CC BY
251
УДК 304.9
СОЦИАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВО: КРИЗИС ИЛИ ЗАКАТ?
Русаков В.М., Саранчин Ю.К.
Кризис теории и практики социального государства формулирует парадокс: с одной стороны, теории и практики развития «человеческого капитала» признают способности человека источником прогресса общества, а с другой стороны, отрицается основа их обеспечения. На самом деле изжила себя определенная социально-историческая форма развития человеческого капитала.
Цель
Анализ критики современного социального государства в контексте теорий «человеческого капитала» и мирового экономического кризиса
Метод или методология проведения работы
Сравнительный понятийно-категориальный анализ
Результаты
Установлено, что изжило себя не «социальное государство» (или «общество всеобщего благоденствия»), а вполне определенная конкретноисторическая форма его.
Область применения результатов
Социальная философия, социальная политика
Ключевые слова: Социальное государство, общество всеобщего
благоденствия, человеческий капитал, кризис.
WELFARE STATE: CRISIS OR FALL?
Rusakov V.M., Saranchin Y.K.
The crisis of the theory and practice of the social state formulates a paradox: on the one hand, the theory and practice of «human capital» human ability to recognize the source of the progress of society, and on the other hand, denied the basis of their support. Must die concrete historical form of welfare state.
Purpose
Analysis of the critique of modern welfare state in the context of the theory of «human capital» and the global economic crisis
Methodology
Comparative concepts and category analysis
Results
Found that has outlived its usefulness is not «welfare state» (or «welfare society»), and a well-defined concrete historical form of it.
Practical implications
Social philosophy, social policy
Keywords: social state, welfare society, human capital, crisis
Как известно, понятие «социальное государство» впервые употребил в 1850 году Лоренц фон Штейн[2,с.69]. С его точки зрения, в функции государства входит «поддержание абсолютного равенства в правах для всех различных общественных классов, для отдельной частной самоопределяющейся личности посредством своей власти». Государство, согласно Штейну, «обязано способствовать экономическому и общественному прогрессу всех своих граждан, ибо, в конечном счете, развитие одного выступает условием развития другого, и именно в этом смысле говорится о социальном государстве».
Растущее давление массового рабочего и профсоюзного движения, мощная критика социалистов в середине Х1Х века заставили правительства промышленно развитых европейских стран пойти на социальные уступки. В Германии канцлер О. фон Бисмарк, позднее кайзер Вильгельм II, прямо предупреждали о такой угрозе. Советники канцлера О. фон Бисмарка (особенно Г. Вагнер) инициировали в Германии разработку нормативных правовых актов об обязательном социальном страховании профессиональных групп работников, самоуправляемых товариществах взаимного страхования. Это позволяло аккумулировать финансовые ресурсы как гарантии качественной медицинской и реабилитационной помощи, высокий уровень страховых выплат. Такая социально-правовая конструкция получила условное название «модель Бисмарка» («Прусский (или государственный) социализм») и в модифицированном виде использовалась долгое время в Германии и некоторых других странах. В 1871 г. Германия вводит государственное социальное страхование от несчастных случаев на производстве, в 1880 г. — финансирование медицинской помощи, в 1883 г. — пособия по болезни. Но Бисмарк, как и огромное количество теоретиков и практиков в прошлом и настоящем, был убеждён, что невозможно сделать всех «счастливыми одновременно». Оставляя в стороне специфичность представлений защитников этой точки зрения об «одновременном осчастливливании» всех, отметим очевидную противоречивость принятых мер, что, разумеется, вызывало (и сегодня вызывает) критику как «слева», так и «справа». Отчетливо просматриваются здесь две взаимосвязанные тенденции: а)меры эти
государство вводило как вынужденные, в первую очередь, под давлением социального протеста; б)господствующие элиты, практически, никогда не считали их чем-то само собой разумеющимися и потому на протяжении всего ХХ века мы видим систематические колебания государственной власти — от курса более или менее широких социальных программ поддержания социального равенства до их резкого свертывания под лозунгами
«рейганомики» и «тэтчеризма»: «богатые должны быть богаче», а социальная помощь только плодит иждивенцев и понижает конкурентоспособность нации. Поэтому, строго говоря, «социальное государство» означало, скорее, не действительное перерождение государства из прежнего «ночного сторожа» — в инструмент «всеобщего блага», а лишь набор социально-политических практик (хотя и достаточно разнообразных и объемных), ограниченной применимости.
