CC BY
131
Jl.В. Столбовая, 2004
СОПОСТАВЛЕНИЕ САМОБЫТНОСТИ КУЛЬТУР ЧЕРЕЗ АНАЛИЗ ФРАЗЕОЛОГИЗМОВ В АНГЛИЙСКОМ И РУССКОМ ЯЗЫКАХ
Л. В. Столбовая
Развиваясь по определенным нормам и правилам, культура выражает себя в форме текстов, ритуалов, традиций, моделей поведения. Человек живет и действует в рамках определенной культурной парадигмы. Ее следы присутствуют во всех сферах деятельности индивида: способах общения, образе мышления, особенностях отношения к природе, другим людям и самому себе. Так как лексический состав языка наиболее очевиден, «напрямую» отражает фрагменты эк-стралингвистической действительности (предмет — понятие — имя), объективирует эмоциональный феномен самыми различными номинативными техниками и оформляет мыслительные конструкты лексическими средствами прямой, вторичной и косвенной номинации, это обусловливает предпочтительное к нему обращение.
Примером тому служит лексика, связанная с национальными кухнями (окрошка, щи, уха, похлебка, сбитень, самогон — в русском языке и porridge, shepherd’s pie, bacon & eggs, marmalade, cobbler, cherry cobbler, bloody Mary — в английском). He менее ярко национально-специфические черты прослеживаются в наименовании одежды (сарафан — breeches), самобытности церемоний бракосочетания (сватовство, смотрины, венчание, свадьба), похорон (поминки), эмоциональных проявлениях (проклятия, любовные объяснения) и т. п.
Культурные нормы можно нарушать, игнорировать, отвергать, но они (сознательно или бессознательно) соблюдаются и (сознательно или бессознательно) нарушаются, будучи различными в разных культурных системах так как особенности национального менталитета, закрепляясь в языке, передаются поколениям как в духовном облике народа (через коллективное сознание), так и в психолингвокультурном восприятии индивидом окружающей действительности (через индивидуальное со-^ знание). Разделяя позицию Н.Ф. Алефирен-©
ко, рассматривающего лингвокультурную парадигму как конфигуративную совокупность знаков, сформированную стереотипами этнокультурного сознания, и утверждающего, что «кодирование культурно-ис-торического опыта в значении языкового знака связано с двумя ипостасями речемыслительной деятельности: когнитивной и дискурсивной»2, попытаемся проанализировать, как язык концептуализирует действительность в пределах культурной формации и какое это находит отражение в культурной специфике языка.
В основу работы положено представление о том, что семантические смыслы, лежащие в основе фразеологических единиц (ФЕ) любого языка, выявляют самобытность сопоставляемых культур средствами заложенных в них образов и ценностных установок, специфических для той или иной культуры.
Касаясь лингвистического пространства, представленного ФЕ, характеризующими «комфортное и дискомфортное» состояние человека в английском и русском языках, попробуем через ФЕ увидеть закономерности, заложенные во взаимосвязи языков и культур. Единицей исследования принята лингвокультурема, в которой закреплены и отражены взаимодействия внутренних и внешних закономерностей языка, вербализация памяти и сознания, зафиксировано диалектическое единство материальной и духовной культуры. Разделяя точку зрения В.В. Воробьева, под лингвокульту-ремой мы понимаем «комплексную межу-ровневую единицу, объединяющую форму (знак), содержание (языковое значение) и культурный фон, ореол»3.
Лингвокультурема — когнитивная (мыслительная) категория, напрямую связанная с проблемой языкового сознания, значения и вертикального контекста. В этом плане значение представляет важнейшую образующую индивидуального сознания.
Оно связано с культурой, то есть с общественным опытом поколений, и является общим для всех членов общества. В процессе присвоения человеком «готовых», исторически выработанных значений в условиях общения формируются его представления о мире. При восприятии мира и его осмыслении культура действует как некий «фильтр», как «сетка координат», через которую действительность презентована человеку. Следовательно, знание культуры дает ключ к пониманию особенностей деятельности этнического сознания, а язык выступает как руководство к пониманию культуры в широком смысле слова, включающем образ жизни, мышления и чувства. Взгляд Э. Сепира на лексику как «на очень чувствительный показатель культуры народа» (Берк, 1949) остается актуальным и сегодня. Существует мнение о том, что национально-культурная специфика особенно ярко проявляется в лексике вторичной номинации — фразеологизмах, пословицах, афоризмах, так как именно в них «законсервированы мифы, легенды, обычаи» (Маслова В.А., 2001).
