CC BY
262
УДК 1:316.4
В.А. Ручин
СИНТЕЗ КУЛЬТУРНЫХ КОДОВ В ЭПОХУ ГЛОБАЛИЗАЦИИ: РОССИЯ И КИТАЙ
Статья посвящена гармонизации культурных кодов в контексте образовательного диалога. Социальная память и образ страны представляют собой факторы современного культурного взаимодействия. Синтез культурных кодов есть консолидация культурного многообразия в эпоху глобализации.
Культурный код, архетип, образование, культура, духовность, социальная память, эпоха глобализации, Россия и Китай
V.A. Ruchin
SYNTHESIS OF CULTURAL CODES IN THE ERA OF GLOBALIZATION: RUSSIA AND CHINA
The article is devoted to the harmonization of cultural codes in the context of the dialogue through education. Social memory and the image of a country are the factors of contemporary cultural interaction. Synthesis of cultural codes is a way to consolidation of cultural diversity in the era of globalization.
Cultural code, archetype, education, culture, spirituality, social memory, era of globalization, Russia and China
С древнейших времен идёт диалог Запада и Востока, особенно напряженный в одном из самых важных регионов мира - Евразии. Трудно спрогнозировать, какие возможные «модели взаимодействия разнородных цивилизаций будут доминировать на этом пространстве: а) столкновение (по
С. Хантингтону); б) диалог (по М. Хатами и др.) или в) синтез?»1. Для России восточное направление культурного диалога всегда было традиционным с точки зрения как географического положения страны, так и методов его реализации2. В наши дни стремление россиян понять восточную культуру, в том числе китайскую, усиливается особенностями современного международного взаимодействия: динамичного и массового с точки зрения личных контактов.
В данной статье на примере сравнения ключевых характеристик архетипов и анализа специфики межкультурной коммуникации России и Китая, стремительно втягивающихся в современные интеграционные процессы3, делается попытка определить перспективу гармонизации культурных кодов в современных условиях. Интерес представляет сочетаемость различных культурных кодов, в нашем случае построенных на основе православия и конфуцианства.
У российской и китайской культур многовековая история добрососедских отношений, кроме того, обе страны прошли тяжёлый для национальных культур путь революционного освоения западных ценностей. Отметим, что для нашего Отечества «потаенная суть трагедии и марксизма, и либерализма, и вообще любой политической идеологии... - в попытке осуществить модернизацию страны вне какой-либо существенной связи с её национальной сущностью, а если быть точнее - за счет её преодоления в истории»4. В последнее десятилетие сближение наших стран происходит в условиях процесса глобализации, проводимой по западному сценарию. Унификация по социальным стандартам, как показывает опыт, ведёт мировое сообщество к новой поляризации, то есть в сторону исторического тупика.
Выход из тупика может быть только в гармонизации многообразия традиций, поддерживаемых социальной памятью. Социальная память как фактор социального взаимодействия5 тесно связана с культурными кодами, служит не столько сохранению прошлого, сколько поддержанию целостности
1Лузянин С.Г. Россия и Китай в Евразии. Международно-региональные измерения российско-китайского партнерства / отв. Ред. академик Титаренко. М.: ИД «ФОРУМ», 2009. С. 7.
2 См.: Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / Гл. ред. С.Л. Тихвинский. М.: Памятники исторической мысли, 2004; Лукин А.В. Медведь наблюдает за драконом. Образ Китая в России в ХУ11-ХХ1 веках. М. : Восток-Запад: АСТ, 2007; Лузянин С.Г. Россия и Китай в Евразии. Международно-региональные измерения российско-китайского партнерства / отв. ред. акад. РАН М.Л. Титаренко. М.: ИД «ФОРУМ» , 2009; Коростовец И.Я. От Чингис Хана до Советской республики (краткая история Монголии с особым учетом новейшего времени). Улан-Батор: ЭМГЭНТ, 2004.
3Жерносенко А.А. Межконфессиональный диалог как культурообразующий феномен в постиндустриальном обществе на примере Алтайского края // Мир науки, культуры, образования. № 5 (36). 2012. С. 2014.
