CC BY
186
УДК 81-11
СЕМАНТИЧЕСКИЕ КАТЕГОРИИ: ДИНАМИКА НАУЧНЫХ ПРЕДСТАВЛЕНИЙ И НЕКОТОРЫЕ ПЕРСПЕКТИВЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
© Д. М. Миронова
Башкирский государственный университет Россия, Республика Башкортостан, 450074 г. Уфа, ул. Заки Валиди, 32.
Тел./факс: +7 (347) 273 68 74.
E-mail: mir-lina@yandex.ru
В статье освещаются важнейшие вехи развития научных представлений о семантических категориях, рассматриваемых в их разнообразных аспектах. Специальное внимание уделяется некоторым дискуссионным вопросам, таким как идиоэтничность семантических категорий, структура последних, их соотношение с понятийными категориями. На основе анализа различных вариантов их решения делается вывод о достижении весомых результатов в разработке адекватного описания семантических категорий, а также намечаются возможные перспективы его изучения в русле интеграции ряда лингвистических парадигм.
Ключевые слова: семантика, семантические категории, понятийные категории.
Зарождение интереса к языковой репрезентации семантических категорий (далее - СК) знаменовало собой начало нового этапа в изучении содержательной стороны языка. На протяжении столетия данная проблематика привлекала умы уче-ных-лингвистов, демонстрируя свою многоликость в возможности обращения к разнообразным аспектам исследования. Такие аспекты, вместе взятые, свидетельствуют о глубине познания СК, тогда как смена исследовательского интереса к тем или иным из них отражает динамику лингвистического осмысления рассматриваемого языкового феномена. Современной науке о языке известно несколько точек зрения, раскрывающих СК с той либо иной стороны ее сущности. Так, в рамках лингвофилософского направления были сделаны первые шаги на пути осмысления концептуальной природы категорий языкового содержания. Отмеченный подход в наибольшей степени был характерен для мыслителей, обращавшихся к частеречной проблематике, разработка которой привела к постановке специального вопроса о природе частей речи в свете соотношения языка и мышления. Так, Аристотель, утверждая единство языка и знания, объяснял существование частей речи отражательным характером человеческого мышления, связывая их с категориями сущности, состояния и отношения. Поскольку же его философская концепция была основана на представлении о вещи, существующей независимо от человеческой воли, мыслитель придавал этим категориям универсальное значение, утверждая тем самым неизбежность их языковой реализации. Представления о выявленных Аристотелем понятийных категориях сохраняют свою значимость и в современной науке. Более того, такие исследователи, как Б. А. Серебренников, Е. С. Куб-рякова указывают на соответствие между категориями Аристотеля, выделенными по языковому основанию, и частями речи, установленными на понятийной основе. При этом категории Аристотеля «не сводятся только к обобщению понятийных сущностей, значений языка. Они... указывают на
способ категоризации» [1, с. 134] и, следовательно, помимо чувственного опыта, постулируют врожденную способность мышления структурировать действительность в процессе познания. В дальнейшем развитие этой плодотворной идеи позволило Платону, Р. Декарту, У. Оккаму, П. Абеляру, Г. Лейбницу, И. Канту и некоторым другим мыслителям с той или иной мерой категоричности квалифицировать повседневный чувственный опыт в качестве средства активизации априорного категориального мышления человека. По признанию этих философов языка, понятийные универсалии есть объективные построения ума, фиксирующие общее в вещах, которое обозначается различными языковыми формами, и прежде всего словом [2, с. 233, с. 258]. Что же касается попыток собственно лингвистической интерпретации понятийных категорий (далее - ПК) с учетом познавательных ориентиров человека, то такие попытки были предприняты уже в идеографии середины XIX века. Оптимальность и научная состоятельность тематического