CC BY
139
ВЕСТН. МОСК. УН-ТА. СЕР. 12. ПОЛИТИЧЕСКИЕ НАУКИ. 2010. № 2
А.В. Мырикова, А.А. Шириянц
СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ
К.С. АКСАКОВА (БИОБИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК).
Статья первая
Статья является первой из посвященных социально-политическим воззрениям известного славянофила К.С. Аксакова. В ней представлена творческая биография и показан процесс духовного становления мыслителя, для которого были характерны критика западной цивилизации и защита России, апология православия, неприятие преобразований Петра I. Важное место в социально-политическом творчестве К.С. Аксакова занимает его учение о государстве и власти.
Ключевые слова: Россия, Запад, славянофильство, православие, государство, власть.
Имя Константина Сергеевича Аксакова известно сегодня каждому образованному человеку. Патриот своей страны, будораживший московских интеллектуалов пьесами, статьями и поступками, отстаивавший своеобразие и самобытность русского народа, он выступал с позиций славянофильства — идейного течения, краеугольным камнем которого стала идея принципиального отличия Европы и России. Эта идея обосновывалась по трем направлениям: социальному (на Западе преобладает начало индивидуалистическое, в России — общинное), политическому (европейские государства возникли как результат завоеваний одних народов другими, Россия — мирным путем, русский народ индифферентен по отношению к политической власти) и духовному (на Западе утвердился рассудочный католицизм, в России — цельная христианская православная вера). Характерной чертой славянофильства была критика западной цивилизации и защита России, т.е. критика мещанства, католицизма и протестантизма и апология православия, соборности как выражения "свободы в единстве" на основе православной веры. Эта критика дополнялась неприятием петровских преобразований и "обезьянничания" высших слоев русского образованного общества перед Западом. Наконец, важное место в славянофильстве и центральное в социально-политическом наследии К.С. Аксакова заняли учение о государстве и власти в отношении к народу ("земле", общине, обществу), тезис о мессианской роли Москвы в истории России, а также идея политической и культурной "взаимности" славянских народов.
* * *
Константин был первенцем Сергея Тимофеевича и Ольги Семеновны Аксаковых (всего в семье было четырнадцать детей: шесть сы-
новей и восемь дочерей). Он родился в родовом поместье отца в селе Ново-Аксаково Бугуруслановского уезда Оренбургской губернии 29 марта 1817 г. Первые девять лет своей жизни К.С. Аксаков провел в отцовском имении, окруженный заботой и вниманием не только любящих родителей, но и многочисленной дворни. В 1826 семья переехала в Москву. К.С. Аксаков получил хорошее домашнее образование и занимался под руководством Ю.И. Венелина в пансионе М.П. Погодина летом 1832 г. В августе того же года он успешно сдал экзамены в Московский университет и был зачислен на словесное отделение.
По признанию самого К.С. Аксакова, на формирование его мировоззрения повлияли не столько лекции в Московском университете, сколько самостоятельная научная работа и студенческая жизнь, заполненная разнообразными интересами и увлечениями. Он писал: "Мы мало почерпнули из университетских лекций и много вынесли из университетской жизни. Общественно-студенческая жизнь и общая беседа, возобновлявшаяся каждый день, много двигали вперед здоровую моло-дость"1. На первом курсе университета К.С. Аксаков познакомился с Н.В. Станкевичем, который учился курсом старше, попал под обаяние этой незаурядной личности и примкнул к его кружку, в который входили Я.М. Неверов (будущий деятель народного просвещения), С.М. Строев (впоследствии историк), поэты В.И. Красов, И.П. Клюшников, А.А. Беер (будущий известный академик-славист), филолог и историк О.М. Бодянский, а с 1834 г. В.Г. Белинский, М.А. Бакунин, П.Я. Петров (впоследствии учёный-востоковед), В.П. Боткин, М.Н. Катков, Ю.М. Самарин; близок к кружку был Т.Н. Грановский2. К.С. Аксаков характеризовал главу кружка Н.В. Станкевича как человека необыкновенного, разносторонне образованного, но в тоже время простого в общении. К.С. Аксаков восхищался его умением во время многочисленных горячих споров очень строго, ясно и логично отстаивать свою точку зрения — так, что "самые щегольские диалектики, как Надеждин и Бакунин, должны были ему уступать", он подчеркивал, что "отношение друзей к Н.В. Станкевичу, невольно признавших его превосходство, было проникнуто свободною любовью, без всякого чувства зависимости"3, а сам
1 Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832—1835 // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 288.
2 "Кружок этот был трезвый и по образу жизни, не любил ни вина, ни пирушек, которые если случались, то очень редко, — и, что всего замечательнее, будучи свободомыслен, не любил фрондёрства, ни либеральничанья, боясь, вероятно, той же неискренности, той же претензии, которые были ему ненавистнее всего; даже вообще, политическая сторона занимала его мало; мысль же о каких-нибудь кольцах, тайных обществах и проч. была ему смешна как жалкая комедия. Очевидно, что этот кружок желал правды, серьёзного дела, искренности и истины. Это стремление, осуществляясь иногда односторонне, было само в себе справедливо и есть явление вполне русское. Насмешливость и иногда горькая шутка часто звучали в этих студенческих беседах. Такой кружок не мог быть увеличен никаким авторитетом" (Там же. С. 295).
