CC BY
17
Ю.Г. Ельцов
ШТРИХИ К ПОРТРЕТУ ЮРИЯ СТРЕХНИНА - ВЫПУСКНИКА ЛИТЕРАТУРНОГО ФАКУЛЬТЕТА ТОМСКОГО ПЕДАГОГИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА 1940 ГОДА
Томский государственный педагогический университет.
В библиотеке нашего вуза существует целая подборка книг Юрия Стрехнина с авторскими дарственными надписями: «Родному институту от студента 50-й группы литературного факультета». Рассказать о том, что стоит за этими посвящениями, - моя задача.
Причин говорить о Юрии Фёдоровиче Стрехни-не (1912-1996) у меня несколько. И все они для меня - основные.
Филологический факультет Томского педунивер-ситета готовится отметить своё 70-летие, а поэтому именно сейчас интересно вспомнить об известных выпускниках его.
Другая причина моих воспоминаний о Юрии Фёдоровиче чисто семейная. Мои родители подружились с Юрием Стрехниным ещё во второй половине 30-х гг., когда меня и на свете не было: отец учился вместе с ним в одной группе. Наконец, личная причина. Основная тема искусства Ю.Ф. Стрехнина -Великая Отечественная война, т.е. именно та тема, с изучением которой во многом оказался связанным и мой путь как исследователя литературы, вузовского педагога. С годами я стал ощущать Стрехнина не только как друга родителей - «дядю Юру», но и в главном его качестве - как интересного, Значимого писателя, осознавать, как много мне дало тесное дружеское общение с ним, впрочем, как и5 с другими фронтовиками - друзьями моих родителей. И ещё одна причина: Юрий Фёдорович - коренной томич. Он всегда с гордостью подчеркивал это, вплоть до конца жизни, постоянно поддерживал связь с Томском, Сибирью, с вузом, который дал ему путёвку в жизнь.
Ю.Ф. Стрехнин родился в Томске, в доме на Набережной реки Ушайки, в типичной семье русских трудовых интеллигентов, где отец землемер, мать -учительница. Позже семья переехала на Алтай, где Юрий работал в типографии, учился в сельхозтехникуме, трудился как агроном. Ещё чуть позже учительствовал в Бердске и Новосибирске, где, как вспоминал, преподавал всё, кроме математики и русского языка. Студентом Томского пединститута стал осознанно, уже имея за плечами опыт учительской работы.
Атмосферу, царившую в годы его учёбы на литературном факультете, Стрехнин всегда вспоминал как исключительно творческую. Заводилами во всех делах всегда были студенты, не требовалось ника-
кого преподавательского вмешательства, кураторства. Более того, преподаватели, которых студенты вовлекали в свои творческие дела, считали это за честь, видели в этом особое студенческое доверие.
Счастье дружбы было крепкое, оно повязывало студентов на всю жизнь. Перебираю письма Юрия Фёдоровича в адрес моей семьи или персонально в адрес отца, матери, в мой адрес. В конце этих писем неизменное: « Крепко обнимаю Абрама, Соню, Володю». Абрам, Соня, Володя... Ветеранам филологического факультета о многом говорят эти имена: ведь за ними - люди, судьбы которых часть истории факультета. Абрам Исаевич Сальник (1914-1989) - старший преподаватель кафедры литературы, а до этого один из видных школьных учителей-литераторов Томска. Софья Николаевна Астафьева (1911-1991) - доцент и одно время заведующая этой же кафедрой. Владимир Васильевич Осокин (1918-1985) - многолетний заведующий кафедрой русского языка на факультете. И все они -студенты 50-й группы литературного факультета, той же группы, в которой учился Ю.Ф. Стрехнин. Той, в которой учился мой отец - Георгий Александрович Ельцов (1914-1973). Внёсший свой вклад в развитие культуры Томской области: он возглавлял 1) областной радиокомитет, 2) редакцию газеты «Красное знамя», 3) областное управление культуры, 4) Томское телевидение; был директором Томского драматического театра. Стрехнин и все перечисленные здесь оставались неразлучными друзьями до конца своих дней...
Когда я спрашивал Юрия Фёдоровича («дядю Юру») о том, как и когда он стал писателем, то он с неизменным чувством юмора удовлетворял моё любопытство следующими словами: «С 1924-го года начал свою литературную деятельность в качестве редактора школьной стенгазеты», потом охотно вспоминал факультетскую стенгазету «Литератор», самодеятельный институтский литературный альманах «Молодость». И в стенгазете, и в альманахе Стрехнин постоянно и с удовольствием выступал в двух лицах - как литератор-автор и как художник-иллюстратор (он обладал и несомненным даром живописца), К сожалению, почти не сохранились эти плоды студенческого творчества. «Литератора» мне не удалось обнаружить, а вот отдельные номера «Молодости» до сих пор хранятся в нашей вузовс-кбй библиотеке. Авторство Стрехнина в «Молодо-
Вестник ТГПУ 2000. Выпуск 6. Серия: ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ (ФИЛОЛОГИЯ)
сти» было уже интересной заявкой на его будущую писательскую судьбу.