представления лексики виделась лингвистам в наглядности структурных связей ее единиц. При этом в качестве самых общих категорий, лежащих в основе лексико-семантической системы любого языка, были признаны именно категории познания и сферы бытия. Так, выступая за необходимость учета ПК в лингвистических исследованиях, Л. М. Васильев указывает на их первостепенное значение при выделении наиболее общих тематических разделов словаря, безотносительных к частеречной принадлежности слов и их грамматических категорий [3, с. 4]. Такие тематические, или идеографические, классификации, подразделяющие лексику с ориентацией на соответствующие понятия, как правило, строятся по принципу иерархии, «согласно которому словарь вначале разбивается на несколько наиболее обширных семантических категорий... и далее каждая из выделенных категорий подвергается последовательному членению до тех пор, пока не получаются. далее не разложимые тематические объединения слов» [4, с. 64]. Однако
связи между словами здесь обусловлены прежде всего их отношением к единой внеязыковой предметной теме, поэтому структура дифференцируемых тематических групп в своих истоках является преимущественно внеязыковой. Количество ступеней классификации также определяется внеязыко-вым фактором. Вместе с тем выделенные тематические группы, сформированные на базе разных языков, нередко имеют и свои индивидуальные особенности в ширине или глубине членения действительности [4, с. 75-76]. Такие особенности словарного состава, как правило, детерминируются, «наводятся» спецификой содержательной стороны конкретного языка, обусловленной практическим опытом и культурной составляющей жизни его носителей.
Во второй половине XX века замеченная соотнесенность мыслительных и языковых категорий послужила весомым аргументом для включения этой проблематики в поле актуальных лингвистических исследований. Одним из важнейших достижений в этой области явилось теоретически обоснованное разграничение понятийных и семантических категорий. К примеру, О. Есперсен, задаваясь вопросом о природе синтаксических категорий, которыми оперируют грамматические описания, одним из первых выступил против господствовавшего в то время сведения их к априорно известным категориям логики. По его мнению, обращенность категорий синтаксиса не только к языковой форме, но и к номинируемым фрагментам действительности, а также множественное и подчас непредсказуемое языковое представление, казалось бы, одной и той же концептуальной категории свидетельствуют в пользу нетождественности данных типов категорий: «.Приходится признать, что наряду с синтаксическими категориями. или за этими категориями, зависящими от структуры каждого языка. имеются еще внеязыковые категории, не зависящие от более или менее случайных фактов существующих языков» [5, с. 57-58]. Желая акцентировать ментальную сущность внеязыковых категорий, исследователь предлагает именовать их понятийными. Следует отметить, что О. Есперсен был одним из первых исследователей СК, в трудах которого ономасиологический аспект их изучения был поставлен на научную основу и получил плодотворную разработку. Во-первых, был сделан вывод о том, что СК, в частности ГК, представляют собой «симптомы, или тени, отбрасываемые ПК» [5, с. 57-58]. Во-вторых, отсутствие межъязыковой унификации в средствах выражения этих «симптомов» усматривалось в онтологической многолико-сти познаваемого мира, влекущей за собой невозможность вывести единственный и самый точный способ обозначения той или иной реалии, несмотря на когнитивную общность человечества (ср. в этой связи понятие языковой тактики, используемое в типологических работах С. Г. Шафикова). Идея