3 Там же. С. 296.
кружок был "замечательное явление в умственной истории нашего общества"4.
Характерной чертой студенчества 1830-х гг. было увлечение немецкой философией. Под влиянием университетских лекций молодых преподавателей М.Г. Павлова и Н.И. Надеждина у студентов, в том числе и К.С. Аксакова, пробуждался интерес к философии Шеллинга, рассматривавшего мир как развитие всеобщей, объединяющей и творящей идеи. Во второй половине 1830-х гг. поэтически восторженный идеализм и пантеизм Шеллинга начал вытесняться суровой схемой гегелевского миропонимания. Н.В. Станкевич был одним из первых в кругу московской молодежи, кто увлекся философией Гегеля, стал его самым рьяным последователем и проповедником. Увлечение членов кружка Н.В. Станкевича философией Гегеля было беспредельным и даже фанатичным, они "не столько умом, сколько сердцем примкнули к гегельянству, они... в него уверовали"5. Такое увлечение было подобно страсти, с присущей ей крайностью и односторонностью, что вылилось в жесткую критику российской действительности, доходившую до отрицания. К.С. Аксаков вспоминал: "В этом кружке выработалось уже общее воззрение на Россию, на жизнь, на литературу, на мир, — воззрение большей частью отрицательное"6. Он признавал, что российская жизнь представляла достаточно поводов для критики и отрицания, но все же этот негативный настрой смущал и ранил его: "Я был поражен таким направлением, и мне очень часто было больно; в особенности больны мне были нападения на Россию, которую люблю с самых малых лет. Но, видя постоянный умственный интерес в этом обществе, слыша постоянные речи о нравственных вопросах, я, раз познакомившись, не мог оторваться от этого кружка и решительно каждый вечер проводил там"7. Семь лет К.С. Аксаков посещал кружок, который положил начало движению "западников". Вместе с участниками кружка К.С. Аксаков прошел школу немецкого идеализма и остановился на системе Гегеля. Тем не менее, как отмечал И.С. Аксаков, у брата был свой взгляд и своё понимание идей западного мыслителя, он "немилосердно натягивал и гнул тяжеловесные, тугие Гегелевские формулы под своё толкование русской истории" на "вящее прославление русской земли".
В год окончания К.С. Аксаковым университета (1835) отрывок из незавершенной к тому времени драматической пародии " Олег под Константинополем" был напечатан в газете "Молва"8 (литературном при-
4 Там же. С. 294.
5 Венгеров С.А. Передовой боец славянофильства — Константин Аксаков // Венге-ров С.А. Собр. соч. Т. 3. СПб.,1912. С. 25.
6 Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832—1835 // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 294.
7 Там же. С. 294-295.
8 Небольшой фрагмент этого произведения (вид 3-й, действие 2-е) с подзаголовком "Отрывок из большой неоконченной трагедии" появился в "Молве" (1835, № 27-30. С. 3-9) за подписью: "К. Эврипидин. Село Деревянный Кинжал, 1834, февраля 13 дня".
ложении к журналу "Телескоп"). Главным сотрудником газеты был В.Г. Белинский, он представил читателям нового автора как человека "с необыкновенным поэтическим дарованием"9. Сотрудничество К.С. Аксакова с В.Г. Белинским продолжалось еще некоторое время. В 1836 г. Белинский отмечал "силу, гибкость и разнообразие его могучего таланта"10. В свою очередь именно Белинскому К.С. Аксаков посвятил свой первый научный труд "О грамматике вообще (по поводу грамматики Белинского)", который вышел в 1838 г. Ему же К.С. Аксаков отправил свою статью "О некоторых современных собственно литературных вопросах" (1839), которая не была опубликована.
В 1838 г. Аксаков отправился за границу изучать филологию. Поездка была рассчитана на полтора года, однако К.С. Аксаков начал скучать по своим родным, по дому и через пять месяцев вернулся в Москву. В начале 1839 г. в отношениях между К.С.Аксаковым и В.Г. Белинским наметилось охлаждение, переросшее через некоторое время в противостояние, формальным поводом для которого стала поэма Н.В. Гоголя " Мертвые души ". Но на самом деле это противостояние было обусловлено резким переходом от свободы и самостоятельности мнений, культивируемых в кружке Н.В. Станкевича, к "безобразным выходкам", "буйному отрицанию авторитета" В.Г. Белинским и компанией, повлекшим разрыв К.С. Аксакова с прежними друзьями11.
