CC BY
217
Библиографический список
1. Энджел Д. Необходимость в новой медицинской модели: вызов для биомедицины. Наука. 1977.
2. БехтеревВ.М. Личность и условия для его развития и здоровья. // 2-е изд. - Санкт-Петербург, 1905.
3. Орлов А.Б. Психология личности и сущности человека: Парадигмы, проекции практика. М., 1995.
4. БалахоновА.Д. Фундаментализациямедицинскоеобразованиенаосновесистемы научного знания. Санкт-Петербург,2007.
References
1. Engel G. The need for a new medical model: A challenge for biomedicine.// Science. 1977.
2. Bekhterev V.M. Personality and the conditions for its development and health. // 2nd ed. - St. Petersburg., 1905.
3. OrlovA.B. Psychology of personality and essence of man: Paradigms, projection practice. // M., 1995.
4. BalakhonovA.G. Fundamentalizatcija medical education based on the system of scientific knowledge. // St. Petersburg, 2007.
УДК 141.32 Н.А. ВАГАНОВА
доцент кафедры философии Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета E-mail: vaganti@mail.ru
UDC 141.32 N.A. VAGANOVA
docent of Philosophy Department, St. Tikhon^s Orthodox
University E-mail: vaganti@mail.ru
СОФИЯ В ИЗГНАНИИ (О. СЕРГИЙ БУЛГАКОВ: ЭМИГРАЦИЯ И ВОЗВРАЩЕНИЕ К СОФИОЛОГИИ) SOPHIA IN EXILE (FR. SERGIUS BULGAKOV: EMIGRATION AND RETERNING TO SOPHIOLOGY)
В статье рассматривается вопрос о разочаровании о. Сергия Булгакова в теме Софии в Крымский период его жизни и возвращении к обновленной концепции софиологии в первые годы эмиграции. Эти события духовной жизни философа происходят параллельно с отказом от «эротического» понимания Софии, в значительной степени вдохновленного идеями и личностью А.Н. Шмидт, а также на фоне освобождения Булгакова от увлечения католичеством.
Ключевые слова: Булгаков, софиология, эмиграция, католичество, дневник.
The article examines the question about of S. Bulgakov's refusal from Sophia's theme during the Crimean period of his life and return to the updated sophiology conception in his first emigration years. Then Bulgakov revised the erotic understanding of Sophia, which early was formed in his teaching under the influence of A.N. Smidt, and disappointed in Catholicism.
Keywords: Bulgakov, sophiology, emigration, Catholicism, diary.
Сомнения в необходимости Софии в метафизике о. Сергия Булгакова не раз высказывались в прошлом и продолжают звучать в наше время. Критики его со-фиологической концепции традиционно указывали на Софию как на излишнее «удвоение сущностей», в которых она отождествлялась то с трансцендентальным субъектом Канта, то с всечеловечеством Соловьева, с Вечной Женственностью мистиков, платоновской Душой мира - вплоть до, уже в последних сочинениях, возведения ее в статус Божественной сущности-усии.
О «несостоятельности» Софии, пожалуй, наиболее определенно высказался в своих дневниковых записях прот. Александр Шмеман: «Продолжаю читать номер "Вестника" об о. Сергии Булгакове. Все-таки это - "капризное" богословие, очень личное и в каком-то смысле "эмоциональное". И потому - вряд ли "останется". И это можно, мне кажется, рапространить почти на всю
"русскую религиозную мысль"... Вот возьму и навяжу православию "Софию", покажу всем, во что они на самом деле верят. И вот никому не навязали. потому, что это — не нужно.»[11; 527].
Очевиден какой-то зазор, несовпадение смысла и выражения: что-то не сходится в мысли Булгакова и в ее восприятии современниками - как его, так и нашими. Возможно, София о. Сергия Булгакова не была нужна его оппонентам и критикам, но несомненно, была нужна ему самому - и вовсе не как логико-методологический конструкт, «бог философов», заполняющий собой разрывы между несходящимися гранями мысли. О. Сергий Булгаков не был мистиком-визионером: «София», или то, что он называл этим именем, в отличие от опытов В.С. Соловьева, не являлась ему в видениях, не диктовала посланий «оттуда», и «мистического романа» с Вечной Женственностью в его жизни не произошло ...