Юрия Стрехнина и Георгия Ельцова всю жизнь объединяла общность творческих интересов. Одно из начал этой общности - сбор и изучение русского народного творчества Сибири, да и не только русского. Любопытный документ я обнаружил в отцовском архиве - копию документа, посланного руководством литературного факультета Томского педагогического института в Новосибирский дом народного творчества: «Согласно прежней договорённости, Вам передана часть материалов, собранных членами фольклорной экспедиции тт. Стрехниным и Ельцовым. Ставим Вас в известность: всякое опубликование этих материалов Вам необходимо согласовать с нами, Просим сообщить, как предполагается с Вашей стороны использовать данный материал». Под документом стоят подписи декана литературного факультета Л. Беке и заведующего кафедрой литературы В. Ахрамеева. Очевидно, материал не был стереотипным отчетом студентов о фольклорной практике, представлял заметный литературный интерес. Увы, дальнейшей судьбы этого материала не удалось обнаружить ни отцу, ни Стрехни-ну, ни мне.
В данной статье мне, увы, трудно отойти от «семейственности». Речь должна идти не только о дружбе, связывающей Юрия Стрехнина с моими родителями Георгием и Маргаритой Ельцовыми, но и ещё об одном ответвлении моей семьи. В письмах писателя, сохранившихся в домашнем архиве, постоянно фигурируют имена Бори и Тани. Это тоже друзья студенческих лет Юрия Стрехнина - моя тётя и её муж - Татьяна Александровна и Борис Владимирович Казачковы. Такая «семейственность» также «работает» на историю вуза, в котором я преподаю. Борис Владимирович Казачков (1915-1982), всю свою жизнь педагога посвятил Томскому пединституту. Видный учёный - математик, который в нашем вузе занимал многие руководящие должности (заведующий кафедрой, декан, проректор по учебной работе). В студенческие годы Стрехнина Борис Казачков (тогда студент университета) и мой отец были постоянными участниками художественной жизни Томска - 30-х гг. - неизменные участники городских вечеров (литературных, литературно-музыкальных, театральных). Юрий Стрехнин - лектор, Георгий Ельцов - художественное чтение, Борис Казачков -ведущий этих вечеров и исполнитель театрально-драматических вечеров. Такой была среда формирования будущего писателя.
Окончив обучение в институте в 1940-м г., Стрехнин снова работает учителем, теперь уже дипломированным. О том, как он завершил этот свой первый и единственный учебный год после окончания Томского пединститута, Юрий Фёдорович сказал мне словами, которые врезались в память мою тёплой
нежностью и щемящей болью навсегда: «22 июня 1941-го года поставил пятёрки всем выпускникам, чтобы после войны им было легче поступать в вузы, если живы останутся».
И другую фразу Ю.Ф. Стрехнина помню: «Война погубила во мне учителя, но сделала из меня писателя». Помню, но готов и сейчас спорить с этим утверждением. Да, в прямом смысле слова Стрехнин с лета 1941-го г. не работал учителем. Однако были и постоянные читательские встречи, а чаще всего с молодёжью - школьной, вузовской, армейской. На рубеже 1960-1970-х гг. был старшим научным сотрудником лаборатории военно-патриотического воспитания Института общих проблем воспитания Академии педагогических наук СССР, где с удовольствием работал с учителями, молодыми учёными. Там при его деятельном участии издавались учебно-методические и научно-методические труды по военно-патриотической тематике. И труды эти не залёживались на полках книжных магазинов. Он написал несколько книг для детей, много времени и сил отдавал работе с молодыми прозаиками и как заместитель председателя Комиссии по воен-но-художественной литературе Союза писателей СССР, и как один из секретарей Московской писательской организации, где руководил секцией прозаиков. Сами названия этих должностей и поручений выглядят весомо. И они вовсе не говорят о том, что Ю.Ф. Стрехнин расстался с профессией учителя, педагога, воспитателя, наставника - той профессией, которую получил в стенах Томского педагогического института, просто он проявлялся в иных формах.