В 1839 г. К.С. Аксаков сблизился с И.В. Киреевским, А.С. Хомяковым и Ю.Ф. Самариным. Среди новых друзей К.С. Аксаков особенно выделял А.С. Хомякова, называя его "передовым человеком", который принес на поприще умственной жизни в Москве "ясное, полное и цельное понимание Русской земли"12. По его словам, А.С. Хомяков настолько перерос сверстников в своих убеждениях, что не был понят ими и потому был одинок, но он повстречал представителей зарождающегося московского направления, встал в их ряды, и "одиночество его прошло: он дождался своего времени"13. По воспоминаниям А.И. Кошелева, К.С. Аксаков и Ю.Ф. Самарин, ставшие друзьями, глубоко уважали Хомякова, высоко ценили его деятельность и признавали себя постоянно и охотно его учениками. "Они принимали в наших беседах самое живое участие и вскоре сделались в нашем кружке первостепенными деятелями"14.
9 Белинский В.Г. [Примечание к "Олегу под Константинополем" К. Эврипидина] (1835) // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: в 13 томах. Т. 1. М., 1953. С. 221.
10 Он же. [Примечание к стихотворениям К. Эврипидина] [К. С. Аксакова] (1836) // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: в 13 томах. Т. 2. М., 1953. С. 189.
11 См.: Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832 —1835 // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 296.
12 Он же. Письма о современной литературе // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 194.
13 Там же.
14 Русское общество 40-50-х годов Х1Хв. Ч. I. Записки А.И. Кошелева. М.: Изд-во Московского ун-та, 1991. С. 90.
Новый круг получил название "славянофильского", которое утвердилось не без активного участия К.С.Аксакова. Дело в том, что слово "славянофилы" долгое время не имело точного терминологического выражения. На наш взгляд, блестящий анализ возникновения и эволюции слов "славянофилы" и "славянофильство" дал в своей книге Н.И. Цимбаев15. Учитывая этот опыт, мы лишь дополним картину истории слова несколькими штрихами. Возникнув в самом начале XIX века в ходе литературной полемики, оно обозначало круг людей во главе с адмиралом А.С. Шишковым (ставшим затем президентом Российской академии (1818) и министром народного просвещения (1824-1828)), ратовавших за архаизацию русского языка. В этот круг, в частности, входил С.Т. Аксаков — отец будущих славянофилов Константина и Ивана. "Архаисты" выступали против реформы русского литературного стиля, предпринятой "новаторами" из круга Н.М. Карамзина. В идеологии литературного общества "Беседа любителей русского слова" (1811-1816), возглавлявшегося А.С. Шишковым и Г.Р. Державиным, защита "старого стиля" сочеталась с общественным консерватизмом и национализмом, с требованиями самобытности и народности литературы; защита вытесняемого из литературы церковнославянского языка была связана с борьбой против секуляризации, борьба с галлицизмами, как отмечал А. Валицкий, переходила в "галлофобию уже политического свойства"16.
Поскольку большинство литераторов не приняли архаических "новаций" адмирала, слова "шишковисты", "славянофилы" и т.п. представляли собой лишь обидные клички, характеризующие литературных неудачников, чьи надежды и помыслы принадлежат исключительно прошлому. За пределы узкого круга дискутировавших литераторов Москвы и Петербурга слово "славянофильство" не распространилось. Однако, например, В.Г. Белинский видел в шишковистах предшественников славянофильства17; и сами славянофилы не отказывались от Шишкова, хотя имя его ассоциировалось прежде всего с языковыми нелепицами наподобие "звездоблюстилища" (обсерватория) и т.п., которые он выдумывал для устранения слов неславянского происхождения из русского языка. А.С. Хомяков писал об этом: "Впрочем, мы не стыдимся Шишкова и его славянофильства. Как ни темны еще были его понятия, как ни тесен круг его требований, он много принес пользы и много кинул добрых семян"18.
15 См.: Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М., 1986. С. 5-55.
16 См.: Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работах Анджея Валицкого. Выпуск 2. М., 1992. С. 41.
17 См.: Белинский В.Г. Литературные и журнальные заметки // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т. 9. М., 1955. С. 68.
18 Хомяков А.С. Разговор в Подмосковной // Хомяков А.С. Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1900.С. 207.
