CC BY
168
СМЫСЛ И ТРАНСГРЕССИЯ (СМЫСЛООБРАЗОВАНИЕ КАК ТРАНСГРЕССИВНЫЙ ФЕНОМЕН)
Фаритов Вячеслав Тависович
канд. филос. наук,
доцент Ульяновского государственного технического университета,
Россия, г. Ульяновск E-mail: vfar@mail.ru
MEANING AND TRANSGRESSION (GENERATION OF MEANING AS A TRANSGRESSIVE PHENOMENON)
Faritov Vyacheslav
candidate of Philosophical Sciences, associate professor of Ulyanovsk State Technical University,
Russia, Ulyanovsk
АННОТАЦИЯ
В предлагаемой статье рассматривается место и роль феномена трансгрессии в процессе образования смысла. Автор выделяет чистую трансгрессию (хаос) как предусловие конституирования смысла. Трансгрессия как пересечение разнородных сфер языка и мышления является непосредственным онтологическим основанием образования смысла. Трансгрессия уже установленных смыслов (дискурсов) выступает в качестве механизма генерации новых смыслов.
ABSTRACT
This article examines the role and place of the phenomenon of transgression in the formation of meaning. The author identifies pure transgression (chaos) as a precondition for the constitution of meaning. Transgression as the intersection
Фаритов В.Т. Смысл и трансгрессия (смыслообразование как трансгрессивный феномен) // Universum: Общественные науки : электрон. научн. журн. 2015. № 4 (14) . URL : http://7universum.com/ru/social/archive/item/2101
of diverse areas of language and thought is a direct ontological foundation of educational sense. Transgression already established meanings (discourses) serves as a mechanism for generating new meanings.
Ключевые слова: смысл, трансгрессия, дискурс, онтология, перспектива.
Keywords: meaning, transgression, discourse, ontology, perspective.
Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ, в рамках проекта проведения научных исследований: «Комплексное исследование трансгрессии как сущностной характеристики современной социально-культурной реальности», проект № 15-33-01222.
Одним из важнейших вопросов философских, лингвистических, логических и психологических дискуссий по поводу смысла [4] является проблема соотношения смысла и формы его выражения (преимущественно языка). Условно существующие позиции можно разделить на признающие независимость и самобытность смысла по отношению к языку (наиболее яркий представитель — Э. Гуссерль) и на утверждающие его неразрывную связанность с языковой формой (в лингвистике — Э. Бенвенист, Р. Якобсон). В первом случае смысл рассматривается как ментальный феномен, во втором — как языковой. Но существует и третий вариант решения данной проблемы, согласно которому смысл не является продуктом ни сознания (мышления), ни языка, но рождается на пересечении этих сфер. Данную позицию можно обнаружить у Б.М. Гаспарова и Ж. Делеза [1; 2].
Начнем с тезиса Ф. де Соссюра, согласно которому наше мышление вне языкового выражения представляет собой аморфную, нерасчлененную массу, «туманность, где ничто не разграничено» [6, с. 112]. Служащая для выражения мысли звуковая субстанция представляет собой такую же нерасчлененную, пластичную массу. Смысл не присутствует заранее ни в одной из названных сфер. Чистая мысль, не будучи представлена в виде расчлененных понятий,
может претендовать на статус смысла не в большей степени, нежели неорганизованный звуковой материал. И там и там нет определенности, следовательно, нет смысла. Это — чистая трансгрессия, область нерасчлененного и неорганизованного хаоса, сфера неограниченного перетекания одного в другое. Мышление, взятое само по себе, служит таким же материалом для организации смысла, как и звуки сами по себе. Но сам смысл в мышлении заранее не дан. Необходима третья инстанция, которая осуществит одновременное членение и сочленение двух аморфных масс, установит границы и произведет определенности. Для Соссюра таким посредствующим звеном является язык как система чистых различий, которая, накладываясь на две неорганизованные и гетерогенные сферы, находящиеся в состоянии непрерывной трансгрессии, приводит их к определенности путем взаимосогласованного разграничения понятий и звуков. «Мысль, хаотичная по природе, по необходимости уточняется, разделяясь на части» [6, с. 112].
Хотя Соссюр не ставит здесь проблему смысла, но говорит о феномене значимости, на основе данных тезисов мы можем сделать предварительный вывод, что смысл как таковой не дан не только в мышлении и звуковой субстанции, но и в языке, поскольку последний представляет собой лишь «пограничную область» (определение Соссюра), систему чистых различий.
