CC BY
28
ШОКОЛАД В НАУЧНО-ПОПУЛЯРНОЙ ЖУРНАЛИСТИКЕ ПЕРВОЙ ПОЛОВИНЫ XVIII ВЕКА: СТИЛИСТИЧЕСКИЙ АСПЕКТ 1
А.А. Малышев
Ключевые слова: медиалингвистика, историческая стилистика, русская журналистика XVIII века, культурно -просветительский медиадискурс.
Keywords: media linguistics, historical stylistics, Russian journalism of the 18th century, cultural and educational media discourse.
Современная научно-популярная журналистика в поисках материала для описания нередко вынуждена обращаться к уже давно известным предметам и явлениям окружающего мира. При этом в различных изданиях в зависимости от различных факторов (от в широком смысле типа издания до редакционной политики) одни и те же предметы и явления могут быть описаны по -разному как содержательно, так и стилистически. Современный медиадискурс позволяет авторам статей достичь значительной стилистической свободы [Сметанина, 2002], что несомненно способствует привлечению внимания аудитории и, как следствие, лучшему усвоению получаемой ею информации.
В то же время нельзя забывать и о том, что стилистика современных научно-популярных медиатекстов не может рассматриваться в отрыве от стилистики более ранних журналистских текстов культурно-просветительского содержания [Малышев, 2015]. В этом отношении плодотворным представляется обращение к текстам предшествующих эпох, посвященным статическому и/или динамическому описанию инокультурных реалий и ситуационных моделей. Так, многие тексты литературы путешествий XIX века, порой не будучи строго журналистскими в современном понимании (хотя формально они могли печататься в журналах того времени), обнаруживают характерные черты присутствия авторского «я», проявляющегося в современных трэвел -медиатекстах [Редькина, 2015; Щеглова, 2015].
1 Исследование осуществлено при финансовой поддержке РГНФ, проект № 14-34-01028 «Культурно-просветительский журналистский дискурс: ценности, коммуникативные интенции и речевые жанры».
Пищевой код российского общества в XVIII веке претерпевал изменения: более значительные в Санкт -Петербурге и Москве, менее значительные в других городах. Определенную роль в данном случае, конечно, играла мода, возникшая при дворе и при содействии шумных петровских ассамблей быстро распространившаяся в обществе (на особую роль моды в формировании языкового облика эпохи указывал В.В. Виноградов [Виноградов, 1982, с. 68]). Как отмечает К.А. Богданов, «для XVIII века - как, впрочем, и для любой другой эпохи - инокультурные заимствования, сопутствовавшие идеологическим, административным, экономическим
преобразованиям, также были важны не только сами по себе, но и как маркеры символического порядка, результирующего и/или предвосхищающего обновления в коллективном умонастроении и социальном поведении» [Богданов, 2006, с. 50] \
В связи с этим шоколад, постепенно становившийся в России частью нового, европеизированного пищевого кода, требовал определенного осмысления: как словарь с известной естественной задержкой фиксирует слово в определенном значении, так и культурный феномен с течением времени требует текстового обобщения имеющихся о нем знаний, фиксирующего его место в жизни социума. В 1733 году в немецко-русском научно-популярном академическом журнале «Примечания к Ведомостям» появилась статья «О шоколате» [Примечания, 1733, с. 5-8], в которой была предпринята краткая попытка осмыслить потребление шоколада и представить его историческое описание2.
Статья начинается с введения шоколада в один ряд с чаем и кофе3 и определения его отличий от этих напитков: Шоколат от чая
1 Неслучайно одним из направлений конференции «Пищевой код в славянских культурах» (Москва, Ин-т славяноведения РАН, 2008) было изучение социально-исторической изменчивости пищевого кода.
2 Мы не останавливаемся на общей и российской истории шоколада: она описана многократно и подробно, обобщающий взгляд см., например, в [Ершова, Беляев, 2011]. Отметим, что слово шоколад относится к числу наиболее орфографически вариативных лексем XVIII века: встречаются (в некоторых случаях - однократно) варианты шоколат, шекулат, шеколад, шикулад, шикулат, шокелат, шоколаде, чеколад, чекулад, чоколад, чоколат, каколат, каколата. Относительная стабилизация написания происходит во второй половине века.