Новое содержание слово "славянофилы" приобрело в 1830— 1840-е гг., когда в России возник интерес к русской народности и славянству и модной темой столичных салонов стали проблемы славянских народов (в первую очередь русского), а в университетах были созданы кафедры истории и литературы славянских наречий. "Славянофилами" стали называть людей, преданных интересам русского и других славянских народов, занимающихся изучением своей истории, культуры, политики, языка и пр. Именно это определение значения данного термина выражает взгляды А.С. Хомякова, И.В. Киреевского, К.С. Аксакова и Ю.Ф. Самарина — "отцов-основателей" нового оригинального течения русской мысли. Именно в этом значении слово "славянофильство" получило самое широкое распространение, вызывая, впрочем, критические замечания многих русских мыслителей. Так, например, П.А. Флоренский считал "славянофильство" "уродливой кличкой"19. Сам термин "славянофильство", по выражению еще одного известного исследователя русской мысли, — имя очень неточное, только подающее повод к недоразумениям и ложным толкованиям20, это название сами славянофилы сначала не принимали, характеризуя свое направление как "московское", "самобытное", "туземное", "православно-словенское" или "славяно-христианское". В.В. Зеньковский не без основания заметил, что еще точнее было бы назвать это направление "православно-русским": "В сочетании Православия и России и есть та общая узловая точка, в которой все мыслители этой группы сходятся"21. Однако, в конце концов, как отмечает Н.И. Цимбаев, самоназвание "славянофил" было принято. Первым это сделал К.С. Аксаков. Критически относясь к самому слову22, на рубеже 1845—1846 гг. он, с "основательностью ученика гегелевской школы", так обосновал возможность и неизбежность принятия прозвища "славянофил": "Кто не славянин, тот, конечно, не русский. Кто смеется над какими-то славянофилами или славянолюбцами, тот, конечно, сам славян ненавидит, а кто ненавидит род, ненавидит и вид, кто ненавидит славян — ненавидит и русских". В этой же статье23 К.С. Ак-
19 См.: Флоренский П.А. Около Хомякова. Сергиев-Посад, 1916. С. 12.
20 См.: Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991. С. 249.
21 Зеньковский В.В. История русской философии. Т.1, ч. 2. Л., 1991. С. 6.
22 В 1847 г. К.С. Аксаков, отграничивая позиции западников и славянофилов, в частности, заявлял: "Я думаю, видно уже из сказанного мною, что несправедливо называют славянофильской и славянской ту сторону, которую так называют. Если уж надо называть именами эти противоположные стороны, то нас я назову Русскими, а противников наших Русляндцами... Они обидятся; Петровцами... то же может быть; но я думаю, они не обидятся, если я назову их Россиянами". (АксаковК.С. О современном литературном споре // Русь. 1883. № 7. С. 26). Позже, в одной из передовых статей газеты "Молва", он опять вернулся к мысли о неточном названии славянофильского направления (См.: Он же. Москва, 3 Мая // Молва. Литературная газета. М. 1857. № 4. Суббота 4 мая. С. 42).
23 Речь идет о неопубликованной статье "Отголоски о новом происхождении имени славян и славянофилов". (См.: Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М., 1986. С. 31).
саков наметил пять признаков принадлежности к славянофильскому учению: "основа всего духовного, разумного и нравственного бытия нашего хранится в нашей Православной Церкви"; сочувствие древней Руси; сочувствие русскому народу; любовь к Москве; сочувствие к "племенам славянским". Именно К.С. Аксаков немало способствовал тому, что эти понятия вошли в русскую социально-политическую лексику, а с конца 1850-х гг. стали общеупотребительными.
Эпоху 1840-х гг. часто называют порой расцвета литературно-философских салонов в России. Очевидец и участник многолетнего спора славянофилов и западников П.В. Анненков в своих воспоминаниях писал, что цензура не позволяла открыто высказывать свое мнение в печати, а то, что попадало в печать "в смягченном виде", не отражало того, что думалось и обсуждалось в узких кругах24. Тогда наряду с печатной литературой существовала еще и рукописная, которая передавалась из рук в руки и переписывалась по несколько раз. По сравнению с кружками литературные салоны имели более широкий и разнообразный состав участников, благодаря чему дискуссия приобретала публичный характер, идеи представителей разных направлений апробировались не только в кругу соратников, но и противников, получая горячую поддержку или подвергаясь жесточайшей критике. Как вспоминал К.Д. Кавелин, "в литературных кружках и салонах зарождалась, воспитывалась, созревала и развивалась тогда русская мысль, подготовлялась к литературной и научной деятельности нарождавшиеся русские поколения"25. В то время в Москве существовало несколько салонов, в одних подобные встречи проходили регулярно, в других эпизодически, однако три салона прочно вошли в историю общественной мысли: местом встреч западников была квартира П.Я. Чаадаева, славянофильскую направленность имел салон А.П. Елагиной и нейтральную — салон Д.Н. Свербеева. Некоторое время уже наметившиеся течения славянофилов и западников мирно сосуществовали. "Друзья-враги, враги-друзья" (выражение А.И. Герцена) в понедельник собирались у Чаадаева, в пятницу — у Свербеева, в воскресенье — у Елагиной. К.С. Аксаков в очных спорах славянофилов и западников не только участвовал в полемике, но и пытался воздействовать на общество личным примером. Именно он стал инициатором оригинальной формы пропаганды славянофильских идей, которая заключалась в отказе от западноевропейских фасонов одежды (сюртуков, шляп, фраков и т.п.) и демонстративном ношении национального платья. Желая во всем следовать традиционным русским обычаям, осенью 1843 г. К.С. Аксаков первым из славянофилов отпустил бороду, надел русскую рубаху с косым воротом и мурмолку на голову, заправил панталоны в сапоги и в та-
24 См.: Анненков П.В. Замечательное десятилетие (1838-1848) // Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1983. С. 221.