Сходная с подходом Соссюра позиция представлена в теории языкового существования Б.М. Гаспарова, с тем отличием, что в качестве посредствующего звена здесь выступает языковой образ, а крайними терминами являются мышление и язык. Спецификой языкового материала, согласно Б.М. Гаспарову, является его последовательное линейное развертывание во времени, где каждый новый шаг вытесняет собой предыдущие [1, с. 277]. Отсюда следует, что язык может успешно разворачиваться в линейной последовательности без вычленения какого-либо смысла. Можно читать текст, слушать речь, но ничего не понимать: один отрезок языкового материала будет вытесняться предыдущим и сменяться
последующим. Мысль, напротив, не знает линейных ограничений, но движется одновременно по многим направлениям, представляя собой множество разнонаправленных состояний [1, с. 278]. Мысль сама по себе — это трансгрессивный феномен, стирающий границы и не позволяющий установиться тождеству и определенности. И только языковой образ «позволяет осуществить переход от подчиненного течению времени развертывания языкового материала к не знающей временных ограничений работе мысли, интегрирующей этот материал в смысл» [1, с. 278]. Сам по себе образный отклик на языковой материал также не есть смысл, но лишь посредствующее звено, позволяющее осуществить соединение двух разнородных феноменов и на их пересечении породить смысл.
Трактовку смысла как не сводимого ни к положению вещей, ни к терминам предложения можно найти также у Ж. Делеза: «Вопрос вот в чем: есть ли нечто такое, aliquid, что не смешивается ни с предложением или терминами предложения, ни с объектом или состоянием вещей, обозначаемым предложением, ни с проживаемым, будь то представление или ментальная деятельность того, кто выражает себя в предложении, ни с понятиями или даже означаемыми сущностями? Смысл, или выраженное предложением, был бы тогда несводим ни к индивидуальным состояниям вещей, ни к конкретным образам, ни к личным верованиями, ни к универсальным или общим понятиям. Стоики обобщили это: ни слово, ни тело, ни чувственное представление, ни рациональное представление» [2, с. 33].
В рассматриваемый ряд можно включить также восприятие, которое, согласно показаниям психологических исследований, характеризуется быстротой смены состояний и вытекающей отсюда мимолетностью. Данный трансгрессивный поток сменяющих друг друга чувственных впечатлений требует наложения образных или понятийных схем, чтобы восприятие могло быть квалифицировано как имеющее смысл. Из этого следует, что чистое восприятие, так же как и чистое мышление, и чистый язык, не есть сфера смысла. Смысл вообще не локализуется в какой-либо отдельной сфере бытия,
но возникает на основе пересечения разнородных планов бытия. Таким образом, в образовании смысла осуществляется переход от чистой трансгрессии (каковая является синонимом хаоса) к трансгрессии в собственном смысле — как пересечения гетерогенных областей существования. Именно такая трансгрессия является онтологическим условием возникновения смысла.
Как было показано автором статьи ранее [7], феномены языка, мышления, сознания и реальности встречаются в пространстве дискурса, в то время как сам дискурс не является ни одним из этих феноменов в отдельности. Отсюда следует, что смысл конституируется в дискурсе, как в зоне схождения и расхождения, трансгрессии бинарных оппозиций классической онтологии. И отсюда также следует, что внедискурсивных смыслов не существует. Существуют метадискурсивные смыслы, распространяющиеся на большое количество различных дискурсов, и пограничные, трансгрессивные смыслы, возникающие на границе дискурсов и дискурсивных формаций. Перспектива бытия, устанавливаемая тем или иным дискурсом, и есть смысл — бытийно-смысловая перспектива. Следовательно, все сказанное выше о смысле относится к бытийно-смысловой перспективе: она не является исключительно ментальным конструктом, который задним числом получает выражение в языке (или других семиотических системах) и примеривается к по-себе сущей действительности. Перспектива смысла и перспектива бытия — одно и то же; абсолютно бессмысленное бытие, чистая действительность нам не доступны.
Задача смыслообразования в рассматриваемом в настоящем исследовании ракурсе сходна с задачей генерации информации, как она понимается в синергетическом подходе [8; 9]. Информация представляет собой запоминаемый выбор из множества сосуществующих вариантов. Чтобы выбор мог осуществиться, система должна находиться в неравновесном, трансгрессивном состоянии: в точке бифуркации, хаотической стадии или перемешивающем слое [9, с. 21]. Это означает, что для генерации информации необходим хаос чистой трансгрессии — не как метафизическое
первоначало всего сущего, но как состояние системы, при котором существующие варианты путей развития становятся открытыми, выступают как одновременно значимые, обусловливая возможность и необходимость выбора. Но, с другой стороны, не в меньшей степени необходим и выбор, поскольку перемешивающий слой сам по себе не есть информация. Необходим переход от хаоса к порядку, необходимо ограничение потенциальности возможных путей развития или значений. Только такой переход, только такое ограничение (выбор) будет называться информацией или, в другом ракурсе, смыслом — различие между двумя терминами в данном случае для нас несущественно. Как и информация, смысл или бытийно-смысловая перспектива рождается путем ограничения потенциальности чистой трансгрессии, перехода от недифференцируемой множественности потенций к определенной перспективе. Перспектива также представляет собой множество возможностей, но это множество ограниченное и определенное, связанное с имеющим определенное направление вектором.