© Н.А. Ваганова © N.A. Vaganova
Хотя тот же о. Александр Шмеман и писал, пусть с иронией, но все же весьма проницательно отмечая характерную черту мыслителя: «... он, собственно, всю жизнь во что-нибудь влюблялся и сразу строил теорию на этом шатком основании» [11; 81]. В случае с Софией, впрочем, влюбленность затянулась на всю жизнь, а теория была построена отнюдь не сразу и достраивалась о. Сергием Булгаковым до конца дней.
Тем не менее в его жизни был период, когда он сам, по неоднократным собственным признаниям, охладел к теме Софии, перестал ее чувствовать. Позже о. Сергий назовет это время «годами безочарования» [12; 99]. И надо сказать, что разочарования и сомнения этих лет коснулись не только Софии, но и многого другого - идей, переживаний, увлечений, решений - прежде тесно связанных, значимых, определяющих жизнь и мысль. Из пламени сомнения в будущем булга-ковском творчестве София, однако же, возродится - но другая: очищенная, обновленная, соединенная с идеей Церкви...
Для того чтобы понять, что же было в итоге отринуто как действительно изжившее себя и далее неактуальное, следует вспомнить, что в 1910-х гг. формирование булгаковской софиологической концепции происходило, во-первых, под сильнейшим влиянием личности о. Павла Флоренского, а во-вторых, на фоне увлечения идеями Анны Николаевны Шмидт. История публикации книги «Из рукописей А.Н. Ш.» хорошо описана в литературе, и нет смысла ее здесь воспроизводить [см. 9; 209-211, 303-304, 341-342]. Но прежде ее появления, начиная с 1912 года и вплоть до самой высылки о. Сергия Булгакова из России, А.Н. Шмидт и ее идеи были постоянным предметом его переписки с о. Павлом Флоренским.
Из этих документов, как и из специально посвященной ей статьи «Владимир Соловьев и Анна Шмидт»1 видно, что о. Сергий Булгаков был даже не увлечен, а просто-таки захвачен «шмидтианством», вплоть до того, что едва ли не был готов объявить Анну Николаевну «Анной Маргаритой», земным воплощением Церкви Небесной... Перемены в оценках произошли не скоро, и даже в послереволюционных диалогах «На пиру богов» Беженец - булгаковский alter ego, персонаж больше молчащий, а если уж говорящий, то нечто значимо-сокровенное, - впервые вступает в разговор для того, чтобы одним упоминанием ее имени перевести диалог из плоскости эмпирической в мистическую и апокалиптическую:
«Писатель. ... Вы обратите внимание, как изменился даже внешний вид солдата, - он стал звероподобным, страшным, особенно матрос. Признаюсь вам, что "товарищи" кажутся мне иногда существами, вовсе лишенными духа и обладающими только низшими душевными способностями, особой разновидностью дарвиновских обезьян - homo socialisticus.
Беженец. Указание на появление таких существ ...
1 Вернее сказать, это три статьи, объединенные в небольшой цикл: «Стихотворения Владимира Соловьева» и «Из рукописей А.Н. Шмидт», обе 1915 года, с добавлением третьей части «К проблематике», 1916-1918 гг. [см.: 4; 51-82].
есть в записях А.Н. Шмидт, она относит это к подготовлению царства антихристова» [3; 299].
Четыре с половиной года между революционными событиями и последовавшей высылкой из России о. Сергий Булгаков прожил в Крыму. Здесь он оказался вскоре после своего рукоположения, состоявшегося
II июня 1918 года, а выслан был 30 декабря 1922 года. Этот житейски тяжелый и полный лишений период, эпизодом которого, в частности, были арест и тюремное заключение, в творческом смысле отнюдь не остался бесплодным. Помимо публицистики, «крымская философия» о. Сергия Булгакова - это две большие работы «Философия имени» (1917-1918, опубликована в 1953 Львом Зандером) и «Трагедия философии» (1921/1925, впервые опубликована в немецком переводе, 1927). Однако именно это время своей жизни он и называет «годами безочарования».
Переосмысление «шмидтианства», воспринимаемого уже как тягостный эпизод собственной биографии, происходит у него как раз в этот период. В статье «Мужское и Женское в Божестве», написанной в Крыму накануне высылки, мы находим не оставляющий и тени сомнения приговор: «... весь роман с воплощенной Софией, сочиненный А.Н. Шмидт, есть бред, в котором духовное безнадежно смешано с чувственно-человеческим, и это смешение обрекло ее на жертву самых тяжелых, соблазнительных и роковых иллюзий»[6; 346].
