CC BY
29
Вестник Челябинского государственного университета.
2017. № 12 (408). Филологические науки. Вып. 110. С. 89—94.
УДК 81
СОЦИОКУЛЬТУРНЫЙ АСПЕКТ РЕАЛИЗАЦИИ ПОТЕНЦИАЛА ИНВЕКТИВНОГО ФУНКЦИОНИРОВАНИЯ ЗООМЕТАФОРЫ «СОБАКА/КОБЕЛЬ»
Т. В. Звездина
Научно-учебный центр «Контроль и диагностика», Челябинск, Россия
Н. А. Новоселова
Челябинский государственный университет, Челябинск, Россия
Статья посвящена актуальной проблеме — социокультурному аспекту реализации потенциала ин-вективного функционирования зоометафор. Рассматривается соотношение исконных черт, которые закладываются носителями русского языкового сознания в образы животных, и дискредитирующих характеристик, приписываемых адресату инвективы, функционирующей на образе соответствующего животного. В качестве примера демонстрируется экспликация черт исконного образа «собака/кобель» и соотношение данных характеристик с современным инвективным вербальным «портретом», функционирующем на основе рассмотренного традиционного образа.
Ключевые слова: вербальная инвектива, зоометафора, социокультурное представление, характеристика образа, инвективная формула, вербальная агрессия.
Социокультурные представления ярко отражены в произведения малых жанров русскоязычного фольклора: качества животных, отраженные в них, прочно закреплены в сознании носителя языка, ведь с раннего детства каждый из нас воспринимает высказывания, которые соотносят объект и его свойство (в нашем случае это будет пара «животное — качество»).
Чтобы говорить об инвективном потенциале зоометафор, мы рассмотрели несколько трактовок понятия инвектива. Понятие вербальной инвективы появилось в терминологическом аппарате отечественной лингвистики относительно недавно, и потому границы понимания этого термина до сих пор нельзя назвать безапелляционно четкими.
Из всех изученных нами определений инвективы наиболее подходящими нам показались два определения — предложенные М. А. Можейко и Г В. Дмитриенко.
М. А. Можейко предлагает следующую трактовку рассматриваемого термина: вербальная инвектива — «культурный феномен социальной дискредитации субъекта посредством адресованного ему текста, а также устойчивый языковой оборот, воспринимающийся в той или иной культурной традиции в качестве оскорбительного для адресата». В качестве рабочего определения мы выбрали термин, предложенный Г. В. Дмитриенко, но учитывая обращение М. А. Можейко к культурной традиции, что пере-
секается со спецификой нашей работы, мы считаем необходимым объяснить, почему данное определение не стало для нас основным.
Под словом «текст» в данном определении мы понимаем информацию, зашифрованную посредством знаковой системы — языка — и предназначенную для последующего декодирования. Разумеется, мы не спорим с верностью такого подхода, но с учетом специфики инвективных высказываний нельзя рассматривать это явление только со стороны языка, игнорируя дискурс, в котором оно существует в конкретном случае.
В данном определении также затронут аспект культурной традиции носителей определенной национальной картины мира, но по умолчанию воспринимать устойчивый языковой оборот в качестве инвективы мы не считаем правильным, потому что не всегда известно, выполнено ли условие адресованности высказывания, в котором этот оборот функционирует.
Обобщая анализ определения М. А. Можейко, отметим, что адресность — это один из важнейших аспектов реализации инвективы, и потому рассматривать определение, в котором не фигурирует данный аспект, мы не можем.
Далее рассмотрим предложенный Г. В. Дмит-риенко термин, на который мы опирались в своем исследовании. Г. В. Дмитриенко трактует вербальную инвективу как «определенный культурно обусловленный и национально-специфичный векторно-направленный кон-
тинуум вербальной агрессии по отношению к участнику коммуникации, к ситуации, предмету и процессу социально-речевого общения» [3]. В рассматриваемом определении нам импонирует понимание инвективы не как отдельно взятой лексемы, а как инвективной формулы, состав которой может значительно варьироваться. Под инвективной формулой можно понимать информацию самого разного объема: она может состоять из одной лексемы, а может быть реализована посредством объемного текста. Вербализация инвективной формулы, по мнению Г В. Дмитриенко, может осуществляться посредством литературной лексики, однако в большинстве случаев реализация инвективно-го потенциала происходит при помощи просторечной лексики и фразеологии. В случае употре -бления в качестве инвективы лексем, не содержащих в своей семантике инвективного компонента и зачастую не имеющих даже экспрессив -ной окраски, инвективное функционирование осуществляется только за счет погружения лексической единицы в соответствующий контекст [3]. Именно такую реализацию мы рассматривали, анализируя инвективный потенциал нормативных лексем. Все номинации животных, употребленные с целью дискредитации адресата такой метафоры, реализуют собственный инвективный потенциал в наибольшей степени за счет соответствующего контекста, и потому определение Г. В. Дмитриенко оказалось для нас самым подходящим из всех рассмотренных.