25 Кавелин К.Д. Авдотья Петровна Елагина // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989. С. 135.
ком виде стал появляться на людях, что вызвало огромный общественный резонанс. "К. Аксаков оделся так национально, что народ на улицах принимал его за персианина, как рассказывал, шутя, Чаадаев", — вспоминал А.И. Герцен26. Однако в среде национально ориентированных молодых дворян возникло стихийное движение "за русское платье". "Прекрасно, что он (Костя) носит русское платье, несмотря ни на какие шутки и насмешки, — считал И.С. Аксаков, — мы все должны были бы поступить так, да дрянны слишком..."27.
Некоторое время спустя, весной 1849 г., министру внутренних дел Л.А. Перовскому пришлось разослать всем предводителям дворянства специальный циркуляр, запрещающий русским дворянам носить бороды. А с К.С. Аксакова и последовавшего его примеру "отесиньки" — С.Т. Аксакова были взяты персональные расписки, по которым они обязывались не появляться в общественных местах "в русской одежде". Справедливости ради нужно заметить, что в этот момент ношение бород расценивалось в верхах как подражание западной моде и ассоциировалось с мятежным духом "баррикадных героев"28. Как бы то ни было, но смелость К.С. Аксакова, считавшего, что "одежда составляет видимую границу между нами и народом", что нужно вернуться к народу, что "с возвращением к народу. необходимо и возвращение к одежде", подчеркивавшего при этом, что "возвращение должно быть в духе, в жизни, в существе и сверх того в одежде"29, заслуживала уважения. В это же время он интенсивно работал над магистерской диссертацией "Ломоносов в истории русской литературы и русского языка", которая была готова в 1845 г., в конце 1846 г. издана отдельной книгой и 6 марта 1847 г. успешно защищена К.С. Аксаковым в ходе публичного диспута. Так как в Московском университете вакансий не было, молодому ученому предложили место в Киевском университете. Но, несмотря на огромное желание заниматься наукой и преподаванием, К.С. Аксаков предпочел Киеву Москву, а профессиональным занятиям наукой — литературную деятельность.
В диссертации были намечены контуры социально-политической концепции К.С. Аксакова: обосновано положение об "исключительной национальности" русского народа, выражавшейся в любви к отечеству, которую уничтожил Петр Великий, и в "сознательном возвращении к себе", начало которому положил Ломоносов; высказаны тезисы
26ГерценА.И. Былое и думы // Герцен А.И. Собрание сочинений в 8 т. Т. 5. М., 1975. С. 226.
27 Аксаков И.С. 13 ноября 1845 года. Калуга. Вторник. // Письма к родным: 1844— 1849. М., 1988. С. 213.
28 См.: Тарасов Б.Н. Рыцарь самодержавия (черты правления Николая I) // Николай I и его время (документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков) / Вступительная статья, составление и примечания Б.Н. Тарасова. В 2-х т. Т. 1. М., 2000. С. 12. URL: http://www.rus- sky.com/gosudarstvo/tarasov/nic0.htm.
29 Аксаков К.С. О современном литературном споре // Русь, 1883, № 7. С. 26.; См. также: [Он же. Передовая статья] Москва, 30 августа // Молва, 1857. № 21.
о великой роли православия в становлении "политического тела" России, идея исторического разделения русской жизни на "земский" и "государственный" элементы, единство которых выразила Москва. Первые строки диссертации передают пафос Аксакова: "Энергически освобожденные Петром от оков исключительной национальности, пережившие период безотчетного подражания чуждому, наставший логически и необходимо непосредственно за предыдущим, — мы с полным сознанием, свободные от всякой возможной односторонности, возвращаемся к нашей истории, к нашей жизни, к нашему отечеству, нами снова приобретенному, и с большим правом, нежели прежде, называем его своим"30.
К идее особого значения Москвы К.С. Аксаков возвращался неоднократно. В апреле 1846 г. в №39 газеты "Московские ведомости" появилась его довольно смелая в то время статья "Семисотлетие Москвы". В ней он писал о мессианской роли в истории России Москвы, которая выразила стремление русской земли слиться в единое целое, храня святую Русь. Москва, заявлял он, "выражала собою не власть над Русскою землею, но власть Русской земли", "жизни земской, собственно народной"31. В свою очередь К.С. Аксаков выражал нелюбовь к Петру I за уход от Москвы и, разделяя желание общества перенести столицу обратно в Первопрестольную, выказывал твердое убеждение в том, что, несмотря на основание новой столицы, "матушка — Москва" по-прежнему остается истинной и вечной столицей Святой Руси32. Позже, в 1951 г., Аксаков развил эту идею в своей концепции деления русской истории "по столицам"33. В Московский период, или период Московской Руси, утверждал он, "Москва, соединяя Россию единством Государственным, с одной стороны, с другой стороны, соединяет всю Русскую Землю общим чувством одной Великой Общины"34. Этот период, когда
30 Он же. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика / Сост., вступит, статья и коммент. А. С. Кури-лова. М., 1981. С. 30. Здесь же он разъясняет, что имеет в виду "Возвращение в смысле философском и потому не шаг назад, не отступление".