В письмах к о. Павлу Флоренскому последнее упоминание об А.Н. Шмидт относятся к предпоследнему перед высылкой из Советской России послании (прощальное письмо от 26 ноября / 9 декабря 1922 г. из Ялты Флоренский получил уже после 30 декабря 1922 г - дня, когда о. Сергий Булгаков покинул Крым). В части
III послания «Jaltica. Письмо к другу» без даты (часть II датирована I.IX.1922) автор подводит итог многолетней совместной деятельности и дружбы с о. Павлом: «Так я понимал Тебя, и Ты не станешь отрицать, что было так: не о школе ... шла речь, но о новой эпохе сознания ... (то, о чем болтали литераторы ... мы сделаем ...). Однако наше дело не удавалось, подобно тому, как А.Н. Шмидт не удавалось найти подходящих членов новой церкви "Третьего Завета"». И добавляет ниже: «И я искренне шмидтианствовал ...» [10; 176].
И все же шлейф очарования «Анны Маргариты» тянется за ним и в эмиграцию, и окончательное освобождение происходит все-таки позже. Оно зафиксировано в его дневниках 1923-1925 гг. В пражском дневнике «Из памяти сердца» о. Сергий Булгаков констатирует: «всякий пол преодолен, наконец, в моем софиес-ловии ... ни Вл. Соловьева с романом с Софией, ни Шмидт, "личного" воплощения Софии. Все это бред, иллюзия, хула» (29.Х./7. XI [1923]) [1; 195]2. Для него теперь блоковская «мистика Прекрасной Дамы», поэтическое отражение соловьевства, ведет «прямехонько к большевизму» [8; 122], соловьевская «мистическая эротика переходит прямо в эротику, София в Сонечку,
2 Здесь и далее дневник «Из памяти сердца» цитируется по
указанному изданию.
область мистического блуда. Анна Шмидт» ... - это все путь в никуда, «мистическая иллюзия и аберрация. Реактив Фрейда в применении к Соловьеву (его статьи о «смысле любви»).» [8; 217].
Однако на смену прежним увлечениям идут другие, не менее сильные. Едва став священником, о. Сергий Булгаков, как известно, переживает период конфессиональных метаний: испытывает сильнейшее «католическое искушение». Окрашенная в апокалиптические тона гибель православной империи и казавшееся неизбежным вслед за тем прекращение существования русской Церкви приводят о. Сергия к какой-то маниакально-настойчивой мысли о Папе Римском как единственном гаранте сохранения вселенского церковного единства. Свою роль здесь, безусловно, сыграла разочарованность участника Собора 1918 года в собственной общественно-церковной деятельности: «Собор российский, патриаршество . - все это очень быстро раскрылось в своем бессилии» [10; 185].
В Крыму о. Сергий принимает решение тайно поминать Папу Римского на литургии, а оказавшись за границей, поначалу пытается наладить связи с католиками - ведь для него тогда возможный переход в инославную церковь мысленно вовсе не исключается. Недаром, отправляясь в изгнание, первоначально в Константинополь, в письме к о. Павлу Флоренскому он задает неясный самому себе вопрос: «впереди второй Рим, будет ли первый?» -имея в виду, конечно, вовсе не переезд в «вечный город»...
Увлечение католицизмом, запечатленное ярче всего в философско-публицистических диалогах «У стен Херсониса» (1922), впрочем, оказалось хоть и сильным, но кратковременным. Уже в Константинополе начинается «трезвение», а в Праге приходит полное разочарование в «папизме». Так в недавно опубликованной булгаковских дневниковых записях о первых годах эмиграции читаем (запись от 9/22.У11.1923): «С католичеством уже нет прежней остроты, и как-то разрешается в душе, тихо тает мой церковный кризис.» [12; 95]3.