различия между СК и ее понятийным соответствием нашла свое выражение и в новой трехступенчатой методике анализа фактического материала. Такая методика была предложена Есперсеном для выявления соотношения понятийной и языковой категорий на синтаксическом уровне: установление формы, функции (грамматической семантики) и понятия (ПК) [5, с. 59]. Вслед за О. Есперсеном в разысканиях отечественного лингвиста И. И. Мещанинова категории мышления, которые он также именует понятийными, квалифицируются с позиции психологического направления как «действующие нормы сознания». ПК, по его мнению, составляют содержательную основу выделяемых в языке категорий и, как подчеркивает исследователь, без вербальной экспликации остаются в области сознания. Согласно ценному наблюдению ученого, выражение ПК, в свою очередь, происходит с участием не только грамматических, но и лексических средств [6, с. 236-237, с. 240]. По его словам, «именно подобное разнообразие. средств, участвующих в репрезентации ПК, выявляет особенности того или иного языкового строя», поскольку «в одних языках эти общие, основные свойства выявляются в одном виде, в других - в ином» [6, с. 231]. Предложенное О. Есперсеном и И. И. Мещаниновым осмысление СК как системообразующего и коммуникативно релевантного феномена оказало плодотворное влияние на развитие теоретической базы современной функциональной грамматики. В рамках этого направления, разрабатываемого прежде всего А. В. Бондарко и его последователями, акцентируется функциональный аспект СК, обусловленный их неразрывной связью с т.н. языковыми семантическими функциями (далее - СФ). СФ, в свою очередь, соотнесены с т.н. поверхностными структурами, выделяемыми в рамках генеративной грамматики. СФ объединяют в систему разнообразные в плане выражения единицы языка и в этом смысле «имеют двоякую соотнесенность: с одной стороны, с планом выражения, а с другой - с тем мыслительным содержанием, которое передают языковые средства...»1 [7, с. 60]. Транслируя в коммуникации те или иные фундаментальные ПК, система СФ несет информацию о совокупности существенных с точки зрения человеческой когниции отношений и признаков вне-языковой реальности. В силу отражательной природы ПК эта информация составляет не только универсальный, но и ядерный компонент реализующего ее языкового значения. Она выражает единство человеческого мышления, обеспечивая необходимую основу для коммуникации, а в исследовательском плане - надежную основу для сопос-
1 Вероятно, это наблюдение позволило некоторым исследователям, подчеркивая теснейшую связь языковых и понятийных категорий, квалифицировать последние как сущности, «отвлеченные человеческим мышлением от исторически сложившихся. категорий языка» [3, с. 4].
тавлений в сфере семантики. Однако, по замечанию А. В. Бондарко, в семантической структуре такая «чистая», «собственно понятийная», «глубинная» составляющая нередко сочетается с неуниверсальными элементами, которые возникают как результат языковой интерпретации понятийных категорий и наглядно проявляются, в частности, при переводе с одного языка на другой. «В ходе этого процесса понятийные категории получают определенное преломление в системе данного языка, становятся (уже в преобразованном виде) элементами его подсистем, подвергаются влиянию специфических сторон его строя», выступая тем самым на т.н. поверхностно-семантическом уровне [7, с. 64, с. 67]. Несомненно, перспективным явилось различение двух аспектов в процессе такой языковой репрезентации ПК. Первый из них касается «преобразования» ПК в СФ с помощью свойственных системе и норме конкретного языка средств выражения этой функции. Каждый язык обладает спецификой системной организации таких средств, а также определенным, более или менее индивидуальным соотношением членений в планах выражения и содержания. Второй существенный аспект - «это речевая (курсив наш. - Д. М.) реализация и актуализация того или иного варианта «понятийно-языкового соответствия», в ходе которой говорящий, черпая из системы то или иное формальное средство, идет в направлении от понятийных категорий к языковым семантическим функциям» [7, с. 68, с. 70].
