CC BY
77
УДК 177
Румянцева Нина Леонидовна
кандидат технических наук, доцент кафедры общеобразовательных дисциплин Российской государственной академии интеллектуальной собственности (г. Москва) тел.: (495) 549-86-89
^ЦИАЛЬНАЯ ЭВОЛЮЦИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА КАК ЭВОЛЮЦИЯ ИНДИВИДУАЛИЗМА И КОЛЛЕКТИВИЗМА В ТРУДАХ Ф. ХАЙЕКА,
Р. АРОНА, К. ПОППЕРА:
ЧАСТЬ 2. Р. АРОН
Во 2-ой части статьи рассмотрены основные положения концепции социальной эволюции Р. Арона, переведшего проблему индивидуализма и коллективизма в политическую плоскость и рассматривавшего однопартийные и многопартийные режимы, их существенные черты, разновидности, различия. Он отмечает страх и насилие, на котором держатся однопартийные режимы, их революционный характер, переход к тоталитаризму. В то же время уважение к закону - основное свойство многопартийных режимов. Дан критический анализ этой концепции.
Ключевые слова: однопартийный, многопартийный, насилие, революционный, тоталитаризм, законность.
Rumyantseva Nina Leonidoivna
PhD in Technical Sciences, Associate Professor of the Department of General Educational Disciplines of the Russian State Academy of Intellectual Property tel.: (495) 549-86-89
SOCIAL HUMAN EVOLUTION AS THE EVOLUTION OF INDIVIDUALISM AND COLLECTIVISM IN THE WORKS OF F. HAYEK, R. ARON, K. POPPER: PART 2. R. ARON
In the present second part of the work substantive provisions of the concept of social evolution of R. Aron who transferred the problem of individualism and collectivism into a political plane considering both one-party and multi-party systems, their essential lines, versions, distinctions are analyzed. He marks fear and violence as the basis of one-party systems, their revolutionary character, transition to totalitarianism. At the same time respect for the law is the basic property of multi-party systems. The critical analysis of this concept is given.
Key words: one-party, multi-party, violence, revolutionary, totalitarianism, legality.
Р. Арон (1905-1983 гг.) перевел проблему индивидуальности и коллективности в политическую плоскость и рассматривал однопартийные и многопартийные режимы, их существенные черты, разновидности и различия.
Основные понятия, через призму которых Р. Арон исследует разные общества - это понятия «законная политическая деятельность» и «конституционный характер режима»: «под законной политической деятельностью я подразумеваю участие в борьбе за реализацию власти, а также в определении плана действий и плана устройства всего сообщества»[1, с. 30]; «режим, при котором существуют многочисленные соперничающие между собой партии, носит конституционный характер» [1, с. 28].
Философ так видит принцип однопартийного режима: «принцип, лежащий в основе однопартийного режима ... сочетание двух чувств. Веры и страха» [1, с. 33]. А если веры нет, то «для прочности режимов, основанных на партийном монополизме, нужны не только вера и энтузиазм верующих, но и непременно - сознание своего бессилия неверующими» [1, с. 33].
Об особенностях государства при монополии одной партии: «когда монополия на политическую деятельность у одной партии, государство оказывается неразрывно связанным с нею» [1, с.
30]. В этом случае государство вынуждено ограничивать свободу политических дискуссий: «Если вместо государства партий существует партийное государство, оно вынуждено ограничивать свободу политической дискуссии. Поскольку государство утверждает единственную идеологию -идеологию партии, монополизировавшей власть, оно официально не может разрешить поставить эту идеологию под сомнение». [1, с. 31]. Как ведет себя государство по отношению к беспартийным? «Логика такого режима не в том, чтобы обеспечить законность и умеренность в реализации власти.Государство партийного типа оставляет за собой почти безграничные возможности воздействия на тех, кто в партии не состоит. Впрочем, можно ли требовать умеренности и законности, если оправдание монополизма - размах революционных преобразований, а сами преобразования - провозглашенная цель?» [1, с. 31].
Автор полагает, что монополия на власть одной партии должна быть чем-то оправдана: «почему некая группа, и только она, имеет право на участие в политической жизни? У различных однопартийных режимов различные оправдания своей монополии.. Коммунистическая партия СССР предлагает две системы оправданий: первая основана на понятии подлинного представительства, вторая оперирует понятием исторической цели» [1, с. 30].
