CC BY
68
12. Факторович А.Л. Системные отношения в лексике и лингвоэкспертная практика // Стилистика как речеведение. - М.: Наука: Флинта, 2013. - С. 200-207.
13. Черникова И.В. Трансдисциплинарные ме-
тодологии и технологии современной науки // Вопросы философии. - 2015. - № 4. - С. 26-35.
14. 1сторш украшського козацтва. Т. 1 / О.К. Струкевич, В.М. Матях, А.М. Авраменко та ш. - Кшв, 2011. - 294 с.
УДК 81'37 ; 81'282
Ховрина Татьяна Константиновна
кандидат филологических наук, доцент Ярославский государственный педагогический университет им. К.Д. Ушинского
tatyana.hovrina@mail.ru
СЛОВООБРАЗОВАТЕЛЬНЫЕ И СЕМАНТИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ СОБИРАТЕЛЬНЫХ СУЩЕСТВИТЕЛЬНЫХ В ЯРОСЛАВСКИХ ГОВОРАХ
В статье рассматриваются собирательные существительные продуктивной словообразовательной модели -дериваты с суффиксом -у, представленные в говорах Ярославской области. Источником исследования являются материалы «Ярославского областного словаря» и изданных к нему «Дополнений». Устанавливается словопроизводственная база таких образований модификационного типа, мотивированных существительными. Особое внимание уделяется семантике собирательных имён, производных как от общерусских, так и от диалектных основ. Выделяются основные группы собирательных наименований совокупного множества однородных в каком-либо отношении объектов, актуальных для диалектоносителей. Анализируются явления синонимии и вариативности в кругу исследуемых слов данного лексико-грамматического разряда. Диалектный материал рассматривается с привлечением данных исторических словарей русского языка.
Ключевые слова: диалектная лексика, собирательные существительные, словообразовательный тип, семантика, синонимия, вариативность, ярославские говоры.
Особый лексико-грамматический разряд среди нарицательных имён в русском литературном языке и его диалектах составляют собирательные существительные. К ним относятся слова, называющие совокупность однородных предметов и выражающие это значение с помощью определённых словообразовательных формантов. Отличительной особенностью таких слов является то, что они не образуют формы мн. числа [4, с. 461462]. Собирательным существительным изначально, в древнерусский период, были присущи такие семантические признаки, как множественность, нерасчленённость, однородность, увеличительность [2, с. 146]. Полагают, что закрепление за подавляющим большинством собирательных имён в русском языке формы ед. ч. было связано, по всей вероятности, «с необходимостью дифференциации выражения расчленённой множественности (это значение у существительных при коррелятивности числовых форм выступало лишь в формах мн. ч.) и нерасчле-нённой» [1, с. 190]. При этом множество, обозначаемое собирательными существительными, мыслится как нерасчленённое целое потому, что «совокупное множество обычно включает очень большое число членов» [1, с. 192]. Таким образом, признак нерасчленённости у собирательных имён связан с признаком усилительности.
Собирательные существительные широко распространены в диалектной речи. Сохранение продуктивности словообразовательной категории собирательности характерно для северной диалектной зоны, в особенности для её северо-восточной части [3, с. 83]. Большим числом лексических единиц, разнообразных по своей словообразова-
тельной структуре и семантике, они представлены и в словарном составе говоров Ярославской области. В большинстве своём это разного рода деривационные образования от именных основ.
Наиболее продуктивными в говорах (названной выше диалектной зоны), в том числе ярославских, являются дериваты с суффиксом -]- (слова на -ье/ -ьё). Как отмечает Ю.С. Азарх, собирательные существительные ср. рода типа дубье являются общеславянским словообразовательным типом, это так называемые первичные собирательные с суффиксом -ь]- от конкретных считаемых существительных, данная модель была продуктивна в древнерусский и старорусский периоды. Словопроизводственную базу собирательных имен на -ие/-ье составляли непроизводные и опрощенные существительные муж. и жен. рода, главным образом названия видов растений, их частей, плодов [2, с. 146, 152].