Традиционное представление о животных в русской языковой картине мира редко имеет исключительно «светлую» или «темную» направленность: образ животного можно признать однозначно негативным лишь в том случае, если данное животное приносит человеку исключительно вред. Ярким примером такого образа можно считать «портрет» волка: сложно найти положительные его отражения в произведениях малых жанров фольклора. В остальных же случаях животные описаны с двух сторон, одна из которых отражает положительные черты образа, а другая — отрицательные.
Мы решили посвятить данную статью зооме-тафоре, функционирующей на образе «кобель/ собака», чтобы показать, как именно негативные черты в целом положительного образа могут стать средством дискредитации субъекта-адресата соответствующей зоометафоры. В социокультурном аспекте собака воспринимается в первую
очередь как охранник человеческого жилища и верный спутник человека на охоте. Это животное оценивается как друг и помощник, и потому негативные черты данного образа представлены не слишком объемно.
В произведениях, посвященных собаке, наиболее полно отражены три характеристики. Оговоримся, что характеристика злость не эксплицируется в произведениях, отражающих негативные черты собаки, отдельно от других качеств: безотносительно негативных черт злость собаки не осмысляется как отрицательная черта, так как она необходима псу как защитнику жилища человека.
1. Глупость.
Данное качество наглядно иллюстрируется произведением «Лошадь сдохла — собаке праздник». Глупость собаки демонстрируется иносказательно: традиционно лошадь считается одной из кормилиц семьи наравне с коровой, только если первая обеспечивает семью молоком и мясом, то лошадь — это главный работник на поле и средство передвижения. Смерть лошади означала для семьи снижение производительности труда, так как на лошади пахать получалось на порядок быстрее, и значительные и неминуемые материальные затраты на новую лошадь, если она была единственной. Собачий «праздник» — это прямая отсылка к тому, что рассматриваемое животное воспринимается как неспособное понять, чем грозит потеря лошади для семьи, и, следовательно — глупое.
2. Низкое общественное положение.
У положительного восприятия собаки как верного охранника есть и обратная сторона. Собака — это последнее существо в доме: ее кормят после всех остальных животных, но в случае опасности для жилища первой погибает или страдает именно собака. Исходя из этого обстоятельства, русское социокультурное сознание отражает восприятие собаки как наименее ценного животного.
Данная черта восприятия образа собаки проиллюстрирована в произведениях «Собаке — собачья смерть», «Собаке — собачья честь», «Черного кобеля не отмоешь добела». Данные пословицы можно трактовать исчерпывающе: собачье место находится на нижних ступенях иерархии «общества» — двора, и повысить ее положение в русской картине мира не представляется возможным (этот момент наглядно проиллюстрирован последним произведением).
3. Жадность.
Третье отрицательное качество, которое приписывается собаке в произведениях малых жанров фольклора, — это жадность. Оно продемонстрировано в следующих пословицах: «Собака на сене: сама — не ам, и другим — не дам!» и «Собачья дружба до первой кости».
В данных произведениях жадность показана на фоне злости. Как и в случае с иллюстрацией глупости, в имеющемся контексте собачья злость усиливает негативизм, с которым воспринимается ее жадность.
Жадность собаки не всегда обоснована: в первом произведении показано собачье нежелание отдать что-либо или поделиться даже тем, что ей не нужно: сено не пригодно в пищу, но собака не хочет уступить его тем, кому оно может быть полезно.
Вторая пословица иллюстрирует взаимоотношение двух собак, которые не смогут сохранить мир, если на кону будет какой-либо объект обладания (в данном случае — пригодный в пищу). Жадность здесь проявляется больше в чувстве превосходства, нежели непосредственно желания иметь что-то, чего не будет иметь оппонент [5].
Чтобы проследить взаимосвязь традиционного негативного образа собаки и современного ин-вективного потенциала зооморфных номинаций, мы рассматривали те материалы СМИ, в которых субъект сравнивается с животным посредством зоометафоры, осуществляющей инвективную функцию в высказывании. Говоря об осуществлении инвективной функции, мы подразумеваем наличие адресности и намерения дискредитировать субъект, к которому относится рассматриваемая вербальная инвектива, выраженная зооме-тафорой.