Несомненно, также и то, что было указано еще классическим марксизмом и подтверждено ленинизмом — резкий прогресс производительности труда в конце Х1Х - начале ХХ вв., сложившаяся система колониального ограбления народов, давшие капиталу сверхприбыли, — капитал достаточно безболезненно мог пойти на меры социальной поддержки и помощи. Впрочем, как показал опыт, не дальше, чем это было предопределено его собственной природой: разразившийся первый действительно всемирный экономический кризис («великая депрессия») поставил вопрос «ребром».
Но к этому моменту всемирно-исторические условия существенно изменились. Великая Октябрьская социалистическая революция в России и заявленное фундаментальное преобразование общественного строя переформулировали проблему: социальное государство из ограниченного социально-политического инструментария (в интересах сохранения буржуазного строя) превращалось в цель и смысл существования государства. В особенности так называемая «высшая стадия» развития общества — «коммунизм» рассматривалась как стадия универсального и гармоничного развития всех сил и способностей каждого человека.
Влияние СССР на превращение теории и практики «социального государства» в норму современного общества — огромно. Но это - тема отдельного разговора.
В данном случае нас интересует тот факт, что сложилось два варианта теории и практики «социального государства» в ХХ веке: а) потребительский или (общество (гос-во) «всеобщего благоденствия»; б)социалистический
(социально-гуманистический) - в СССР. История показала, что оба варианта оказались неосуществленными, оставшись, скорее, «регулятивными принципами», чем «тотальностью бытия».
С самого начала оформления идеи государства «всеобщего благоденствия» она была подвергнута критике с точки зрения отчуждения и овеществления. Классическая марксистская идея о товарном фетишизме, иррационально-превращенных формах социальных отношений создавала теоретическую основу такой критики. Суть ее в том, что в таком обществе сущность человека сводится к индивидуальному потреблению (поскольку в марксизме есть противоположное понятие - производительного потребления, или производства), следовательно, исчезает субъектность человека: из субъекта своей социальной жизнедеятельности он превращается в ее объект (в том числе - отчужденный объект различных манипуляций). Продукты его собственной общественной жизнедеятельности противостоят ему как чуждые и господствующие над ним «вещи». Э. Фромм сформулировал дилемму: «Быть или иметь». Дегуманизация такого общества стала предметом самой разносторонней критики, нашла беспрецедентное выражение в литературе и искусстве середины ХХ века.
Что касается социально-гуманистического идеала развития государства и общества в СССР и других социалистических странах, то здесь обнаружились не меньшие пороки и тупики. Во-первых, очень скоро выявилось расхождение теории и практики, заявленных принципов, сформулированных программных целей и практики движения к ним. Дело было не только в том, что провозглашенные цели оказались «неподъемными» для социалистического общества. Эти страны количественно и качественно сильно проигрывали в среднедушевых показателях потребления материальных благ и услуг в сравнении с развитыми капиталистическими странами, т.е. «обществом потребления», но социализм не только не отрицал необходимости прогресса в этой сфере, он ставил своей целью победить в таком соревновании. Более того,
он провозглашал несводимость прогресса человека и общества к прогрессу в потреблении.
Какое-то время удавалось объяснять это отставание «враждебным окружением», последствиями войн. В 60-е и 70-е годы ХХ в. мир находился под мощным влиянием социально-гуманистической перспективы развития общества. Но с наступлением разрядки напряженности ситуация стала катастрофически меняться.
Во-вторых, остро встал вопрос о путях и способах достижения поставленных целей. Складывание тоталитаризма советского типа («сталинизма»), формирование «государственно-феодального социализма», также решительно устранявшего субъектность человека в процессе социальной жизнедеятельности, превращавшего человека в объект «заботы партии и правительства» — все это вело к застою, деградации общества и, в конечном счете, к историческому поражению в заявленном соревновании двух социальных систем. Было ли это историческим поражением социальногуманитарного проекта в принципе или всего лишь конкретно-исторической его версии — вопрос пока не имеющий однозначного ответа.