4 Козин Н.Г. Россия. Что это? В поисках идентификационных сущностей. М.: Академический проект; Альма Матер, 2012. С. 9.
5 См.: Власть времени: социальные границы памяти / под ред. В.Н. Ярской-Смирновой. М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2011, 224 с.
группы, сообщества, утверждая тенденции социальной инклюзии1. Социальная память и культурный код - взаимосвязанные явления, определяющие характер культурного диалога, важным фактором которого является ценностный образ страны как интегрирующий элемент в структуре идентичности. Образ страны - это одновременно и духовный ориентир, и символ национальной культуры, и рациональное выражение устойчивых представлений. Конструктивность международного диалога предполагает сохранение положительного образа иной культуры в массовом сознании, что невозможно без образования как массового социального явления.
Следует подчеркнуть, что сегодня в условиях противостояния глобализации и традиции обнажается механизм формирования идентичности, действующий по формуле «образование - архетип -идентичность». Навязчивое желание применить единую формулу социального развития для всех приобретает в каком-то смысле религиозный оттенок, приводя к открытому давлению на культурные коды. Вот почему приходится вновь и вновь утверждать, что не может быть «такой национальной, этической или религиозной формулы свободы совести, с которой согласились бы все культуры и которая могла бы затем служить для этого стандарта основой»2. Время требует поиск и отбор моделей сотрудничества имеющих историческую перспективу.
Одной из таких моделей сотрудничества является модель российско-китайского диалога. Для её описания целесообразно ответить на ряд вопросов: Что представляют собой русский и китайский архетипы? Каким образом с учетом этих архетипов складывался культурный диалог? Как осуществлялась гармонизация культурных кодов? Иначе, что вызывало и вызывает взаимную симпатию и уважение, то есть что создавало и создаёт условия для культурного взаимодействия? Поиск ответов на поставленные вопросы неминуемо приведёт нас к истокам: к традиционным жизненным укладам, в которых формировались российский и китайский архетипы.
Общеизвестно, что русский человек - дитя традиции, его многовековой уклад - община, мир. Причём русская община является и хозяйственным объединением, и религиозным союзом. Русский мир рождал цельность личности, заключенной в православии, и формировал образ русской идентичности, выраженный спектром личных качеств: патриотизмом, коллективизмом, жертвенностью, открытостью. Так, коммунизм российского типа как синкретическая квазизападная идеология, успешно паразитировал на традиционности российских этических идеалов. Коммунистические лидеры, обещая фальшивую свободу, призывали к максимальной самоотверженности во имя общественного, читай общинного, блага. Идеи, внешне совпадающие с российским культурным кодом, позволяли беспощадно эксплуатировать советский народ и в итоге подорвать его силы. Отметим, что традиционализм и опора на нравственные идеалы также присущи большинству этносов, входящих в российскую цивилизацию, а положительное отношение к общине в российской культуре имеет устойчивый характер и религиозный оттенок, что, несомненно, влияет как на социальное развитие, так и на диалог с другими культурами.
Н. Ф. Федоров так оценивал среду русского человека: «Говоря об общине в самом действии, в работе, или труде, и притом в деле святом, в священнодействии, в литургии, так как при таком только действии община и бывает действительно общиною, то есть единением, а не разобщением, внутренним общением без внешнего гнета, внутренним общением без внутреннего разобщения, сдерживаемого лишь внешнею силою. Вопрос о храмах обыденных есть вопрос о самой народности русской, о духе народном и об его проявлениях в делах хозяйственных, государственных и церковных.. ,»3. Следовательно, общинность есть важнейшая особенность в русском архетипе.
Другая особенность - сочетание самоотверженности и открытости. «Русские люди, - говорит Ф.М. Достоевский, - долго и серьезно ненавидеть не умеют». Но более всего, пожалуй, ценит Достоевский в русском народе смирение, отсутствие гордости и самодовольства. Русский народ, особенно великорусская ветвь его, народ, создавший в суровых исторических условиях великое государство, в высшей степени мужественен; но в нем особенно примечательно сочетание мужественной природы с женственной мягкостью. Корреспондент английской газеты, видя подобные случаи [великодушия] в русско-турецкую войну, выразился так: это армия джентльменов. Достоевский ссылается на великих знатоков русского народа А. С. Пушкина, который говорил, что «русский человек не раб и никогда не был им, несмотря на многовековое рабство», и М. Ю. Лермонтова, который «чуть лишь коснётся народа, тут он светел и ясен»4.