Арон противопоставляет отношение к насилию в разных режимах «Единственная партия -по сути своей партия действия, партия революционная. Однопартийные режимы обращены к будущему, их высшее оправдание не в том, что было или есть, а в том, что будет. Будучи режимами революционными, они связаны с элементами насилия. Нельзя требовать от них того, что образует сущность многопартийных режимов, - соблюдения законности и умеренности, уважения интересов и мировоззрений всех групп» [1, с. 31]. Насилие, революция - это прекращение законности: «Мне кажется предпочтительным сохранять за понятием революции его подлинный смысл, а именно -прекращение законности. В этом смысле режимы с единовластной партией по сути своей изначально революционны, коль скоро орудие захвата власти - насилие. Революционными они остаются в течение более или менее длительного периода.. Режимы с единовластной партией, в частности - коммунистические, склонны оставаться режимами перманентной революции» [1, с. 131]. Сам приход к власти одной партии - акт насилия: «в большинстве случаев одна партия овладевает государством не в соответствии с правилами, а силой» [1, с. 31].
О свободе слова: «Но сущность однопартийного режима, где государство определяется идеологией партии, монопольно владеющей властью, одна: запрет всех идей, изъятие из открытого обсуждения множества тем, позволяющих обнаружить различные точки зрения» [1, с. 31].
О фиктивном характере выборов в однопартийном режиме: «кто же избирает носителей власти в партии-монополисте?» [1, с. 31] - «во всех однопартийных режимах избираемые, то есть руководители, назначают избирателей, то есть секретарей ячеек, секций или федераций, короче говоря - руководителей во всех звеньях иерархии. Партийные и парламентские выборы - не более чем разновидности ритуальных приветствий, коллективные проявления энтузиазма, они не обладают ни одной из тех черт, которые свойственны выборам западного типа» [1, с. 32].
Связь однопартийности и тоталитаризма: «любой однопартийный режим в индустриальных обществах чреват расцветом тоталитаризма» [1, с. 111]. «У революционных партий есть общие черты, которые приводят к тоталитаризму, - масштабность устремлений, радикальность позиций и выбор самых крайних средств» [1, с. 112].
Каков человек коммунистического режима? «Человек, порожденный коммунистическим режимом, - не цельное существо, слившееся с определенным верованием и определенным обществом, а двойственная натура, он приемлет общие принципы с большей или меньшей убежденностью, зная, что можно, а что нельзя говорить с учетом реального положения дел. Это человек человечный, принадлежащий к индустриальным обществам, оснащенный учением, по отношению к которому он испытывает то скептицизм, то фанатизм» [1, с. 137].
Принцип многопартийного режима - уважение к закону и компромисс: «В плюралистическом режиме принцип - это сочетание двух чувств, которые я назову уважением законов или правил и чувством компромисса» [1, с. 32].
Связь партий и государства: «при западном многопартийном режиме государство считает своим достоинством то, что не руководствуется идеями ни одной из противоборствующих партий. Государство нейтрально - оно терпит многопартийность» [1, с. 30]. Государство терпит и оппозицию: «Принцип многопартийности также предполагает законность оппозиции» [1, с. 28] При различии позиций государство обеспечивает ненасильственные методы борьбы за власть и ее осуществление: режимы Запада - «это режимы, где Конституция устанавливает мирное соперничество за реализацию власти. Такое устройство вытекает из Конституции» [1, с. 28].
Пространством такого мирного соперничества являются выборы: «в мирных условиях соперничество за реализацию власти находит выражение в выборах» [1, с. 29].
Ненасильственность режима подразумевает добровольное подчинение приказам власти (т.к. власть избрана демократически): «какова же главная трудность, с которой сталкивается режим, определяемый через реализацию власти? Приказы отдаются всем от имени некоторых. В лучшем случае правители представляют некое большинство. Но даже если они представляют меньшинство, все граждане должны подчиняться его воле» [1, с. 29].
Арон разбирает варианты ненасильственного решения спорных вопросов: «как добиться согласия в стране, где партии постоянно спорят? Возможны два метода. Первый связан с государственными институтами и заключается в том, чтобы определенные функции и лица в государстве стояли над межпартийными спорами. Второй метод, куда более мучительный, но зато более действенный, заключается в том, что устанавливаются ограничения действиям правителей - с тем, чтобы ни одна из групп не поддалась искушению сражаться, а не подчиняться» [1, с. 29].