Развитие идеи «социального государства» в середине ХХ века проходило отнюдь не в вакууме. Под влиянием научно-технической революции в условиях капитализма неизбежно возникал вопрос о возможных границах технического прогресса: это было связано и с дегуманизацией прогресса, его экологическими последствиями, с перспективой не только экологической, но и антропологической катастрофы. Остроту осмыслениям этих проблем добавляла идеологическая борьба против стран социализма. Все это не могло не привести к ряду важных последствий: а) размышление над практикой потребительского общества привели в ужас исследователей, потому что огромное число прежде зависимых колониальных стран добилось независимости и поставили своими задачами достижение стандартов потребительского общества или приближения к ним (Китай, Индия, Бразилия,
страны Африки и т.п.) — ибо встал вопрос о возможности достижения такого количества потребительских благ; б) кроме того, безудержное потребление в соответствии со сложившимися стандартами приведет к стремительному истощению ресурсов и загрязнению окружающей среды. И тот и другой вопросы обрели крайне щекотливые аспекты: а) «золотой миллиард» стал предлагать развивающимся странам программы ограничения рождаемости и потребления, б) в то же время, было ясно, что население развитых стран в разы больше отравляет продуктами своей жизнедеятельности окружающую среду. Кроме того, складывалось понимание того, что сколько-нибудь эффективно повлиять на эти мегатренды вряд ли возможно.
В 60-е годы ХХ в. вызревает идея «просчитать» с помощью ЭВМ — смоделировать, — основные тенденции глобального развития. В начале 70-х годов по предложению Римского Клуба Дж. Форрестер применил разработанную им методику моделирования на ЭВМ к указанной мировой проблематике. Результаты были опубликованы в книге «Мировая динамика» (1971), в которой утверждалось, что дальнейшее развитие человечества на физически ограниченной планете Земля приведет к экологической катастрофе в 20-х годах следующего ХХ1 столетия. В 1972 г. выходит новый доклад Римскому клубу, названный «Пределы роста» (Д. Медоуз, Д. Медоуз, И. Рандерс, У. Беренс). Модель была построена на пяти параметрах — численность населения Земли, индустриализация, производство продуктов питания, истощение природных ресурсов и загрязнение окружающей среды. Учитывалось, что каждый из них имеет свою динамику развития и влияет на остальные параметры. В 1993 г. они внесли поправки, опубликовав «За пределами роста» и еще раз в 2004 г. — в книге под названием «Пределы роста: 30 лет спустя».
В 1974 году вышел второй доклад Клуба «Человечество на перепутье» (М. Месарович и Э. Пестель), который предложил концепцию «органического
роста», согласно которой каждый регион мира должен выполнять свою особую функцию, подобно клетке живого организма.
Модели Медоуза—Форрестера и Мессаровича—Пестеля заложили основу идеи ограничения потребления ресурсов за счет так называемых промышленно слаборазвитых стран. Предложенная учеными методика была востребована правительством США для прогнозирования и соответственно активного воздействия на процессы, происходящие в мире. Эти идеи подверглись решительной и разносторонней критике. Наиболее резко их осудили авторы, определившие их как теорию и практику создания т.наз. «золотого миллиарда» — А. Пороховский, С. Кара-Мурза, М. Кодин, Н. Розов, В. Ламин и др. В определенной степени это произошло под влиянием марксистской критики и успехов социалистических стран в конце 60-х годов ХХ в.: они демонстрировали и высокие темпы роста, и широкомасштабные социальные программы. Александр Кинг (Римский клуб) утверждал, что советские ученые «были очень внимательны, но крайне скептически отнеслись к выводам доклада».
Но было очевидно, что эти идеи являются скорее добрыми пожеланиями, чем реально осуществимыми практиками: неясно, о какой основе «органичности» идет речь.
