CC BY
500
УДК 316.444:316.346.32-053.6(470 + 471)
Скок Наталья Ивановна
Skok Natalya Ivanovna
доктор социологических наук, профессор кафедры социологии Тюменского индустриального университета
Кондратьева Анна Дмитриевна
магистрант кафедры социологии Тюменского индустриального университета
СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ РОССИЙСКОЙ МОЛОДЕЖИ [1]
D.Phil. in Social Science, Professor, Social Science Department, Tyumen Industrial University
Kondratyeva Anna Dmitrievna
Master's Degree student, Social Science Department, Tyumen Industrial University
SOCIAL MOBILITY OF RUSSIAN YOUTH [1]
Аннотация:
В статье представлены современные подходы к изучению социальной мобильности населения РФ в целом и российской молодежи в частности. Определена структура социальной мобильности, включающая экономическую, трудовую и профессиональную мобильность, которые определяют скорость и направление перемещения. Выявлены проблемные исследовательские ниши, требующие углубленного изучения феномена социальной мобильности с использованием социологического инструментария.
Ключевые слова:
социальная мобильность, трудовая мобильность, профессиональная мобильность, экономическая мобильность, траектория мобильности, скорость перемещения, факторы и источники социальной мобильности, управление мобильностью.
Summary:
The article considers the modern approaches to the study of social mobility of the Russian population in general and young people in particular. The author discusses the structure of social mobility, including economic, labour and professional mobility, which determine the speed and direction of movement. The paper outlines the problematic research niches that require in-depth study of the social mobility phenomenon with application of sociological tools.
Keywords:
social mobility, labour mobility, professional mobility, economic mobility, trajectory of mobility, speed of movement, factors and sources of social mobility, mobility management.
В периоды любых социальных трансформаций, как и во время перехода от социализма к капитализму, как известно, резко возрастает социальная дифференциация общества, индуцируемая усиливающейся социальной мобильностью, что приводит к формированию новой социальной структуры. Наибольшее значение феномен социальной мобильности имеет для молодых людей, стремящихся повысить свой социальный статус, максимально используя свои способности и имеющиеся возможности.
Как вполне справедливо заявляет Е.А. Кухтерина, для определения направления перемещения молодых россиян крайне важно представлять их интересы, ценностные ориентации, знать их жизненные планы, что дает богатейший материал для решения проблем трудовой и общественной активности.
Инновационная настроенность, пренебрежение риском, свойственные молодым людям, в условиях перемен дают им дополнительные шансы для осуществления восходящей мобильности.
Одновременно с указанными позитивными явлениями немало людей разных возрастов подвергаются обратному процессу - нисходящей мобильности. Отсутствие стабильности в переходные периоды развития общества обусловливает наличие неуверенности, страха перед будущим, что не позволяет молодым людям предпринимать решительные действия для реализации своих жизненных планов.
Как известно, феномен социальной мобильности многообразен. На это указывали П. Сорокин, М. Вебер, Д. Бартоломью, Р. Бенедикс, П. Блау, Г.Е. Зборовский, В.И. Лукин и др.
Учитывая, что мобильность есть динамический процесс, представляющий собой связь между разными социальными слоями общества, то логичным было связать ее виды с характеристиками стратификационных групп. Как известно, в теории социальной стратификации имеется два главных подхода: М. Вебера и П. Сорокина. Первый при определении стратификационной принадлежности индивида ориентируется прежде всего на его доходы, которые обусловливают вторичные характеристики: власть, престиж. Второй рассматривает социальную структуру в виде пирамиды, на вершине которой мест меньше, чем в основании, что объективно детерминирует невозможность занятия высоких статусных позиций всеми желающими.
Таким образом, веберовский подход наиболее важным элементом социальной мобильности считает ее экономический компонент, тогда как П. Сорокин подходит к изучению феномена комплексно и различает прежде всего горизонтальную и вертикальную мобильность [2, с. 560]. Вертикальная мобильность, в свою очередь, делится им на нисходящую и восходящую.
С точки зрения Т. Парсонса, большое значение имеют культурные характеристики стратификационных групп и, как следствие, культурный аспект мобильности.
При рассмотрении феномена молодежной мобильности нельзя не упомянуть о межпоколенном варианте последней. Межгенерационную мобильность рассматривали А.В. Кирх, А. Пи-ренн, Л. Февр. Она, как известно, играет определяющую роль в долгосрочной перспективе прежде всего в закрытых, а в ближайшем будущем и в открытых обществах. Несмотря на наличие разногласий в акцентах, П. Сорокин справедливо заключает: «Вряд ли когда-либо существовали общества, социальные слои которых были абсолютно закрытыми или в которых отсутствовала бы вертикальная мобильность в ее трех основных ипостасях - экономической, политической и профессиональной». Кроме того, «никогда не существовало общества, в котором вертикальная социальная мобильность была бы абсолютно свободной, а переход из одного слоя в другой осуществлялся бы безо всякого сопротивления. В вертикальной мобильности в ее трех основных формах нет постоянного направления ни в сторону усиления, ни в сторону ослабления ее интенсивности и всеобщности» [3, с. 302-373].