В результате этого проявленные в речи СФ оказываются богаче базовой для них ПК, приобретая многообразные сигнификативные и коннота-тивные - неуниверсальные - оттенки. Как отмечалось выше, подобная идея была высказана уже в позапрошлом столетии, хотя лишь в форме наблюдения за составом лексиконов. Своеобразным итогом применения функционального подхода к СК стал предложенный его представителями алгоритм процедуры выявления СК в лингвистическом исследовании. По мнению ученых, такой алгоритм с необходимостью последовательно включает следующие этапы: понимание СФ, связанной с той или иной формой в наличном контексте ^ установление субституции этой и других языковых форм при сохранении смысла высказывания ^ сопоставительный анализ и последующая формулировка особенностей каждой из таких форм ^ выделение семантического инварианта сопоставляемых СФ, соответствующего той или иной ПК [7, с. 59]. На основе полученного инварианта могут быть выстроены функционально-семантические поля, которые свидетельствуют об интегративной роли СК в содержательной стороне языка, объединяя в себе разноуровневые языковые средства на основе семантической и функциональной общности. Разноуровневый характер элементов ФСП, по словам В. Г. Гака, в конечном счете «стирает грани между уровнями языка, показывая, как средства разных уровней до-
полняют друг друга при выражении определенных значений» [цит. по 8, с. 12], соотнося их с реальной действительностью, с процессами мысли и формами языка. В русле разведения мыслительного и языкового содержания учение о ФСП противопоставляет последние охватывающим их понятийным полям. Так, по мысли А. В. Бондарко, структура ФСП в отличие от понятийного поля имеет языковую материализацию и определяется соотношением значений [9, с. 3] (ср. также положение современной системологии о том, что характер элементов конкретной системы детерминирует особенности ее структуры). При этом организация полей, репрезентирующих одну и ту же СК, может существенно разниться от языка к языку. Причина этого заключается в межъязыковых различиях средств ее экспликации и отношений между ними. К примеру, в русском литературном языке наиболее частотными средствами выражения СК свойства служит довольно обширный ряд лексических единиц, тогда как в испанском и в нек. др. романских языках регулярно привлекается морфологический способ ее выражения посредством вспомогательного глагола ser (‘быть’): ср. рус. пьяница - исп. ser borracho (с той же семантикой) в противоположность estar borracho (при описании пьяного состояния, но не свойства). Таким образом, в отличие от соответствующего ФСП русского языка в центральной зоне испанского ФСП ‘propiedad’ (~ рус. ‘свойство’) находится и морфологическое средство. После до-вательное описание ФСП в аспекте не только парадигматических свойств его элементов, но и их синтагматического «поведения» со временем привело исследователей к выводу о возможности репрезентации ПК посредством т.н. скрытых СК. Этот факт определил необходимость выявления и описания последних. Представление о скрытых категориях было введено в лингвистику Б. Уорфом еще в конце 30-х годов прошлого века (т.н. криптотипы, в его терминологии). Однако их современное понимание сформировалось, в первую очередь, благодаря изучению функционирования языка. Было установлено, что такие категории, не находя регулярного и явного грамматического выражения, характеризуются, тем не менее, определенной сочетаемостной значимостью, которая обнаруживает себя благодаря закону семантического согласования. По этой причине Т. В. Булыгина и С. А. Крылов отождествляют скрытые категории с «семантическими, признаками слов и словосочетаний, не находящими явного (эксплицитного) выражения, но существенными для построения и понимания высказывания, в частности, потому, что они оказывают влияние на сочетаемость слова с другими словами в предложении» [10, с. 458]. В русском языке одной из таких категорий выступает свойство.