Утопичность проекта «органического роста» была ясна его авторам. Понятно, что общество, согласно своим потребностям, устанавливает уровни, на которых стабилизируются капитал и численность населения, а также соотношение между этими уровнями. Кроме того, модель в таком виде не показывает социальных эффектов и последствий, которые оказываются самыми важными, когда речь идет о влиянии технологии на жизнь людей. В процессе полемики сторонники такого моделирования оправдывались, говоря о том, что, конечно, модель показывает динамику одних лишь «физических» аспектов человеческой деятельности и, по сути, дает основания предполагать, что социальные переменные (распределение доходов, традиционный состав семьи,
выбор товаров, продуктов и услуг) — будут придерживаться нынешней «линии поведения» и т.п..
Стало формироваться мнение, что прежде, чем браться за столь масштабное синтетическое моделирование глобального человеческого прогресса, нужно научиться предвидеть и сопрягать куда большее количество разнокачественных факторов: научно-технический прогресс и его социальные последствия, изменения человеческих качеств и социальные институты. Говоря же о сути скепсиса в отношении указанных моделей ограниченного роста — экономисты усомнились в самой возможности нерастущего мира. Лауреат Нобелевской премии С. Кузнец заявил, что сомневается в разумности прекращения роста: «Это упрощенческий подход, когда у вас возникают проблемы и вы решаете их, отказываясь от всех возможностей перемен»
Однако, как всегда, социально-экономическая реальность преподнесла очередные сюрпризы. Экономический кризис 2007-2009 годов вроде бы наглядно показал, что предел роста есть: мощнейший и глобальный кризис фактически поставил крест на господствующей модели экономического развития, модели именно общества потребления.
Несмотря на огромное количество приверженцев, к концу XX века эти теории стали стремительно устаревать и произошло переключение внимания исследований на теории «человеческого капитала».
К тому же стали все более выпукло проявляться диаметрально противоположные тенденции. Стало очевидно, что ограниченность ресурсов в сегодняшнем мире — чисто экономическое явление: их можно добывать больше, но это невыгодно в существующей экономической системе из-за риска падения цен на них (вообще-то и ранее классическая политическая экономия
Х1Х в. отчетливо понимала экономическую природу категории «ресурсы»).
Более того, при этом изобилии ресурсов рост численности населения Земли начал заметно тормозиться. В конце концов, экономический рост не есть функция наличия природных ресурсов, яркими примерами здесь являются
Япония, которая без каких-либо природных ресурсов продемонстрировала несколько десятилетий фантастически бурного роста и, с другой стороны, Россия, которая при очевидном изобилии ресурсов уже полвека демонстрирует явную деградацию своего развития (превращение в сырьевой придаток развитых экономик).
Экономический рост развитых стран обусловлен вовсе не природными ресурсами и ограничивается вовсе не ими, но для развивающихся стран эта зависимость сохраняет свое значение. Понятия экономического роста для разных групп стран стали разными.
Еще в 1997 г. вышел очередной доклад Римского клуба «Фактор четыре. Затрат — половина, отдача — двойная» (Вайцзеккер Э, Ловинс Э., Ловинс Л.), в котором утверждается совершенно отличная от прежних докладов идея о том, что современная цивилизация достигла уровня развития, на котором рост производства фактически во всех отраслях хозяйства способен осуществляться в условиях прогрессирующей экономики без привлечения дополнительных ресурсов и энергии. Человечество «может жить в два раза богаче, расходуя лишь половину ресурсов» [1,с.18]
Кроме того, в конце 70-х годов ХХ в. социалистическое общество впадает в стагнацию (осуществляется целый ряд фатальных ошибок и прежде всего - завершается тотальная бюрократизация государственно-политической жизни этих стран). Происходит резкое понижение интеллектуального уровня принимаемых решений. В этой ситуации социально-гуманистический вариант развития «социального государства» был дискредитирован в глазах большинства общества. Если ранее на опыт осуществления социального государства в СССР и социалистических стран в значительной мере смотрели как на исключительно трудный и невероятно важный социальный эксперимент, то в конце 70-х гг. стал интенсивно усиливаться потребительский идеал в массовом сознании. Бюрократия, находясь у руля созданной ею распределительной системы, не только не способна была противостоять этим
процессам теоретически и практически, но и всемерно стимулировала это. Великая «бюрократическая контрреволюция» свершилась. Цинично начавшись с критики «паразитического потребления» бюрократической номенклатуры («борьба с привилегиями») и провозглашения «дикого рыночного фундаментализма» единственно возможной альтернативой социальноэкономического развития страны, стремительно привела социальную жизнь России и бывших республик СССР к чудовищной деградации (резкое ухудшение качества жизни, сокращение продолжительности жизни, катастрофическая депопуляция, развал системы образования, здравоохранения, социального обеспечения и мн.др.).