Сложность рассмотрения феномена социальной мобильности молодежи именно в российском обществе состоит в том, что в нем присутствует крайне размытое представление о социальной структуре, определяющих признаках принадлежности к той или иной социальной страте, не определены функции страт, слабо выявлены их динамика и свойства [4, с. 38].
Еще один немаловажный аспект социальной мобильности рассмотрен В.Е. Гимпельсоном и Г.А. Монусовой. Они утверждают, что чем больше в обществе доступных идей для вертикального восхождения, тем толерантнее воспринимается социальное, прежде всего экономическое, неравенство. Кроме того, вполне естественным выглядит утверждение, что чем более беспрепятственным будет путь восхождения индивида от одного социального уровня к другому, тем больше людей смогут достигнуть вершины Сорокинской пирамиды. Одновременно с последним предположением следует помнить, что количество мест на вершине ограничено, хотя и может увеличиваться, но не больше, чем на 30 % от общего числа населения. Таким образом, актуальным для решения субъектами управления становится вопрос о том, как определить оптимальный набор инструментов и средств, оказывающих влияние на интенсивность и объем социальной, в том числе и экономической, мобильности.
В связи с рассмотрением проблем социальной мобильности молодежи в современных условиях релевантной представляется позиция С.А. Просольченко [5, с. 22], согласно которой процессом социальной мобильности активно управляют социальные институты. Объектами управления в данном случае выступают каналы и практики социальной мобильности.
Интересным представляется анализ экономической, трудовой и социальной мобильности с позиции их связи с мобильностью вообще. Эта сторона своеобразно интерпретируется в трудах А. Филиппова. Он утверждает, что социальное и геометрическое пространства взаимосвязаны, формируя глобальное пространство, которое является сферой проявления социальной мобильности. Он же обращает внимание на обратную сторону современной мобильности, когда наличие множества мобильных устройств лишает индивида желания двигаться не только вверх по вертикали, но и даже по горизонтали. С другой стороны, тот, кто смог гармонично объединить возможности глобального мира (мобильные устройства, транстерриториальная и географическая мобильность) с мобильными возможностями социального пространства и своей личной мобильностью (подвижностью) реально сможет занять место на вершине пирамиды. Но следует помнить, что такая глобальная мобильность оказывается тесно связанной с экономическими возможностями перемещения субъекта.
Экономический аспект мобильности на современном этапе представляет наибольший интерес как в исследовательском, так и в практическом плане, так как именно он становится основой социального статуса. Т. Богомолова определяет экономическую мобильность как перемещение социальных объектов в иерархической структуре экономических положений и рекомендует измерять ее показателями того, в какой мере и в каком направлении изменилось экономическое положение объекта на начало и на конец анализируемого периода. По ее справедливому утверждению, в экономической мобильности отражается способность социального объекта использовать все виды принадлежащего ему капитала (человеческий, экономический, социальный), откликаться на вызовы времени и среды, пользоваться открывающимися возможностями, противостоять общим и индивидуальным потрясениям. Таким образом, интенсивность и направление экономической мобильности зависят от множества факторов как материального (доходы, благосостояние, капитал, собственность), так и нематериального (принадлежность к определенному сектору экономики, должность, образование, профессия, социальный капитал) характера, а также качеств субъекта мобильности (способности, ценностные ориентиры и мотивация, адаптивность, стратегия экономического поведения, навыки рационального ведения хозяйства и т. д.).
С.А. Немытов считает, что в условиях трансформационных изменений, адаптируясь к действительности, акторы выбирают одну из двух стратегий поведения: стабильности или мобильности. Он обращает внимание на то, что на процессы экономической мобильности большое влияние оказывает специфика российской ментальности: преобладание коллективистских подходов над индивидуалистскими, ценность образа социальной справедливости наряду со значимостью фактора обеспеченной и комфортной жизни.
В разрезе экономической мобильности особое положение занимают профессиональная и трудовая мобильность.
