CC BY
119
Terra Humana
УДК 159.923.2 ББК 60.0
К.В. Султанов, И.Б. Романенко
социокультурная идентичность молодежи как философская проблема*
Предпринята попытка философского осмысления проблемы социокультурной идентичности молодежи. Раскрывается и на конкретном материале показывается взаимосвязь понятий «социокультурная идентичность молодежи» и «национальный менталитет», определяются доминирующие факторы становления российской ментальности и петербургской идентичности.
Ключевые слова:
государство, гражданское общество, духовность, европейская идентичность, молодежь, национальный менталитет, образование, петербургская идентичность, социокультурная идентичность.
Понимание собственной принадлежности к определенной культуре, традиции, социуму приобретает особую важность для современного человека, поскольку способствует преодолению таких форм индивидуализма, как социальное сиротство, безродность, беспочвенность существования, кризис самолокализации в обществе, социальный аутизм, которые стали серьезными проблемами общества, прежде всего, западного. Замкнутость человека на себя, индифферентность к окружающим, различным проявлениям жизни, уныние, безразличие и т.п. являются серьезной социально-психологической и педагогической проблемой, возникающей под влиянием цивилизации. Так человек реагирует на чужеродность цивилизационных ценностей, навязываемых средствами массовой информации, образом жизни. Отмеченная социальная патология прямо отражается на жизни человека, его окружения, семьи, их жизнеспособности, устойчивости. Поэтому столь важным для реализованности и успешности современного человека в различных сферах деятельности оказывается не только понимание того - «кто есть ты?», но, прежде всего, какова твоя индивидуально-личностная связь с обществом, культурой, историей. Большую роль в осознании данной связи и взаимозависимости играет система образования [3, с. 59].
Для студента, впервые обращающегося к осознанию социокультурной идентичности и одновременно пребывающего в процессе ее формирования, а также преподавателя, желающего помочь ему в этом сложном деле, сразу же возникают несколько проблем: определение феномена социокультурной, этнокультурной и
т.п. идентичности и способов ее формирования; рассмотрение данного феномена в контексте национального менталитета (и по возможности достижение некоторой терминологической определенности в данном вопросе); определение поликультур-ного потенциала Санкт-Петербурга как среды формирования социокультурной идентичности; влияние идентичности на коммуникативное поведение и др.
Осознание себя как некой целостности с определенными чертами характера, своей соотнесённости с историческими традициями есть одновременно и процесс, и результат самоопределения социального субъекта в направлении понимания своего отличия от других, дистанцирования себя от других (так, греки идентифицировали себя, дистанцируясь от варваров по принципу владения греческим языком или по принципу обладания свободой: «Мы - свободные, они - рабы»). Часто становление идентичности происходит не по принципу позитивного самособирания, а по принципу противопоставления и противостояния другим; так, «самоопределение русской (в широком смысле) нации всегда происходило не на основе формирования “внутренних нематериальных символов”, а на основе противопоставления символам иных нации: православие как противопоставление “латинской вере”, соборность как противопоставление западному индивидуализму, пресловутый “третий путь” как противопоставление западному и восточному пути развития и т.д.» [5, с. 8]. Таким образом, у молодых людей формируется специфическое восприятие себя в составе целого, проявляющееся в мироощущении, мировоззрении, эмоцио-
* Исследование поддержано грантом РФФИ № 10-06-00-556а «Молодежь на рубеже эпох: диалог поколений и проблема самоидентификации»
нальном отношении к миру, поведении, коммуникативных актах. Идентичность задает некий автоматизм деятельности вышеуказанных ментальных структур, а также некоторым бессознательно протекающим актам, проявляющимся на уровне общественной психологии.