3 Это закономерно: годом ранее в «Примечаниях» уже были опубликованы статьи о чае и кофе. Триада «чай-кофе-шоколад» упоминается в статье «О кафе»: Чаи, кафе и шоколаде есть в нынешния времена очюнь частое питие <...> Некоторые делают сие ради здоровья, другие от обыкновения; многия желая во всем другим последовать [Примечания, 1732, с. 339]. Здесь и далее цитаты приводятся в упрощенной графике с сохранением орфографии и пунктуации оригинала.
и кафея наипаче двояким образом разнствует. Первое что чаи и кафе суть простыя растущия вещи <... > а на против того шоколат есть художеством из различных плодов зделанное смешение. Второе что шоколат употребляется в своем существе; а на против того из чая и из кафея обыкновенным образом только сила в некоторои тинктуре вынимается [Примечания, 1733, с. 5]. В данном случае обратим внимание на структурированное (Первое что <...> Второе что) противопоставление как простоты и сложности приготовления исходного сырья (простыя растущия вещи - из различных плодов сделанное смешение), так основных особенностей потребления (употребляется в своем существе - сила в некоторой тинктуре вынимается). Таким образом, шоколад представляется читателю как составной продукт, который в то же время является самоценным с пищевой точки зрения, - в отличие от простых по составу, но сложных в правильном приготовлении чая и кофе.
Затем, как и в случае с чаем и кофе, следует небольшой этимологический и ботанический экскурс, посвященный составным частям шоколада: Главнеишия части шоколата суть ядра какао и ваниллы. Какао есть плод дерева называемаго какавате, которое в Америке иногда само собою растет, а иногда посажено бывает <...> Ваниллы, по Американски Тлилохите, есть стручок <...> у котораго вкус есть ароматичныи и запах так сильныи как у Мосхуса [Примечания,1733, с. 5]. По данным «Словаря русского языка XI-XVII веков» и «Словаря русского языка XVIII века», слово какао, впервые отмеченное в русском языке в 1670 году, до второй половины XIX века обозначало либо шоколадное дерево (ср. какаовина, какаовник), либо зерна плодов, произрастающих на этом дереве. Академический «Словарь церковнославянского и русского языка» 1847 года фиксирует эти же значения, и только в Словаре В.И. Даля встречается упоминание приготовляемого из зерен какао напитка какао. Слово ваниль в варианте ванилья датируется 1727 годом, получая относительное распространение к середине века. Таким образом, пояснение обоих слов было вызвано не только научными, но и языковыми и общекультурными соображениями. Сопоставление же силы запаха ванили и мускуса может свидетельствовать о том, что последний был несколько более известен ко времени написания статьи (первая фиксация в русском языке относится к 1628 году). Современные медиатексты нередко предлагают читателю подобные сведения - хотя бы в кратком виде (например, пояснения названий мясных блюд, выпечки и видов сыра).
Достаточно подробно описывается внешний вид растения, его листьев и плодов, для лучшего представления описание также сопровождается сравнениями с уже известными читателю плодами (жолтыя плоды померанца нечто побольше; зерна <...> подобны мигдальным). По мнению З.М. Петровой, в русской ботанической науке XVIII века подобная детализация цвета и формы, а также система сравнений обыкновенно обусловлена желанием автора дать максимально точное описание растения, вызвать в сознании читателя наглядный образ [Петрова, 1999, с. 50]. Отметим, что в современных медиатекстах столь подробное описание не требуется, поскольку автор достаточно легко может снабдить текст фотографией (особенно в случае электронных изданий).