Параллельно этим процессам в мире происходит переосмысление роли человеческих способностей как факторов экономического роста. В 70-е годы
ХХ в. формируются представления, сложившиеся позднее в так называемые теории «человеческого капитала» (Т. Шульц, Г. Беккер, Э. Денисон, Р. Солоу, Дж. Кендрик, С. Кузнец, С. Фабрикант, И. Фишер, Р. Лукас и др.). Прежние представления экономистов о том, что затраты на социальную сферу — науку, образование, здравоохранение, социальное обеспечение, — являются непроизводительными — решительно сменяются идеями о том, что при формировании информационного общества и «экономики знания» на передний план в качестве интенсивного фактора развития выдвинулись знания, образование, здоровье, качество жизни населения. В этих условиях, казалось бы, теория и практика «социального государства» должны были обрести «второе дыхание».
Но вот парадокс: на фоне постоянных заклинаний о том, что «Когда-то воспитание, образование и фундаментальная наука считались затратным бременем для экономики» — мы наблюдаем стремительный рост аргументации в защиту тезисов о том, что «социальное государство» есть пережиток эпохи индустриального развития, от которого необходимо избавиться [3]. Пока одни в 90-е годы ХХ в. доказывают роль «человеческого капитала» (и получают
Нобелевские премии), другие констатируют, что с начала 1990-х годов в Европе просматривается тенденция к свертыванию социальной деятельности государства.
В чем видится суть кризиса «социального государства»? В последние годы в США все чаще звучат требования заменить «государство всеобщего благосостояния» так называемым «обществом всеобщего благосостояния», которое предусматривает значительное расширение сети добровольных общественных и коммунальных институтов, призванных заниматься реализацией социальных услуг.
Но ведь социальное государство обеспечивало создание и рост человеческого капитала, который позволил развитым странам достичь небывалых успехов в создании экономики знаний: «Наиболее яркое
воплощение модели государства всеобщего благосостояния представляет Швеция. Для нее характерны: отношение к социальной политике как к политике для всех, понимание ее как цели экономической деятельности государства, прогрессивная налоговая система, доминирование идеи равенства и солидарности, упреждающий характер социальных мер, высокий уровень качества и общедоступность социальных услуг, приоритетность роли государства в финансировании социальных расходов за счет общих налоговых поступлений в бюджет» [5].
СМИ на разные лады повторяют: «несмотря на то, что политика welfare state помогла человечеству обрести успешный опыт решения экономических и социальных проблем отдельных стран и целых регионов, данная модель в ее первоначальном виде себя исчерпала» [5].
Но ведущие теоретики вовсе не были склонны источник кризисов и бед современного экономического порядка усматривать в «социальном государстве». Нобелевский лауреат по экономике П. Кругман уверен, что чрезмерно разросшееся государство благосостояния не является источником проблем. Он высказывается против широко распространенной версии, согласно
которой «Европа попала в тяжелую ситуацию из-за того, что слишком много делала для помощи бедным и несчастным, и что мы теперь видим агонию государства благосостояния». «Эта трактовка, кстати сказать, - извечная излюбленная тема правого крыла... - утверждает П. Кругман. - Можно взять 15 европейских государств из евроблока (за исключением Мальты и Кипра) и проранжировать их по показателю докризисных расходов на социальные программы в процентах к ВВП. Будут ли страны GIPSI, они же PIIGS (Греция, Ирландия, Португалия, Испания и Италия) выделяться как крупнейшие государства благосостояния? Нет. Только Италия попадала в первую пятерку, но при этом отставала от Германии. Так что чрезмерно разросшееся государство благосостояния не является источником проблем» [5].