Войну Юрий Стрехнин прошёл, как говорится, «от звонка и до звонка». Из своего боевого пути он выделял четыре основных этапа - блокадный Ленинград, Курскую битву, битву за Правобережную Украину, яростные схватки в районе венгерского оз. Балатона (именно здесь враг предпринял своё последнее наступление во второй мировой войне). Всю войну провёл в пехоте - рядовой солдат, пехотный командир, переводчик, помощник начальника штаба полкаиЗакончил войну капитаном. Боевой путь его отмечен двумя орденами Отечественной войны 1-й степени, орденом Отечественной войны 2-й степени, орденом Красной Звезды и медалями.
В «Краткой литературной энциклопедии» в статье о Стрехнине сказано, что « стихи, очерки, рассказы печатал в армейской и флотской прессе с 1945 г.». На этом основании некоторые и считают этот год началом профессиональной деятельности Юрия Стрехнина как писателя. Мне кажется, что это начало состоялось тремя годами раньше. В семейном архиве хранится машинописный сборник стихотворений и поэм иод названием «Походная тетрадь». Сборник предполагали издать в Томске, но, вероятно, это трудно было сделать в военные и пер-
вые послевоенные годы. Отдельные стихотворения были всё-таки опубликованы в «Томске» (так называлось издание томской литературной группы, а затем и альманаха) в 1945 и 1946 гг. Но самое раннее стихотворение из «Походной тетради» обозначено 1942 г. Вот почему я склонен считать именно этот год началом писательской работы Стрехнина, тем более, что впоследствии было опубликовано и это стихотворение в сборнике, который получил название «Походная тетрадь» и вышел в Москве в 1995 г. к 50-летию Победы.
Впрочем, не поэзия определяла писательское лицо Стрехнина. Он это понимал, поэтом себя не считал и довольно быстро определился как прозаик. Первая книга его прозы появилась в 1949 г. Это были очерки «Бронекатера в боях за Сталинград» (в соавторстве с Ф. Сурядовым). Прочность стал на ноги как писатель через два года, в работе над повестью «На поле Корсуньском» (1951). О Стрех-нине заговорила серьёзная критика. Не буду перечислять все книги писателя, но выделю некоторые из них. Это повести «Пушки ещё не смолкли» (1959), «Знамя» (1961); сборник рассказов «Отряд «Бороды» (1962); повести «Прими нас, море» (1969), «Есть женщины в русских селеньях» (1970); дилогия, состоящая из романа «Завещаю тебе» и повести «Вечный пропуск» (1973); книги воспоминаний «Осколок на ладони» (1983), «В степи опалённой» (1984), «Четыре границы» (1989). И во всех этих произведениях главная тема Стрехнина - Великая Отечественная война. Писатель любил подчёркивать, что изображает войну с расстояния вытянутой руки, с позиции тех, на кого легла её основная тяжесть. Он показывал войну, которую вели солдаты и младшие командиры, и ничего зазорного в термине «окопная правда» не находил, если не понимать этот термин в узко-примитивном плане.
Среди книг писателя немало документальных. Стрехнин нередко выступает первооткрывателем героев - рядовых Великой Победы. Этот поиск сближает его с такими писателями, как K.M. Симонов и С.С. Смирнов. О последнем из названных надо сказать особо. Автора «Брестской крепости» считает Стрехнин своим «крёстным отцом», именно он вывел Юрия в большую литературу. Сергей Сергеевич Смирнов - автор впоследствии всенародно известного романа, книги славной и, увы, трудной судьбы, служил в газете 27-й армии, той самой, в составе которой находился и пехотный офицер Стрехнин. От своих товарищей С.С. Смирнов как-то узнал, что есть такой томич, влюблённый в литературу, пишущий, но крайне застенчивый, сомневающийся в своих писательских возможностях. С.С. Смирнов стал первым в судьбе Юрия, кто решительно и четко сказал ему о том, что надо целиком посвятить себя писательскому делу. Вот признание Стрехнина из письма автору этих строк:
«После встречи с Сергеем я уже окончательно пошел по военно-литературной стезе». Встреча эта переросла в дружбу, длившуюся тридцать лет, вплоть до безвременной кончины С.С. Смирнова (1976).
Интерес к документально-художественному жанру не покмнул Ю. Стрехнина до конца его творческого пути. Вот и в последние месяцы своей жизни он работал над книгой, посвященной Александру Ивановичу Маринеско, знаменитому офицеру-подводнику, которому созники-англичане уже давным-давно поставили памятник, а у нас, увы, вспомнили о нем и его боевых делах слишком поздно. Будем надеяться, что эта книга Юрия Федоровича все же увидит свет, хоть и посмертно для автора...