Дериваты данного типа обладают модификаци-онным словообразовательным значением, которое представляет собой некоторый дополнительный компонент значения, присутствующий в мотивированном слове и отсутствующий в мотивирующем [4, с. 265]. При модификации, таким образом, между производным (мотивированным) словом и производящим (мотивирующим) устанавливаются семантические отношения «включения»: лексическое значение производящего включается в семантический объём производного [2, с. 30]. Модификат отличается от производящего дополнительным семантическим оттенком, которым в данном случае является собирательность.
В ярославских говорах собирательные существительные с суффиксом -]-, обозначающие со-
© Ховрина Т.К., 2017
Специальный выпуск, 2017 ^ Вестник КГУ
145
вокупность того, что названо мотивирующим словом, а им в диалектах может быть одушевлённое или неодушевлённое существительное, представлены многочисленными наименованиями множеств однородных в каком-либо отношении объектов живой и неживой природы. Среди данных слов выделяется несколько семантических групп. Во-первых, это названия диких и домашних животных: волчьё, медведьё (ср.: Теперь уж всё волчьё перестреляли. Мышк. [9, т. 1, с. 119]); коровьё 'стадо коров', лошадьё (Кто сегодня коровьё будет пасти? Тут.; Всё лошадьё на мясо сдали, нет ни одной лошади во всём колхозе. Рыб. [9, т. 1, с. 327, 384]); птиц: гусьё, курьё (Гусьё-то у тебя всё поразбежалось. Мышк.; Пойди прогони курьё с огорода. Пересл. [9, т. 1, с. 182, 365]); галчьё, гальё, галочье (галочьё) 'галки' (От галочья никакого спасу нет. Нек.; Землю пашут, дак везде одно галчьё. Люб. [9, т. 1, с. 144]); грачьё, грачевье (грачевьё), гайворонье 'грачи' (Грачьё кружится над пашней. Пош. [9, т. 1, с. 169]); дичьё 'дикие птицы; дичь'. В ряде случаев здесь представлены семантические дублеты, словообразовательные варианты.
Во-вторых, это названия видов деревьев, травянистых растений и их частей: дубьё 'дубы', орешье 'заросли ореховых кустов', кореньё 'корни растений', лисьё 'ботва свёклы', батыльё (от батыль) 'высокие заросли сорных трав' (Вот уж и Павло-во, и Трушево батыльём поросло. Мышк. [9, т. 1, с. 38]); грибов: грузденье (грузденьё) 'грибы грузди', производное от груздень 'груздь' (Пойдёмте в лес за грузденьем. Рыб. [8, вып. 3, с. 111]); губо-вье 'губной нарост на стволе дерева' (Все деревья в огороде губовьём обметало. Пош.; Ну и берёза, одно губовье. Дан. [9, т. 1, с. 177]). Как видим, в наименованиях губовье (от губа 'гриб'), а также озимовье (от озимь) 'посевы озимых культур' и представленном выше грачевье, т. е. в собирательных именах на -овье (-евье), наблюдается распространение первичного суффикса -¡- (<-ь'-) суффиксом -ов- (-ев-), подобные собирательные отмечены уже в памятниках древнерусской письменности [2, с. 156-157]. Кроме того, к данной группе модификатов относятся и префиксально-суффиксальные образования, например, облистье 'листья; листва'. В этой группе особо выделяется ряд однокоренных собирательных названий зарослей высокой сорной травы, в котором представлены словообразовательные синонимы, имеющие разное суффиксальное оформление, и родовые непроизводные варианты: батыл, батыла, батыль, батыльё, батыльник, батылинник (ср.: А сейчас в огороде один батыл. Г.-Ям.; Батыла заполонила все огурцы. Нек.; Батыльник как вырос на печинах-то. Мышк.; Батылинником всё заросло. Г.-Ям. [9, т. 1, с. 38]).