По мнению Т.В. Новиковой, в широком понимании трудовая мобильность молодежи как особой социально-демографической группы трудовых ресурсов представляет собой процесс формирования и результат реализации способностей и готовности к изменению места работы, статуса и функций в сфере труда, обусловленный состоянием экономики и личными потребностями и интересами индивида. Потребность смены сферы приложения труда зависит от отношения молодых людей к профессии, степени удовлетворения собственных потребностей, амбиций, а в случае их возрастания или изменения возникает необходимость в смене места работы. Следовательно, трудовую мобильность молодежи возможно и целесообразно интерпретировать как выражение интересов личности в стремлении к более полному многоформатному удовлетворению целого комплекса субъективных потребностей [6].
Отсутствие профессионального опыта у молодых работников, издержки недоверия руководства к современной молодежи с ее многообразием вариаций самопроявления делают молодых людей малопривлекательными для работодателей. Это приводит к тому, что ответственные за рекрутирование на предприятии ведут поиск сотрудников не среди молодых специалистов - выпускников образовательных организаций высшего образования, а в рядах уже подготовленной, адаптированной к производству рабочей силы или прошедших повышение квалификации работников исходя из экономической целесообразности и потребностей конкретного производства. Тем не менее в случае необходимости освоения новых технологий в сфере бизнеса работодатели все-таки отдают предпочтение более молодым кандидатам, поскольку, по сравнению с лицами зрелого возраста, они являются наиболее восприимчивыми к преобразованиям, нововведениям и инновациям.
Профессиональная мобильность «представляет собой карьерный лифт, который движется сверху вниз и снизу вверх, представляя множество вариаций для самореализации» [7, с. 298].
Казалось бы, что для молодых людей именно восходящая профессиональная мобильность является залогом повышения социального, прежде всего экономического, статуса, к чему так стремится молодежь. Однако исследования динамики профессиональной мобильности у российской молодежи, проведенные А.Б. Яшковым, показывают, что только треть выпускников вузов работают по профессии и имеют реальные шансы для карьерного роста. Остальные 2/3 выпускников трудоустроены не по специальности и перемещаются в основном по горизонтали. Одновременно с этим такое профессиональное движение вполне может совмещаться с восходящей экономической мобильностью и не снижать, а иногда даже повышать социальный статус субъекта перемещения. Такая ситуация обусловлена тем, что у выпускников превалируют прагматические ценности, материальные притязания заведомо завышены, слабо выражена потребность в профессиональной самореализации.
Данное мнение активно поддерживается психологической школой города Екатеринбурга во главе с Э.Ф. Зеер и Э.Э. Сыманюк. Они связывают современное профессиональное положение молодых людей с асимметрией их профессионального будущего, понимая под ним «аморфность, неопределенность цели профессионального образования..., наличие противоречий между нравственно-смысловыми ориентациями прошлой жизни, настоящим и будущим., преобладание ориентации на краткосрочный успех., изменение структуры занятости работников» [8, с. 259].
Среди причин, обусловливающих формирование асимметричного профессионального будущего, вышеуказанные авторы называют: социально-экономические условия постиндустриального общества (снижение значимости производственного сектора, усиление влияния сферы услуг, технологизация трудовых процессов), что приводит к изменению структуры занятости; смену экономической парадигмы с парадигмы развития на парадигму потребления; сложившуюся систему профессионального образования, вступившую в противоречие с требованиями рынка труда. К немаловажным факторам, формирующим асимметричное профессиональное будущее молодых людей, авторы относят наличие у большей части молодежи проявления ценностных конфликтов профессионального самоопределения с объективной реальностью. Преодолеть эту ситуацию удается далеко не всем, что приводит к деструктивным тенденциям профессионального самоопределения (пассивное следование логике повседневной жизни, потеря смысла профессиональной деятельности, уход в другие сферы жизнедеятельности, асоциальное поведение). Наблюдения показывают, что описанная ситуация очень характерна для некоторых категорий современной молодежи.
Ряд специалистов отождествляют профессиональную и трудовую мобильность (Н.С. Мерз-лякова, С.Е. Каплина, О.А. Малыгина, Б.М. Игошев и др.). По нашему мнению, содержание понятий существенно различается. Во-первых, трудовая мобильность не имеет жесткой связи с профессией, полученной в процессе образования. Во-вторых, трудовая мобильность требует значительно более высокого уровня адаптивности субъекта. Таким образом, при недостаточной развитости способностей к адаптации велика вероятность горизонтального и даже нисходящего, а не восходящего перемещения.
Немаловажным средством трудовой и профессиональной мобильности является географическое перемещение. Транстерриториальная мобильность распространена во многих, прежде всего слаборазвитых, странах, где для специалистов не хватает рабочих мест. Такая ситуация мало характерна для России, но в условиях углубляющегося кризиса вполне вероятно, что этот инструмент социального перемещения станет более популярным.