Рассмотрение лингвокультуремы как комплексного концептуального понятия не означает, что мы отказались от ведущей роли ее лингвистического описания. Напротив, оно представляется необходимым условием для выявления концептуальных основ в достижении главной цели — систематизации языковых маркеров. Так как национальная специфика любого языка есть явление многоаспектное, исследование проведено на основе выявления значения ФЕ, сопоставления лежащих в ее основе образов в двух языках и изучения лексического состава ФЕ с учетом ее грамматической организации. Национальная специфика фразеологизма может иметь свое выражение не во всех указанных параметрах.
Выбор в качестве объекта исследования лингвокультуремы «комфорт — дискомфорт» является попыткой выявления закономерности возникновения в сознании на-ционально-культурных образов фразеологических единиц, определяющих смысловой потенциал лингвокультуремы, установления универсальных и этноспецифических факторов, формирующих национально-специфическую эмоциональную «картину» мира, и осмысления логики восприятия окружающей действительности сознанием двух разных народов.
Из общего числа культурно-маркиро-ванных ФЕ условно выделены шесть идеографических, тематически связанных рубрик со значением ‘комфорт-дискомфорт’.
1. Природа, животный и растительный мир.
В английском — black sheep of the family, to get one’s tail out, play smb. a dog’s. В русском — ободрать как липку, белены объелся и т. п.
2. Части человеческого тела и жесты.
В английском — to be over head and ears
in debt; to have the sun in one’s eyes; twiddle one’s thumbs', to be under smb. ’s thumb; if you cannot bite never show your teeth. В русском — сидеть сложа руки; высасывать из пальца; рвать на себе волосы и т. п.
3. Бытовые реалии.
В английском — Laurence bid wages; people who live in glass houses shouldn’t throw stones; sow in a slop, twill be heavy at top. В русском — хоть пруд пруди; дым коромыслом и т. п.
4. Социальные отношения.
В английском — fine feathers make fine birds; blood is thicker than water, be bom in the gutter, beggars can’t be choosers; jail-bird; to be above the salt, to be on the pad. В русском — свой брат; ломать шапку перед кем-то;
5. Историко-географические образования.
В английском — Queen Anne is dead; an
Englishman’s home is his castle; Gloucestershire kindness. В русском — как Мамай прошел; казанская сирота; верста коломенская и т. п.
6. Духовная культура (обряды, суеверия).
В английском — don’t throw the baby out
with the bath water, pull devil, pull baker, better the devil you know; don’t hold the candle to the devil; you can’t serve God and Mammon; lead apes in hell. В русском — как у Христа за пазухой; ад кромешный и т. п.
Каждая из этих рубрик уводит в глубь истории, отражая кусок жизни народа в ретроспективе. Восстановление исходного образа позволяет постичь народный дух, философию этноса. Фразеологический образ — это один из культурных компонентов плана содержания. Он является основным «хранителем» национальной специфики фраземы. Выражается этот образ лексическим составом и грамматической структурой ФЕ, позволяющими сопоставить первоначальный смысл входящих в нее лексем с результатом их семантической трансформации и создающими условия «для совмещенного видения двух картин». Языковой образ — вербализованное зрительное восприятие мира,
основание, над которым надстраивается знак и символ. Они обладают символическими значениями, выполняя функции знаков с устойчивой внутренней формой. «Кодируя» ту или иную ситуацию путем ее образного отображения, они позволяют говорящему и слушающему обмениваться культурными кодами, знаниями (стереотипами, символами, мифологемами), составляющими своеобразный язык культуры, организующий носителей языка в единое лингвокультурное сообщество (Ковшова М.Л., 1997).
В толковых словарях русского языка С.И. Ожегова, М.И. Михельсона, В.И. Даля мы не обнаружили толкования значения слова дискомфорт. Для слова комфорт словарь Ожегова выделяет одно значение, определяя его как «совокупность бытовых удобств, уют». Словарь Михельсона, указывая на происхождение слова комфорт от английского comfort (др.-фр. confort), восходящего к лат. confortare ‘укреплять’, определяет его как «удобство и все, что делает жизнь человека покойною и приятною» (Михельсонъ, 1877). Английский Оксфордский словарь в слове discomfort выделяет два значения: «1. absence of comfort; uneasiness of mind or body. 2. sth. that causes uneasiness; hardship»; а для слова comfort три значения: «1. state of being free from suffering, anxiety, pain, etc; contentment; physical well-being.
2. help or kindness to smb. who is suffering.
3. person or thing that brings relief or help».