Анализ современного употребления зоооме-тафоры собака был проведен нами на материале Ольги Селиверстовой «Коломойский предложил усыпить "кусающуюся собаку" Саакашвили» [9]. Мы проанализировали следующий отрывок данной публикации [здесь и далее сохранены авторские орфография и пунктуация. — Т. З., Н. Н.]:
«Ответил и Коломойский. Как пишет ТСН, олигарх заявил, что "когда собака без намордника кого-то кусает, нужно наказывать и собаку, и, что важно, ее хозяина". При этом, он отметил, что кто тут хозяин, понятно, а собак в таком случае "усыпляют". "В нашем случае можно отправить наложенным платежом в Грузию, чтобы она ответила за покусанных там людей",
— заявил экс-губернатор Днепропетровской области.
Коломойский также отметил, что хочет наказать Саакашвили деньгами и будет отстаивать свою честь и достоинство в судах <... >».
Зоометафора собака в данном материале является вербальной инвективой, так как выполнены условия ее функционирования. Рассмотрим каждую из них последовательно.
1. Инвектива имеет четкую адресацию: «...Ответил и Коломойский». В контексте данного информационного сообщения ответ подразумевает вступление в опосредованный средствами массовой коммуникации диалог, следовательно, Игорь Коломойский обращается к конкретному человеку — Михаилу Саакашвили.
2. Инвектор приписывает Михаилу Саака-швили черту, дискредитирующую последнего: «Коломойский также отметил, что хочет наказать Саакашвили деньгами и будет отстаивать свою честь и достоинство в судах». В ходе экспликации затекстовой информации мы выявили ряд смысловых связей, указывающих на эту черту.
Игорь Коломойский будет отстаивать свою честь и достоинство в судах, следовательно, его честь и достоинство унижены посредством ложной информации, которую распространяет Михаил Саакашвили. Если информация, которую распространяет Саакашвили, является ложной, значит, он клевещет на Коломойского. Человек, распространяющий клевету, воспринимается в социуме отрицательно, следовательно, данное качество — распространению лжи, клеветы — является дискредитирующим.
Наличие данных условий позволяет трактовать данное употребление зоометафоры собака как вербальную инвективу.
Анализируя данный вариант современного употребления зоометафоры собака как средства дискредитации субъекта, мы выявили несколько слов маркеров, функционирующих как метафоры и раскрывающих черты, которые мы соотносим с исконным представлением о собаке.
Первая характеристика, которая прослеживается на всех уровнях содержания текста, — это низкое общественное положение. Данная характеристика маркируется словами намордник, хозяин, наказывать (как дополнение к наказанию — усыплять).
Самым ярким маркером низкого общественного положения адресата инвективной зоометафоры является слово хозяин. Хозяин — это владелец
животного, который может распоряжаться его жизнью по собственному усмотрению. У собаки нет права принимать решения, так как вместо нее это делает ее хозяин.
Слово намордник ярко маркирует не только низкое общественное положение собаки, но и ее злость. Намордник — это средство ограничения свободы, призванное обезопасить окружающих от злой собаки, которая может укусить, приняв за реальную угрозу то, что ею не является, ввиду собственной глупости.
Особенный интерес представляет слово-маркер наказание и его уточнение — усыпление. Наказание — это прерогатива хозяина собаки, но в рассматриваемом отрывке текста мы видим несколько иную трактовку данного слова. Автор высказывания предлагает наказать не только собаку, но и ее хозяина, связывая это с тем, что укусы собаки задели сторонних людей, которые могут наказать даже хозяина собаки. Это указывает на более низкое по сравнению с автором высказывания положение хозяина в социуме, а также еще больше снижает положение самой собаки, в связи с чем ее предлагает усыпить — снять с должности.
Слово-маркер глупости собаки — укусы. Они расцениваются и как проявление злости собаки. Кусающаяся собака — это негативный образ, который в данном контексте указывает на неспособность адресата метафоры разобраться в ситуации, что приравнивается к глупости. Информация, которую субъект преподносит в фактуальной форме, недостоверна, в связи с чем автор высказывания считает, что собаку необходимо наказать за неподобающее поведение — укусы. Под укусами автор высказывания понимает унижение чести и достоинства, в случае самого Игоря Коломойского — посредством клеветы и несправедливых обвинений. Автор предлагает «отправить [собаку = Саакашвили. — Т. З., Н. Н] наложенным платежом в Грузию, чтобы она ответила за покусанных там людей».