Еще один принципиальный вопрос состоит в том, какие факторы являются источниками социальной мобильности молодежи. М.Н. Реутова относит к определяющим источникам восходящей мобильности мотивацию достижения успеха, закон возрастания потребностей, а также иерархическую систему распределения социальных благ. Таким образом, среди источников преобладают экономические по содержанию основания. Тем более что большинство молодых людей, по результатам исследований мобильности последних лет, под успехом понимают наличие хорошего дохода и собственного дома.
Также авторы справедливо обращают внимание на наличие объективных и субъективных факторов социальной мобильности молодых людей. К объективным отнесены политическая и экономическая стабильность, высокий образовательный статус родителей, материальный достаток семьи, проживание в городе, занятость в коммерческом секторе или в сфере частного предпринимательства [9, с. 10]. Субъективными являются личностные характеристики индивида: настойчивость, целеустремленность, коммуникабельность, гибкость, готовность к риску, уже упомянутая адаптивность.
Большинство авторов, исследующих социальную (экономическую, трудовую и профессиональную) мобильность с восходящей траекторией, сходятся во мнении, что мобильностью можно и нужно управлять (М.Н. Реутова, С.А. Немытов, Н.С. Мерзлякова, С.А. Просольченко, Т. Богомолова и др.), а к основным субъектам регулирования мобильности относят социальные институты, как государственные, так и общественные.
Проведенный краткий анализ направлений и результатов научных изысканий по проблеме социальной мобильности российской молодежи позволяет определить ряд исследовательских ниш, требующих заполнения новыми достоверными данными, касающимися означенного феномена. К таким нишам следует отнести:
1) выявление преобладающих на сегодняшний день источников и факторов экономической, трудовой и профессиональной мобильности (ментальность, идеалы, ценностные ориентации) и их содержания;
2) определение оптимальных общественных условий для осуществления молодежью восходящего перемещения;
3) разработку эффективного управленческого механизма регулирования социальной мобильности молодежи;
4) комплексное изучение компонентов социальной мобильности с позиции синергетиче-ского подхода.
Ссылки и примечания:
1. Статья подготовлена при поддержке гранта РГНФ № 15-03-00284а «Образ будущего в выборе алгоритма социальной мобильности современной российской молодежью».
2. Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество : пер. с англ. / общ. ред., сост. и предисл. А.Ю. Согомонова. М., 1992. 543 с. (Серия «Мыслители XX века»).
3. Сорокин П. Социальная стратификация и мобильность // Сорокин П. Человек. Цивилизация. Общество. М., 1992. С. 302-373.
4. Тихонова Н.Е. Факторы социальной стратификации в условиях перехода к рыночной экономике. М., 1999. 320 с.
5. Просольченко С.А. Социальная мобильность как объект социального управления : автореф. дис. ... канд. социол. наук. Пятигорск, 2010. 26 с.
6. Новикова Т.В. Трудовая мобильность молодежи на промышленных предприятиях в условиях нестабильной экономики : автореф. дис. . канд. экон. наук. Омск, 2009. 28 с.
7. Ковалева А.И. Профессиональная мобильность // Знание. Понимание. Умение. 2012. № 1. С. 298-300.
8. Зеер Э.Ф. Асимметричное профессиональное будущее современной молодежи // Педагогическое образование в России. 2013. № 4. С. 258-263.
9. Реутова М.Н. Механизмы регулирования социальной мобильности молодежи в условиях трансформации российского общества : автореф. дис. ... канд. социол. наук. Белгород, 2004. 26 с.
References and notes:
1. This article was prepared with the support of a grant RHF no. 15-03-00284a "image of the future in the selection of social mobility algorithm of modern Russian youth".
2. Sorokin, PA 1992a, Man. Civilization. Society, Moscow, 543 p., "Thinkers of the XX century" series.
3. Sorokin, P 1992b, 'Social stratification and mobility', Man. Civilization. Society, Moscow, p. 302-373.
4. Tikhonova, NE 1999, Factors of social stratification in the transition to a market economy, Moscow, 320 p.
5. Prosolchenko, SA 2010, Social mobility as an object of social management, PhD thesis abstract, Pyatigorsk, 26 p.
6. Novikova, TV 2009, Labor mobility of young people in industrial enterprises in the conditions of unstable economy, PhD thesis abstract, Omsk, 28 p.
7. Kovaleva, AI 2012, 'Professional mobility', Knowledge. Understanding. Skill, no. 1, p. 298-300.
8. Zeer, EF 2013, 'Asymmetric professional future of today's youth', Teacher education in Russia, no. 4, p. 258-263.
9. Reutov, MN 2004, Mechanisms of regulation of social mobility of youth in the conditions of transformation of the Russian society, PhD thesis abstract, Belgorod, 26 p.