Отсутствие в русских словарях толкования значений лексемы дискомфорт послужило поводом для размышления о том, что включает в себя понятие «состояние дискомфорта» для носителей русской культуры. Психолог П.М. Якобсон полагал, что «...процесс осознания чувств непременно предполагает его обозначение, название его соответствующим словом; только в этом случае испытываемое чувство может быть осознано»4. Безусловно и то, что поступки не могут быть отделены от эмоций, которые в разных языках вербализуются с разной степенью интенсивности. Языковая избирательность при вербализации конкретного фрагмента мира детерминируется культурной релевантностью рассматриваемого сегмента мира, в том числе и психического. В основе дискомфорта лежат разной силы отрицательные эмоции, вызывающие страдание, грусть, печаль и др. Причиной такого состояния могут быть различные чувства (как физические, так и нравственные, либо
физические как следствие и продолжение нравственных — «болезнь от горя»). При физических страданиях повод (боль, голод, холод) одновременно может явиться и причиной. Иллюстрация тому — фразеологические единицы: голова трещит и разламывается— go off one’s nut — ‘головная боль’; положить зубы на полку — live close to one’s belly monkey’s allowance — ‘голодать’. При нравственных страданиях существенным поводом может быть все, что угодно, любая ситуация: спился, разорился, потерпел фиаско, проигрался в карты, разорилась фирма, неудачно сложилась семейная жизнь, обокрали, разлюбили, не взяли на работу, обошли премией... Это находит отражение во ФЕ: дошел до ручки; оказался на дне; душа томится и сердце кровью обливается — get the cheese; touch bottom; hold a candle to the devil; be hill of beans to smb. и т. д. Относя лингвокультурему «дискомфорт» к числу эмоциональных, а составляющие ее понятия к числу эмоциональных концептов, определим последний как трехкомпонентную структуру, состоящую из понятия, образа и культурной ценности, и рассмотрим этот феномен в динамике его функционирования в культурно-вербальном пространстве английского и русского языков.
В русском языковом сознании лингво-культурема ‘дискомфорт’ вербализуется лексемами страдание, страх, печаль, горе, обида, гнев и т. д. В древнерусском языке лексема страдание включала признаки ‘стараться, добиваться’, ‘бедствовать’, ‘волнение’, ‘беспокойство’, что содержательно связывает ее с нем. Angst ‘страх’, фр. angoisse ‘тоска’, ‘страх’, ‘тревога’, англ. anguish ‘острая боль’, ‘страдание’, имеющими аналогичную содержательную основу, идущую от лат. angustia ‘теснота’, ‘узость пространства’. Любопытно отметить, что страдание восходит к ст.-сл. страдати и буквально перекликается с сербохорватским страдати, со словен. stradati ‘бедствовать’; с др.-исл. strit ‘тяжелая работа’. Словарь В.И. Даля также связывает лексему страдать с тяжелой работой — ‘косить сено’, ‘собирать урожай’. Ю.С. Степанов высказывает мнение об этимологической связи глагола страдать с лексемой страсть (Степанов Ю.С., 1997).
Полагая, что весь объем концептуального содержания лингвокультуремы ‘дискомфорт’ может реализовываться как через прямые, так и через косвенные номинации и может быть выражен не только словом,
словосочетанием, но и целым текстом, представляется немаловажным выяснить, каким образом структурировано это содержание, какова его природа, каково ее место в концептосфере языкового коллектива.
В основе лингвокультуремы ‘дискомфорт’ лежит неосуществимость какого-либо желания, его отсутствие или недоступность. Это может проявляться во внешних вещах, таких, как деньги, связи, работа, слава и т. д. В природе не существует негативных или позитивных вещей. Мы через свое отношение к ним делаем их такими. Амбивалентность ‘дискомфорта’ заложена в культурном сценарии этого чувства, всегда предполагает стремление к лучшему и поэтому является стимулом к действию. Однако если говорить о лексеме дискомфорт и ее дериватах, то она в любом контексте сопровождается отрицательной коннотацией. Лингвокультурема ‘discomfort’ в английском языке может быть представлена лексемами с абстрактным значением: grief, sorrow, trouble, misfortune, disaster, fear, hunger, humiliation etc. Описание эмоций и их толкование — задача сложная, поскольку, в отличие от ментальных состояний, которые легко вербализуются субъектом, эмоции «очень трудно перевести в слово» (Апресян Ю.Д., Головнивс-кая М.К.). Значения слов, обозначающих эмоции, тесно связаны друг с другом и довольно сильно перекрываются.