В конце 1940-х гг. Стрехнин обосновывается в Москве, работает в военном и в военно-морском издательствах, но окончательно демобилизовыва-ется из армии в 1953 г.
Став москвичом, Стрехнин остается и томичом. Он постоянно встречается с друзьями юности, чаще всего с теми, имена которых я называл выше. Встречи эти проходили и в Москве, и в Томске. Особенно ездил на родину в 1960-х гг., часто постоянно переписывался с томичами, стремился быть в курсе литературной жизни родного города. Тесные контакты поддерживал с преподавателями и студентами нашего института (ныне университета). Юрию Федоровичу было крайне приятно, что студенты наши изучают его творчество - пишут курсовые работы, проводят литературные вечера о нем, читательские конференции. Я, например, всегда добрым словом вспоминаю, как с увлечением писали свои работы о нашем земляке студентки нашего факультета Людмила Абрамовских (1967), Любовь Медведева (1972), Ирина Крылович (1979), Ирина Шевцова (1983), Ирина Киселева (1985). Тут важ-! но отметить, что Юрий Федорович продолжал оставаться чутким педагогом, серьезнейшим образом отвечал на их письма с вопросами о его литературном труде, о текущей московской литературной жизни. В одном письме он мне писал: «Дорогой Юра! Передай мою благодарность Ире Киселевой. Книгу для нее прилагаю, раз уж она так старается занести мое имя на скрижали. Передай ей привет и пожелание сбирать высокие урожаи на ниве народного просвещения». Вновь перечитываю эти строки и вижу добрую улыбку «вечного студента 50-й группы литфака Томского пединститута» (так постоянно определял себя герой моей статьи)...
В иных письмах строки благодарности Юрий Федорович адресует и работникам нашей библиотеки Татьяне Варфоломеевой и Валентине Зубаревой - инициаторам читательских конференций по его книгам.
От жизни своего вуза Ю.Ф. Стрехнин практически не отрывался - все время с нетерпением ждал моих бандеролей с очередными подборками
Вестник ТГПУ. 2000. Выпуск 6. Серия: ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ (ФИЛОЛОГИЯ)
«Советского учителя» - нашей многотиражной газеты...
От Томска, от Сибири не отрывался и в своем творчестве. В его книгах о Великой Отечественной войне всегда можно найти воинов-сибиряков, томи-чей - и среди главных, и среди эпизодических. А повесть «Буран» (1962) и роман «Семнадцать в тридцатом» (1983), написанные целиком на сибирском материале. В первом из названных произведений он изобразил события современности, во второй - начала коллективизации. Это целиком «сибирские» книги Стрехнина. Значительная часть событий романов «Выходим на рассвете» (1988) и «Вернемся в полдень» (1984) происходит в городе Ломске (так весьма прозрачно переименовал писатель свой родной Томск), в этой дилогии оживают страницы истории нашего города в годы первой мировой войны, двух революций 1917 г. и в годы Гражданской войны.
Юрия Федоровича все время вспоминаю как неутомимого труженика, он считал, что вдохновение не приходит само собой, что вдохновение - результат долгой и напряженной работы писателя. В состоянии праздного ничегонеделания Стрехнина не помню.
Звезд героя у него не было, как не было ни Ленинской, ни Сталинской, ни Горьковской, ни других премий с именами вождей. Но у него было сознание собственного человеческого и писательского достоинства. Он понимал, что нужен читателю, об этом говорят многочисленные письма в адрес Стрехнина, а также и отзывы о его литературной работе на встречах с читателями, читательских конференциях. Нельзя сказать, что критика обходила вниманием Стрехнина. Литературного критика он ценил не за обилие славословия в свой адрес, а за умение понять, что он, писатель, хотел сказать той или иной книгой. На литературный Олимп не стремился, сохранял точное чувство самоконтроля, а порой и самоиронии. Почему я это утверждаю? Да потому, что убедился в этом на собственном опыте автора статей и рецензий о Стрехнине, опубликованных как в центральной, так и в томской областной прессе. Привожу его слова в мой адрес: «Дорогой Юра! Мне очень приятно, что именно ты часто пишешь обо мне и моих книгах. Приятно потому, что ты сын моего ближайшего моего друга, потому, что ты работаешь на том же самом факультете, где мы учились вместе с твоим папой. Иной раз, читая твои труды о моей персоне и труды твоих учениц, начинаю серьезно задумываться о своем вкладе в мировую литературу...» В одном из писем читаю: «Кто я, Юрий Стрехнин? Подполковник в отставке, персональный пенсионер республиканского значения с комплектом старых фронтовых ран и набором пенсионерских болезней. В великих и сильных мира сего не ходил, хотя, впрочем, в 1971-1973 гг. мне иные собратья по перу го-
ворили, что я - великий». Разъясняю смысл самоиронии Юрия Федоровича. В означенные годы он был одним из секретарей Московской писательской организации, хотя признавался, что особенного восторга от должности этой не испытывал. Единственное, что его здесь радовало, - это сознание, что он может оказать посильную помощь талантливым авторам. Но в эти же годы особенно ощутил цену подлинной и мнимой искренности некоторых представителей литературного цеха, которые всячески льстили ему, Стрехнину, но после 1973 г... даже не узнавали при встрече.