Таким образом, отказ от достижений государства всеобщего благосостояния становился равноценен отказу от элементарных достижений социальной политики, науки и техники, что подтверждают научные дискуссии рубежа ХХ-ХХ1 веков, опросы населения и т.д.
Преодоление данного парадокса ряд авторов видят по-разному. Еще в 90-е годы М. Ревелли писал: «Речь не идет о том, чтобы присоединиться к господствующей неолиберальной тенденции: «меньше государства, больше рынка», а о том, чтобы противопоставить асоциальности и индивидуализму рынка, и «абстрактной социальности» государства подлинную социальность общественного, которая сможет развить «конкретные» способности самоуправления коллективных субъектов, т.е. различных общественных групп «на территории оставленной социальным государством», которая умеет пользоваться активными ресурсами солидарности вместо обрекающего на пассивность могущества бюрократической организации...» [4].
В российской литературе также формируется мнение, что «западная модель социального государства больше не может быть всеобщим образцом».
Наиболее радикальные авторы категорически утверждают, что «это понятие перенесено к нам с Запада. Ни к чему знакомому мы его привязать не
можем, ...На Западе рабочие в долгой борьбе вырвали себе социальные права. Богатые поняли, что выгоднее с голодными поделиться, чем непрерывно колотить их дубинками — себе же меньше хлопот. Но расчетливые западные буржуа не своими прибылями стали делиться, а тем, что выкачивают из рабочего скота в «третьем мире». За одну и ту же работу в Бразилии или на Филиппинах платят в 15-18 раз меньше, чем на Западе. Из этих денег и отчисляют на социальные программы — пособия по безработице, дотации на врача и учителя,... такое социальное государство вовсе не является ГУМАНИСТИЧЕСКИМ (человечным) — социальные права предоставлены только ГРАЖДАНАМ, а не ЛЮДЯМ вообще. Потому и топит береговая охрана утлые лодки, на которых беженцы из Гаити пытаются проникнуть к социальной кормушке США» (С. Кара-Мурза).
Сегодня торжествующий во всемирном масштабе капитализм поистине подходит к пределам своего роста (истощение всех ресурсов, отравление глобальное, риски фундаментальные) подготовил настоящую антропологическую катастрофу. Новая экономическая концепция развитие без обязательного роста потребления, в частности, указывала, что технический прогресс ведет к все более полному использованию источников возобновляемой энергии и материалов. Чем еще более снимает проблему ограниченности ресурсов. Представление об источниках роста человеческого капитала в условиях рыночной конкуренции как единственного настоящего стимула (т.е. «признание» только в товарно-денежной форме) заводит экономики и общество в тупик (нет никакого смысла в умножении вещественного капитала (сколько особняков, яхт и денег на счетах нужно?). Но такой же тупик возникает в виде фиктивного финансового капитала, надувании мыльных пузырей виртуальной экономики, окончательно отрывающихся от «реальной» экономики, материального производства.
Еще более уродлива двойственная тенденция заражение стандартами потребительства всего человечества: не только создает неистребимость
хищнической растраты ресурсов, но и порождает фактическую невозможность 5/6 человечества догнать так наз. «золотой миллиард» (это сегодня все более призрачная цель), ускоряет и приближает наступление катастрофы. Развивающиеся страны, строго говоря, не находятся в кризисе. Они растут и будут продолжать расти: стандарты общества потребления развитых стран — хороший стимул их экономического роста. А рост численности населения этих стран дополнительно мощно подталкивает рост их экономик.