О тяжком раскаянии о. Сергия Булгакова в собственном, как он теперь квалифицирует свое увлечение, «предательстве» свидетельствует другой его дневник «Из памяти сердца». Удивительно однако то, что раскаиваясь и трезвея, с душевной скорбью отрицаясь от своего прежнего филокатоличества, одновременно и со все нарастающим вдохновением о. Сергий возвращается к Софии и софиологии - но уже другой, очищенной от «шмидтианства». Вот запись от 11/24.У.1923 по
3 Судя по хронологии записей, цитируемая «Пражская
записная книжка» [см.: 12] является продолжением дневника «Из памяти сердца», однако параллельно ему Булгаков ведет еще и так называемый «Духовный дневник» [см.: 5]. Издатель Пражской записной книжки сообщает: «Выясняется, что о. Сергий день за днем одновременно ведет два дневника: ежедневный (событийный) - публикуемая здесь записная книжка и Духовный» [12; 136]. Относительно «функционального» противопоставления двух дневников представляется нелишним следующее размышление: «Духовный дневник» Булгакова не менее событиен и не более «духовен», чем дневник «Из памяти сердца», а в «Пражской записной книжке» - дневнике, по определению издателя, «событийном», рукой Ю.Н. Рейтлингер вырваны многие страницы - несомненно те, которые относились непосредственно к ней, и в какой степени они могли бы быть определены как «духовные» либо как «событийные», мы уже не узнаем. Ясно только, что оставлялось лишь «событийное»...
поводу чтения воспоминаний Андрея Белого о Блоке: «меня это снова волнует; все эти темы и настроения мистической эротики, в которых я жил напряженно . эта мистика Прекрасной Дамы, которая привела прямо-хонько к большевизму. Да что же это такое, наконец? Аберрация, ошибка мистического суждения, или же еще нераскрывшиеся символы неверно . воспринятых предвестий (такова Шмидт) . Сам я сейчас так болен и задавлен католическими вопросами, что совсем утерял эти темы, но ведь от этого они не упразднены; но, кто знает, может быть, еще и воротятся ...» [1; 122].
Душевные терзания, связанные с освобождением от «католического прельщения», тревожат еще не меньше года. В «Пражской записной книжке», в записи от 2/15 мая следующего, 1924 года, о. Сергий Булгаков в Вене вспоминает о своем былом состоянии: «Здесь был я с год тому назад, в растерзанном и растерянном виде, раздираемый католицизмом изнутри. И как изменился за год: я постиг и преодолел и пережил изнутри это искушение» [12; 99]. Теперь о. Сергий Булгаков переходит к критике и богословскому сражению с католической доктриной. Еще прежде, летом 1923 г. на студенческой конференции в Штернберге он выступает с докладом об апостолах Петре и Иоанне, который позже вырос в работу «Святые Петр и Иоанн. Два первоапостола». Здесь оспаривается католическая доктрина о примате апостола Петра. Осенью (запись от 8/21.УШ.1923) о. Сергий Булгаков фиксирует: «трезвею от своего католичества» [1; 145]; через несколько дней (13/26.УШ): «догматический папизм мною, благодарение Богу, пережит»; «читаю книги - о католичестве - с одним единственным результатом, чтобы освободиться от самогипноза, под который я попал . вместе с освобождением, зреет ведь какая-то общецерковная дума» [1; 147]. Теперь он стремится к такой работе, «на которую можно отдавать остаток жизни» [1; 147], и вскоре это стремление получает оформленные черты: 9 октября (ст.ст.) в его квартире состоялось собрание, на котором было воссоздано возникшее еще в 1918 году в России Братство во имя св. Софии. Собранию предшествовали несколько предварительных встреч и совещаний. На Рождество Богородицы (8 сентября ст. ст.), на праздничном собрании после богослужения, о. Сергий «говорил слово о Софии, Премудрости Божией» [1; 155]. Об этом он упоминает в записи 16/29 сентября, и там же, ниже: «вчера у нас было маленькое по числу . совещание, но очень важное по значению: порешили немедля приступить к образованию православного братства во имя Пресвятой Богородицы, — из церковной интеллигенции . это может иметь большое значение для Церкви. Как милостив Господь, что я излечился от своего заболевания католичеством ...» [1; 157].
Далее события развиваются следующим образом. 25 сентября (ст.ст.) духовная дочь о. Сергия иконописица Юлия Рейтлингер подарила ему написанный ею «дивный образ Софии, Премудрости Божией» [1; 165]. На следующий день, 26 сентября (ст. ст.) вновь состоялось совещание, в котором приняли участие А.В. Карташев, П.И. Новгородцев, П.Б. Струве, В.В. Зеньковский, С.С.
