CC BY
29
УДК 81'42
А.И. Милостивая
канд. филол. наук, доцент, кафедра теории и практики перевода, ФГАОУ ВПО «Северо-Кавказский федеральный
университет»
СОХРАНЕНИЕ СЕМИОТИЧЕСКИХ КОДОВ КУЛЬТУРЫ В НЕМЕЦКОМ ПЕРЕВОДЕ РАССКАЗОВ М.А. БУЛГАКОВА
Статья подготовлена при поддержке программы Erasmus Mundus Aurora II. Соглашение № AURORA2013B392.
Аннотация. В статье рассмотрены особенности изображения семиотических кодов культуры в русско-немецком переводе прозы М.А. Булгакова. В фокус исследовательского интереса автора попадают семиотические коды «Плохие дороги в России», «Репрессии сталинской эпохи», «Дефицит продуктов в СССР», «Взятка» и «Буржуйка». Описанные в статье наблюдения показывают, что с точки зрения автора оригинала и немецкого переводчика данные коды во многих случаях эквивалентны, но не являются полностью идентичными.
Ключевые слова: рассказы М.А. Булгакова, семиотический код культуры, переводоведение, перевод.
A.I. Milostivaya, North-Caucasus Federal University
REVEALING OF SEMIOTIC CULTURE CODES IN GERMAN TRANSLATION OF THE STORIES AFTER
M.A. BULGAKOV
Abstract. The article deals with the presentation peculiarities of semiotic culture codes in German translation of the fiction after M. A. Bulgakov. The paper highlights the semiotic culture codes "Bad roads in Russia", "Repressions of the Stalin era", "The deficit of food in the USSR", "Bribery" and "Bourgeoise". The observations described in this article reveal that the Source Text author and German translator consider these codes as equivalent but not fully identical.
Keywords: stories after Bulgakov, semiotic culture code, translatology, translation.
В современном переводоведении в фокус исследовательского интереса все чаще попадают коммуникативные аспекты интерактивного взаимодействия между автором текста на исходном языке и его реципиентом. При таком подходе любой перевод может быть рассмотрен как «информация на переводящем языке, которая функционирует в рамках культуры переводящего языка об информации на исходном языке, связанной с культурой исходного языка» [11, с. 76].
В процессе трансляции происходит «семантически и стилистически адекватная нейтрализация межъязыковых структурных различий, при этом осуществляющий ее переводчик репродуцирует сообщение на исходном языке при помощи осуществления ряда операций по переключению кодов, тем самым он делает его смысл доступным реципиенту перевода» [12, с. 62]. Таким образом, текст-транслят являет собой результат творческой деятельности переводчика, приминающего решение о выборе средств адекватного изображения фрагмента культурно обусловленной семантики исходного текста в культурном пространстве переводящего языка.
Если говорить о художественном переводе, то в ходе описанного выше процесса на передний план выступает экспликация такого феномена, как семиотический код культуры. В трудах по семиотике рассматривается «пространство культурных кодов - вторичных знаковых систем, в которых используются разные материальные и формальные средства для означивания культурных смыслов, или ценностного содержания, вырабатываемого человеком в процессе миропонимания» [3, с. 60]. В тексте, прежде всего, в художественном, отчетливо прослеживается связь между языком и культурой, а следовательно, при его переводе культурные коды являются важным компонентом достижения транслатологической адекватности как на уровне со-держательно-фактуальной информации, так и при передаче содержательно-концептуального смысла художественного произведения.
Целью данной статьи является анализ способов сохранения семиотических кодов куль-
туры в русско-немецком переводе малой прозы М.А. Булгакова. Материалом исследования послужили немецкоязычные версии булгаковских произведений, включенные в сборник переводов «Ich habe getötet» (Я убил). Сборник издан в 1979 году берлинским издательством «Volk und Welt». Включенные в него переводы выполнены Томасом Решке, известным переводчиком произведений русской классической литературы на немецкий язык. Мы не будем стремиться интерпретировать исследуемый объект в русле критики перевода, т. к. наша задача заключается в исследовании мировидения переводчика, которое эксплицирует немецкий менталитет сквозь призму мира переводимой русской литературной классики.
Далее мы рассмотрим особенности передачи семиотических кодов культуры из булгаковских рассказов на примере анализа отдельных текстовых пассажей. В рассказе «Похождения Чичикова» М.А. Булгаков пишет о плохом качестве российских дорог:
Пересев в Москве из брички в автомобиль и летя в нем по московским буеракам, Чичиков ругательски ругал Гоголя [2, с. 168]. - Nachdem Tschitschikow in Moskau aus seiner Chaise in ein Automobil umgestiegen war, sauste er durch die Moskauer Straßenklüfte und scmähte Gogol mit flühterlichen Flüchen [8, с. 58].