В следующую группу входят названия множеств каких-либо конкретных предметов, дери-
ваты от таких слов, как кол, камень и т. д.: кольё, каменье 'пороги на реке', тенетьё (от тенето) 'паутина' (Скоко тенетья-то в углу. Г.-Ям. [9, т. 2, с. 317]) и др.; а такжеухабенье (отухаб), несколько отличающееся от других лексем своим словообразовательным формантом (Скоро-то не доедешь, одно ухабеньё на дороге. Рыб. [9, т. 2, с. 345]); ср. псковское и тверское ухабень 'ухаб, яма на дороге' [6, т. 48, с. 237], которое могло быть промежуточной ступенью при образовании данного собирательного имени, однако в ярославских говорах оно не зафиксировано.
Приведённые выше собирательные существительные в большинстве своём являются дериватами от исчисляемых существительных. Эти формы «по образованию соотносительны с формами множественного числа и отличаются от них семантикой целостности, совокупности» [10, с. 176].
Отдельную группу составляют названия одежды, причём главным образом изношенной, ветхой, рваной: лопотье (лопотьё), латанье (латаньё), ло-хонье, ветошиньё, веретье (веретьё), веретинье, труньё, худьё. Среди этих названий выделяются имена, образованные от слов с лексическим значением совокупности. Так, лопотье - производное от лопоть 'будничная одежда' и 'рваная одежда; лохмотья'. Собирательное лопотье (лопотьё) имеет пренебрежительный оттенок, ср. его употребление в народной речи: Окидала своё лопотьё в узел - и скорей бежать (Пош.); Это лопотье надо выбросить (Некр.) [8, вып. 6, с. 13; 9, т. 1, с. 383]. Кроме того, лексема лопоть имеет конкретное значение 'детская пелёнка, подгузник'. Поэтому и производное от него лопотье обладает в ярославских говорах этой же семантикой и, соответственно, употребляется в форме мн. числа (Ты лоскуты-те не выбрасывай, пригодятся на лопотья. Рост.; Надо нашить лопотьев. Б.-Сел.). Вместе с тем оно может функционировать и как собирательное, ср. в колыбельной песне: Зыбаю, позыбаю, Пошла бабка за рыбою, Мать лопотье полоскать, А я Ванечку качать (Пош.). Как конкретное существительное лопотье известно также в значении 'одеяло' (Ремеслом кормились, стегали лопотья. Мышк. [9, т. 1, с. 383]).
В памятниках письменности конца XVII-XVIII вв. слова лопоть и лопотье зафиксированы как наименования ветхой одежды, например: «Ту его лопоть и лошади покупали меж собою служилые люди, кому что понадобится». Мат. ист. Сиб. [7, с. 228]. Оба слова включены в Словарь Академии Российской (1806-1822) со следующим толкованием: во-первых, это 'ветхая одежда, гуня', во-вторых, так «в простонародном употреблении называются пелёнки или покрывальца холстинные, в каковые обертывают младенцев» [5, т. 3, с. 606]. Эти слова с данной семантикой сохранились в русских говорах.
146
Вестник КГУ ^ Специальный выпуск, 2017
В одном из письменных источников середины XVIII века - собрании «речей, употребляемых в Устюге Великом» и его окрестностях, представлены слова латанье и лопоть, которые объяснены так: «платье драное, худое» [7, с. 229]. В ярославских говорах бытует первое слово, называющее заплаты на одежде (ср.: Фуфайка - одно латаньё. Пош. [9, т. 1, с. 371]), которое, в свою очередь, является производным от собирательного латань, обозначающего как собственно заплаты (Платье одето - одна латань. Пош.), так и старую, изношенную одежду, имеющую заплаты (Надо вот купить на платье, а то уж одна латань осталась. Угл. [8, вып. 5, с. 121]). От этого слова во втором значении появилось собирательное другого словообразовательного типа латанина (с суффиксом -ин-), функционирующее с ярославских говорах наряду с латань.