31 См.: Он же. Семисотлетие Москвы // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1861, С. 598, 599.
32 Там же. С. 605.
33 См.: Он же. Несколько слов о русской истории, возбужденных историею г. Соловьева. По поводу I тома // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1861. С. 44-50. Аксаков выделяет в русской истории "первый стан Руси" — Новгород и собственно "русские столицы" (по его определению, "русская столица" — город, в котором выражается мысль эпохи, сознает себя исторически народ и нет никакого исчерпывающего, деспотического значения, ничего централизующего). Это Киев (период Киевской Руси), Владимир (Владимирский период), Москва (Московский период). Аксаков отказывался признавать Петербург "русской" столицей, каковой, по его мнению, продолжала оставаться Москва, поэтому время после петровского переворота он предлагает называть не "периодом", а "эпизодом" русской истории (См.: Там же. С. 50).
34 Там же. С. 47.
существовало "Одно Государство всея Руси, одна Община всея Руси"35, по мнению К.С. Аксакова, стал апогеем единства Земли и Государства, которые шли рука об руку. В одной из коротких рукописных заметок К.С. Аксаков прямо заявил: "Все значение Москвы — это совокупление, целость Руси, — значение Москвы есть значение всея Руси. Отсюда многое и все существенное объясняется"36.
Славянофильству, как и всякому идейному движению, была крайне необходима трибуна для публичного выражения и пропаганды своих взглядов. Попытки сделать в 1844—1845 гг. такой трибуной журнал "Москвитянин", который издавал М.П. Погодин, окончились неудачей37, и кружок московских славянофилов решил ограничиться выпуском научно-литературных сборников. К.С. Аксаков не преминул подвести под это решение теоретическую базу, заявив (правда, задним числом), что при возникновении и самоопределении нового (московского, славянофильского) направления самостоятельной русской мысли, требующего "новой учености" и добросовестных ученых изысканий, "предмет которых — Россия со всех сторон"38, легкомысленная "текущая литературная деятельность, в особенности журнальная, не может иметь места"39. В результате появились сначала "Симбирский сборник" и "Сборник исторических и статистических сведений о России" (1844—1845) Д.А. Валуева, а затем "Московский литературный и ученый сборник на 1846 год", "Московский литературный и ученый сборник на 1847 год" (1846—1847), изданные на средства В.А. Панова и под редакцией Д.А. Валуева и братьев К.С. и И.С. Аксаковых.
В первом томе "Московского литературного и ученого сборника" была опубликована статья К.С. Аксакова "Несколько слов о нашем правописании". В конце статьи, посвященной чисто филологическим вопросам, К.С. Аксаков вновь высказался об иностранном влиянии на
35 Там же. С. 48.
36 Он же. Разные отдельные заметки // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М. 1861. С. 630. См. также: Он же. Письма о современной литературе // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 196—197. И др.
37 В 1844—1845 гг. под руководством И.В. Киреевского вышло несколько номеров так называемого славянофильского "Москвитянина", но в 1845 г. он был вынужден покинуть пост редактора под давлением М.П. Погодина. Более того, несмотря на то что славянофилы публиковались в этом журнале, они никогда не считали его вполне своим. В неизданной при жизни статье "Письма о современной литературе" (конец 1849 — начало 1850-х г.) К.С. Аксаков писал: "В Москве есть, впрочем, журнал, появившийся лет девять назад, журнал единственный, "Москвитянин". Он издается человеком, который хотя и твердит о России, но всего менее принадлежит к московскому, или просто русскому, направлению. Это г. Погодин. Очень ошибутся те, которые сочтут журнал его представителем московского направления... "Москвитянин" столько раз противоречил убеждениям московского направления. что никак не может называться выражением московской литературной деятельности" (Аксаков К.С. Письма о современной литературе // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995. С. 200—201).
38 Там же. С. 209.
39 Там же. С. 196.