Характерная для конца XX века разработка лингвистической проблематики в русле антропоцентрической парадигмы способствовала изучению
ФСП и лежащих в их основе СК в когнитивном аспекте. Общая нацеленность данного подхода на моделирование языкового сознания обусловила постановку ряда важнейших задач, среди которых необходимо отметить выявление механизмов и роли категоризации в процессе концептуализации познаваемого мира, а также осмысление того, «какие системы обеспечивают различные виды деятельности с информацией» [11, с. 12]. В этом плане семантические категории были признаны едва ли не базовыми единицами речемыслительных операций. Так, заключая в себе результаты категоризации познаваемой действительности, СК ложатся в основу всех семантических полей и, как следствие, отдельных лексических и грамматических значений. Такой подход со всей правомерностью позволил лингвистам отталкиваться от СК не только при научном описании языка в направлении «от смысла к средствам выражения», но и при обучении иностранному языку [12, с. 6]. Наибольший интерес при этом представляют категории-универсалии, свойственные всем языкам или большинству из них. В исследованиях отмеченного периода с позиций описания языковой картины мира была подробно рассмотрена СК отношения (релятивности). По словам авторов соответствующих работ, данная СК представляет собой результат осмысления и отражения в языке отношений различной онтологии, которые носят всеохватывающий характер и проявляются в ситуации, включающей не менее двух участников [12, с. 6; 13, с. 48-49; 14, с. 26-27]. В свою очередь, объективная сложность и многообразие отношений обусловливают широкое, ме-журовневое, языковое представление категории релятивности, определение границ которого связано с рядом трудностей. Поэтому, по мысли исследователей, адекватное описание указанной категории, а также иных сложных СК может быть достигнуто, прежде всего, с опорой на лексический материал. Аргументом в пользу внимания к слову при этом служит центральное положение данной единицы в языковой системе, означающее его способность «иметь выход» на все уровни языка, концентрируя в себе «значения разной онтологической отнесенности и различной языковой материализации - в частности, такие значения, как денотативно-понятийное, коннотативное, морфологическое. синтаксическое (функциональное.)» [12, с. 8]. Как полагают исследователи, первым существенным шагом в таком лингвокогнитивном изучении каждой СК является установление набора ее релевантных признаков. В целях наиболее точной идентификации конкретного типа СК в ходе этой процедуры правомерно обращаться к результатам логико-философской интерпретации изучаемой ПК [15; 16]. Опыт подобных сопоставлений показал, что дифференцирующие признаки большинства СК сосредоточиваются в предметно-логической (понятийной) части значения слов [17, с. 83], однако их
объем не равен числу существенных признаков, характерных для соответствующих научных (философских) категорий [18, с. 283]. По замечанию С. Г. Шафикова, «лишь часть языкового содержания соответствует содержанию когнитивной модели и структурируется в виде семантических полей.» [19, с. 37]. Следовательно, можно вести речь о наличии в основе ФСП лишь части категориально-когнитивной информации о том или ином фрагменте действительности. В русле современного подхода к структуре универсальных ПК (и СК) эта часть описывается с привлечением понятия прототипа, восходящего, в свою очередь, к идеям Платона и Витгенштейна. Лингвистическая интерпретация данного понятия была предложена в работах американского психолога Э. Рош, признающей прототип основным способом категоризации в сознании среднего носителя языка. По мнению ученого, образование всякого прототипа обусловлено важностью места, которое занимают составляющие его признаки в действительности. Кроме того, образование прототипов объяснимо и с точки зрения того факта, что «человеческий мозг быстрее распознает, раньше запоминает, чаще использует в процессе мышления «наилучшие» гештальтные формы, и поэтому именно эти формы получают названия первыми» [20, с. 51]. Такие формы возникают в ходе первичного опыта познания некоторого реального фрагмента и «.являются результатом длительного освоения в языке» [8, с. 55]. Привлечение прототипической теории в лингвистических исследованиях созвучно с известным положением когнитологии о том, что в процессе категоризации мира как вида переработки информации используются категории двух типов: не только логические, отвечающие представлению о необходимых и достаточных критериях у каждого из ее членов, но и естественные, или прототипические. Всякая языковая категория обладает внутренней структурой, а репрезентирующее ее значение соединяет языковое и энциклопедическое, наивно-эмпирическое и логическое знания [8, с. 39]. Важно отметить, что проблема культурной маркированности, этноспе-цифичности ПК по сей день остается не до конца решенной. Весьма примечательным свидетельством этого становится предложенное в трудах Л. М. Васильева учение о трех типах категорий. Так, следуя более строгой дифференциации понятийной и когнитивной категорий, исследователь, с одной стороны, утверждает, что когнитивные категории, отражая категоризацию всего жизненного опыта людей, наиболее сложны и многообразны по своему содержанию. Тесная связь с сознанием, детерминированность национальной культурой делает их более динамичными в сравнении с ПК и СК [21, с. 209, с. 212]. В отличие от когнитивных понятийные категории не зависят от типа культуры, «очищены от всяких. коннотативных наслоений» и, подобно СК, конституируют языковую картину
мира [22, с. 223]. С другой стороны, по мысли Л. М. Васильева, ПК нередко имеют национальную маркировку, хотя и меньшую по сравнению с когнитивными категориями [21, с. 224].