В исследованиях И.А. Стернина и М.А. Стерниной обращается внимание на то, что американцы, например, удивляются и порой негодуют на затягивание русскими процесса общения, русские же обижаются на чересчур краткое общение, которое зачастую демонстрируют американцы. Вместе с тем, русские в данном случае действуют как представители коллективистской (соборной) культуры, в которой общение является важнейшим средством установления отношений, а американцы - как представители индивидуалистической культуры, подходя к общению преимущественно прагматически. В силу национальных особенностей своего менталитета американцы также не любят «типизировать» свой народ, они не склонны также к обобщенным высказываниям. Как правило, избегают обобщений на национальном уровне. Нежелание быть типичным - одна из черт их национального характера, одно из проявлений американского индивидуализма. В то время как у русских наоборот развита постановка вопросов о национальной культуре, национальной идее, национальной ментальности, что отражается и в речевых оборотах. Но при этом и русские, и американцы демонстрируют коммуникативный демократизм. Специалисты в области лингвистической психологии отмечают, что русские проявляют большую коммуникативную доминантность, искренность и эмоциональность в общении, не любят пауз, любят разговор «по душам», высказывают много оценок, любят спорить, поднимать в бытовом общении серьезные вопросы, лучше информированы по многим вопросам. В то время как американское общение более деловито, прагматично, американцы более правдивы в сообщаемой собеседнику информации, не любопытны, менее информированы по вопросам, не затрагивающим их лично. Деловое общение у американцев более эффективно и доброжелательно, эмоционально сдержанно, чем у русских. При самопрезентации русские склонны к скромности и коммуникативному пессимизму (на вопрос «Как дела?» обычно отвечают «Ничего, потихоньку» и т.п., а не «I’m fine! Thanks!» («прекрасно») как американцы), русские не склонны хвалиться своими
успехами; американцы предпочитают агрессивную самопрезентацию, для них характерен коммуникативный оптимизм и демонстрация своих успехов [1, с. 202-203]. Проявлением агрессивной самопрезента-ции является и практика развешивания дипломов на стенах кабинетов, которую пытаются копировать многие современные отечественные руководители.
Столь же различными оказываются идентичность и коммуникативное поведение студентов в американских и российских университетах. Достаточно убедительной является следующая характеристика: «В американском колледже студенты ведут достаточно изолированную друг от друга жизнь, стараются обходиться без помощи товарищей по учебе, студенты мало сближаются друг с другом. Не принято подсказывать ответ или отвечать за того, кто не может правильно ответить - каждый должен сам справляться со своими трудностями. Русские студенты обычно помогают друг к другу, более тесно общаются друг с другом в студенческой группе. У русских ценится помощь другу в достижении успеха, а для этого можно и схитрить, это не будет нечестно, поэтому студенты делятся шпаргалками, поддерживают друг друга, в отличии от американцев. У американских и русских студентов различается отношение к экзамену - американцы, в отличие от русских, не рассматривают его как «борьбу студентов с преподавателем» [1, с. 207]. Таким образом, если русские студенты ведут себя как представители соборно-кол-лективисткой культуры, то американские студенты - как представители индивидуалистическо-протестантской.
Если менталитет - это коллективный способ мировосприятия, лежащий в основе различных отношений, отличающийся относительным постоянством, то идентичность является персонификацией этого коллективного применительно к месту, времени, социокультурной реальности и т.п. Если менталитет нации складывается на протяжении веков, то идентичность в составе персонального целого подвержена воздействию и влиянию ситуативных изменений, оказываясь более пластичным ментальным образованием, особенно на этапе взросления. Даже в рамках одной ментальности могут сформироваться идентичности, отличающиеся друг от друга относительно места, специфики социокультурного окружения и т.п. В этом смысле можно говорить, например, об идентичности молодых петербуржцев и москвичей, а также о северной идентичности,
Общество
Terra Humana
11в
имея ввиду не только способ мироощущения и самосознания северных народов, но и жителей крупных промышленных городов Севера (Норильск, Тюмень, Ханты-Мансийск и др.). По-видимому, внутри петербургской идентичности можно провести более глубокие дифференциации: например, различая идентичность жителей районов Петроградской стороны и Купчино, при этом следует понимать, что не всегда метод дробления является продуктивным в социально-философском исследовании, т.к. в результате ускользает и размывается целостность феномена, и потом вновь придется заниматься собиранием целого из частей.
От силы и глубины национальной идентичности зависит сила и крепость нации, ее способность противостоять силам распада, провокациям (внутренним и внешним). В этом смысле национальная идентичность представляет собой связанную систему идей, чувств, стереотипов мировосприятия как в ретроспективе, так и в перспективе.