1 См.: Социальная политика современной России: социологический анализ тенденций инклюзии: монография / под ред. Д.В. Зайцева и В.Н. Ярской. Саратов: СГТУ, 2010. 132 с.
2 Орлов М.О., С.А. Данилов С.А. Религиозное и светское мировоззрение в условиях модернизации. Саратов: ИЦ «Наука», 2012. С. 7.
3 Федоров Н.Ф. Философия общего дела: в 2 т. Т. 1. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. С. 581-583.
4Лосский Н. О. Бог и мировое зло / сост. А.П. Поляков, П.В. Алексеева, А.А. Яковлев. М.: Республика, 1994. С. 224-225.
222
Третью особенность русского архетипа хорошо выразил В.В. Зеньковский, который пишет: «Прежде всего мы должны особо отметить русский «максимализм», проходящий красной чертой через всю историю духовной жизни России. Несомненно, этот максимализм сам по себе не религиозного происхождения, -он связан с природными особенностями русской души, создававшимися на всем протяжении русской истории. Безмерность русских пространств, отсутствие внутри России высоких гор, все «геополитические влияния» определяли эти особенности русской души. Но, будучи «природными» и определяя стиль и формы духовной жизни, эти особенности русской души получили для себя особое подкрепление в некоторых основных чертах христианства, с которыми они глубоко срослись. Я имею в виду мотив «целостности», который придает христианству оттенок радикализма; он учит бояться всякой «серединности» и умеренности, всякой теплохладности. Христианство по самому ведь по существу своему обращено ко всему человеку, хочет обнять его всего, хочет просветить и освятить его всю его душу ... духовная трезвость... очень высоко ценится в религиозном сознании русских людей»1 В подтверждение сказанному выше приведём точку зрения ещё одного знатока русской души А. К. Толстого, содержащуюся в первоначальном варианте его известного стихотворения «Коль любить, так без рассудку». Здесь наиболее точно синтезирован образ русского человека: «Коли гибнуть, так за Русь, Коль кричать, так «С нами Бог! »2.
Четвёртая особенность российского архетипа, которая по-своему значению близка первой, - это религиозность. По Н. Я. Данилевскому, «религия составляла самое существенное, господствующее (почти исключительно) содержание древней русской жизни, и в настоящее время в ней же заключается преобладающий духовный интерес простых русских людей.»3. Итак, «мы можем сказать, что религиозная сторона культурной деятельности составляет принадлежность славянского культурного типа, и России в особенности, есть неотъемлемое его достояние как по психологическому строю составляющих его народов, так и по тому, что им досталось хранение религиозной истины; это доказывается как положительною, так и отрицательною стороною религиозной жизни России и Славянства»4.
В китайской культуре в отличие от российской господствует принцип чжун юн (принцип середины). Принцип середины, реализуемый в человеческом обществе, по мнению Конфуция, «являет собой наивысшую добродетель»5. Путь «чжун юн» представляет жизненный путь, для которого присущи взгляды сравнительно уравновешенные, почти без радикализма6. Следование такому пути и есть истинный смысл жизни каждого китайца. Однако любой культуре всегда необходим некоторый радикализм, а потому общение с максимализмом российской культуры крайне благодатно для культуры китайской, то есть китайцы интуитивно стремятся к тому, чего недостает в их духовной жизни. В связи с этим существует много высказываний, отражающих такое благотворного влияние. Вот одно из них: «Мое видение и понимание всех вещей в этом мире и даже весь мой духовный мир неотделимы от того воспитания, которое она [русская литература] мне дала»7.