Россию, на ее быт, в том числе и на русский язык: "Вместе с нашествием иноземного влияния на всю Россию, на весь ее быт, на все начала и язык наш подвергся тому же; его подвели под формы и правила иностранной грамматики, ему совершенно чуждой, и, как всю жизнь России, вздумали его коверкать и объяснять на чужой лад. И для языка должно настать время освободиться от этого теснящего ига иностранного. Мы должны теперь обратиться к самому языку, исследовать, сознать его и из его духа и жизни вывести начала и разум его, его грамматику"40. В качестве наиболее яркого примера западной языковой экспансии К.С. Аксаков приводит название русской столицы и задается вопросом — как от слова Петербург "произвести название жителей"? " Петербуржа-нин — все засмеются, Петербуржак — еще смешнее. Петербургец или Петербуржец или Петербурец, как употребляют, — точно так же чуждо и неловко, особенно в женском: Петербурка или Петербуржка. Пе-тербуржич тоже смешно. Что делать? как-то совестно к имени иностранному прибавить Русское окончание. Нет, видно как ни бейся, а от иностранного имени не получишь Русского окончания"41. Не ограничиваясь сравнением грамматического строя разных языков, К.С. Аксаков ставит более широкий вопрос о национальном, самобытном и общечеловеческом: "Кто из нас станет отвергать общее, человеческое? Русский на него сам имеет прямое право, а не через посредство чье-нибудь, какого-нибудь народа; оно самобытно и самостоятельно принадлежит ему, как и другим, и, кто знает? может быть, ему более, нежели другим; и, может быть, мир не видал еще того общего человеческого, какое явит великая Славянская, именно Русская, природа. Беда наша в том, что Запад вместе с общечеловеческим принес к нам свои не-общече-ловеческие, а частные, национальные явления; что он принес нам истину как verite или truth, что свое национальное выдал он нам за общечеловеческое, что несамобытно созерцали мы и приняли его труды и работы"42. Завершает статью К.С. Аксаков вполне на оптимистичной ноте — время заимствований проходит, наступает время русской самобытности и национальности, которые и являются непременным условием общечеловеческого43.
Для "Московского литературного и ученого сборника на 1846 год" им были также написаны "Три критические статьи г-на Имрек" (один из псевдонимов К.С. Аксакова), которые затем вошли во второй том сборника "на 1847 год". В это время (1846—1847) развернулась полемика между К.С. Аксаковым и Ю.Ф. Самариным, с одной стороны, и В.Г. Белинским, К.Д. Кавелиным и другими представителями западников — с другой, по поводу петровских реформ и их последствий для развития
40 Он же. Несколько слов о нашем правописании // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 2, ч. 1. М., 1875. С. 405.
41 Там же. С. 404-405.
42 Там же. С. 405.
43 Там же. С. 406.
России. В этом споре К.С. Аксаков занял вполне определенную позицию самого строгого и категоричного критика деяний Петра I и его апологетов. Так, подвергая тщательному разбору сочинение А.В. Ники-тенко "Опыт истории русской литературы", в котором последний, оправдывая петровские реформы, пренебрежительно отзывался о русском народе, К.С. Аксаков вполне справедливо замечал: "Если настоящего нельзя понять без прошедшего, то нельзя понять его и без будущего; будущее находится в настоящей жизни, как то, чем она должна быть, к чему стремится она, чем она будет, следовательно, по мнению всякого человека, в ком есть убеждение. Следовательно, в настоящее непременно должно входить будущее или, другими словами, существенно лежащее в настоящем. Здесь равное место суждению о настоящем времени и о том, чем оно должно быть, о будущем, следовательно, к которому оно ежеминутно подвигается. Говоря таким образом о перевороте Петра, г. сочинитель или сам судит о будущем, или же привязывается к ограниченному кругозору настоящего времени, считая все, что теперь, безусловно истинным, и, следовательно, не может судить вообще о существенном. Не нужно и говорить о ложности последнего воззрения, опровергаемого ежеминутно ходом вещей"44. Петр I, по мнению К.С. Аксакова, должен был искать начало своих преобразований не на Западе, а в русском народе. "Без зерна не вырастишь дерева, без зерна можно сделать только искусственное раскрашенное дерево, с натыканными глиняными плодами и бумажными цветами. Но в русском народе есть начала, и хотя Петр Первый приносил начала чуждые, но народные начала сохранились и до сих пор в простом русском народе"45. Возражая же В.Г. Белинскому, К.С. Аксаков отметил, что именно Петр I выстроил стены между сословиями русского народа, которых прежде не было46. В ходе критического разбора "Петербургского сборника, изданного Некрасовым", К.С. Аксаков высказывал идею разрушения петровских перегородок, возвращения высших образованных сословий к народной жизни: "...апатиею и эгоизмом казнятся люди русские за презрение к народной жизни, за оторванность от русской земли, за аристократическую гордость просвещения, за исключительность присвоенного права называть себя настоящим и отодвигать в прошедшее всю остальную Русь. Спесивое невежество противополагают они всей древней, всей остальной, и прежней и нынешней, Руси, — гордость учеников, ставящих себя в свою очередь в учители. Мы похожи на растения, обнажившие от почвы свои корни; мы сохнем и вянем. Но нас спасает глубокая сущность русского народа, и тот виноват сам, кто не обратится к ней"47. В авангарде этого процесса — славянофилы, в душах
44 Он же. Три критические статьи г-на Имрек // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика / Сост., вступит, статья и коммент. А. С. Курилова. М., 1981. С. 182.
45 Там же. С. 181.
46 Там же. С. 196.
47 Там же. С. 194.