Через упоминание о покусанных людях автор высказывания усиливает дискредитацию субъекта: наличие людей, которых Михаил Саакашвили оскорбил или унизил, говорит о том, что такой его поступок не является единичным. Как явления, осуждаемые социумом, ложь и клевета в стратегии поведения субъекта создают негативный его образ у третьей стороны коммуникации — наблюдателей, которые и представляют собой общество.
Рассмотрев вышеописанные черты, мы соотнесли исконные качества негативного образа со-
баки и современные характеристики, которыми наделяет инвектор адресата соответствующей вербальной инвективы [5].
1. Характеристика низкое общественное положение соотносится с характеристикой традиционного портрета собаки, отраженного в пословицах и поговорках. На положение в социуме указывают наличие хозяина — владельца животного, возможность ограничить свободу субъекта на свое усмотрение (надеть намордник), наказать вплоть до усыпления — снятия с должности — и даже отправить наложенным платежом, как вещь.
2. Характеристика глупость соотносится с соответствующим качеством, которое представлено в традиционном образе собаки. Субъект представлен «пустолайкой», его агрессия не подкреплена фактами, что соотносится с традиционным образом собаки, которая не отличает реальной опасности от мнимой угрозы и лает по собственной глупости.
Как и в исконном представлении о рассматриваемом образе, современное употребление зооме-тафоры собака в качестве вербальной инвективы показывает, что глупость сочетается со злостью. Данное утверждение подкрепляется наличием слова-маркера намордник: он применяется для ограничения действий и свободы злой, агрессивной собаки.
3. Характеристика жадность в современном употреблении зоометафоры собака не представлена [5].
Из трех характеристик, которые присутствуют в традиционном негативном портрете собаки, отраженном в произведениях малых жанров фольклора, в современном инвективном употреблении соответствующей зоометафоры представлены две. Это говорит о наличии прямой взаимосвязи социокультурных представлений об образах животных и современного инвективного потенциала зоометафор.
Обобщая вышеизложенное, отметим, что совпадение трех из четырех характеристик, представленных в исконном «потрете» образа «собака/кобель» и в современном примере инвек-тивного употребления соответствующей зоо-метафоры, дает основание полагать, что связь между традиционным представлением о негативных чертах животных и современными дискредитирующими чертами, которыми наделяет такая метафора адресата, действительно существует и может стать объектом для дальнейших исследований.
Список литературы
1. Баранов, А. Н. Лингвистическая экспертиза текста: теория и практика : учеб. пособие / А. Н. Баранов. — М., 2007. — 592 с.
2. Дмитриенко, Г. В. Вербальная инвектива в англоязычном лексическом субстандарте : дис. ... канд. филол. наук. — Пятигорск, 2007. — 166 с.
3. Дмитриенко, Г. В. Оскорбление как форма реализации вербальной агрессии / Г. В. Дмитриенко // Университетские чтения 2007 : материалы науч.-метод. чтений ПГЛУ. — Пятигорск, 2007. — Ч. III. — С. 52-56.
4. Звездина, Т. В. К вопросу о взаимосвязи инвективного употребления зоометафор и традиционного образа соответствующих животных в произведениях малых жанров фольклора / Т. В. Звездина // Челяб. гуманитарий. — 2016. — С. 31—36.
5. Звездина, Т. В. Социокультурный аспект реализации потенциала инвективного функционирования зоометафор : дипл. работа (диссертация магистра филологии). — Челябинск, 2017. — 101 с.
6. Костяев, А. П. Дискурсивные маркеры вербальной агрессии в профессиональной коммуникации. — URL: http://tverlingua.ru/archive/019/9_19.pdf.
7. Лакофф, Дж. Метафоры, которыми мы живем / Дж. Лакофф, М. Джонсон. — М., 2008. — 256 с.
8. Можейко, М. А. Инвектива как социокультурный феномен / М. А. Можейко // Культура. Наука. Творчество : сб. науч. ст. — Минск, 2014. — Вып. 8.— С. 244-248.
9. Селиверстова, О. Коломойский предложил усыпить «кусающуюся собаку» Саакашвили / О. Селиверстова // Моск. комсомолец. — 06.09.2015.
10. Степко, M. JI. Определение объема и границ понятия «инвектива» в отечественной лингвистике / M. JI. Степко // Язык и межкультурная коммуникация : сб. ст. I Межунар. конф. — Астрахань, 2007.
Сведения об авторах
Звездина Татьяна Викторовна — магистр филологии, менеджер Научно-учебного центра «Контроль и диагностика». Челябинск, Россия. nas_1945@yahoo.com
Новоселова Наталья Алексеевна — кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка и литературы историко-филологического факультета, Челябинский государственный университет. Челябинск, Россия. nas_1945@yahoo.com
Bulletin of Chelyabinsk State University.
