Научная статья на тему 'Соотношение свободы и произвола в произведениях Ф. М. Достоевского'

Соотношение свободы и произвола в произведениях Ф. М. Достоевского Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

CC BY
983
104
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «Соотношение свободы и произвола в произведениях Ф. М. Достоевского»

СООТНОШЕНИЕ СВОЬОДЫ И ПРОИЗВОЛА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО

М.Д. Мартынова, доцент кафедры философии гуманитарных

факультетов МГУ им.Н.П.Огарева,к.филос.н.

Е.В. Тихонова, аспирант кафедры философии гуманитарных

факультетов МГУ им.Н.П.Огарева

“Легенда о великом инквизиторе'' Ф.М.Достоевского признана одним из величайших творений человеческого духа [1, с.757]. Она является только эпизодом романа «Братья Карамазовы», внешне мало связанная с сюжетом романа, но вобравшая в себя основные проблемы не только романа, а, пожалуй, и всего творчества Ф.М.Достоевского. Здесь в метафорической форме изложена по словам В.С.Соловьева, высшая общественная задача и идея - задача всечеловеческого единения [2, с.65]. Монолог великого инквизитора, его пылкая речь, обращенная к Христу, представляет собой синтез пламенной любви к человеку и одновременно осознания человеческой слабости, граничащего с презрением к нему. В.В.Розанов называет «Легенду» горьким плачем по человеку, которому неизбежно предстоит в его одиночестве вырваться из «тьмы к свету», познав, «откуда этот свет и откуда тьма» [3, с. 183].

Достоевский показывает, что человек есть арена борьбы «тьмы и света», великий инквизитор говорит о пятнадцати веках «приручения» человека. Отсюда его страдания и муки, здесь же заложена и возможность «всечеловечества». Все зависит от пути, избираемого человеком. Об этом и говорится в «Легенде». Краткое содержание ее состоит в том, что в ней рассказывается о некоем случае, произошедшем в Севилье в 16 веке. Однажды рано утром в город вошел человек, которого все узнавали и приветствовали. Он шел по направлению к главному собору города, и толпа следовала за Ним. В это же время к собору принесли умершую девочку на отпевание, толпа попросила ее оживить, и Он это сделал. Вдруг люди расступились, и к Нему подошел сам кардинал великий инквизитор, который приказал страже увести Его в тюрьму. Толпа безмолвно склоняется перед инквизитором. Поздно ночью старый кардинал приходит к Нему и произносит знаменитый монолог, в котором упрекает Его за приход, просит уйти и не мешать. Инквизитор напоминает Христу о трех великих искушениях Его духом саморазрушения, попрекает тем, что Он не внял духу саморазру-

шения, и пытается убедить и Христа, и себя, что «они» поправили Его дело.

В чем же суть этого монолога? Во-первых, следует отметить его диалогичность. Великий инквизитор пламенно пытается убедить своего собеседника, задает постоянно вопросы и сам задается ими. Видно, что ему просто необходимо утвердиться в своей правоте, ведь это правота пятнадцати веков. Во-вторых, главная проблема, это, конечно же, проблема Пути. Пути «тайны, чуда, авторитета», предложенного духом саморазрушения и Пути «свободно избранной любви» Христа. Отстаивая первый путь, великий инквизитор уповает на необходимость счастья для человека, простого, тихого счастья и «простодушного, недуховного блаженства и покоя» [3, с.34]. Люди обретают его только при условии возврата в младенческое состояние простодушия и переложения ответственности за судьбы общества на плечи немногих. Это целая программа спасения. Излагая ее, великий инквизитор постоянно упрекает Христа в главном: зачем Он дал человеку стремление к свободе? Онтологическое отрицание свободы инквизитором сталкивается с ее метафизикой. Сам инквизитор не может это противоречие преодолеть. Ведь и в нем самом, как в человеке, заложено это невыразимое, непреодолимое и «невыносимое» стремление к свободе. И поцелуй Христа горит на его устах как печать неизбежности свободы.

По сути вопрос о свободе есть вопрос об основном принципе жизни человечества, всемирного человечества. Есть два способа соединения людей - это соединение мира вне Бога и «всемирное соединение в Боге». Первый способ - это земное, абсолютное, «обоготворяющее государство», то, к чему призывает великий инквизитор и то, что Достоевский называет «человеческим муравейником» - тихая, блаженная жизнь «слабосильных существ». Второй способ жизни, который отстаивался всей русской религиозной философией, - это жизнь религиозной общественности, «победа боговластия на земле над человековластием, над обоготворением че-

ИНТЕГРАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ

ловеческого в лице одного - Кесаря или Папы» [2, с. 23 1 ]. Религиозное сознание отказывается от того, чтобы «покориться хлебу земному», «вручить совесть свою авторитету земному, соединиться... под человеческой властью» [2, с. 232]. Основная проблематика Легенды и состоит в сравнении этих двух путей и их преимуществ для человека. Н.А.Бердяев называет ее «самым анархическим и самым революционным из всего, что было написано людьми», поскольку «никогда не было такой хвалы свободе, такого обнаружения божественности свободы, свободы Христова духа» [2, с.231].