Безобразов и Г.В. Флоровский. Все вместе «постановили учредить православное братство имени Божественной Софии» [1; 165]. В дневниковой записи инициатор собрания добавляет: «я уже устал ... от разных своих "озарений", и на этот раз ничего не воображаю» [1; 166] - и, тем не менее, уже через месяц (23.Х./7.Х1): «а все же звучат почему-то на душе Блоковские стихи: Предчувствую тебя ... Читаю лекции - о Софии» [1; 193]. В записи того же дня: «В моей душе вновь поднялась София. О Ней думаю, Ею опять вдохновляюсь ... а еще так недавно казалось, что это выдумка, которой не соответствует опыт. И мой опыт новый, более духовный и церковный, из которого изгнан всякий пол, он преодолен, наконец, в моем софиесловии . : ни Вл. Соловьева с романом с Софией, ни Шмидт, "личного" воплощения Софии. Все это бред, иллюзии, хула. Но София стоит как солнце на небе церковном . и спасает меня своими лучами и свободой ... от папизма» [1; 195].
Через несколько дней (29.Х./12.Х1) та же мысль еще более заострена: «У меня сейчас - вполне неожиданно, но властно и закономерно - в душе стоит как антитеза: София или папство, горизонталь или вертикаль? Для меня ясно, что церковь - София не склонится под папу ... Теперь для меня становится понятно, почему я ранее - с удивлением - за последние годы потреял конкретное чувство Софии и стал считать ее . за философский вымысел или ненужность. И на почве этого софийного нечувствия и внутреннего испуга перед большевизмом явился папизм» [1; 198].
Немного ниже - вновь возвращение к размышлениям о Шмидт: «вместе с новым подъемом софийных чувств ... для меня выяснилось и философско-богословское и религиозное отвержение половой концепции Софии, как "вечной подруги" и "прекрасной дамы" . и кажется мне, что я преодолел здесь В. Соловьева - Шмидт . Тем самым я сделал шаг и за "Свет Невечерний" ...» [1; 198].
Дневники недвусмысленно свидетельствуют: освобождение от католичества означало для о. Сергия возвращение к Софии и софиологии. В записи, сделанной 12/25.Х1 о чтении осенью этого года лекций: «имею возможность снова погружаться и пересматривать самые дорогие и трепетные вопросы, - о Софии, о Женственности, о Святом Духе» [1; 242].
Софийные настроения владеют о. Сергием Булгаковым зимой и весной следующего, 1924 года. Пастырское общение с умирающей Е.Я. Кизеветтер, которую он причащал накануне смерти, приводит к новому всплеску софийных чувств и размышлений (4/17.III. 1924): «... и не совсем понимаю, что это со мной происходит - не в эмпирическом порядке . но в мистическом. Я чувствую этот прилив волн, которые родят ощущение силы и ведения . или это зовы и вестники конца . Будь я помоложе, я, конечно, сочинил бы какое-нибудь софийное происшествие .» [1; 244]. Впрочем, для него, «теперь абсолютно трезвого» и «окруженного огнем алтаря», подобное уже невозможно («да и разве . возможна была бы для священника история с Шмидт» - 9/22.11.1924 [1; 233]).
Он говорит о «странной и непонятной прекрасной и высокой связи душ на небесах», о тайне личных отношений с духовными детьми: «я слышу, слышу их как какие-то подземные вулканические силы . и уже трепещет сердце от непосильного для него волнения . И все это абсолютно вне порядка земных чувств . это своя особая область духовных связей» [1; 244]. Но, по-видимому, последние строки относятся далеко не ко всем духовным чадам о. Сергия. В «Пражской записной книжке» (18/31.У1924) имеется примечательная запись: «Вчера я читал самую свою, кажется, значительную по теме и мыслям лекцию - о Богоматери и Св. Духе, о материнстве с Богом, о Богоматери как Софии, о Знамении Божией Матери. Душа трепетала и изнемогала от внутреннего напора и горения, но предо мной были пустые скамьи и маловосприимчивые сердца, кроме, конечно, Юли одной» [12; 102].