Арон не приукрашивает способы достижения успеха в этом режиме; кто может достичь высот карьеры? - «главным образом те, у кого хорошо подвешен язык, карьеру могут обеспечить и
другие достоинства: искусство кулуарных интриг, искусство компромисса, искусство манипулировать людьми» [1, с. 50].
Отмечена такая деталь: «в рамках конституционно-плюралистических режимов правящее меньшинство, разумеется, пользуется привилегиями» [1, с. 50].
Арон действительно стремится провести беспристрастный анализ режимов, и не может не замечать расхождение между тем, как должен функционировать многопартийный конституционноплюралистический режим и тем, как он фактически функционируют в странах Запада, поэтому он говорит о разложении этого режима. Для различения здоровых и разложившихся конституционноплюралистических режимов он вводит понятие «уровень разложения». Вот его анализ причин разложения: «Конституционно-плюралистические режимы могут разлагаться из-за избыточной оли-гархичности или из-за чрезмерной демагогичности. В первом случае разложение, надо полагать, наступает оттого, что некое меньшинство использует государственные институты в своих целях, препятствуя воплощению лежащей в основе режима идеи о гражданском правлении.
Второй вид разложения проявляется тогда, когда олигархия становится, так сказать, слишком незаметной, когда всевозможные группы проявляют бескомпромиссность в осуществлении своих требований и для сохранения общих интересов уже не остается реальной власти» [1, с.64].
Арон не отождествляет многопартийное и индустриальное общество, напротив, к индустриальному он относит и такое однопартийное общество, как СССР. Рассуждая о добродетельности индустриального общества, он отказывается от представлений, высказанных Монтескье: «общества, в которых мы живем, не могут быть добродетельными по Монтескье. В его понимании добродетель включает в себя стремление к равенству и умеренности, а это не имеет ничего общего с сущностью индустриальных обществ. Коммунистические или демократические общества не добродетельны и не могут быть таковыми. Их цель - производить как можно больше и как можно лучше. Невозможно вообразить общество, назначение которого - производить как можно больше и при этом распределять как можно меньше. В условиях экономики, которая старается создать изобилие, нельзя рассматривать в качестве высшей ценности умеренность» [1, с. 67].
В итоге Арон приходит к таким выводам:
Конституционно-плюралистические режимы, обычно называемые демократическими, не могут не вызывать разочарования в силу своей прозаичности и оттого, что их высшие добродетели негативны. Они прозаичны, ибо считаются с несовершенством человеческой природы. Они мирятся с тем, что власть обусловлена соперничеством групп и идей. Они стремятся ограничить реальную власть, поскольку убеждены, что заполучившие власть люди злоупотребляют ею. Есть у таких режимов и позитивные качества - уважение к конституционности, личным свободам; но все же наивысшие их добродетели скорее носят негативный характер [1, с. 63].
Но, несмотря на это, в целом и в большинстве случаев конституционно-плюралистический режим предпочтительнее режима с монополизировавшей власть партией, - если мы стремимся к экономике, которая обеспечивает благосостояние страны [1, с. 60]. Отвечая на возражение Парето («Максимальное увеличение благосостояния граждан иногда ставит под угрозу существование и оборону самого сообщества» [1, с. 61]), Арон пишет, что этот конституционно-плюралистический режим - режим миролюбивый, режим мира, а не войны: «Конституционно-плюралистические режимы задуманы для условий мира» [1, с. 61].
Отвечая на второе замечание Парето, почему этими режимами были в XIX в. так быстро завоеваны, а в XX в. быстро утрачены колонии, Арон пишет: «этим режимам все более недостает идеологических средств для оправдания своих имперских амбиций, и у них нет ни потенциала насилия, ни потенциала лицемерия, которые необходимы для стабильного проведения курса, противоречащего их идеям» [1, с. 61].
Однако столь противоположные режимы объединяет общность «индустриального общества» и «индустриального человека». «Вот почему я не думаю, что противопоставление друг другу двух типов режима означает противопоставление двух идей, коренным образом отличных. Нет оснований предполагать, что современный мир раздирается двумя идеологиями, обреченными на постоянную борьбу» [1, с. 137].