Обозначенный выше взгляд на структуру ПК с позиций учения о прототипе предполагает заполнение ее центра и периферии теми или иными признаками в зависимости от их когнитивной значимости. Поскольку же представители категории обладают разными наборами релевантных признаков, каждый из таких представителей занимает разное положение относительно центра и периферии полевой структуры. «В центре находятся лучшие экземпляры, обладающие большей весомостью характеризующих их признаков», являющиеся лучшими образцами своего множества за счет наиболее полного отражения свойства того или иного фрагмента мира [8, с. 55]. «На периферии же находятся представители, обладающие менее привилегированным положением вследствие меньшей весомости соответствующих признаков.» [19, с. 51]. В целом, с точки зрения современной теории прототипов, языковая реальность семантического поля обосновывается не только лингвистически, но и психологически, с учетом реальных моделей категориального мышления. Обобщая результаты анализа когнитивной интерпретации СК в сравнении с логической (аристотелевской), исследователи указывают на большую убедительность прототипического понимания категорий, в свете которого последним приписывается размытость границ, разный статус объектов внутри категории, а также обнаруживаются «стоящие» за ними когнитивные структуры. Наличие таких структур выступает одной из важнейших причин различия семантических категорий в объеме, степени абстрактности, в организации их содержания и выражающих его средств, в характере взаимоотношений друг с другом и т.д. Значимым итогом таким исследований стал вывод о взаимодействии концептуальных и семантических категорий в процессе речемыслительной деятельности, что, в свою очередь, определяет подвижность границ между языковым и неязыковым знанием [21, с. 208, с. 212].
В последние годы проблема языковой репрезентации универсальных ПК привлекает исследователей с точки зрения сопоставительнотипологического описания лексико-семантических систем. Следует заметить, что результаты подобных попыток обладают значительной объяснительной силой в отношении многих вопросов реализации СК, которые были лишь поставлены в работах предшественников. Так, С. Г. Шафиков, признавая категориальные основы мышления отправной точкой на пути лексических сопоставлений, отмечает, что установление внутреннего семантического единообразия языков представляется делом более важным, чем указание поверхностных межъязыковых различий, «поскольку позволяет выделить
квинтэссенцию человеческого языка и параметры психологического единства человечества» [20, с. 9, с. 11]. С позиции такого подхода существование универсальных понятийных и семантических категорий объясняется как внешними, так и внутренними факторами, первые из которых усматриваются в объективном единстве окружающего мира, тогда как вторые связываются с единством человеческой когниции. Именно универсально-логическое позволяет носителям различных языков создавать соотносимые когнитивные и языковые модели2 мира, изменяющиеся по мере обогащения знаний в рамках специальных наук. Что же касается языковых уникалий, связанных с репрезентацией фундаментальных категорий мысли, то в области типологических исследований этот вопрос решается на сегодняшний день с использованием понятия языковой тактики, или языковой избирательности [20, с. 31]. Разнообразие избирательных возможностей при этом обусловлено целым рядом факторов. Во-первых, исследователи ведут речь об онтологической размытости границ между познаваемыми объектами, что создает объективные предпосылки для естественной размытости самих СК. Во-вторых, на образование и языковую трансляцию ПК оказывает влияние способность перцептивно-когнитивного аппарата человека воспринимать и осмысливать реалии с учетом их разных сторон. В-третьих, своеобразие видения мира носителями различных языков определяется несходством их опыта. Оно может обусловливаться различием жизненных условий носителей, направляющих их практические и, следовательно, номинативные интересы (т.н. фактор ландшафта); спецификой культурного кода, присущего данной нации, и т.д. В особенности это касается т.н. социальных категорий, связанных с миром человека как носителя материальнодуховной культуры и определенного социального опыта [20, с. 51]. Кроме того, несходство языковых тактик может быть связано с т.н. фактором глубины знания, влияющим на более/менее дифференцированную концептуализацию тех или иных сфер действительности [20, с. 17-19]. Под воздействием ряда перечисленных факторов в системе каждого конкретного языка складываются свои характерные способы представления той или иной ПК. И если ранее в языковедческих работах, касающихся проблемы соотношения языка и мышления, преобладала абсолютизация той или иной из этих причин, то в наше время едва ли не общепризнанным является их комплексное включение в экстралингвис-тический контекст вербальной экспликации ПК.
