CC BY
36
DOI 10.24411/2070-0717-2019-10123
Л. Г. Александров
Челябинский государственный университет
Челябинск (Россия)
ШТРИХИ К ЖУРНАЛЬНОЙ ПОЛЕМИКЕ О ПУТЯХ РАЗВИТИЯ РОССИИ: В ПОИСКАХ МЕТОДОЛОГИИ СОСТАВЛЕНИЯ СОБИРАТЕЛЬНОГО ОБРАЗА
КОСМОПОЛИТА XIX ВЕКА
Данная статья рассматривает некоторые аспекты полемики между западниками и славянофилами в отечественных журналах середины XIX века. Автор стремится выявить предпосылки полемики и ее последствия для общественной жизни России. Участники полемики на всех ее этапах систематически оцениваются по идейной принадлежности к типам патриота/космополита, а на основе систематизации общих биографических данных формируется собирательный образ российского космополита XIX века.
Ключевые слова: космополитизм, патриотизм, отечественная история, журналистика, идеология, полемика, социология, собирательный образ.
В истории русской журналистики XIX века кардинальной линией проходит идейная полемика вокруг таких понятий и явлений, как «патриотизм» и «космополитизм». Эти понятия знакомы, в частности, тем, кто помнит хрестоматийный портрет героя пушкинского романа:
Кем ныне явится: Мельмотом,
Космополитом, патриотом,
Гарольдом, квакером, ханжой
Иль маской щегольнет иной? [14. С. 420].
Составляя собирательный образ космополита, мы не в первый раз предполагаем совершить ретро-экстраполяцию современных статистических и социологических методов исследования на те исторические периоды, когда анализ такого рода личностной, биографической информации еще не был в ходу у исследователей журналистики. Опыт такой экстраполяции уже был представлен в журнале «Медиасреда» на материалах советской истории середины XX века [2]. И хотя он дал интересные результаты, все же собирательный портрет космополита является достаточно условной «фигурой речи», поскольку точность и полнота используемых данных в такого рода социологических процедурах достаточно относительны.
Прежде, чем представить сводные результаты исследования, необходимо сказать о том, как осуществлялась выборка персоналий космополитов и какие сложности возникали при «извлечении» этих общественных деятелей из общей массы участников полемического процесса. Совершенно оправдана, по нашему мнению, привязка данной темы к знаменитой полемике о путях развития России между западниками и славянофилами.
Представители этих течений действительно публично заявляли свою позицию по вопросу о патриотизме и космополитизме, они группировались вокруг журналов соответствующего направления, а некоторые и сами инициировали свое печатное издание, намереваясь занять определенную «нишу» в развивающейся типологической системе периодики.
Одна из проблем в том, что и западники, и славянофилы - идеологические течения достаточно разнородные; были здесь и «перебежчики», которые расходились во взглядах со своими бывшими единомышленниками. Другой вопрос - по каким именно признакам следует выделять из общей массы участников полемики «идейных» патриотов и космополитов?
Отметим, что тип патриота представлен практически в каждом обществе любого исторического периода. Среди деятелей культуры это чаще всего те, кого относят к государственникам, почвенникам», консерваторам. Соответственно, космополитами можно называть либералов, прогрессистов, любителей путешествий за пределы страны или же ярых приверженцев иностранной культуры. В этом контексте добавим, что российское государство идеологически противостояло космополитизму почти всегда, а не только в XX веке, во времена известных политических репрессий.
В начале XIX века западнические настроения в литературном движении концентрировались вокруг журнала «Вестник Европы», первого долговременного российского издания классического западного стандарта. Большинство же остальных журналов, впоследствии ставших долговременными («Русский вестник», «Отечественные записки», «Сын Отечества»), были учреждены на патриотических волнах эпохи 1812 года [9].
Отчасти и по этой причине бывшие редакторы «Вестника Европы» Н. Карамзин и В. Жуковский, открыто заявлявшие о приверженности английскому сентиментализму или немецкому романтизму, в ходе публичной полемики не раз подозревались в антипатриотизме и были вынуждены «оправдываться» в глазах общественного мнения тем или иным способом.