2017. No. 12 (408). Philology Sciences. Iss. 110. Pp. 89—94.
SOCIOCULTURAL ASPECT REALIZATION OF INVECTIVE POTENTIAL
OF ANIMAL METAPHORS "DOG"
T. V. Zvezdina
Scientific and educational center "Control and diagnostics", Chelyabinsk, Russia. nas_1945@yahoo.com
N. A. Novosyolova
Chelyabinsk State University, Chelyabinsk, Russia. nas_1945@yahoo.com
This article is dedicated to the problems of the interconnections between the modern use of metaphors related to animals as invectives and the image of the corresponding animal in the national view of the world. The author hypothesizes that the properties of the animal metaphors' semantics used to express verbal aggression are directly related to the characteristics that traditionally occur in the images of the animals used to create these metaphors. The author refers to scholarly writings of M.L. Stepko, M.A. Mojeiko, N.D. Golev, G.V. Dmitrienko and some other scientists, who research this problem. The results of comparing the image of "dog" from the point of the Russian world view to the corresponding animal metaphor in its modern invective meaning show the direct interconnection between the sociocultural representation of this image and the features put into the semantics of the verbal invective embodied in the "dog" animal metaphor. The traditional representations have been analysed using the materials of the minor genres of folklore (proverbs and sayings), the examples of the models invective use of the "dog" metaphor are demonstrated by the analysis of modern publications in mass media.
Keywords: verbal invective, animal metaphor, sociocultural representation, image characteristics.
94
T. В. Звездина, Н. Á. HoBocenoBa
References
1. Baranov A.N. Lingvisticheskaya expertiza texta: teoriya I practica [A linguistic analysis of the text: theory and practice]. Moscow, 2007. 592 p. (In Russ.).
2. Dmitrienko G.V. Verbalnaya invertiva v angloyazichnom leksicheskom substandarte [Verbal libel in the english lexical substandart]. Pyatigorsk, 2007. 166 p. (In Russ.).
3. Dmitrienko G.V. Oskorbleniye kak forma realizatsii verbalno agressii [An insult as a form of verbal abuse]. Universitetskie chtenija 2007: materialy nauch.-metod. chtenij PGLU. Ch. III [University reading 2007. Materials of scientific and methodological reading of PGLU. P. III]. Pyatigorsk, 2007. Pp. 52-56. (In Russ.).
4. Zvezdina T.V. K voprosu o vzaimosvyazi invektivnogo upotrebleniya zoometafor I traditcionnogo obraza sootvetstvuyushih dshivotnih v proizvedeniyah malih dshanrov folklore [To the question of the relationship of the invective use of zoological metaphor and of the traditional image of animals in the small genres of folklore]. Cheljabinskij gumanitarij [Chelyabinsk humanitarian scholar]. Chelyabinsk, 2016. Pp. 31-36. (In Russ.).
5. Zvezdina T.V. Sociokul'turnyj aspekt realizacii potenciala invektivnogo funkcionirovanija zoometafor [Sociocultural aspect of realization of the potential of the invasive performance of zoomometra]. Chelyabinsk, 2017. 101 p.
6. Kostyaev A.P. Diskursivniye markeri verbalnoi agressii vprofessionalnoi kommunikatcii [Discourse markers of verbal aggression in the professional communication]. Available at: http://tverlingua.ru/archive/019/9_19. pdf. (In Russ.).
7. Lakoff J., Johnson M. Metafori kotorimi mi gjivyom [The metaphors that we live]. Moscow, 2008. 256 p. (In Russ.).
8. Mogjeiko M.A. Invektiva kak sotciokulturnii fenomen [Libel as sociocultural phenomenon]. Kul'tura. Nauka. Tvorchestvo [Culture. science. creativity], 2014, iss. 8, pp. 244-248. (In Russ.).
9. Seliverstova O. Kolomojskij predlogjil usipit "kusajushujucja cobaku" Caakashvili [Kolomojskij offered to get to sleep "the biting dog" Caakashvili]. Moskovskij komsomolets [Moscow's comsomolets]. 06.09.2015. (In Russ.).
10. Stepko M.L. Opredelenije objoma I granits ponjatija "invektiva" v otechestvennoj lingvistike [The definition of the volume and boundaries of the notion of "libel" in russian linguistics]. Jazyk i mezhkul'turnaja kommunikacija [Language and intercultural communication]. Astrakhan, 2007. (In Russ.).