В современном русском языке выделенная лексема «буерак» обладает экспрессивной стилистической окраской и ассоциируется с концептуальной для русской картины мира культу-ремой «плохое качество дорог», которое называют одной из главных бед России. Данное слово представляет собой заимствование из туркменского языка (от слова буйерат), номинирующее овраг, глубокую обрывистую ложбину [4, с. 101]. Типичными контекстами в исходном языке, где встречается рассматриваемая лексема, являются негативные описания окружающего пространства вообще и дорожной сети в частности:
По недоброй традиции, с приходом весны на дорогах обнажаются ямы приличного размера. Пока водители трясутся по городским буеракам и чертыхаются, в недрах администрации наконец-то созрел план очередного латания дыр [6, с. 1].
Некоторые участки преодолеваются по объездным - нет, не дорогам - по объездным буеракам. Моя корейская машина дважды тонула в огромных лужах [7, с. 2].
В немецком переводе Т. Решке избран аксиологически нейтральный эквивалент «Straßenklüfte». Денотативно здесь все передано абсолютно точно, а вот намек на известную российскую дилемму о «двух российских бедах», которые сохранились в булгаковкой Москве с гоголевских времен, в немецком переводе никак не выражается.
В следующем примере проследим, насколько адекватно нашли выражение в немецком переводе коннотации значимой российской лингвокультуремы советского периода «репрессии сталинской эпохи»:
Ведь, ежели узнают, что я - Чичиков, натурально, в два счета выпихнут к чертовой матери! Да еще хорошо, как только выкинут, а то еще, храни Бог, на Лубянке насидишься [2, с. 168]. - Wenn jetzt herauskommt, daß ich Tschitschikow bin, feuert sie mich natürlich im Nu zu des Satans Großmutter! Und wenn sie mich bloß rausschmeißen, kann ich von Glück reden, verhüte Gott, daß ich in die Lubjanka zu sitzen komm [8, с. 58-59].
Булгаковский персонаж очень опасается того, что его могут арестовать, и это представляется не случайным, т.к. описываемый писателем период характеризуется атмосферой страха в обществе, вызванной массовыми арестами. В тексте оригинала данное коннотативное значение выражено довольно четко при помощи парантезы (храни Бог), которая сочетается с ассоциациями, возникающими, бесспорно, у носителей русской лингвокультуры при упоминании названия известной московской тюрьмы. Однако вызывает сомнения, что данная советская реалия является прецедентной и для немецкого реципиента перевода, а следовательно, вряд ли он способен декодировать смысл рассматриваемого кода в полном объеме.
В примере, который представлен ниже, переводческой проблемой является эксплика-
ция культурного кода раннесоветской эпохи «дефицит продуктов в СССР»:
Гпянул - Собакевич.
Тот, как приехал, первым долгом двинулся паек требовать. И ведь получил! Съел и надбавки попросил. Дали. Мало! Тогда ему второй отвалили; был простой - дали ударный. Мало! Дали какой-то бронированный [2, с. 170]. - Tschitschikow schaute hin - Sobakewitsch.
Der war, kaum angekommen, als erstes eine Ration fordern gegangen. Und hatte sie gekriegt! Aß sie auf und verlangte Nachschlag. Kriegte. Zuwenig! Da kriegte er noch einen; er war ein einfacher Mann - sie gaben ihm Stoßarbeiterration. Zuwenig! Da gaben sie ihm eine Ration, die anderweitig reserviert war [8, с. 61].
Для советского социума того периода, когда создавал свои произведения М.А. Булгаков, характерен продуктовый дефицит, что влекло за собой такое явление, как пайковая распределительная система. Перед немецким переводчиком, таким образом, встала нелегкая задача передачи несуществующего в переводящем языке денотативного содержания. Лексема «паек» в «Толовом словаре русского языка» С.Ю. Ожегова и Н.Ю. Шведовой определяется следующим образом:
Продовольствие, выдаваемое по определенной норме на определенный срок. Фронтовой паек. Сухой паек (выдаваемый вместо каждодневного питания). На голодном пайке кто-нибудь (о скудном пайке, а также перен.: вообще об ограниченном количестве, нехватке чего-нибудь) [5, с. 242].
Как видим, доминантная сема здесь может быть охарактеризована как «недостаток чего-либо». Немецкий эквивалент рассматриваемой культуремы «Ration» в онлайновой версии немецкого толкового словаря «Дуден» трактуется как «скудный, ежедневно выдаваемый продуктовый набор (чаще всего солдатам)» [10, с. 375]. Поэтому можно говорить об эквивалентности передачи денотативной ситуации, которая описана в оригинальном тексте немецким переводчиком. Однако перевод дальнейших конкретизаторов типа пайков, которые выдали булга-ковкому персонажу (например, ударный и бронированный паек), на наш взгляд, не является полностью адекватным в сигнификативном плане, т.к. немецкие лексемы «Stoßarbeiterration» и «eine Ration, die anderweitig reserviert war», избранные Т. Решке, не передают всю ту экспрессию, которая присутствует в русском оригинале и связана с экстраординарным размером пайка, который значительно больше, чем обычно.