После этого автор статьи переходит к описанию процесса приготовления собственно шоколада: Делается так называемои шоколат на подобие твердаго, сухаго, и нарочито тяжелаго теста, во всяких формах, цветом темноват, приятнаго и ободряющаго запаху и вкусу <...> Шоколат инако в Индии, инако в Гишпании, Франции и Италии, инако в Немецкои земли и в других местах делается [Примечания, 1733, с. 6-7], далее следует рецептурное объяснение пропорций. За счет употребления названий европейских стран и Индии1, а также безымянного множества любителей шоколада, объединенных неопределенным местоимением иные, начавшееся в России употребление шоколада фактически вписывается в общемировой культурный контекст (отметим, что американское происхождение шоколада вряд ли могло оказать существенное влияние на рост его популярности, поскольку сведения большинства российских читателей об обеих Америках были достаточно скудны, хотя в переводных текстах они встречаются2). Уподобление шоколадной массы сухому тяжелому тесту так же, как и приведенные выше сравнения, должны дать читателю представление о внешнем виде и консистенции продукта, а прилагательные с качественным значением приятный и ободряющий - сформировать чувственное восприятие будущего напитка, основа которого приятна
1 Аналогично в статьях о кофе и чае: соответственно европейские страны, Турция и Египет и европейские страны, Китай и Япония.
2 Ср.: Лутчей прибыток онаго острова <Ямайки - А.М> состоит из сахару, и какая из чего шокелат делается (Гюбнер И. Земноводного круга краткое описание. М., 1719. С. 395). В то же время в Примечании 55 к сатирам Антиоха Кантемира встречается и индийская принадлежность шоколада: Шоколад есть состав из ореха, какао называемый, который растет в Индиях Западных, из сахару и из ванильи, другаго пахучаго овоща той же Индии. Тот состав варят в воде или молоке, и пока варится оный, часто болтают, чтоб пить горячий с пеною, и то пойло вместо завтрака принимается во всей почти Европе.
даже на стадии подготовки к варке. В современных медиатекстах, особенно относящихся к трэвел-журналистике, подобные описания могут занимать значительную долю объема.
После описания варки шоколадного теста на воде или молоке (нередко - с определенными приправами и/или яичным желтком для лучшего образования пены) автор статьи переходит к сведениям о популярности и пользе шоколада. Популярность, как и в случае с чаем и кофе, демонстрируется с помощью устойчивых сочетаний (в первую очередь - войти в обыкновение), количественных данных и примеров из европейского бытования напитка в кругу высокопоставленных лиц: Индианцы так в него влюбились, что в однои только Новои Гишпании в год больше двенатцати милионов фунтов сахару на онои исходит. В самои Европе он в такое обыкновение вошол, что на пример в Гишпании живущии человек тогда себя в худом состоянии быть думает, когда он шоколату не имеет. В Италии такожде наибольшие люди, а особливо духовнаго чина, сего питья очюнь много употребляют [Примечания, 1733, с. 7]. С помощью таких слов и выражений в сознание читателя закладывалось желание подражать европейцам: во -первых, не отставать от них в бытовых обыкновениях (своеобразная бытовая мода), во-вторых, уподобляться европейской знати, любовью к шоколаду возводившей его на особую ступень в пищевой иерархии. Обратим отдельное внимание на использование глагола влюбиться: он не относится к формировавшемуся в то время русскому любовному лексикону, а употребляется в достаточно традиционном значении «начать испытывать пристрастие к чему-либо».
Польза шоколада, помимо эстетического наслаждения вкусом и запахом, состоит в его калорийности (или, как сказано в статье, питательной силе). Здесь перед нами сочетание качественных характеристик шоколада и слов и выражений, связанных с приемом пищи и насыщением: Он вкус и запах приятныи, и великую питательную силу иметь сказывается <...> Шоколат к питанию способен есть. Ещеж ежели кто при употреблении приятнаго шоколата одну или другую излишную чашку выпьет, тот приметит, что это ему будет противно, или его позывание на пищу отобъет <...> И так он может у здороваго человека позывание на пищу утолить, и его естественныя силы содержать [Примечания, 1733, с. 7]1. Автор статьи позволяет себе и легкую иронию, связанную с
1 Несколько иначе понимается польза шоколада в конце века. В «Прибавлении к Московским ведомостям» 1783 г. читаем: Кофе разжигает кровь, производит в ней
нередко встречающимися завышенными ожиданиями чудодейственных свойств подобных напитков: Но может ли он стараго человека опять молодым зделать, оное оставляем мы мечтанию тех людеи, которые сие утверждают [Примечания, 1733, с. 7].