В целом китайская культура отличается житейскими чертами, её другой особенностью является традиционализм, но без оформившейся религиозности. Идеалы китайской культуры были всегда ориентированы главным образом на совершенствование человеческой этики и морали, а не на потусторонний мир8. Такие идеалы заложены прежде всего конфуцианством. Однако в китайской философии, помимо конфуцианства, существует даосизм, учение умозрительного характера, где Дао понимается как закон мироздания. «Мириады вещей Поднебесной рождаются в бытии, бытие рождается в небытии [Дао]»9. В даосизме человек должен стремиться к Дао, отрешившись от любых желаний, размышлений, мыслей, чтобы «внешне выглядеть скромно, внутри сохранять первозданную духовную простоту, быть бескорыстным и бесстрастным»10. Можно констатировать, что оба направления в китайской философии созвучны духовному строю российской культуры и в каком-то смысле дополняют и переплетаются с ним. Говоря о китайском архетипе, можно утверждать о его религиозности:
подобно индуизму, для китайского мировоззрения присуща традиция, объединяющая и различные философские взгляды, и религиозные верования.
1Зеньковский В. В. История русской философии. Т. 1. Ч. 1. Л.: Эго, 1991. С. 40.
2Толстой А.К. Собр. соч.: в 4 т. М.: Худож. лит., 1963-1964. Т. 1. С. 708.
3Данилевский Н.Я. Россия и Европа / сост., послесловие и комментарии С.А. Вайгачева. М.: Книга, 1991. С. 480.
4Там же. С. 482.
5Лунь Юй. Гл. VI. Что касается Юна / пер. Л.С. Переломова // Переломов Л.С. Конфуций: Лунь Юй. М., 1998.
6Чжан Байчунь. Национальные идеи России и Китая // Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / гл. ред. С.Л. Тихвинский. М.: Памятники исторической мыли, 2004. С. 619.
7Чень Цзяньхуа. Китайско-российские литературные связи в 20 в. Сюэлинь, 1998. С. 1-2.
8Чжан Байчунь. Указ. соч.
9Лао-цзы. Чжан. 40 / пер. А.Е. Лукьянова // Лукьянов А.Е. Лао-цзы и Конфуций. Философия Дао. М., 2001.
10Лао-цзы. Чжан 19.
В основе социального уклада китайского народа лежат коллективный труд и равенство: сама китайская цивилизация могла возникнуть и сохраниться только как результат общественных усилий. Это воспроизводится и в традициях «иероглифической письменности восточноазиатской цивилизации», которые «аккумулировали огромный опыт создания и практического применения уравнительных идей»1.
Если говорить об особенностях культурного взаимодействия, то, бесспорно, наиболее значимы мнения людей, непосредственно связанных с различными аспектами российско-китайских отношений. Так, выдающийся российский дипломат И.А. Рогачев в своей статье «Мой Китай» утверждает, что исторически Россия всегда была заинтересована в суверенном Китае, аргументируя своё утверждение словами известного политического деятеля начала XX века С.Ю. Витте о том, что «в интересах России иметь на Востоке своим соседом сильный и целостный Китай»2. Из сказанного следует, что стабильный и единый Китай - это цель внешней политики России и её основной вектор. На протяжении истории это подтверждается убедительными историческими фактами, а именно: 1) отсутствием военного противостояния России и Китая, исключая пограничные конфликты (однако сравним историю чайной торговли России и Англии, где в первом случае - взаимовыгодные условия, равноправные договоры, а во втором - открытая колониальная политика, опиумные войны); 2) уникальностью роли русской православной духовной миссии, которая с XVII века действовала в столице Поднебесной; 3) открытием 29 октября 1957 первого из обществ дружбы с зарубежными странами -Общества китайско-советской дружбы»3; 4) наконец, открытием в Шанхае в 1937 г. первого в Азии памятника гению русской культуры А.С. Пушкину.
