CC BY
70
упорство и пытается ещё противостоять этому стеклянному миру цивилизации. Итак, тюльпан обретает символическое значение стойкости.
В целом в рок-поэзии используются традиционные флористические образы, но семантика их расширяется за счёт обращения к новым темам и новым ракурсам рассмотрения интересующей автора проблематики. В творчестве В.Р. Цоя фитонимы обретают трансформированные значения с помощью интегрирования их в определённый художественный контекст. На примере флористического кода представлена и динамика творческой эволюции поэта: от обобщений - к мифопоэтическому и конкретному.
Список литературы
1. Цой В. Стихи, документы, воспоминания / авт-сост. М. Цой, А. Житинский. - СПб.: Новый Геликон, 1991. - 382 с.
2. Шарафадина К. И. Обновление традиций флоропоэтики в лирике А. Фета // Рус. лит. - 2005. - № 2. - С. 18-54.
3. Шарафадина К. И. «Язык цветов» в русской поэзии и литературном обиходе первой половины XIX в. (Источники, семантика, формы): дис. ... д-ра фи-лол. наук. - СПб., 2004. - 431 с.
Т. П. Самсонова Сны о России в поэзии Владимира Набокова
Владимир Владимирович Набоков (1899-1977) (псевдонимы Владимир Сирин, Василий Шишков) - русский и английский писатель, переводчик, поэт, литературовед, энтомолог родился в Петербурге, эмигрировал в Европу в 1918 г., закончил Кембридж в 1922 г., с 1940 г. жил в Америке, где писал по-английски, умер в Швейцарии (Монтрё). Набоков любил повторять, что он американский писатель. Языковые возможности позволили ему свободно войти в англоязычный мир и получить мировое признание, где скандальную славу принёс ему роман «Лолита» (1955). Запоздалый приход русского читателя к поэзии Набокова происходит в обратной перспективе: от прозы романов «Машенька» (1926), «Король, дама, валет» (1928), «Защита Лужина» (1930), «Подвиг» (1932), «Камера обскура» (1932), «Отчаяние» (1934), «Приглашение на казнь» (1935), «Дар» (1937), «Лолита» (1955) к сборнику рассказов «Возвращение Чорба» (1929) и только потом к стихам, первая публикация которых была ещё в Петербурге в 1916 г. и в 1918 г., но только в настоящее время они дошли до русского читателя.
Существует обширный корпус исследовательской литературы о Набокове на русском и иностранных языках, вместе с тем можно
заметить, что поэтическое творчество Набокова ещё недостаточно
V V п
полно вошло в контекст русской культуры для исследователей. В настоящей статье пойдёт речь о том географическом локусе, где Набоков впервые ощутил себя поэтом. В юности, никогда не выезжая в другие города, Набоков навсегда запомнил Рождествено, Вы-ру, Батово Гатчинского уезда вблизи Петербурга как необыкновенно прекрасный российский уголок, ставший для него символом всей России. Способность человека Помнить всегда говорит о Памяти сердца. В творчестве Набокова «сны о России», как Память сердца постоянно проходит в реминисценциях, аллюзиях, в точно описанных деталях в рассказах и романах. В поэзии Набокова этот географический локус детства и юности явлен почти с фотографической точностью.
Одно из ранних стихотворений Набокова «Дождь пролетел» подписано им «май 1917 Выра»: «Дождь пролетел и сгорел на лету/ Иду по румяной дорожке/ Иволги свищут, рябины в цвету./ Белеют на ивах серёжки. Воздух живителен, влажен, душист./ Как жимолость благоухает!/ Кончиком вниз наклоняется лист/ И с кончика жемчуг роняет»/[4, с. 56-57].
Многие годы спустя Набоков в книге «Бреек, Метогу» («Память, Говори») описывает рождение этого стихотворения: «Мгновение спустя началось моё первое стихотворение. Что его подтолкнуло? Думаю, что знаю. Без малейшего дуновения ветра, самый вес дождевой капли, сверкавшей заемной роскошью на сердцевидном листе, заставил его кончик опуститься, и то, что было похоже на шарик ртути, совершило неожиданное глиссандо вниз вдоль центральной жилки - и, сбросив свою яркую ношу, освобождённый лист разогнулся ... Мгновение, в которое всё это произошло, кажется мне не столько отрезком времени, сколько щелью в нём, попущенным ударом сердца, который был тут же компенсирован ударом рифмы. Я специально говорю «стуком», потому что когда наконец налетел порыв ветра, деревья вдруг все разом начали капать, настолько же приблизительно имитируя недавнее низвержение воды, насколько строка, что я уже бормотал, напоминала только что испытанный шок, когда на миг сердце и лист стали одним» [6, с. 217]. Другой ракурс прочтения набоковской поэзии даёт интервью писателя, где он говорит, что: «Можно пробираться к реальности всё ближе и ближе, -но всё будет недостаточно близко, потому что реальность - это бесконечная последовательность ступеней, уровней восприятия, двойных донышек, и потому она неиссякаема и недостижима .мы живём в окружении более или менее призрачных предметов» [3, с. 568].