Среди собирательных названий ветхой, рваной одежды выделяются слова веретинье и ветошиньё, в которых проявляется расширенный вариант суффикса -]- (образования на -инье). Первое - дериват от собирательного веретье, широко распространённого в русских говорах в данном значении (ср.: Сними ты с себя это веретьё. Перв.; Пойдёт - всё веретинье ветром сдует. Пош. [8, вып. 2, с. 55; 9, т. 1, с. 96]). Второе слово ветошиньё 'тряпьё, плохая одежда' [8, вып. 3, с. 10] мотивировано однокорен-ным ветошь, имеющим в литературном языке значение 'ветхое изношенное платье; тряпьё'. В Словаре Академии Российской (1806) в одной словарной статье представлены слова ветошь и собирательное ветошье 'старое изношенное платье и всякие ветхие вещи' [5, т. 1, с. 466], которое можно рассматривать как промежуточное звено в словообразовании между лексемами ветошь и ветошинье.
Собирательное лохоньё именует в ярославских говорах старые поношенные вещи, например: Навезли мне лохонья-то, всё нужно нести в овраг (Яр.) [9, т. 1, с. 384]). Данное слово в значении 'ветошь, тряпьё; ветхая, изношенная одежда' известно во владимирских и рязанских говорах. Со второй половины XIX в. слово лохонье отмечается в них и как наименование лоскутков старой одежды, ненужного тряпья, которые использовались крестьянами вместо детских пелёнок. Данное собирательное существительное связано с одно-коренным лохонь - так называется в рязанских говорах лоскут, клочок материи, тряпка и детская пелёнка из старой изношенной одежды [6, т. 17, с. 164]. В свою очередь, в ярославских говорах зафиксировано слово лоханы (мн. ч.) 'лохмотья', ср.: Не юбка, а одне лоханы (Рост.) [8, вып. 6, с. 15]. Слово лохон 'лоскут (материи), тряпка' известно в тамбовских говорах, а в значении 'ветхая, изношенная одежда, одежонка' - было отмечено в нижегородских, ср. также рязанское лохонка 'тряпка, лоскуток' [6, т. 17, с. 163]. Как видим, однокорен-
ные семантически связанные образования представлены в говорах центра (ярославских, владимирских, рязанских).
Собирательное труньё также обозначает рваную, старую одежду (Невеста небогатая, у неё не одежонка, а труньё. Пош.; В лес-то надевали труньё. Рыб.); лохмотья, тряпьё (Трунья полный сундук. Пош.; Да выбрось ты своё труньё! Тут.); детские пелёнки [8, вып. 9, с. 119]. В этих значениях данное слово распространено в севернорусских (в частности, вологодских) и в среднерусских говорах как западных, так и восточных [6, т. 45, с. 165]. Таким образом, собирательные лопотье, лохонье, труньё, обозначающие изношенную одежду, тряпьё, одновременно именуют и то, на что это могло быть использовано в крестьянском быту, т. е. функционируют в говорах и как конкретные существительные.
Следует отметить и тот факт, что только собирательное басьё (от диалектного баса 'наряд, нарядная одежда') является в ярославских говорах наименованием праздничной, красивой одежды (ср.: Басья-то у неё сколько! Яр. [8, вып. 1, с. 39; 9, т. 1, с. 37]).