Самая высокая активность непосредственного общения Китая и России наблюдалась в советское время. В деле укрепления взаимопонимания в те годы грандиозную роль сыграла народная дипломатия. В обществах дружбы, объединявших представителей различных социальных групп, работали и по сей день работают люди с особым складом характера и удивительным внутренним настроем. Знаменательно высказывание известного деятеля народной дипломатии Куликовой Г.В.: «Летопись истории, как и память живущих поколений, бережно хранит высокие проявления дружбы и солидарности народов России и Китая»4. Другой пример подвижничества в области культурного диалога - китаевед Людмила Исаева утверждает: «Китай притягивает, Китай увлекает, засасывает и уже никогда не отпускает. Я отношусь к нему как родному, которого хоть и осуждаешь порой, но всё же любишь»5. Со стороны россиян, связанных с российско-китайскими отношениями, мы неизменно находим положительную оценку последним, лишенную всякого высокомерия. Как правило, мы видим аналогичную позицию и большую работу по укреплению дружеских связей, которую проводила и проводит народная дипломатия Китая (Китайское народное общество связей с зарубежными странами и Общество китайско-российской дружбы)6.
В начале XXI века конструктивная тенденция в российско-китайском диалоге сохраняется. Известный российский академик РАН М.Л. Титаренко по случаю заключения российско-китайского договора 16 июля 2001 года отмечает: «Москва и Пекин пришли к твердому убеждению, что. добрососедство, дружба и сотрудничество в полной мере соответствуют жизненным потребностям двух стран»7.
Уважение к нашей стране и прежде всего память о совместной борьбе за независимость, за экономическую помощь в деле создания КНР сохраняется. В разных города Китая в хорошем состоянии содержатся могилы советских воинов. Вот мнение одного из лидеров современного Китая, Председателя КНР Ху Цзиньтао: «У нас самым ценным достоянием была, есть и навсегда останется исторически сложившаяся взаимная симпатия и скрепленная в годы войны боевая дружба. Свои коренные интересы по жизненно важным вопросам мы можем эффективно защищать, только поддерживая и уважая друг друга»8. Дополняет картину сотрудничества мнение ученого: «Социалистический строй в Китае фактически построен с помощью советских людей»9. Обращаясь к оценке современных отношений России и Китая, мы видим стремле-
'Белелюбский Ф.Б. Идеи равенства в Китае // Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / гл. ред. С.Л. Тихвинский. М.: Памятники исторической мыли, 2004. С. 622.
2 Рогачев И.А. Мой Китай (Российско-китайские отношения глазами дипломата) // Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / гл. ред. С.Л. Тихвинский. М.: Памятники исторической мыли, 2004. С. 329.
3Тихвинский С.Л. К читателю // Россия-Китай: Народная дипломатия / Г.В. Куликова. М.: ИД «Форум», 2012. С. 4.
4 Россия-Китай: Народная дипломатия / Г.В. Куликова. М.: ИД «Форум», 2012. С. 10.
5 Исаева Л.И. Жизнь среди символов. 2-е изд. М.: Диалог культур, 2009. С. 316.
6 Тихвинский С.Л. Моя встреча с Китаем // Китай глазами российских друзей / Общество российско-китайской дружбы. М.: «ФОРУМ», 2012. С. 12.
7 Россия и ее азиатские партнеры в глобализирующемся мире. Стратегическое сотрудничество: проблемы и перспективы / М.Л. Титаренко. М. : ИД «ФОРУМ», 2012. С. 215.
8 Ху Цзиньтао. Вместе в боях и труде // Россия-Китай: Народная дипломатия / Г.В. Куликова. М.: ИД «Форум», 2012. С. 9.
9 Ли Цзиньцзе. Теоретические размышления о проблемах социализма // Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / гл. ред. С.Л. Тихвинский. М. : Памятники исторической мысли, 2004. С. 316.