Таким «призрачным предметом» стала для Набокова Россия. В поэзии раннего периода «прекрасная страна» Рождествено, Выра,
Батово - это неиссякаемый источник вдохновения для Набокова: «Безоблачная высь и тишина.../ Голубоватый снег; оцепененье;/ Ветвей немых узорное сплетенье -/ Моя страна - волшебная страна./ Когда в снегу сияющем она/ Стоит как серебристое виденье -/Душа в таинственное влюблена,/ В душе покой и кроткое смиренье./» [4, с. 58]. Невольно эти поэтические строки выводят нас на глубинный пласт того, что русская культура ХХ-ХХ1 вв. почти безвозвратно потеряла: это русская усадьба, которая была источником вдохновения, оазисом тишины, местом благодатного уединения для писателей, поэтов, композиторов. При этом жизнь в усадьбах не была интеллектуальной изоляцией: туда регулярно доставлялись из города газеты и журналы, у владельцев обыкновенно были обширные библиотеки, и обитатели усадеб имели возможность формировать своё мнение, обсуждать многие вопросы текущей жизни, новинки литературы, устраивать концерты и театральные представления. Вспомним Ясную Поляну, Тригорское в Пушкинских горах, усадьбу Олениных «Приютино», «Извару» Рериха под Петербургом, «Ивановку» С. В. Рахманинова в Тамбовской области! Эти усадьбы можно пересчитать по пальцам, они практически исчезли с географической карты России.
Итак, Рождествено в 60 километрах от Санкт-Петербурга по Киевскому шоссе - локус Набокова. За несколько лет до революции шестнадцатилетний Набоков получил в наследство от деда по материнской линии золотопромышленника В.И. Рукавишникова миллионное состояние и усадьбу Рождествено. К началу XX в. Рождествено представляло собой в высшей степени благоустроенное и ухоженное «дворянское гнездо» с красивым господским деревянным домом с колоннами в стиле ампир, стоящим на высоком берегу реки Оредеж, с пейзажным парком, фруктовым садом, полями, засеянными рожью. Именно там писал свою знаменитую картину «Рожь» И.И. Шишкин, правда, в нынешнем ландшафте нет ржаного поля, и исчезли могучие деревья, которые есть в центре картины. В усадьбе был теннисный корт и многочисленные хозяйственные постройки. Рождествено и его окрестности - важный набо-
V V п
ковский локус, не раз им воспетый в рассказах, романах и стихах. В автобиографическом романе «Другие берега» писатель вспоминал: «Рождественская усадьба <... > была, говорили, построена на развалинах дворца, где Петр Первый, знавший толк в отвратительном тиранстве, заточил Алексея. Теперь это был очаровательный, необыкновенный дом. По истечении почти сорока лет я без труда восстанавливаю и общее ощущение и подробности его в памяти: шашечницу мраморного пола в прохладной и звучной зале, небесный сверху свет, белые галерейки, саркофаг в одном углу гостиной, орган в другом, яркий запах тепличных цве-
тов повсюду, лиловые занавески в кабинете <...> и незабвенную колоннаду заднего фасада, под романтической сенью которой сосредоточились в 1915 г. счастливейшие часы моей счастливой юности» [2, с. 45]. Счастьем, искренностью, романтическим восторгом наполнены многие стихи Набокова рождественского периода: «Я помню влажный лес, волшебные дороги,/ узорные лучи на дышащей траве.../ Как были хороши весенние тревоги!/Как мчались облака по вольной синеве!» [4, с. 88]. Есть и прямая отсылка на большой яблоневый сад в Рождествено: «Где ты, апреля ветерок / прелестный, в яблони влюблённый? /Цветут, цветут, а ты снежок /сдуваешь благовонный./В былые, благостные дни/ в холодном розовом тумане -/да, сладко сыпались они -/ цветы простых очарований» [4, с. 126]. И в другом стихотворении: « Кто выйдет поутру? Кто спелый плод подметит!