Обратимся также к лексеме оховерье - собирательному названию старья, рухляди в доме (В дому одно оховерье, больше ничего нет. Пош.). В переносных значениях это слово употребляется как конкретное существительное. Во-первых, оно обозначает старого, дряхлого человека, в чём проявляется сема 'старое', например: Думала ли я про себя, что буду такое оховерье (Пош.). Во-вторых, оно служит наименованием опустившегося человека, пьяницы: Ну его, не мужик, а оховерье, глаза ввалились, без стакана не живёт (Некр.). Во втором значении данное слово непосредственно связано с глаголом охаверничать 'сквернословить, вести себя непристойно, нагло' [9, т. 2, с. 118-119]. Глагол охавер-ничать (оховерничать) в этом значении известен в соседних с ярославскими владимирских и подмосковных говорах, а также в рязанских. Другие од-нокоренные лексемы - наименования бесстыдного, нахального и озорного человека охаверник (оховер-ник) и, соответственно, женского рода охаверница -распространены более широко, они зафиксированы не только в названных говорах, но и в тверских, пермских, сибирских и др. В вологодских говорах, кроме сущ. оховерник, отмечено и прил. охаверный (оховерный) 'бесстыдный, нахальный, озорной' [6, т. 21, с. 23]. В семантике этих слов, как видно, проявляется негативное отношение к человеку, т. е. то, что не одобряется обществом.
Среди одушевлённых собирательных существительных рассматриваемой словообразовательной модели представлены и дериваты от наименований лиц муж. и жен. рода, приведём некоторые: братьё 'братья', деверьё 'девери', неодобрительное девьё 'девушки' (ср.: Парней много, а де-вья мало. Рыб. [8, вып. 3, с. 126]) и др.; добавим
Специальный выпуск, 2017 Вестник КГУ
147
к ним и старушенье 'старые женщины; старухи' (Старушенье-то на беседу придут, рассядутся по лавкам - всех переберут. Мышк. [9, т. 2, с. 296]). Как видим, в приведённых выше группах собирательных имён выделяются дериваты с осложнённым суффиксом -- (слова на -енье, -инье), которые функционируют в ярославских говорах параллельно с «типичными» собирательными (ср. веретье - веретинье) как семантические дублеты или самостоятельно, не имея соответствующих вариантов (ср. ухабенье, старушенье, а также головенье 'шелуха головок льна, льняная мякина' и 'головки льна на корню').
Итак, проведённый анализ собирательных существительных данного словообразовательного типа показал, что они являются продуктивным разрядом в лексике ярославских говоров. Такие имена представлены в них производными образованиями как от общерусских, так и от диалектных основ. В семантике собирательных наименований отражается то, что является актуальным, наиболее значимым для диалектоносителей.
Библиографический список
1. Азарх Ю.С. К истории собирательных типа братья, зверье в русском языке // Общеславянский
лингвистический атлас. Материалы и исследования. 1975. - М.: Наука, 1977. - С. 189-210.
2. Азарх Ю.С. Словообразование и формообразование существительных в истории русского языка. - М.: Наука, 1984. - 247 с.
3. Азарх Ю.С. Диалектное членение русского языка по данным словообразования // Проблемы русской лингвистической географии. - СПб.: Изд-е РГО, 1992. - С. 79-86.
4. Русская грамматика: в 2 т. Т. 1 / гл. ред. Н.Ю. Шведова. - М.: Наука, 1980. - 783 с.
5. Словарь Академии Российской, по азбучному порядку расположенный: в 6 ч. - СПб., 1806-1822.
6. Словарь русских народных говоров. - М.; Л.; СПб.: Наука, 1965-2015. - Вып. 1-48.
7. Словарь русского языка XVIII века. - СПб.: Наука, 2000. - Вып. 11. - 256 с.
8. Ярославский областной словарь: в 10 вып. / под ред. Г.Г. Мельниченко. - Ярославль: Изд-во ЯГПИ, 1981-1991.
9. Ярославский областной словарь: Дополнения: в 2 т. / под науч. ред. Т.К. Ховриной. - Ярославль: РИО ЯГПУ, 2015.
10. Яцкевич Л.Г. Русское формообразование. Процессы деграмматикализации и грамматикализации. - Вологда: ВГПУ, 2010. - 280 с.
148
Вестник КГУ Специальный выпуск, 2017