224
ние китайцев к дальнейшему сотрудничеству и в то же время его критическую оценку: «У Китая и России очень много общего, но иногда не удается избежать и небольших противоречий, а также разногласий по отдельным вопросам, что ни в коей мере не создает помех в отношениях между нашими странами, не говоря уже об их ухудшении»1. Интересен взгляд на отношения Китая и России с Западом члена правления Общества российско-китайской дружбы Юй Суя: «Китай и Россия испытали на собственном опыте опасность гегемонизма и терроризма. После «холодной войны». односторонняя политика правительств США приняла угрожающий характер»2. Отношение китайцев к русской культуре отражается в любви к русской музыке и русской литературе. Известный литературовед ЧженьЧженьдо так охарактеризовал влияние русской литературы на китайских писателей: «Во-первых, китайская литература обратилась к правдивости, которой ей раньше крайне недоставало; во-вторых, «наша бесчеловечная литература стала человечной»; в-третьих, «наша безличностная, бесхарактерная литература изменилась в сторону изображения личности, приблизилась к человеческой жизни»; в-четвертых, произошла демократизация литературы, и, наконец, в-пятых, «наша литература стала трагедийной»3. Бесспорно, что современный российско-китайский диалог не идеален. После перестройки Китай считает нас «учителем наоборот (учителем того, чему не следует учиться)» по сравнению со взглядами на нас образца октября 1917 года как на «настоящего учителя»4.
Альтернативой современной конфронтационной модели Запад-Восток может стать модель российско-китайского сотрудничества, которая наиболее успешно выражена языком народной дипломатии. В этом контексте исторически сложившийся опыт гармонизации культурных кодов видится в использовании всего арсенала форм и методов, хранимых социальной память народов. Конфигурации различных типов рациональности и культурных кодов создают уникальность культурного взаимодействия, складывающегося в новое «культурное пространство», пространство нового типа, совпадающее с социальным пространством. Следовательно, «межкультурные отношения охватывают всю систему общественных отношений: политических, экономических, социально-
распределительных, духовно-интеллектуальных5».
Специфика межкультурной коммуникации нового типа состоит и в том, что её будут осуществлять не столько политическая элита, сколько общество в целом, чему способствует новый экранный тип культуры. В период различных форм мобильности, нарастающего количества личных контактов, в том числе в киберпространстве, о другом народе всё больше начинают судить на основе собственных впечатлений, не зависящих от стереотипов, навязываемых СМИ. Перманентная интеракция представителей различных культур даёт более яркую, чувственную окраску другой страны, определяя, в конечном итоге, симпатии и антипатии отдельного человека и в целом характер современного культурного взаимодействия.
Субъективный процесс интеграции представлений о другой культуре отражается в конституируемом образе страны, который фундирован образованием в широком смысле этого слова, то есть межкультурное взаимодействие как согласование ценностей трансформируется в диалог образований. Как известно, образование человека тесно связано с социальной памятью, традициями, культурными кодами и, наконец, архетипом, который не подвержен немедленным и радикальным переменам. Это значит, перспектива гармонизации культурных кодов, путь к сближению культур должны лежать не столько в глобализации как универсализации, сколько в глобализации как консолидации культурного многообразия, то есть в событии.
Ручин Владимир Алексеевич -кандидат философских наук, доцент кафедры «Социология, социальная антропология и социальная работа» Саратовского государственного технического университета имени Гагарина Ю.А.
Статья поступила в редакцию 10.05.13, принята к опубликованию 20.05.13
'Юй Суй. Отношения нового типа между Китаем и Россией // Китай в диалоге цивилизаций: К 70-летию академика М.Л. Титаренко / гл. ред. С.Л. Тихвинский. М.: Памятники исторической мысли, 2004. С 350.
2Там же.
3Ли Иннань. Русская литература в Китае - краткий исторический срез // Образ России в странах Центральной Азии: культурно-образовательный и антропологический аспект (анализ опыта работы в Китае и Монголии) / под ред. В.А. Ручина. Саратов: ИЦ «Наука», 2007. С. 124-125.
4Галенович Ю.М. Россия в «китайском зеркале». Трактовка в КНР в начале XXI века истории России и русско-китайских отношений. М.: Восточная книга, 2011. С. 9.
5Рожков В.П. Теоретико-методологические основания философской традиции России и Китая // Традиции России и Китая в глобализирующемся мире (опыт анализа культурно-философского процесса) /пПод ред. проф., д.ф.н. В.П. Рожкова. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2012. С. 5.
Vladimir A. Ruchin -
Ph.D., Associate Professor
Department of Sociology, Social Anthropology
and Social Work
Yuri Gagarin State Technical University of Saratov