Юлия Рейтлингер «посланница Софии» - последнее «софийное увлечние» о. Сергия Булгакова. Их знакомство состоялось в 1918 г. в Крыму, а одна из страничек «Пражской записной книжки», посвященных будущей монахине Иоанне, говорит о силе и высоте этой небесной связи душ (запись от 11/24.У.1924): «.Все это русские вопросы. мировые вопросы.. На фоне этого трагического величия каким-то величаво-странным <страшным - ?> выступает этот последний дружеский союз во имя Софии.» [12; 101]. Удивительно, но в тот же день фиксируется и еще одно «разочарование» в прежнем глубочайшем «увлечении» - на этот раз оно касается отношения к о. Павлу Флоренскому: «Нас соединяет почитание Софии, но я чувствую, что встреча с ним мне ничего не даст, кроме чисто личных впечатлений. Было время, что я чтил его как своего старца и Друга. Теперь . этого нет» [12; 100]. И далее: «И он как-то оказался для меня несостоятелен, при всей своей гениальности. Я знаю всю свою малость и никчемность, и однако иначе я уже мне могу: в себе обрести Софию, броситься в море за сокровищем и достать его или же утонуть» [12; 100]4.
В итоге духовное возрождение приводит о. Сергия к периоду интенсивного творчества, к созданию ряда работ, в которых внутренне преодоление прежнего «эротически окрашенного» софиесловия выливается в новую концепцию софиологии. Однако «католический сюжет» не прошел бесследно: позже в философско-богословском плане он отразится в положительном решении Булгаковым проблемы :&1^ие, а также в оценке им как «роковой» роли византийского патриарха Фотия в разделении церквей. Впоследствии эта оценка несколько смягчилась, но разделение церквей Булгаков до конца жизни воспринимал как трагедию, приведшую к застою богословской мысли как на западе, так и на востоке._
4 Через много лет, в «Невесте Агнца», опубликованной уже после смерти о. Сергия, последнее упоминание имени Флоренского в булгаковских текстах свидетельствует о полном преодолении когда-то столь сильного влияния Друга: «.беспомощность ... учения Платона об идеях заключается в отделенности Софии Божестсвенной от Софии тварной. Благодаря этому мир оказывается только проекцией языческого политеизма (таким он остается и в истолковании идей как духовных существ у о. П. Флоренского)» [7; 16].
Кроме того, первую книгу так называемой малой трилогии «Купину Неопалимую» (1927) Булгаков, очевидно по горячим следам, задумал как критику католического почитания Богоматери (в частности, догмата о непорочном зачатии) - но она вышла далеко за рамки первоначального замысла и собственно антикатолическая полемика отходит в ней на второй план.
Возвращение же к Софии и софиологии после нескольких лет забвения темы происходит в книге «Ипостась и ипостасность» (закончена в июне 1924 года). Жанр сочинения определен автором как «заметки на полях» - в этих Scholia к «Свету Невечернему» он впервые дает набросок софийной онтологии в рамках догматического богословия.
Софию, понимаемую прежде платонически как «умную сущность», «совершенный организм божественных идей» или некую «прослойку» между Богом и миром, о. Сергий Булгаков теперь стремится мыслить как раскрывающийся мир божественных энергий, отличный от природы Божества. Чувствуя недостаточность
прежнего платонического обоснования Софии, он пытается перевести ее на паламитскую основу. Собственно, все последующее философско-богословское развитие его софиологии и представляет собой эту попытку, оставшуюся все же незавершенной.
«Ипостась и ипостасность» заканчивается утверждением о Богоматери как творении, достигшем софий-ной высоты: «Она есть тварная София» [2; 33] - отсюда он перекидывает онтологический мостик к тематике «Купине Неопалимой», в которой софиология впервые пытается выговорить себя исключительно языком христианской догматики.
Тем самым о. Сергий Булгаков действительно делает шаг вперед не только относительно собственной со-фиологической концепции «Философии хозяйства» и «Света Невечернего», но и существенно уходя от софи-ологической проекции, намеченной В.С. Соловьевым и о. Павлом Флоренским, в свете влияния которой - даже при несомненной оригинальности собственной теории -о. Сергий Булгаков все же до сих пор оставался.
Библиографический список
1. Булгаков С., прот. Из памяти сердца. Прага [1923-1924]. Публ. и коммент. Алексея Козырева и Натальи Голубковой при уч. Модеста Колерова // Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1998 год. М.: О.Г.И, 1998.
