ДонНТУ. Серия экономическая. Выпуск 3. Т. 1. Донецк.
Сорокин П.А. (1992). Человек. Цивилизация. Общество. М.: Политиздат.
Степанянц М. Т. (2001). Знание и вера: многообразие культурных подходов // Вопросы философии. № 2.
Тарасевич В.Н. (2008). Экуника: гипотезы и опыты. М.: ТЕИС.
Чокроборти О. (2001). Мне сказал знаток, поэтому я знаю: передача знания через свидетельство в классической индийской и современной западной эпистемологии // Вопросы философии. № 2.