Наконец, важным является вопрос о допустимости употребления шоколада в пост. Сообщение свойств шоколада во многом было призвано подвести читателя к финальному положению о том, что его можно свободно пить в пост, что было важно как для немецкоязычной, так и особенно для русскоязычной аудитории «Примечаний». Автор статьи в этом случае практически полностью полагается на исследования ученых мужей, исходящие из религиозного противопоставления еды и напитков: Понеже по правилам святаго Фомы токмо пища пост нарушает, а не питие, то некоторые, ради объявленных причин, шоколат почитают за питие, а некоторые за пищу [Примечания, 1733, с. 8]. Рассмотрение вопроса логически упорядочено с помощью системы противопоставлений и сравнений, задаваемой посредством цепочки союзов и вводных слов, и апеллирует к уже существующей традиции виноделия и пивоварения, которое позволяет сделать вполне однозначный вывод: Одна унция ядер какао больше питает, нежели один фунт говядины или баранины. И так сии последние думали что шоколат в пост употреблять не надобно: понеже тем церковныя правила не чювствительно нарушаются. Но другие на против того предлагали, что шоколат по своему естеству во всем свете за питие почитается, так как пиво и вино в Европе. Чего ради ежели пиво и вино в пост пить можно, то и питие шоколата не противно правилам есть <...> Ради сеи же причины надлежалоб такожде питие вина и пива заказать; для того что пиво из ячменю варится, и следовательно питательно быть должно, а вино по свидетельству Галена так питательно есть как свинина <...> Таким способом шоколат есть в пост позволенное питие [Примечания, 1733, с. 8]. Подчеркнутая выше с помощью типичного для «Примечаний» наречия особливо любовь к шоколаду итальянских священников (наибольшие люди, а особливо духовнаго чина) также могла способствовать созданию одобрительного отношения к шоколаду со стороны духовенства. Конечно, приведение в качестве примера вина и пива как разрешенных в католический пост напитков входило в
остроту, снедает соки, изсушает волокны, и препятствует росту и образованию тела. То же производит шоколат (с. 96). В Англии шоколад считали великим благом для армии и особенно флота, поскольку он не только согревал тело изнутри и утолял чувство голода, но и подбадривал дух солдат и матросов, не опьяняя их.
определенное противоречие с православной традицией запрета на алкоголь во время поста, однако в контексте европеизации российского общества оно было допустимым с точки зрения автора статьи.
Уже в середине XVIII века шоколад стал достаточно распространен в обществе1, а к концу века занял свое место в пищевом коде различных сословий, уступая, конечно, чаю и кофе. Статья «О шоколате» была одной из первых попыток утвердить новый напиток, рассказав о нем как о позитивном явлении в жизни российского общества. Современные медиатексты подобного содержания во многом схожи со статьями трехсотлетней давности: отличия могут быть обусловлены появлением новых данных, наличием иллюстративного материала, более ярким проявлением авторского «я», тональностью текста и другими факторами, но общая композиционная и стилистическая преемственность представляется нам очевидной.
Литература
Богданов К.А. О крокодилах в России. Очерки из истории заимствований и экзотизмов. М., 2006.
Виноградов В.В. Очерки по истории русского литературного языка XVII-XIX веков. М., 1982.
Ершова Г.Г., Беляев Д.Д. Взбивая пену шоколада: Какао в Древней Америке. М., 2011.
Малышев А.А. Лингвостилистические особенности культурно-просветительских журналистских текстов XVIII века // Медиалингвистика. СПб., 2015. № 3(9).
Петрова З.М. Язык русской ботанической науки XVIII века. СПб., 1999.
Примечания к Ведомостям. СПб., 1733.
Редькина Т.Ю. Речевая экспликация ситуационной модели: лингвопраксиологический подход (на материале трэвел-текста) // Медиалингвистика. СПб., 2015. № 2(8).
Сметанина С.И. Медиа-текст в системе культуры: Динамические процессы в языке и стиле журналистики конца XX века. СПб., 2002.
Щеглова Е.А. Очерки путешествия И.А. Гончарова «Фрегат "Паллада"» как источник лексикологического исследования. СПб., 2015.
1 Показательна реплика в одном из переводных «домашних разговоров» Г. Ф. Платца (СПб., 1749), призванных привить российскому юношеству определенную бытовую культуру поведения: Вот лежит сколь много какао. Я зделаю из него шоколат. Ах, сколь приятно мне слышать о шоколате.