2. Булгаков С.Н. Ипостась и ипостасность (Scholia к Свету Невечернему // Булгаков С.Н. Труды о Троичности / Сост., подгот. текста и примеч. Анны Резниченко (Исследования по истории русской мысли . Т. 6). М.: О.Г.И, 2001.
3. Булгаков С.Н. На пиру богов. Pro et contra. Современные диалоги // Вехи. Из глубины. М.: Правда, 1991.
4. Булгаков С.Н. Тихие думы. М.: Республика, 1993.
5. Булгаков Сергий, прот. Автобиографические заметки. Дневники. Статьи / Предисл. Н.А. Струве; примеч. А.П. Олейниковой, Н. А. Струве. Орел: Изд-во Орлов. гос. телерадиовещат. компании, 1998.
6. Булгаков Сергий, прот. Мужское и Женское в Божестве. Мужское и Женское // С.Н. Булгаков: религиозно-философский путь. Международная научная конференция. М.: Русский путь, 2003.
7. Булгаков Сергий, прот. Невеста Агнца. М.: Общедоступный Православный Университет, основанный протоиереем Александром Менем, 2005.
8. Булгаков Сергий, прот. О Вл. Соловьеве (1924). Из архива Свято-Сергиевского Богословского Инстиута в Париже / Козырев А.П. Священник Сергий Булгаков: Возвращение к Соловьеву // Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1999 год. М.: О.Г.И, 1998.
9. ГоллербахЕвгений. Религиозно-философская группа «Путь» (1910-1919) в поисках новой идентичности. Спб.: Алетейя, 2000.
10. Переписка священника Павла Александровича Флоренского со священником Сергием Николаевичем Булгаковым. Сост. игумен Андроник (Трубачев)]. Томск: Водолей, 2001.
11. Шмеман Александр, прот. Дневники. 1973-1983. Сост. и подгот. текста Ульяны Шмеман, Никиты Струве, Елены Дорман. М.: Русский путь, 2005.
12. Рейтлингер Ю.Н. и о. Сергий Булгаков. Диалог художника и богослова. Дневники. Записные книжки. Письма. Сост., подгот. текста, предисл., коммент., примеч. Брониславы Поповой. М.: Никея, 2011.
References
1. Bulgakov S., prot. Iz pamjati serdca. Praga [1923-1924]. Publ. i komment. Alekseja Kozyreva i Natal'i Golubkovoj pri uch. Modesta Kolerova // Issledovanija po istorii russkoj mysli. Ezhegodnik za 1998 god. M.: O.G.I, 1998.
2. Bulgakov S.N. Ipostas' i ipostasnost' (Scholia k Svetu Nevechernemu // Bulgakov S.N. Trudy o Troichnosti / Sost., podgot. teksta i primech. Anny Reznichenko (Issledovanija po istorii russkoj mysli . T. 6). M.: O.G.I, 2001.
3. Bulgakov S.N. Na piru bogov. Pro et contra. Sovremennye dialogi // Vehi. Iz glubiny. M.: Pravda, 1991.
4. Bulgakov S.N. Tihie dumy. M.: Respublika, 1993.
5. Bulgakov Sergij, prot. Avtobiograficheskie zametki. Dnevniki. Stat'i / Predisl. N. A. Struve; primech. A. P. Olejnikovoj, N.A. Struve. Orel: Izd-vo Orlov. gos. teleradioveshhat. kompanii, 1998.
6. Bulgakov Sergij, prot. Muzhskoe i Zhenskoe v Bozhestve. Muzhskoe i Zhenskoe // S.N. Bulgakov: religiozno-filosofskij put'. Mezhdunarodnaja nauchnaja konferencija. M.: Russkij put', 2003.
7. Bulgakov Sergij, prot. Nevesta Agnca. M.: Obshhedostupnyj Pravoslavnyj Universitet, osnovannyj protoiereem Aleksandrom Menem, 2005.
8. Bulgakov Sergij, prot. O Vl. Solov'eve (1924). Iz arhiva Svjato-Sergievskogo Bogoslovskogo Instiuta v Parizhe / Kozyrev A.P. Svjashhennik Sergij Bulgakov: Vozvrashhenie k Solov'evu // Issledovanija po istorii russkoj mysli. Ezhegodnik za 1999 god. M.: O.G.I, 1998.