которых начинает звучать голос народа. Что касается западников, то "Запоздалые предыдущего, иностранного, подражательного направления усиливаются удержать его (голос народа — ред.), противоборствовать новому то бранью, то насмешкой, возвышают голос более, нежели когда-нибудь... но на минуту темнее становится ночь перед решительным рассветом, и когда подымется солнце, резче обозначатся тени. Ложному подражательному направлению не победить истинного, естественного, здорового стремления к самобытности и к народности"48.
Надеждам на успех этих "Сборников" не суждено было сбыться. Когда первый том "Сборника" увидел свет, А.С. Хомяков высказал опасение, что именно статья К.С. Аксакова навлечет на кружок недовольство властей. Однако "Сборник" прошел более чем незаметно, не оправдав ни опасений, ни ожиданий славянофилов. Даже Н.В. Гоголь, разделявший славянофильские взгляды, писал: "Вышел тот же мертвый номер "Москвитянина", только немного потолще"49.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аксаков И.С. 13 ноября 1845 года. Калуга. Вторник // Письма к родным: 1844-1849. М., 1988.
2. Аксаков К.С. Воспоминание студентства 1832-1835 // Аксаков К.С. Эстетика и литературная критика. М., 1995.
3. Аксаков К.С. Ломоносов в истории русской литературы и русского языка // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика / Сост., вступит, статья и коммент. А.С. Курилова. М., 1981.
4. Аксаков К.С. Несколько слов о нашем правописании // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 2, ч. 1. М., 1875.
5. Аксаков К.С. Несколько слов о русской истории, возбужденных исто-риею г. Соловьева. По поводу I тома // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М., 1861.
6. Аксаков К.С. О современном литературном споре // Русь, 1883, № 7.
Аксаков К.С. Письма о современной литературе // Аксаков К.С. Эстетика
и литературная критика. М., 1995.
8. АксаковК.С. Разные отдельные заметки // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М. 1861.
9. Аксаков К.С. Семисотлетие Москвы // Аксаков К.С. Полн. собр. соч. Т. 1. М. 1861.
10. Аксаков К.С. Три критические статьи г-на Имрек // Аксаков К.С., Аксаков И.С. Литературная критика / Сост., вступит, статья и коммент. А.С. Ку-рилова. М., 1981.
48 Он же. Три критические статьи г-на Имрек // Аксаков К. С., Аксаков И. С. Литературная критика / Сост., вступит, статья и коммент. А. С. Курилова. М., 1981. С. 172.
49 Гоголь Н.В. Письма 1846-1847 гг. ...Н.М. Языкову. Франкфурт. Октября 5 н.ст. 1846 // Гоголь Н.В. Полное собрание сочинений: в 14 т. / АН СССР. Ин-т лит. (Пушк. дом). М., 1937.С. 107.
11. Анненков П.В. Замечательное десятилетие (1838—1848) // Анненков П.В. Литературные воспоминания. М., 1983.
12. Белинский В.Г. Литературные и журнальные заметки // Белинский В.Г. Полн. собр. соч. Т.9. М., 1955.
13. Белинский В.Г. [Примечание к "Олегу под Константинополем" К. Эв-рипидина] (1835) // Белинский В.Г. Полн. собр. соч.: в 13 т. Т. 1. М., 1953.
14. Венгеров С.А. Передовой боец славянофильства — Константин Аксаков // Венгеров С.А. Собр. соч. Т. 3. СПб., 1912.
15. Герцен А.И. Былое и думы // Герцен А.И. Собрание сочинений в 8 т. Т. 5. М., 1975.
16. Гоголь Н.В. Письма 1846—1847 гг. ...Н.М. Языкову. Франкфурт. Октября 5 н.ст. 1846 // Гоголь Н.В. Полн. собр. соч.: В 14 т./ АН СССР. Ин-т лит. (Пушк. дом). М., 1937.
17. Зеньковский В.В. История русской философии. Т.1, ч. 2. Л., 1991.
18. Кавелин К.Д. Авдотья Петровна Елагина // Русское общество 30-х годов XIX в. Люди и идеи. Мемуары современников. М., 1989.
19. Русское общество 40—50-х годов XIX в. Часть I. Записки А.И. Коше-лева. М.: Изд-во Московского ун-та, 1991.
20. Славянофильство и западничество: консервативная и либеральная утопия в работах Анджея Валицкого. Выпуск 2. М., 1992.
21. Тарасов Б.Н. Рыцарь самодержавия (черты правления Николая I) // Николай I и его время (документы, письма, дневники, мемуары, свидетельства современников и труды историков) / Вступительная статья, составление и примечания Б.Н. Тарасова. В 2-х т. Т. 1. М., 2000.
22. Флоренский П.А. Около Хомякова. Сергиев-Посад, 1916.
23. Флоровский Г.В. Пути русского богословия. Вильнюс, 1991.
24. Хомяков А.С. Разговор в Подмосковной // Хомяков А.С. Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1900.
25. Цимбаев Н.И. Славянофильство. Из истории русской общественно-политической мысли XIX века. М., 1986.
4 ВМУ, политические науки, № 2