Термин же «славянофил» в первых десятилетиях века часто характеризовал сторонника очищения русского языка от иноязычных заимствований. Но в этой борьбе за «чистоту слога» были замечены довольно противоречивые фигуры - такие архаисты, как А. Шишков и А. Ширинский-Шихматов, с одной стороны, и представители прогрессивных течений, наподобие В. Кюхельбекера или П. Пестеля. Историк М. Каченовский, принявший редакторство «Вестника» от Карамзина был вынужден выдерживать довольно двусмысленную позицию «примирения» патриотов и космополитов, по мнению К. Кавелина, «явившись разом в двух образах, перед двоякою аудиторией» [15. С. 323].
Долговременные журналы первой половины XIX века стремились выйти за рамки заданного направления (литературного или научного) и стать «энциклопедическим» изданием для самой широкой публики; при этом, они серьезно конкурировали друг с другом за помещение на своих страницах переводных сочинений, зарубежных обозрений и т. п. В этих обстоятельствах тот же Каченовский «всю жизнь ратовал против двух крайностей: с одной стороны, против равнодушия и даже отвращения, презрения к образованности, которые прикрывались чувством отвращения к чужому и любви к своему; с другой стороны, против равнодушия и презрения к своему, которые происходили от пристрастия к чужому» [16. С. 256].
Тенденциозные признания в патриотизме усиливаются в период антифранцузских настроений в обществе. Международное напряжение военного времени выплескивается на страницы журналов, а подражание и модничанье легко оборачиваются обвинениями в шпионстве, - так, например, Ф. Ростопчин утверждал, что весь Московский университет -это воплощение мартинизма и якобинства, и все профессора-иностранцы с нетерпением ждут Наполеона.
Что же касается духовной жизни, то явные прозападные тенденции мистико-экуменического плана были отмечены в деятельности «Библейского общества», под эгидой которого А. Лабзин некоторое время издавал «Сионский вестник». Это было любопытное время, когда конфессии стремились заключать между собой «духовные союзы» и конкордаты (соглашения), чем изрядно способствовали идеологическому сплочению общества [11. С. 135].
В первой четверти века довольно быстро преимущественное право публикации международных политических новостей получил Ф. Булгарин с его «Северной пчелой», имевшей эксклюзивный доступ к дипломатическим источникам. Однако отнести
газету к западническим изданиям довольно проблематично, поскольку она уж слишком четко следовала теории «официальной народности», ставшей частью государственной идеологии.
Наиболее западно-ориентированной в первой половине века была республиканская идеология декабризма, противостоявшая консервативно-монархическим взглядам. После трагического поражения восстания, спустя долгое время цензурных запретов, ее преемницей стала революционно-демократическая идеология, нашедшая свои крайние формы в нигилизме и анархизме. Но в 30-40х годах, когда широко развернулась полемика между западниками и славянофилами, идейные разногласия перемещались из политической плоскости в культурно-мировоззренческую.
Полемика между западниками и славянофилами осуществлялась преимущественно на страницах журналов, реже - газет. Чисто славянофильские издания, к которым относят «Московский вестник», «Маяк» или «Москвитянин», концентрировались в Москве, - западнические, к которым относят «Современник», «Телескоп», «Финский вестник», преимущественно издавались в Санкт-Петербурге. Это различие московского и петербургского «журнализма» отмечали многие современники: «Вы найдете в Москве сокращенье всех элементов, составляющих житейский и гражданский быт России, этого огромного колосса, которому Петербург служит головою, а Москва сердцем» [8. С. 19].
Но многие издания обеих столиц, в том числе учрежденные в период доминирования «официального патриотизма», видели свое преимущество в том, чтобы стать «площадкой», на которой развертывалась полемика о России. Такие издания, как «Московский телеграф», «Отечественные записки», «Библиотека для чтения» и даже «Русский вестник» мыслили себя как политематические, универсальные, пригодные для широкой публики. В этих целях в разные периоды истории они допускали в редакционную программу элементы либерализации, в связи с чем имели проблемы с цензурой, зато наличием бурной полемики обеспечили себе долговременный интерес читателя.