Поэтому сегодняшние разговоры о кризисе (и даже крушении) теории и практики социального государства необходимо понимать в широком социально-политическом и политико-экономическом контексте. И прежде всего, нельзя забывать, что это заявляется на фоне гигантских военных расходов, крайне неэффективного госаппарата, растущих инвестиций в античеловеческий капитал (наркотизация; манипулятивный масскульт, с его тотальным «энтертейнментом» и пустопорожними практиками рекламы; создание финансовых пирамид, фетишизация статусного потребления, усиление правоохранительно-репрессивной системы, пенитенциарной). Становится очевидным стремление увести внимание от политики, ориентированной на достижение фактического социального равенства людей, стран и народов. Социальные группы, связанные с этими социальными извращениями своими жизненными интересами (экономическим и политическим господством и привилегиями) заставляют смотреть на проблемы фактического социального равенства и социальной справедливости как на одиозный архаизм, якобы неуместный в ХХ1 веке. На деле, всемирный экономический кризис еще раз подтверждает необходимость устранения социального, политического, экономического и духовного господства тех социальных групп, которые извлекают из указанных пороков общества наибольшую групповую выгоду, поскольку их ограниченное групповое своекорыстие становится глобально опасным — для всего человечества.
Список литературы
1. Вайцзеккер Э., Ловинс Э., Ловинс Л. Фактор четыре. Затрат -половина, отдача - двойная. М.: Academia, 2000. С. 18.
2. Кочеткова Л. Н. Теория социального государства Лоренца фон Штейна // Философия и общество. Вып. №3(51)/2008. С.69.
3. Попова Е.А. Кризис социального государства: причины и пути выхода
// Гуманитарные научные исследования. Январь, 2012. URL:
http://human.snauka.ru/2012/01/492 (дата обращения: 21.10.2012)
4. Ревелли M. Кризис социального государства // Die Aktion, № 113/119,
1994. URL: http://www.aitrus.narod.ru/Marko_Revelli_soc_state_crisis.htm (дата
обращения: 21.10.2012)
5. Сидорина T. Государство всеобщего благосостояния. URL: http://www.newsland.ru/news/detail/id/1052954/ (дата обращения: 21.10.2012)
References
1. Weizsäcker E., Lovins E., Lovins A. Factor chetyre. Zatrat - polovina, otdacha - dvoynaya [Factor Four: Doubling Wealth - Halving Resource Use : The New Report to the Club of Rome]. M.: Academia, 2000. P.18.
2. Kochetkova L.N. Filosofiya i obshchestvo, no. 3(2008): 69.
3. Popova E.A. Krizis sotsial'nogo gosudarstva: prichiny i puti vykhoda [The Crisis of the Social state: reasons and ways]. Gumanitarnye nauchnye issledovania (January, 2012). http://human.snauka.ru/2012/01/492 (accessed October, 21, 2010).
4. Revelli Marco. Krizis sotsial'nogo gosudarstva [The Crisis of the Social
state]. Die Aktion, no. 113/119 (1994).
http://www.aitrus.narod.ru/Marko_Revelli_soc_state_crisis.htm (accessed October, 21, 2010).
5. Sidorina T. Gosudarstvo vseobshchego blagosostoyaniya [Welfare state]. URL: http://www.newsland.ru/news/detail/id/1052954/ (accessed October, 21, 2010).
ДАННЫЕ ОБ АВТОРАХ
Русаков Василий Матвеевич, заведующий кафедрой философии, доктор философских наук, профессор Институт международных связей
ул. Карла Либкнехта, 33, г. Екатеринбург, 620075, Россия e-mail: dipi@nm.ru
Саранчин Юрий Константинович, заведующий кафедрой философии, доктор
философских наук, профессор
Уральский финансово-юридический институт
ул. Карла Либкнехта, 1, Екатеринбург, 620075, Россия
e-mail: uks505@yandex. ru
DATA ABOUT THE AUTHORS
Rusakov Vasili Matveevich, chef of Departement of Philosophy, PhD, professor Institut of International Relations
33, Karl Liebknecht str., Ekaterinburg, 620075, Russia e-mail: dipi@nm.ru
Saranchin Yuri Konstantinovich, chef of Departement of Philosophy, PhD, professor, Ural's Institut of Law and Finance,
1, Karl Liebknecht str., Ekaterinburg, 620075, Russia e-mail: uks505@yandex. ru
Рецензент:
Кислов Андрей Г еннадьевич, доктор философских наук, профессор, Заместитель Директора института социологии и права Федерального государственного автономного учреждения Высшего профессионального образования «Российский государственный профессионально-педагогический университет»