Рассматривая ключевые элементы американской культуры, С. Хантингтон выделяет английский язык, десять евангельских заповедей, английские представления о главенстве закона, ответственности правителей и правах отдельных личностей, а также «раскольнические протестантские ценности - индивидуализм, рабочая этика, убежденность в том, что люди могут и должны создать рай на земле - или «град на холме». Миллионы иммигрантов прибыли в Америку, привлеченные этой культурой, экономическими возможностями, которые она открывала, а также уверенностью, что любой человек может пройти путь в обретении материального достатка, начиная с самых низов и до самого верха. В результате к концу ХХ столетия Америка стала многонациональной (69% процентов белых, 12% латино, 12% черных, 4% эмигрантов из Азии и с островов Тихого океана, 3% представителей других народов), мульти-этнической (нет ни одной преобладающей этнической группы) и мультирелигиозной (63,5% протестантов, 23% католиков, 8% приверженцев других религий, 6% атеистов). Приведенная американским философом статистика делает понятным вывод Роберта Каплана: «Америка - именно таков ее удел - рождена, чтобы погибнуть» [6, с. 16, 34].
Возрождение этнонациональных
идентичностей в США, в том числе в молодежной среде, происходит на новом политическом и социокультурном фоне.
С. Хантингтон горячо сетует, что вместо того, чтобы требовать от школ приоритетного внимания изучению английского языка, американской культуры и американской истории, политики от образования настаивают на «трансформации школ в аутентичные демократические заведения» посредством фокусировки интересов учителей и учащихся на «культурах субна-циональных групп» [6, с. 268-272], на деле проводя политику мультикультурализма. Данная политика способствует культурному рассеиванию общества и является прямой угрозой американской социокультурной идентичности. Американская культура очень молодая, опасность для дальнейшего существования социума состоит в том, что у современных американцев практически исчезает историческое сознание. В учебных заведениях (колледжах и университетах) национальная история исчезает как учебная дисциплина. Специалисты также констатируют плохое знание английского языка у представителей этнических групп.
Можно выделить следующие уровни идентичности, свойственные молодежи: индивидуально-личностная, национальная, субнациональная, транснациональная и т.п. К формам идентичности следует отнести этнокультурную, социокультурную, территориальную, групповую и т.п. В этой связи идентичность предстает как внутренняя картина мира человека, включающая представления о его соотнесенности с социумом и окружающим миром (природой, культурой, историей, политикой, идеологией, религией и т.п.) и реализуется в разделяемых ценностях, взглядах, гражданской позиции, стереотипах поведения, образе жизни, языке и т.п.
В основе различных видов и форм идентичности лежит менталитет как нечто фундаментальное общее сознательного и бессознательного, логического и эмоционального, как глубинный источник мышления, идеологии, веры, чувств и эмоций, являясь некой предрасположенностью, внутренней готовностью человека действовать определенным образом. Формируясь в ходе исторического процесса, менталитет образует ту духовно-поведенческую специфичность, которая делает представителей одного народа непохожими на представителей других народов, в силу этого он становится важным фактором самоидентификации той или иной общности [2, с. 191-192]. К существенным факторам, влияющим на становление национальной ментальности, следует отнести природ-
ные, географические, геополитические и социально-исторические.
К доминирующим факторам становления российского менталитета русские философы и историки (В.О. Ключевский, И.В. Киреевский, А.С. Хомяков, Н.А. Бердяев и др.) относили географический (пространственную протяженность, рассеянность населения по территории, исключительную неблагоприятность для длительного проживания и т.п.), а также чрезмерную, гипертрофированную государственность. Оба фактора отразились на психическом складе народа (рутинность труда и сверхусилия при освоении территории, аскетизм и выносливость, терпеливость населения, доминирование государственных интересов над интересами личными, семейными, сословными и т.п.). Государственность, державность проявляется в способности мыслить государственными масштабами, воспринимать государственные интересы как свои собственные (и порой прямо отождествлять себя с государством), что в свою очередь приводит к специфическому пониманию свободы в контексте национального менталитета. Свобода понимается как долг, ответственность, внутренняя умеренность и причастность общему, а, следовательно, как нравственная ценность, как правда, в отличие от западноевропейского (буржуазно-мещанского) понимания свободы как права личности, ограниченного законом.
Такое понимание свободы нашло отражение в соборности как принципе организации русской духовности, национально-психологической и исторической доминанте. Соборность означает не только общинность как способ коллективного выживания, но единство общего и индивидуального, единство, которое буквально светится богатством индивидуальных начал. Для данного способа организации духовности характерно отсутствие комплекса господства, подчинения и порабощения других, более слабых племен и народностей, навязывания своих ценностей другим. Государство традиционно выступало в роли гаранта единства многочисленных племен и народов. Поэтому русская идея, развивающаяся в рамках данной идентичности по сути была лишена национальной ограниченности и не связана с намерением стяжания каких-то благ в интересах титульной нации, но связана с намерением служения, выполнения посреднической, миротворческой миссии, гаранта справедливости и стабильности при решении спорных (в том числе и международных)
вопросов, что приводило к выработке долговременных стратегий в различных сферах жизни, «всемирной отзывчивости», Всечеловечности и т.п.