Мы прослеживаем в это время неявную связь либеральной мысли с идеологией масонства, поддерживавшей в XVIII веке космополитизм. Эта идеология, не раз попадавшая под запрет, в XIX веке лишалась мистического ореола и гуманистического мироощущения. В западничестве она измельчала, раздробилась, отдалилась от просветительских канонов.
В этом смысле показательна история борьбы М. Магницкого против теорий, чуждых русскому самосознанию, против «западного духа», привносимого как в церковь, так и в систему образования. Он предлагал учредить в России подобие инквизиции для искоренения ереси, предпринял публичные нападки на «новых иллюминатов», средоточие крамолы, объявив вне закона всю либеральную и рациональную философию как порождение протестантской Реформации и Французской революции. Магницкий и составил для Николая I докладную записку, которую современники за глаза называли «доносом на всю Россию» [4. С. 86].
В это время даже обучение в Европе могло вызвать подозрение, а тем более использование в публичной сфере особого конспиративного языка, в котором большое значение имели такие идеологемы, как «дух времени», «царство разума», «свобода совести» и пр. Такие «шифры» были большим, чем просто слова, в декабристских союзах, студенческих кружках, спиритических салонах или религиозных сектах. В ходе проверки благонадежности прессы при правительстве был создан Негласный комитет Д. Бутурлина, а после назначения министром просвещения Ширинского-Шихматова вся западная философия была исключена из университетских программ.
Примерно в это же время масон стал восприниматься не как конкретный член тайного ордена, а как общий символ крамолы, вольнолюбия и аморальности. «Он фармазон, он пьет одно / Стаканом красное вино!» [6] - такова салонная характеристика главного героя
грибоедовской комедии, прототипом которого послужил П. Чаадаев, ведущий идеолог западничества, не состоявший ни в масонских ложах, ни в декабристских организациях.
Во второй половине века в русской журналистике представлено слабое противостояние поздних славянофилов (Н. Данилевский, Ф. Достоевский, Н. Страхов, К. Леонтьев) и западников новейшего образца (Н. Станкевич, В. Боткин, М. Катков, Т. Грановский, К. Кавелин, А. Герцен). Но к тому времени идеология славянофильства существенно переродилась, трансформировалась в идею «русской всемирности» более высокого порядка. Она кульминировала в философии всеединства Вл. Соловьева и оказала влияние на евразийскую идеологию в XX веке. Западничество также «раздробилось», сообразно тем предпочтениям в западной культуре, которые имел публицист.
Но такое брожение и размежевание было свойственно и более ранним периодам исследуемой полемики. Так, например, в университетский кружок Станкевича входили западники В. Белинский и М. Лермонтов, славянофилы К. Аксаков и А. Кольцов, будущий нигилист М. Бакунин. Имелись общие интересы в кружке любомудров, но впоследствии А. Кошелев, И. Киреевский, Н. Рожалин, М. Погодин стали ведущими деятелями славянофильства (хотя имели разногласия по частным вопросам), а основатель кружка В. Одоевский отошел в стан западников-космополитов. В конце жизни он писал в дневнике: «При всяком происшествии будем спрашивать себя, на что оно может быть полезно, но в следующем порядке: 1) человечеству; 2) родине; 3) кругу друзей или семейству; 4) самим себе. Начинать эту прогрессию наизворот есть источник всех зол, которые окружают человека с колыбели» [12. С. 327].
Белинский в своем наследии оставил множество критических статей, где активно вклинивался в исследуемую полемику. Делая очередное ежегодное литературное обозрение, он, в частности, писал: «...Терпеть не могу восторженных патриотов, выезжающих вечно на междометиях, но признаюсь, жалки и неприятны мне спокойные скептики, абстрактные человеки, беспачпортные бродяги в человечестве» [3].