Решение проблемы свободы дает ответ на многие «вечные» вопросы: в чем суть человеческой истории, как возможно счастье человека, какова природа человека. Ответы на них известны. Вся русская религиозная философия основывается на них: человеческая природа добрая и благая, высшая цель истории - всеединство, окончательным условием истинного все-человечества является свобода. Однако, каждый человек должен проверять эти истины своей собственной жизнью...

Свобода и счастье, по мнению великого инквизитора, вещи разные. Одно исключает другое. И вот против свободы, но за «счастье» людей было положено пятнадцать веков борьбы. Человек устроен бунтовщиком. Природа этого состоит в том, что ему задана свобода, но. реализуя ее, по неумелости, он часто впадает в произвол, разрушает мир вокруг себя и наносит себе самому немалый ущерб. Так он не может быть счастливым. Великий инквизитор напоминает Христу о предупреждениях «страшного и умного духа самоуничижения и небытия», о трех силах, способных «навеки пленить и победить совесть этих слабосильных бунтовщиков для их счастия, ...чудо, тайна и авторитет» [3, с.32]. Вместо этого Христос оставил людям свободу выбора, свободную веру и ждал от человека свободной любви. А это принесло человеку, по мнению инквизитора, только неспокойствие, смятение и несчастье.«... Все, что ищет человек на земле... это: пред кем преклониться, кому вручить совесть и каким образом соединиться наконец всем в бесспорный общий и согласный муравейник» [3, с.З 1 ]. Отвергая свободу во имя счастья людей, инквизитор отказывал людям в счастье достойном, соответствующем высшей природе человека. По словам Н.А.Бердяева, он освобождал их от высшего смысла, высшего достоинства, от вечности, от свободы [4, с.223].

В.С.Соловьев писал, что Достоевский восставал против «муравейника», где люди соеди-

нены лишь слепым инстинктом или принуждением. Его «идеал требует не только единения всех людей и всех дел человеческих, но главное-человечного их единения. Дело не в единстве, а в свободном согласии на единство. Дело не в великости и важности общей задачи, а в добровольном ее признании. Окончательное условие истинного всечеловечества есть свобода» [2, с.64]. Предметом свободы ставится цель человеческой истории. Доказательством тому, что люди придут к этому, Соловьев видит «бесконечность души человеческой», и Достоевский показывает, что даже на самой низкой ступени падения искра этой бесконечности и полноты существует в человеке.

Проблема свободы неизбежно затрагивает вечный вопрос о «качестве» человеческой природы. Великий инквизитор, обосновывая «свою правду», постоянно ссылается на порочность человеческой природы. Он определяет людей бунтовщиками, непокорными, свирепыми, «истребляющими друг друга ради общности преклонения», «ради своих богов». Именно поэтому им и нельзя давать свободы, нужно приручить, что сделать легко, так как человек жаждет преклонения, жаждет стать послушным, ибо он слабосилен, несчастен, робок как жалкий ребенок. Инквизитор называет людей «послушным стадом», готовым по мановению его руки «подгребать горячие угли к костру» Христа. Так изначально порочна природа человека. Христос же дает человеку бесценный дар свободы, исходя из его праведности, подобия Богу, способности различать добро и зло.

Христианство всегда опиралось на постулат о том, что человек родится добрым, стремящимся к истине и справедливости. Анализируя содержание Легенды, В.В. Розанов сопоставляет истину, добро и свободу с ложью, злом и умалением свободы. Он задается вопросом, что предшествует чему? Первыми движениями человека в истории, жизни, поступках, исходящими из самого человека, всегда являются движения к правде, доброте и проявлениям воли. Все эти движения сопровождаются положительными эмоциями - чувством восторга перед истиной, наслаждением, внутренней радостью, ощущением гармонии своего духа со всей окружающей жизнью. В ином случае, произнося ложь, причиняя другому человеку зло, подавляя и извращая свою свободу, человек испытывает бесконечные страдания, внутреннюю боль, чувство подавленности. «Страдание здесь вытекает из несоответствия зла с человеческою природою, а ясность духа из их гармонии» [4, с. 168]. Эти чув-

№ 1, 2001

ства возникают как реакция на некую внешнюю причину, вторичную по отношению к человеку. Первичными же являются идеалы истины, добра и свободы.