Характерной чертой описываемой М.А. Булгаковым советской действительности были
взятки:
И вот жили, жили, ан в феврале, в самый мороз, заело вновь с нефтью. И Эльпит ничего не мог сделать. Взятку взяли, но сказали:
- Дадим через неделю [1, с. 205]. -
So ging das Leben hin, doch im Februar beim schlimmsten Frost stockte wieder einmal die Heizölzufuhr.
Auch Elpit konnte nichts ausrichten. Sie nahmen sein Schmiergeld, sagten aber:
"Wir liefern nächste Woche." [9, с. 81].
Немецкий переводчик использует при передаче данного семиотического кода культуры эквивалентное соответствие «Schmiergeld», которое как в денотативном, так и в коннотативном плане полностью равнозначно русскому оригиналу и отлично передает негативный характер такого социального явления, как дача взятки.
Семиотический код раннесоветской культуры «буржуйка», который манифестируется в текстовом пассаже из рассказа М.А. Булгакова, представленном ниже, связан с материальными аспектами быта в СССР в 20-е годы прошлого века:
И Христи сам ходил, сам ходил каждый день, в особенности в пятый этаж. Зорко глядел, чтобы не наставили черных буржуек, не вывели бы труб в отверстия [1, с. 205]. -
Scharfäugig wachte er darüber, daß keine schwarzen Kanonenöfchen aufgestellt, keine Rohre in die Ventilationsöffnungen gesteckt würden [9, с. 81-82].
Буржуйка - это металлическая печка-времянка, которая в послереволюционный период разрухи использовалась для обогрева помещений и приготовления пищи. В большинстве случаев буржуйки были кустарного производства и с появлением центрального отопления, т.е. атрибута налаживания мирной, относительно обеспеченной в материально-бытовом плане жизни, исчезли из употребления. Т. Решке именует буржуйку «Kanonenöfchen», т.е. в его трактовке она представляет собой цилиндрическую железную печь. Это, скорее, камин, элемент декора пространства, а не то, что символизирует буржуйка в советской культуре. Таким образом, в немецком переводе рассматриваемого фрагмента семиотический код культуры передан лишь относительно коммуникации адекватно: из текста перевода ясно, что речь идет об отопительном приборе, однако в данном случае утрачен исторический колорит этой реалии, связанный с тем, что использование буржуйки для обогрева - это вынужденный акт в неблагоприятной социально-экономической ситуации.
Подводя итог нашему рассмотрению способов изображения семиотических кодов культуры из булгаковской малой прозы в ее переводе на немецкий язык, отметим, что в большинстве случаев коммуникативно адекватная презентация культурных кодов переводчику удалась, что, с нашей точки зрения, обусловлено высоким уровнем его переводческого мастерства. Немногочисленные случаи асимметрии в экспликации семиотических кодов культуры связаны, прежде всего, с системными межъязыковыми различиями и несовпадениями в семантической и лингвокультурной категоризации в немецком и русском языках.
Список литературы:
1. Булгаков М.А. № 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна // Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 1. Дьяволиада. - М.: Голос, 1995. - C. 201-209.
2. Булгаков М.А. Похождения Чичикова // Булгаков М.А. Собрание сочинений в 10 томах. Т. 1. Дьяволиада. - М.: Голос, 1995. - C. 165-180.
3. Ковшова М.Л. Анализ фразеологизмов и коды культуры // Известия РАН. Серия литературы и языка. - 2008. - Т. 67, № 2. - С. 60-65.
4. Кузнецов С.А. Большой толковый словарь русского языка. - СПб.: Норинт, 2000. -
1536 с.
5. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.: Азъ, 1992. URL: http://www.lib.ru/DIC/OZHEGOW/ozhegow_p_r.txt (дата обращения: 18.11.2015).
6. Тетушкина М. Ремонт тамбовских дорог. Вместо ям на них появятся холмики // Комсомольская правда 19.04.2012. URL: http://www.kp.by/daily/25871.4/2835870/ (дата обращения: 18.11.2015).
7. Хлыстов В. Дороги отдельно, дураки отдельно // Труд 23.11.2006. URL: http://www.trud.ru/article/23-11-2006/110039_dorogi_otdelno_duraki_otdelno.html (дата обращения: 18.11.2015).
8. Bulgakow M. Die Abenteuer Tschitschikows // Bulgakow M. Ich habe getötet. - Berlin: Volk und Welt, 1979. - S. 58-74.
9. Bulgakow M. Die Arbeiterkommune im Elpit-Haus // Bulgakow M. Ich habe getötet. - Berlin: Volk und Welt, 1979. - S. 75-87.
10. Duden. URL: http://www.duden.de/rechtschreibung/ (дата обращения: 18.11.2015).
11. Reiß K., Vermeer H. J. Grundlegung einer allgemeinen Translationstheorie. - Tübingen: Niemeyer, 1984. - 240 s.
12. Wilss W. Übersetzungswissenschaft. Probleme und Methoden. - Stuttgart: Klett, 1977. -
361 s.