Итак, подводя итог и оценивая работу Арона, прежде всего, можно отметить, что его отношение к индивидуализму и коллективизму как принципу общественного устройства явно на стороне индивидуализма, тогда как в аспекте партийного режима - явно на стороне коллективизма. Такой вывод свидетельствует о том, что здесь один термин использован для обозначения разных понятий.
Как и Хайек, Арон для проведения задуманного анализа использует понятие принципа («мне
хотелось бы применить понятие, предложенное Монтескье, - понятие основополагающего принципа» [1, с. 32]). Но, как и Хайек, Арон вынужден констатировать отказ от принципиальности в современном многопартийном политическом режиме, который представлен странами западной цивилизации и вынужденную замену принципиальных подходов компромиссами, т.е. беспринципностью. Он понимает это противоречие, относя его к двусмысленности понятия компромисса («Это трудно уяснимое, двусмысленное понятие» [1, с. 32]). В капиталистическом обществе действительно другого выхода для разрешения антагонистических противоречий не остается. Хотя Арон и осознает недостатки такой «беспринципности»: «компромисс может быть использован и во благо, и во зло. Трагедия западных режимов в том, что компромисс в иных областях приводит к катастрофам. При проведении внешней политики компромисс весьма часто лишает возможности найти выход из затруднительного положения, поскольку приходится выбирать между политическими курсами, каждый из которых несет определенные преимущества и неудобства. Компромиссная политика не ликвидирует опасности, она их множит, подчас нагромождая неудобства, связанные с проведением каждого из возможных курсов» [1, с. 32]. Он находит, однако, оправдания этой беспринципности: «соглашаться на компромисс - значит отчасти признавать справедливость чужих аргументов, находить решение, приемлемое для всех» [1, с. 32]. Но главное оправдание - необходимость избежать насилия в любой форме.
Это оправдание неубедительно. Насилие не неизбежно в системе, связанной единой целью, но неизбежно подчинение личных целей общественным, если они им противоречат, т.е. ограничение свободы неразвитого до духовного уровня человека (свободы слова, свободы экономической деятельности и т.д.), расцениваемое Ароном в его системе категорий как «бессилие неверующих», однако отнюдь не означающее, как правило, лишение этого человека других прав, не только провозглашенных в Конституции, но и реально предоставляемых (прежде всего, права на труд). Хотя, как исключение, возможно было лишение и этих прав, если человек не подчинялся требуемым ограничениям. Физическое насилие же в некоторых конкретных ситуациях и периодах времени следует отнести к недостаткам и ошибкам системы.
Западное сознание не знает нравственных норм деятельности - они заменены правовыми нормами. Иные, не правовые нормы оно не воспринимает как нормы: действия иронично оцениваются в альтернативе «по закону» или «по понятиям». В соответствии с таким сознанием Ароном вводятся понятия «законной политической деятельности» и «конституционный характер режима» и построен дальше анализ двух политических систем. Это не значит, что действия однопартийного режима однозначно можно оценить как нравственные. Однако в указанной разнице коренится кардинальное различие в понимании свободы человека и нравственности общественного устройства. Возможно, Арон это понимает, говоря о разложении конституционно-плюралистического режима.
Арон смотрит на однопартийный режим глазами западного человека, через сетку его ценностей. Он не замечает, что нельзя характеризовать однопартийный режим только теми качествами, которые проявлялись в его реальном воплощении. Были ошибки, какие-то из них исправлялись, какие-то было невозможно исправить, но они признавались как ошибки - без учета всего этого (ошибки конституционно-демократических режимов автор признает и учитывает: «Определенные ошибки, которые совершили государственные служащие, представители частных интересов, равно как и парламентарии.» [1, с. 62]) и эмпирическая картина неполна, а построенная на ней концепция - недостоверна. Утверждая, что «сущность однопартийного режима, где государство определяется идеологией партии, монопольно владеющей властью, одна: запрет всех идей, изъятие из открытого обсуждения множества тем, позволяющих обнаружить различные точки зрения» [1, с.
31], Арон не делает различия между целью и ценностями, заданными в идеологии (и действительно незыблемыми, как незыблемы и ценности идеологии западных стран) и средствами их достижения, которые могут быть различными и должны дискутироваться в рамках однопартийного (но, возможно, многофракционного режима, что сближает его с многопартийным) или многопартийного режимов.