Основанием проблемы свободы является проблематичность соединения ее метафизического и онтологического аспектов. В точке их пересечения рождается жизнь, история и сам человек, возникают все проблемы его самоосуще-ствления, реализации некоей силы по имени Свобода и искушение впасть в произвол.

Достоевский ясно обозначил крайности свободы, которая для него не существует в качестве «золотой середины» абсолютной аристотелевской добродетели, - а потому представляет собой искушение и опасность. «Бесконечному деспотизму» великого инкви-

Произвол - не высшее проявление свобо-

ды, скорее, ее антипод, поскольку, во-первых, произвол одного основан на рабстве многих; во-вторых, произвол как «сверхценная идея» не оставляет выбора человеку, оказавшемуся в её рабстве. В плену подобной идеи находится «логический самоубийца» Кириллов. Его, как и самого Достоевского, тревожит неразрешимая антиномия: «Бог необходим, а потому должен быть. Но я знаю, что его нет, и не может быть» [5, с.573].' Выход - отыскать «атрибут своего Божества»; им оказывается своеволие. Новое «Божество» требует самоубийства, мысль о котором настолько прочно укоренилась в сознини Кириллова, что он не видит альтернативы. Критерием свободы для него становится безразличие к жизни и смерти, и только самоубийство

зитора противопоставлена «безграничная сво- докажет искренность убеждения. Потребность

бода произвола», к которому стремились Раскольников, Кириллов, П. Верховский, Н. Ставрогин ... Героям Достоевского, мяту-

в произволе по сути оказывается потребностью в однозначном решении, которое предоставлено в рабской зависимости от чего-либо: идеи,

щимся, многогранным, беспокойным недо- страстей ... Неизбежным следствием произво-

статочно свободы мысли и действий, не при- ла у Достоевского является убийство: Расколь-

носящих вреда другим. Признание не только ников в подтверждении своей «избранности»

собственной ценности, но и ценности каждо- убивает старуху, Федор Карамазов становится

го человека для них признаки «репрессив-

Кириллов

ной свободы», не позволяющей в полной мере цы. Иван Карамазов, «чьи ключевые слова-«все

проявить себя человеческой природе, содер- позволено» [6, с. 192] - погружается в безумие,

жащей и темную сторону. Указывая на «ограниченность» такой свободы, Достоевский пытается полностью «снять» все нравственные и социальные табу, преобразовав её в

что в определенной степени равносильно смерти.

Достоевский со всей очевидностью показывает деструктивность произвола, независимо от того, вызван ли он болезненной рефлексией или природной распущенностью. Произвол

произвол. Главным принципом становится вседозволенность. Соблазны произвола вели- огромный риск, на который идет личность неоки: это и своеобразное самоутверждение, до- рдинарная, презирающая мещанский уют, не

казательство избранности «право имеющего», и уверенность в значимости личности, способной противостоять безликому «всемству», без страха открывающей в себе «подполье души», не отгораживающейся облагороженными банальностями.

скрывающаяся от страдании, но одержимая тягой к разрушению. Исход для него предрешен Достоевским в выбранном эпиграфе к «Бесам» (из «Евангелия от Луки»): «Бесы, вышедши из человека, вошли в свиней и бросилось стадо с крутизны в озеро и потонуло» [5].

Литература

1. Розанов В.В. О легенде «Великий инквизитор» // О великом инквизиторе: Достоевский и

последующие. М.: Мол. Гвардия, 1992.-270с. С. 73-192.

2. Соловьев B.C. Из речей в память в Достоевского // О великом инквизиторе: Достоевский и

последующие. М.: Мол. Гвардия, 1992. -270с. С. 57 -72.

3. Достоевский Ф.М. две главы из романа «Братья Карамазовы» // О великом инквизиторе:

Достоевский и последующие. М.: Мол. Г вардия, 1992. — 270с. С. 13 - 42.

4. Бердяев Н.А. из книги «Новое религиозное сознание и общественность» // О великом инквизиторе: Достоевский и последующие. М.: Мол. Гвардия, 1992. -270с. С. 219-242.

5. Достоевский Ф.М. Бесы. Собр соч. в 14 т. Т.7. - Л.: Наука, 1992 -848с.

6. Камю А. Миф о Сизифе. / Изнанка и лицо: сочинения - М.: Эксмо-Пресс, Харьков: Фалио,

1998 -864с.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.