В ходе философских рассуждений во время очередной волны интереса к кому-то из западников или славянофилов, как Белинский (в полемике с В. Майковым [1]), так и Одоевский (в полемике с М. Погодиным) использовали текущую ситуацию для объяснения сущности космополитизма, для выведения в этих явлениях определенных «уровней» и «градаций». Но для этого часто необходимо было на основе характера аргументации своего публичного оппонента прямо или косвенно указать на то, кем по сути является автор публицистического сочинения - патриотическим нигилистом, показным антипатриотом, критиком «казенного патриотизма» или кем-либо еще [10].
В дебатах между славянофилами и западниками воспитывалось национальное самосознание русского человека, но также обосновывалась и необходимость брать уроки у европейской цивилизации. Философские идеи данного периода были направлены в далекое будущее России, где мыслители прозревали беды и страдания, успехи и достижения, в зависимости от того, насколько путь России будет близок к «магистральному направлению» развития мировой цивилизации. Публицисты и писатели романтического склада мечтали также о цельной и гармонической личности человека будущего, выражая потребность в социальном, национальном и общечеловеческом единстве, которое было далеко не очевидно в реальной жизни.
Во время «мрачного семилетия» российской печати власти подвергали нещадной цензуре как западников, так и славянофилов [9]. Настороженность Николая I к идеологии славянофильства была оправдана, ведь они рассуждали о концепции государственности, которая ставит этические отношения выше юридических, а когда они говорили о мировой миссии России, часто из триединой идеологической формулы С. Уварова брали в качестве опоры лишь «народный дух» и иногда православие, как бы «забывая» о государстве.
Впрочем, в 40-е годы предметом полемики между западниками и славянофилами редко была внутренняя и международная политика, намного больше внимания уделялось литературному творчеству Н. Языкова, А. Кольцова, А. Островского и особенно Н. Гоголя. Славянофилы видели в последнем образец национального достоинства, западники ценили за «критический натурализм».
Мода на немецкую классическую философию появилась в России как тенденция, сопровождающая западничество. Но предпочтения у мыслителей сложились разные. Свои течения составляли возвышенно-мистические шеллингианцы, рационально-практические гегельянцы, универсально-идеалистические кантианцы, позже - легальные марксисты. О достоинствах западной науки, прежде всего французской и английской, рассуждали позитивисты, последователи О. Конта и Г. Спенсера. К середине XIX века в западной культуре вообще не было недостатка в цивилизационных проектах общественного устройства - К. Сен-Симон, Ш. Фурье, Р. Оуэн, И. Бентам, П. - Ж. Прудон своими идеями чрезвычайно увлекали русскую интеллигенцию.
Имели отклик в России и серьезные политические события, происходившие во Франции, Италии и других странах Европы, затронутых революционными преобразованиями. Особенно активно реагировали на них представители демократической публицистики в журналах «Современник», «Русское слово» и «Отечественные записки».
Применительно к нашей теме важно, что во второй половине XIX века в России сформировались также два учения, которые концентрировали внимание: одно - на человеке (персонализм), другое - на космосе (космизм). Их позиции разительно отличались друг от друга. Первое течение примыкало к либерализму, второе (хотя и было близко по сути космополитизму) притянуло к себе, в основном, бывших приверженцев славянофильства.
К типу космополита в России по вполне определенным признакам мы можем отнести обрусевших инородцев или разного рода путешественников, свободных или вынужденных, - частыми гостями в европейских городах были, например, Н. Гоголь, Ф. Достоевский или И. Тургенев. Среди первых политических эмигрантов были и основатель вольной русской прессы за рубежом А. Герцен, называвший себя «русский барин и гражданин мира» [5], и М. Бакунин, активный деятель русской секции I Интернационала. Публицистикой занимались многие дипломаты, миссионеры, ученые, представлявшие русскую интеллигенцию во всех «волнах» миграции.