А вот другой литературный пост занимал с удовлетворением - около 30-ти лет был заместителем председателя Комиссии но военно-художественной литературе Союза писателей СССР и оставался на этом посту до начала 1992 г., т.е. до того самого года, когда названный писательский союз прекратил свое существование. Особенно памятны были годы, когда Стрехнин работал в этой комиссии под председательством выдающегося русского поэта Алексея Александровича Суркова (по 1983 г., год кончины Суркова). У Суркова и Стрехнина сложились отличные творческие и человеческие отношения. В тесном контакте работал Стрехнин и с Анатолием Андреевичем Ананьевым, который стал председателем комиссии после смерти Суркова.
Близким другом Юрия Федоровича был Сергей Сергеевич Смирнов (о нем уже речь шла выше), дружил Стрехнин и с Александром Михайловичем Бор-щаговским. Нельзя не упомянуть и об общении Юрия Федоровича с Вилем Владимировичем Липатовым, талантливым писателем, тоже выпускником Томского пединститута. Тут был своеобразный «привкус ревности». Виль Владимирович сетовал: «Хорошо тебе, Юрий Федорович, в нашей альма матер тебя постоянно вспоминают, а меня - нет». Стрехнин отвечал:«А ты, Виль, сам чаще вспоминай её и она тебя непременно вспомнит. Вот, например, ты чаще меня бываешь в Томске, но ноги-то ведут тебя по обкомам, а не по пединститутам. А часто ли ты пишешь письма в наш институт, часто ли присылаешь свои книги?»
Названные писательские имена - это и есть круг общения Стрехнина, хотя и другой.
Поскольку основная тема книг Стрехнина - Великая Отечественная война, то я часто спрашивал в письмах к нему и во время личных встреч о тех писателях, которые разрабатывали эту тему и к которым у него в творческом смысле лежит душа. На первое место всегда ставил Константина Симонова, подчеркивая, что «его проза - мужественная, объективная и широкоохватная, не подправляющая историю, чуждая конъюнктуре». Считал, что Константин Симонов - один из достойнейших учеников Льва Толстого в трактовке военной теме. Высоко ценил произведения Григория Бакланова, Василя Быкова
и Юрия Бондарева. Правда, если говорить о последнем из названных, то симпатии Стрехнина простирались по «Горячий снег» включительно. В дальнейшем проза Бондарева перестала быть близкой Стрех-нину, а общественно-гражданская позиция Бондарева с конца 1980-х гг. вызывала у Стрехнина резкое неприятие.
Резко не принимал так называемую «секретарскую литературу» - многотомные писания авторов, занимающих высокие литературные посты — писания, не обладающие литерату рными достоинствами, но собирающие обильные потоки медоточивых рецензий.
Когда в середине 80-х гг. начала резко меняться наша привычная жизнь, в том числе и литературная, то Стрехнин надеялся на её обновление. Он считал, что писатели должны объединяться не в единый союз, а в группы по творческим интересам, как это в свое время было, до 1932 г. Увы, этого не получи-
лось, а восторжествовала групповщина. Групповщине, литературным дрязгам и склокам он, сын русских интеллигентов и сам интеллигентнейший человек, был органически чужд. Вот одно из признаний Юрия Федоровича, относящееся к 90-м гг.: «Идет писательская свара, но обратите внимание, что немало писателей все-таки не ввязываются в нее, предпочитая работать на литературу, а не на конъюнктуру. Себя отношу именно к этому ряду».
«Работающим на литературу» он остался в памяти читателей, друзей, в моей памяти. Да еще в моей памяти навсегда осталась его «икона». Эта икона -фронтовая полевая его сумка, висевшая постоянно в рабочем кабинете. Теперь, согласно его желанию, она передана в Исторический музей.
На полный портрет Юрия Федоровича, писательский и человеческий, претендовать не могу, но хотя бы некоторые штрихи, оставшиеся в моей памяти, должен оставить.