Эмотивная маркированность лексемы дискомфорт проецируется на все содержание лингвокультуремы и реализуется как на уровне смысловых структур сознания, так и на уровне смыслов речи. Скажем, если в сознании носителя языка ‘дискомфорт’ представляет собой совокупность таких состояний, как чувство страха, голода, тревоги, грусти, безысходности, скуки и т. д., то в конкретном речевом акте, как правило, на первый план выдвигается какой-то определенный эмотив-ный смысл, который и актуализируется. Другие же эмотивные смыслы, хотя и присутствуют в сознании носителя языка, в данный момент остаются неактуализированны-ми. Например: «“Ой, как страшно! Ой, как я испугался! Я весь дрожу, как осиновый лист, дрожу от ужаса!” — иронически проговорил Половцев» — ‘страх’ [Шолохов М.А. Поднятая целина] (ср.: дрожать от холода), «...they seemed to make his life very humdrum» — ‘монотонность’ [Maugham S. Human bondage] (compare: «to be engaged in hum-drum tasks» — ‘скука’). Так как все сюжетно организованные тексты представляют собой смысловые
системы (Брудный, 1998), которые, непосредственно или опосредованно соприкасаясь с реальностью, воздействуют на сознание человека, для выявления эмотивных смыслов мы обратились к художественной литературе: «У меня свистит в карманах и не с чем выехать» (Здесь и далее в цитатах курсив наш. — Л. С.) [Чехов А.П. Письмо А.С. Суворину]; «У Павла сердце замерло, волосы встали дыбом при этой мысли» [Писемский А.Ф. Люди сороковых годов]; «Ванька-Князь — из голи-перекатной, на семерых один зипун» [Тендряков В. Короткое замыкание]; «Трое суток в аккурат маковой росинки во рту не было» [Шолохов М.А. Тихий Дон]; «А приказы эти были настолько резки, что у многих поджилки тряслись» [Новиков-Прибой А.С. Капитан первого ранга]; «Я волосы рвал с досады» [Достоевскй Ф.М. Униженные и оскорбленные]; «Чего молчишь, вояка? Язык отнялся?» [Седых К. Даурия]; «Он незаметно для самого себя под башмаком у своей жены» [Куприн.А.И. Молох]; «Philip nursed his wrath till the next half holiday» [Maugham S. Human Bondage]; «I don’t think you’ re in proper frame of mind to enter the House of God» [Maugham S. Human Bondage]; «‘You remember, Fleur? The young Englishman I met at Mount Vernon’. ‘Ships that pass in the night! ’ — said Fleur» [Galsworthy J. Swan Song]; «‘I want to know, what’s the meaning of that expression «got his goat?’ ‘Oh, raised his danger...’» [Galsworthy J. The White Monkey]; «I’m not going to live under her thumb» [Trollope A. The Last Chronicle of Barset].
Языковые маркеры лингвокультуремы ‘дискомфорт’ в английском и русском языках (с учетом выявленных концептуальных признаков и образов) представлены в таблице.
В основу метафоризации ФЕ в разных языках, естественно, кладутся разные внешние признаки. Это обусловлено тем, что в разных этносах сформировано «свое» представление о мире. Демонстрируемые таблицей концептуальные признаки, лежащие в основе лингвокультуремы ‘дискомфорт’ в английском и русском языках, могут рассматриваться как смыслы, проходящие через «фильтр ментальности» говорящего и слушающего, и интерпретироваться с позиции национально-культурного знания. С одной стороны, выделенные смыслы можно отнести к словарному толкованию значения как «lack of comfort» или как «expectation of something that makes one’s life uncomfortable» (в англ. яз.) и «нищета, страх,
ожвдание беды, и т. п.» (в рус. яз.), а с другой — предположить, что эти признаки предопределяют культурологическую значимость ФЕ. Рассмотрим это на примере ФЕ: Находиться (быть) под башмаком у кого-то / to be under smb. ’5 thumb.