Ограничение потенциальности, необходимое для установления бытийно-смысловых перспектив, осуществляется дискурсом. Сущность дискурса состоит именно в таком генерирующем смысл ограничении трансгрессии. Данный тезис может быть пояснен на примере коммуникации: «Чтобы иметь возможность участвовать в разговоре, мы всегда должны уменьшить потенциалы значения используемых слов, а также должны допустить, что есть объекты, такие, как общество, и субъекты, о которых мы можем говорить что-то осмысленное» [3, с. 303]. Следует учитывать, что языковое общение — это только один из примеров, к которому не сводятся все дискурсы.
Однако этим не исчерпывается роль трансгрессии в смыслообразовании. В пространстве дискурса особую значимость приобретает феномен границы. Если дискурс есть сфера организованного и установленного смысла, то на границе смысл утрачивает свой фиксированный характер и вновь переходит в трансгрессивное состояние. На границе смысл обнаруживает тенденцию к перетеканию в другие бытийно-смысловые перспективы,
тем самым создаются условия для нейтрализации фиксированной бытийно-смысловой определенности дискурса и генерации новых смыслов. Значимость феномена границы применительно к семиотике культуры отмечает также Ю.М. Лотман: «Граница семиосферы — область повышенной семиотической активности, в которой работают многочисленные механизмы «метафорического перевода», «перекачивающие» в обоих направлениях соответственно трансформированные тексты. Здесь усиленно генерируются новые тексты. Фактически здесь происходит та же работа, что и на границе разноустроенных частей монады и на любой другой границе внутри семиосферы. Прямым воплощением этого является повышенная культурная активность на границах великих империй (например, Римской) в периоды, когда внутренние культуропорождающие механизмы оказываются истощенными» [5, с. 375].
Обобщая сказанное, можно отметить, что в процессе образования смысла трансгрессия участвует трижды. Во-первых, чистая трансгрессия (как состояние недифференцированности, отсутствия определенности и границ) составляет необходимый материал, источник образования смысла. Именно из хаоса чистой трансгрессии вычленяется бытийно-смысловая определенность тех или иных дискурсов, устанавливаются бытийно-смысловые перспективы. Смысл есть преодоление чистой трансгрессии, организация хаоса. Во-вторых, конституирование смысла осуществляется за счет трансгрессивного пересечения различных областей существования: смысл рождается на основе пересечения языка и мышления, сознания и внешней реальности. Смыл и есть трансгрессия этих крайних терминов, их снятие (Aufheben) в гегелевском значении данного термина. Вне пересечения языка и мысли, внутреннего и внешнего смысла нет. Наконец, в-третьих, на границе уже установленных и фиксированных смыслов трансгрессия служит условием генерации новых смыслов. На основании сказанного можно сделать вывод, что процесс образования смысла есть по существу трансгрессивный феномен.
Список литературы:
1. Гаспаров Б.М. Язык, память, образ. Лингвистика языкового существования / Б.М. Гаспаров. — М.: «Новое литературное обозрение», 1996. — 352 с.
2. Делёз Ж. Логика смысла / Ж. Делёз. — М.: Академический проект, 2011. — 472 с.
3. Йоргенсен М.В. Дискурс-анализ. Теория и метод / М.В. Йоргенсен, Л. Филлипс. — Харьков: Гуманитарный центр, 2008. — 352 с.
4. Касавин И.Т. Текст. Дискурс. Контекст. Введение в социальную эпистемологию языка / И.Т. Касавин. — М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация», 2008. — 544 с.
5. Лотман Ю.М. Культура как субъект и сама-себе объект // Избранные статьи: В 3 т. — Т. 3 / Ю.М. Лотман. — Таллин: Александра, 1993. — С. 368—376.
6. Соссюр Ф. де Курс общей лингвистики / Ф. де Соссюр. — Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 1999. — 432 с.
7. Фаритов В.Т. Онтологический статус феномена дискурса // Эпистемология и философия науки. — 2014. — № 1. — С. 124—136.
8. Хакен Г. Информация и самоорганизация / Г. Хакен. — М.: КомКнига, 2005. — 248 с.
9. Чернавский Д.С. Синергетика и информация / Д.С. Чернавский. — М.: Едиториал УРСС, 2004. — 288 с.