Ф. Тютчев подвел итог многолетней полемике между западниками и славянофилами, противоречивой и безрезультатной, в известной формуле: «Умом Россию не понять, / Аршином общим не измерить». Но на самом спаде полемической активности по поводу магистрального развития России появляются в русской социальной мысли и первые геополитические доктрины. Большой резонанс имела книга Г. Данилевского о европейском, славянском и тюркском культурных типах, заявлявшая: «Прогресс состоит не в том, чтобы всем идти в одном направлении, а в том, чтобы все поле, составляющее поприще исторической деятельности человечества, исходить в разных направлениях» [7. С. 74].
С учетом вышеизложенных нюансов развития отечественной публицистики из большой массы ведущих мыслителей и общественных деятелей своей эпохи мы выбрали 150 исторических фигур для составления собирательного портрета российского космополита XIX века. Он был составлен на основе доступной справочно-биографической информации о поле, среднем возрасте жизни, сословной, национальной и конфессиональной принадлежности, профессии или роде деятельности (с поправкой на то, что большинство исследуемых персоналий - писатели, ученые или философы).
Краткие результаты можно представить в следующем виде. Первая закономерность в том, что космополиты - преимущественно мужчины. Женщины в XIX веке еще не имели достаточного образования, чтобы активно участвовать в идейных спорах и уж крайний
случай, чтобы они становились идеологами каких-либо общественных течений. Среди самых известных фигур, представляющих исключение из этого правила, - например, Е. Блаватская, С. Ковалевская, А. Корвин-Круковская или М. Склодовская. Средний возраст всех исследованных персоналий составляет 61-62 года.
По некоторым данным, вероисповедание у российского космополита преобладает православное (38,8 %), есть также представители протестантизма (11,5 %), католичества (8,5 %) и старообрядчества (1,8 %). Сложно обнаружить информацию о принадлежности какого-либо деятеля культуры к иудаизму: вероятно, ортодоксальных иудеев, чьи учения характеризуются замкнутостью, закрытостью, среди публичных деятелей в этот период не было. К «экуменическому» масонству (как религиозной идеологии) можно отнести 20,6 % персоналий, а атеистические наклонности отмечаются в сочинениях примерно 18,8 % условных космополитов.
И. Аксаков, которого современники называли «последним славянофилом», как-то заметил, что в России свобода веры невозможна: «Будь она узаконена, верхи сразу же примут католичество, а народ отойдет к старообрядчеству. Под эгидой государственной религии никого не останется» [13].
Сословная принадлежность, согласно происхождению рода (фамилии), в XIX веке постепенно становилась второстепенной деталью биографии - как раз в этот период, согласно классикам, состоялся переход от «дворянского периода» отечественной истории к «разночинскому». Становилось более очевидным и увеличение числа межсословных, в том числе «неравных» браков. Тем не менее, можно предположить, что среди космополитов преобладает дворянское происхождение (50,3 %), также есть представители торгово-ремесленного мещанства (28,1 %), духовенства (17,6 %) и купечества (3,3 %).
Национальная принадлежность, насколько она вообще может быть определена и отслежена, дает нам следующую картину: среди выбранных персоналий преобладают представители русской национальности (63,7 %), присутствуют также этнические украинцы (10,4 %), немцы (8,8 %), евреи (5,5 %) и поляки (4,4 %). Есть у отечественных космополитов также небольшой процент французской, шведской и итальянской «крови». И здесь не стоит забывать, что именно с космополитической идеологией впоследствии часто был связан сознательный отказ от своей национальной принадлежности - уже вполне заметными были и признаки зарождения интернационального менталитета, характерного для современного глобального сообщества.
Список литературы
1. Александров, Л. Г. В. Белинский против В. Майкова: штрихи к полемике о патриотизме и космополитизме в петербургских журналах 1840-х годов [Текст] / Л. Г. Александров // Меди@льманах. - 2011. - № 6 (47). - С. 60-67.
2. Александров, Л. Г. Собирательный образ космополита (по материалам советских газетно-журнальных кампаний середины XX века) [Текст] / Л. Г. Александров // Медиасреда. - 2018. - № 1 (13). - С. 56-61.
3. Белинский, В. Г. Взгляд на русскую литературу 1846 года [Электронный ресурс] / В. Г. Белинский. - URL: http://az.lib.ru/b/belinskij_w_g/text_1846.shtml (дата обращения: 07.12.2018).