Потому можно согласиться с мнением Арона, что «конституционно-плюралистический режим предпочтительнее режима с монополизировавшей власть партией, - если мы стремимся к экономике, которая обеспечивает благосостояние страны» [1, с. 60], однако расхождение с автором и начинается в вопросах, к чему «мы стремимся» и как понимать «благосостояние страны».
Различие режимов в ответе на первый вопрос (к чему стремимся, т.е. какая цель?) объясняет и иную, противоположную их оценку, во всяком случае, социалистического как однопартийного и западного как многопартийного. Многопартийные конституционно-плюралистические режимы не имеют цели, не видят будущего, оно им безразлично, их благо - это благо «здесь и сейчас», а
жизнь потомков не имеет значения (как и вообще их наличие) В отличие от них при социализме строится общество, в котором достигается целостность системы. Цель всегда идеальна (Э. Ильенков), она присутствует только в воображении, но человеческая деятельность тем и отличается от жизни животного мира (тоже самоорганизующегося), что имеет осознанную цель не только индивида, но и общества - по крайней мере, сохранение его целостности. И это достигалось - Вторая мировая война это продемонстрировала. Да, тезис Арона: «их высшее оправдание не в том, что было или есть, а в том, что будет» [1, с. 31], в отстаиваемой здесь категориальной системе звучит так: «их высшее оправдание в том, что общество связано общей целью, потому оно образует систему (в отличие от западного) и жизнь человека и всего народа - стремление к этой цели».
Второй вопрос (благосостояние страны) на Западе до последнего времени трактовался с позиции экономического благополучия как человека, так и страны в целом. Вопрос духовного благополучия не стоял. Однако со второй половины прошлого века, когда витальные потребности членов общества были, в целом, удовлетворены, а духовные потребности общество не стремилось развивать, началась новая фаза того общества, которое Арон называет индустриальным - постиндустриальная, для оценки благополучия которой требуются уже иные критерии, т.к. понятия, которыми оперирует Арон, превращаются в симулякры. Тогда как в социалистическом обществе, где приоритетен дух коллективизма и человек человеку действительно «друг, товарищ и брат», где сохранена культура как носитель этого духа, благосостояние страны оценивалось не только по уровню материального благополучия, который должен удовлетворять витальные потребности человека, но и по духовной составляющей.
На этой новой фазе рассмотренное выше первое возражение Парето («Максимальное увеличение благосостояния граждан иногда ставит под угрозу существование ... самого сообщества») реализуется: западное общество вымирает (такова статистика ООН), отсутствует его воспроизводство. И представляется совсем далеким от истины ответ Арона на второе возражение Парето, говоря об угасании в ХХ в. имперских амбиций конституционно-плюралистических режимов, Арон объясняет это угасание тем, что у этих режимов «нет ни потенциала насилия, ни потенциала лицемерия, которые необходимы для стабильного проведения курса, противоречащего их идеям».
Понятно стремление Арона отделить фашизм от конституционно-плюралистического режима и соединить его с другими не конституционно-плюралистическими режимами в один класс. Но по другому основанию (индустриальному) он соединяет в другие классы анализируемые общества и находит что-то в них общее («индустриальный» человек как человек-эгоист, потребитель). Здесь возражение: он не знает советского человека, а берет только ту часть общества, которая стремилась к власти, к карьере, к материальным благам - да, ей приходилось лицемерить и исполнять роли, но это нравственно неразвитые люди («экзистенциальный уровень»), тогда как они не представляли большинства. Более типичен другой человек - ему присуща цель сохранения целостности, хотя сама целостность имеет разные уровни (от семьи, круга друзей, земляков и т.д. до нации, этноса, вида Homo sapiens, в целом жизни на Земле), к которым он поднимается, развиваясь в коллективистской среде и культуре.
Действительно, создаваемое общество было рассчитано на скромное материальное потребление, но богатое - духовное.
Говоря о внешней политике разных политических режимов, Арон утверждает: «Режимы, где парламентарный стиль - норма, всегда избегают радикальных решений, всегда склонны к компромиссам» - в наше время Постмодерна имеет массу опровергающих широко известных фактов.
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЕ ССЫЛКИ
1. Арон Р. Демократия и тоталитаризм. М., 1993.
2. Румянцева Н.Л. Историческая эволюция индивидуализма и коллективизма как базовых ценностей человека и социума. Ч. 1. // Историческая и социально-образовательная мысль. 2012. № 1.