/ Как тесно яблоки висят! Как бы сквозь них блаженно солнце светит,/ стекая в сад./ И сонный, сладостный, в аллеях лепет слышен:/ то словно каплет на песок/ тяжёлых груш, пурпурных поздних вишен / пахучий сок [4, с. 61]. От великих предшественников Пушкина, Фета, Блока Набоков органично воспринял акустическую основу стихотворного ритма. Стихи Набокова необыкновенно «певучи». В романе «Дар» Набоков отсылает читателя к тонкостям творческого процесса, к «рождению музыки стиха»: «... в них сама по себе жила такая музыка, в тёмном как будто стихе такая бездна смысла раскрывалась у ног, так верилось в звуки и так изумительно было, что вот из тех же слов, которые нанизывались всеми, вдруг возникало, лилось и ускользало, не утолив до конца жажды, какое-то непохожее на слова, не нуждающееся в словах своеродное совершенство.» [5, с. 275-276]. Таким «своеродным совершенством» звучат набоковские стихи, посвя-щённые России: «Не всё ли равно мне, рабой ли наёмницей /иль просто безумной меня назовут?/ Ты светишь... Взгляну - и мне счастье вспомнится./Да, эти лучи не зайдут./ Ты в страсти моей и в страданьях торжественных,/ и в женском медлительном взгляде была./ В полях озарённых, холодных и девственных/ цветком голубым ты цвела. /(....)Ты - в сердце, Россия./ Ты - цель и подножие,/ ты - в ропоте крови, в смятенье мечты./ И мне ли плутать в этот век бездорожия? Мне светишь по-прежнему ты». [4, с. 112].
Незадолго до смерти Набокова его посетила Белла Ахмадули-на. В эссе «Робкий путь к Набокову» есть пронзительные строки: «.... Внезапно - для обомлевших нас, выдыхом пожизненной тайны лёгких, Набоков беззащитно, почти искательно (или мы так услышали?) проговорил: «Может быть. мне не следовало уезжать из России? Или следовало вернуться?» Я ужаснулась: «Что Вы говорите?!
Никто никогда бы не прочитал Ваших книг, потому что - Вы их не написали бы» [5, с. 162].
В Набокове можно увидеть смыслообразующую фигуру зарубежного гения, у которого Память сердца в тонких извилинах души сохранила навсегда «Сны о России». В автобиографическом произведении «Другие берега» Набоков писал: «Выговариваю себе право тосковать по экологической нише - в горах Америки моей вздыхать по северной России» [2, с. 46].
А как же локус писателя, незабвенное Рождествено? Пережив революцию, гражданскую войну, национализацию, ветеринарный техникум, Отечественную войну, где располагалась одна из частей немецких инженерных войск, в послевоенное время - образовательная школа, в 1998 г. усадьба получила статус музея, но в скорости усадьбу настиг страшный пожар. Восстановление было долгим и мучительным. То, что мы можем видеть сегодня, - это результат огромного труда, который вложил в восстановление этого памятника архитектуры тогдашний директор музея - Александр Александрович Сёмочкин. Будучи профессиональным архитектором и реставратором, он посчитал делом чести для себя полностью восстановить и внешний облик дома, и его интерьеры. Реставрация проходила с тщательным соблюдением всех технологий того времени, так что восстановленный дом по праву может считаться не «новоделом», а именно восстановленным памятником архитектуры. Рождествено живёт как мемориальный музей Владимира Набокова: здесь экспонируются выставки, проходят концерты классической музыки, звучат стихи. «Дух Набокова» витает в тщательно восстановленных интерьерах, в уникальных мемориальных фотографиях, в изысканной коллекции бабочек. В стихах Набокова возвращается к нам Память сердца, Память Рода, Память культуры [1, с. 195] и совершенно особое явление русской жизни прошлых веков - дворянская российская усадьба.
Список литературы
1. Бекетова Н.В. Рахманинов и мировая культура в зеркалах Памяти // Памяти С. В. Рахманинова: материалы I науч. собрания. - Тамбов, 2015.
2. Набоков В. В. Другие берега. - М.: Книжная палата, 1989.
3. Набоков В.В. Сочинения американского периода: в 5 т. Т. 2. - СПб.: Симпозиум, 2004-2008.
4. Набоков В. В. Стихотворения. - СПб.: Академ. проект, 2002.
5. Набоков В. В. Pro et contra: материалы и исследования о жизни и творчестве В В. Набокова. Т. 2. - СПб.: РХГИ, 2001.
6. Nabokov. Speek, Метогу: An Autobiography: Revisited. - New York, 1967.