4. Биллингтон, Дж. X. Икона и топор: опыт истолкования истории русской культуры [Текст] / Дж. Биллингтон; под общ. ред. В. Скороденко. - М. : Рудомино, 2001. - 880 с.
5. Герцен, А. И. Былое и думы [Электронный ресурс] / А. И. Герцен. - URL: http:// az.lib.ru/g/gercen_a_i/text_0090.shtml (дата обращения: 07.12.2018).
6. Грибоедов, А. С. Горе от ума [Электронный ресурс] / А. С. Грибоедов. - URL: https://ilibrary.ru/text/5/p.1/index.html (дата обращения: 07.12.2018).
7. Данилевский, Г. Я. Россия и Европа [Текст] / Г. Я. Данилевский. - М. : Книга, 1991. - 576 с.
8. Загоскин, М. Москва и москвичи: записки Богдана Ильича Бельского [Текст] / М. Загоскин. - М. : Московский рабочий, 1988. - 622 с.
9. История русской журналистики XVIII-XIX веков [Электронный ресурс] / под ред. А. В. Западова. - URL: http://evartist.narod.ru/text3/01.htm (дата обращения: 07.12.2018).
10. Малинкин, А. Н. Социальные общности и идея патриотизма [Текст] / А. Н. Малинкин // Социологический журнал. - 1999. - № 3-4. - С. 68-89.
11. Мельгунов, С. Дела и люди Александровского времени [Текст] / С. Мельгунов. -Т. 2. - Берлин : Ватага; Типография Куммер и Ко, 1923. - 341 с.
12. Одоевский, В. Ф. Последний квартет Бетховена [Текст] / В. Ф. Одоевский. - М. : Московский рабочий, 1987. - 399 с.
13. Платонов, О. А. Терновый венец России: тайная история масонства [Электронный ресурс] / О. А. Платонов. - URL: http://www.studfiles.ru/preview/3318712/ (дата обращения: 07.12.2018).
14. Пушкин, А. С. Евгений Онегин [Текст] / А. С. Пушкин // Полн. собр. соч.: в 6 т. - Т. 3. - М.-Л. : Academia, 1936. - 526 с.
15. Русское общество 30-х годов XIX века. Люди и идеи [Текст] / мемуары современников. - М. : МГУ, 1989. - 446 с.
16. Соловьев, С. М. Избранные труды. Записки [Текст] / С. М. Соловьев. - М. : МГУ, 1983. - 440 с.
Александров Леонид Геннадьевич - кандидат философских наук, доцент, доцент кафедры журналистики и массовых коммуникаций Челябинского государственного университета.
Электронная почта: leonalex42@mail.ru
DOI 10.24411/2070-0717-2019-10124 Е. Е. Ершова
МБУДО ДДК «Ровесник» Челябинск (Россия)
УЧЕБНОЕ ЗАНЯТИЕ КАК ОСНОВНАЯ ФОРМА ПРОДВИЖЕНИЯ ТЕМЫ МЕДИАБЕЗОПАСНОСТИ ДЛЯ МЛАДШИХ ШКОЛЬНИКОВ
В статье рассматриваются условия повышения уровня медийной грамотности учащихся младшего школьного возраста. Автор выявляет наиболее подходящие методики для данной аудитории и описывает их результативность на примере проведения собственного медиаобразовательного урока среди учеников 4 класса средней общеобразовательной школы.
Ключевые слова: медиабезопасность, медиаобразование, урок, методы, младшие школьники.
Современные дети с дошкольного возраста знакомятся с различными мобильными устройствами, учатся выходить в Интернет. С одной стороны, это ускоряет процесс социализации, способствует умственному развитию, расширению кругозора. С другой стороны, возрастает риск потребления недостоверной информации, которая нередко становится опасной для психического здоровья пользователя, в том числе и ребенка [2; 3; 5]. Возникает вопрос необходимости медиаобразования как важного аспекта образовательной