9. Gollerbah Evgenij. Religiozno-filosofskaja gruppa «Put'» (1910-1919) v poiskah novoj identichnosti. Spb.: Aletejja, 2000.
10. Perepiska svjashhennika Pavla Aleksandrovicha Florenskogo so svjashhennikom Sergiem Nikolaevichem Bulgakovym. Sost. igumen Andronik (Trubachev)]. Tomsk: Vodolej, 2001.
11. Shmeman Aleksandr, prot. Dnevniki. 1973—1983. Sost. i podgot. teksta Ul'jany Shmeman, Nikity Struve, Eleny Dorman. M.: Russkij put', 2005.
12. Rejtlinger Ju.N. i o. Sergij Bulgakov. Dialog hudozhnika i bogoslova. Dnevniki. Zapisnye knizhki. Pis'ma. Sost., podgot. teksta, predisl., komment., primech. Bronislavy Popovoj. M.: Nikeja, 2011.
УДК 37.018.26 Э.М. ЛУЩЕНКО
соискатель кафедры философии и культурологии МГУ ПС (МИИТ)
E-mail: ele4ka6@mail.ru С.И. НЕКРАСОВ
доктор философских наук, профессор кафедры гуманитарных и социально-политических наук МГТУ ГА
UDC 37.018.26 E.M. LUSCHENKO
Competitor of the Department of Philosophy and Cultural Studies, Moscow State Railwaus University E-mail: ele4ka6@mail.ru S.I. NEKRASOV
Doctor of Philosophy, Professor, Department of Humanities, Social and Political Sciences MSTUCA
К ВОПРОСУ О ПОНЯТИИ «РОДИТЕЛЬСТВО» И ЕГО СУЩНОСТИ ON THE NOTION OF «PARENTHOOD» AND ITS ESSENCE
Статья посвящена рассмотрению родительства как социально-философского феномена. Рассмотрены основные функции института материнства и отцовства, а также влияние родителей на формирование личности ребенка.
Ключевые слова: родительство, материнство, отцовство, дети, семья.
The article is devoted to parenting as a social and philosophical phenomenon. The main functions of the institution of motherhood and fatherhood, as well as the influence of parents on the formation of the child.
Keywords: parenting, motherhood, fatherhood, children, family.
В последние годы в отечественной научной литературе широко обсуждается вопрос о необходимости укрепления института семьи. В современном мире «ро-дительство» переживает острый кризис, проявляющейся, в первую очередь, в сфере детскородительских отношений. Ослабляются социальные связи между родителями и детьми, снижается значимость родства и родительства.
Следует отметить, что понятие «родительство» является областью исследования целого ряда наук: философии, социологии, психологии, педагогики, медицины, права, демографии, культурологии, этики, религиоведения и др. Это, безусловно, подчеркивает значимость данного феномена в жизни.
Родительство - сложное социальное явление, уникальное как для отдельного человека, так и для общества в целом. Выступая, с одной стороны, необходимым условием обеспечения воспроизводства будущих поколений, а с другой - элементом личностной сферы человека, родительство является одним из наиболее значимых ценностей культуры. В общении с родителями, в процессе совместной деятельности с ними ребенок усваивает первые понятия о мире, об обществе, приобщается к человеческой культуре, приобретает ин-
дивидуальные черты, которые постепенно образуют неповторимые личные качества. И социальность для него представлена первоначально, главным образом, родителями. С первого момента отношения ребенка с родителями носят социокультурный характер и становятся моделью для всех последующих отношений. Таким образом, родительство служит связующим звеном между человеком и обществом, его культурой.
Как социокультурный феномен родительство несет в себе отражение всего хода развития человеческой культуры, всего накопленного социального опыта, главных ориентиров, норм общения, выступая своеобразным индикатором состояния общества в целом. Современные проблемы родительства являются коренными социальными проблемами и нуждаются в системном исследовании как с точки зрения выявления специфики данного социального феномена и особенностей его взаимовлияния и взаимосвязи с обществом, так и с точки зрения определения возможных тенденций развития в будущем. Проблемы отношений родителей и детей всегда были актуальны и вызывали большой научный и практический интерес. В последние десятилетия эволюция родительских отношений стала объектом пристального изучения во всем мире. Причина
© Э.М. Лущенко, С.И. Некрасов © E.M. Luschenko, S.I. Nekrasov