Государство в своих стратегических интересах оставалось наднациональным, ответственным за единство нации, одновременно усиливая зависимость индивида от власти, воспроизводя в подрастающем поколении подданническую политическую культуру (потребность подчиняться власти, ожидания благодеяний, а также того, что она решит насущные проблемы настоящего и будущего), феномен, определенный Н.А. Бердяевым как «женственность русской души». Концентрация политической жизни в руках государства сказалась на бедности гражданского общества, функции которого в XIX и начале ХХ века вынуждено выполняли литература, философия, деятели науки, политическая интеллигенция.
Санкт-Петербург изначально был не только географически «окном в Европу», но носителем европейской идентичности, а европейское обычно понимается как однообразие и однородность. Такой однородности удалось избежать Петербургу, будучи столицей Российской империи, многонациональной по существу. Последнее обстоятельство проявилось в поликультурализме северной столицы, представлявшей значительные возможности для творческой, профессиональной, интеллектуальной реализации, определив новый этнокультурный тип «петербуржского интеллигента». Последнее обстоятельство существенно минимизировало элемент женственности, исторически сложившийся в рамках российской ментальности.
Во второй половине XVIII в. и на всем протяжении XIX в. Санкт-Петербург был тем местом, где достаточно комфортно себя чувствовали представители социальных слоев, ориентированных на ценности либерализма - купцы, торговцы, промышленники-предприниматели, интеллигенция и др. Разделяемые в рамках данных субкультур ценности либерализма: свобода, частная собственность, права человека, индивидуализм, конкуренция и т.п. повлияли на формирование петербуржской идентичности наряду с идеалами государственности и державности. Успешными и реализованными оказывались люди, достаточно мотивированные к творческому, профессиональному, интеллектуальному росту. Представители различных конфессий получали возможности духовного роста, совершенствования, реализации:
Общество
Terra Humana
христиане, мусульмане, иудеи [4. с. 177]. Данный фактор можно рассматривать как основание для духовного родства или общности, но не в смысле однообразия, а в смысле многообразия подходов и образа жизни.
Европейскость Санкт-Петербурга проявляется и в его способности к обновлению, что напрямую связано с активной позицией молодежи, и что дает ему право быть культурной столицей России. Таким образом, социокультурную идентичность можно определить как устойчивое социально-психологическое состояние социального субъекта (индивида, этнической группы, сообщества, народности, нации и
список литературы:
т.п.), выражающее отношение субъекта к самому себе, окружению, проявляющееся в поведении, образе мысли, доминантных ценностях, способах связи (сознательных и бессознательных) с себе подобными. В ходе становления этнокультурной, социокультурной идентичности у молодого человека происходит формирование представлений о себе как имеющем отношение к определенному типу культуры, национальному менталитету, а также месту и времени жизни. В данном процессе отражается способность социального субъекта установить и осознать собственную специфику, непохожесть, определить (а иногда и сохранить) собственное лицо.
[1] Американское коммуникативное поведение / Под ред. И.А. Стернина и М.А. Стерниной. - Воронеж: ВГУ-МИОН, 2001. - 224 с.
[2] Кукоба О.А. Доминанты российского национального менталитета // Вестник Воронежского государственного университета. - 2004, № 2. - С. 190-195.
[3] Романенко И.Б. Экзистенциализм и персонализм: Определение образовательных идеалов XXI века // Известия РГПУ. Общественные и гуманитарные науки (философия). - 2005, № 5 (10). - С. 59-65.
[4] Фадеева Т. Европейская цивилизация и европейская идентичность: Современные зарубежные интерпретации // Европейский альманах. История. Традиции. Культура / Редкол.: А.О. Чубарьян (отв. ред.) и др. - М.: Наука, 1990. - С. 169-181.
[5] Феоктистов И. На переломе, в поисках себя // Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности / Пер. с англ. - М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. - С. 5-11.
[6] Хантингтон С. Кто мы?: Вызовы американской национальной идентичности / Пер. с англ. - М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. - 637 с.