осуждение жалкого поведения. В существующей системе социально-культурных ценностей русского лингвокультурного сообщества, в котором горьковская фраза «Человек — это звучит гордо!» закреплена в памяти большинства и формирует требование:
Таблица
Языковые маркеры лингвокультуремы ‘дискомфорт’ в английском и русском языках
Языковые маркеры Концептуальные признаки Образы
сердце замерло страх сердце
волосы встали дыбом страх волосы
голь перекатная нищета перекати-поле
на семерых один зипун нищета 7 человек и 1 зипун
маковой росинки во рту не было голод росинка, капелька
поджилки тряслись страх части тела
рвать волосы нервозность волосы, которые рвут
язык отнялся страх ватный язык
быть под башмаком унижение каблук, жена, начальник
свистит в карманах безденежье карман, свист
что за него, что в воду безысходность вода, некто
to get one’s goat irritation get, goat
to nurse one’s wrath anger feed, baby, breast
in proper frame of mind a bad state frame, mental ability
ships that pass in the night smth. passed lightly ships, night, time
to live under smb’s thumb be depressed by smb. under, thumb
Учитывая тот факт, что чувственно-на-глядный образ предмета не тождественен языковому образу (как продукту «наглядного обобщения, отбора культурно-значимых событий и ситуаций»), попытаемся подвергнуть данные ФЕ когнитивно-дискурсивной интерпретации. Заключенная в ФЕ денотативная информация о том, что кто-то находится в полном подчинении у кого-то, вызывает отрицательное отношение к происходящему и формирует негативную оценку человека, позволяющего себя уничижать. Внутренняя форма ФЕ, заложенный в ней концептуальный признак «рисует» образ безвольной и робкой личности, находящейся под каблуком у кого-то (жены или начальника). Во ФЕ репрезентирован ассоциативно-смысловой образ «каблука» (в рус. яз.) и «большого пальца» (в англ. яз.), где «каблук» и «большой палец» выступают эталоном того, чем можно насекомое раздавить, спрессовать и уничтожить. Тот факт, что любой может оказаться на месте этого насекомого, порождает отрицательную эмо-тивно-оценочную информацию и вызывает
«Не позволяй себя унижать», придает значению рассматриваемой ФЕ выражение со-циально-культурной значимости.
Анализ ФЕ, полученных в результате выборки из английских и русских фразеологических словарей, позволил выделить несколько достаточно устойчивых тенденций в выражении направленности чувства страдания (дискомфорта) в русском и английском языках и представить их в виде когнитивных классификаторов, дающих возможность интерпретировать образно-мотивированный аспект значения. Языковые маркеры ФЕ и их концептуальные признаки были сгруппированы в следующие подгруппы: «плохое физическое состояние», «голод», «страх», «усталость», «затруднительное финансовое положение», «отчаяние» и другие. Одной из самых крупных групп оказалась группа ФЕ, представленная глагольными сочетаниями с концептуальным признаком «униженное положение человека в обществе»: get the pink slip — быть уволенным; to eat dirt / humble pie /crow/ dog — подвергаться унижению; bear a low salt.; get the bum’s rush — быть выгнанным и др.
Хотя первоочередной целью нашего изучения являлся анализ языковых образов, не менее важным представляется получение данных об их мотивации и характере воплощения во ФЕ.
Рассматриваемые ФЕ были разбиты на три группы. К первой группе были отнесены те ФЕ, концептуальные образы которых полностью совпадают в русском и английском языках, типа: to make both ends meet — сводить концы с концами; to see everything in pink — видеть все в розовом цвете. Ко второй — ФЕ, концептуальные образы которых частично разнятся в английском и русском языках, хотя и употребляются в сходных ситуациях. Например: to fish in troubled waters — ловить рыбу в мутной воде; be bom with a silver spoon in one s mouth — родиться в сорочке; to be at the end of one’s rope — хоть в петлю лезь. К третьей группе относятся ФЕ, не имеющие соответствий в обоих языках. Таких фразеологизмов много, и в них с наибольшей яркостью высвечивается самобытность культур. Это вполне объяснимо национально-культурной спецификой их происхождения. Например, если ФЕ вылететь в трубу — ‘разориться’ можно отнести к национально-специфическому русскому образу, связанному с представлением
‘ведьмы, вылетающей в трубу на метле’, то мифический образ ‘устрашающей морской пучины’, проявляющийся во ФЕ to be in great straits; to be at a low ebb; to be in deep waterr, в которых передается значение ‘находиться в беде’, ‘испытывать финансовые затруднения’ и т. п., следует отнести к самобытному английскому. Использование морской лексики и образов объясняется средой обитания носителей языка островного государства. Из вышесказанного можно заключить, что совокупность языковых и концептуальных образов раскрывает смысловой потенциал лингвокультуремы ‘дискомфорт’ в обоих языках и способствует выявлению универсального и этноспе-цифического в сопоставляемых культурах.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Вежбицкая А. Понимание культур через посредство ключевых слов. М., 2001. С. 124.
2Алефиренко Н.Ф. Поэтическая энергия слова: синергетика языка, сознания и культуры. М., 2002. С. 62.
3 Воробьев В.В. Лингвокультурология (теория и методы). М., 1997. С. 44—49.
“Якобсон П.М. Психология чувств. М., 1956. С. 41.