2 Указывая на зеркальность внутренней формы термина «картина мира», предполагающую пассивное отражение мира разумом человека, С. Г. Шафиков предлагает альтернативный термин «когнитивная модель мира», под которой понимается системно упорядоченная и отражающая все существенные характеристики объекта «концептуальная репрезентация действительности в многообразии ее внешних и внутренних связей» [20, с. 12].
Представленный обзор ряда важнейших этапов изучения СК служит свидетельством плодотворной эволюции научных представлений о данном феномене, указывая на расширение и углубление целей соответствующих исследований: от признания тождества понятийных и семантических категорий до сопоставительного описания базирующихся на них функционально-семантических полей. Вместе с тем следует подчеркнуть, что сложность этого объекта не позволяет признать многие из рассмотренных проблем окончательно решенными и, как следствие, открывает все новые перспективы исследования. Достижение весомых результатов в дальнейшей разработке вопроса о СК видится возможным благодаря сопряжению системно-структурной, функциональной и когнитивной парадигм современной лингвистики [23, с. 173]. Наиболее наглядно отмеченное единство парадигм проявляется в таких современных научных разысканиях, авторы которых на материале одного или нескольких языков стремятся установить взаимодействие СК, обнаружить его закономерности и выявить истоки, что в наибольшей степени характерно для представителей функционального и типологического языкознания [см., к примеру, Шафиков 2004, Проблемы функциональной грамматики 2005]. Как представляется, и в наше время не утратили своей значимости высказанные во второй половине XX века слова о двоякой ориентации новой лингвистической теории на универсально-понятийные и коммуникативно-прагматические аспекты семантики [7, с. 4]. По-видимому, желательный «союз» трех научных парадигм в последующей разработке вопроса о СК может быть реализован при соблюдении следующих условий. Прежде всего, необходимо четкое разграничение конкретных задач каждой из них. Вместе с тем решение поставленных задач целесообразно проводить, интегрируя полученные результаты. Так, в системном аспекте целесообразным представляется выявление разноуровневых средств выражения СК, выделение оппозитивных сем, конституирующих ФСП, а также установление количественной на-груженности его зон, свидетельствующей о глубине и ширине таксономии внутри поля [20, с. 130-131]. Кроме того, в ходе системного анализа необходимо обратить внимание на полицентрич-ность/моноцентричность исследуемого ФСП. Во-первых, этот параметр позволяет определить меру грамматикализации, а значит, упорядоченности, регулярности выражения соответствующей категориальной семантики [24, с. 103]. Во-вторых, он детерминирует степень межполевых взаимодействий в системе языка и в речи. Так, у элементов поли-центрических полей, которые, заметим, к сегодняшнему дню являются наименее изученными, наблюдаются более частотные взаимодействия с элементами иных семантических полей [10, с. 567; 21, с. 105; 25, с. 66]. Прежде всего это касается
полицентрических полей, репрезентирующих близкие в том или ином отношении категории, какими, в частности, являются свойство и состояние [23, с. 175]. Вполне очевидно, что такого рода «пересечения» семантических категорий подкрепляются их функционированием. Однако установление тех контекстуальных условий, которые обеспечивают не только реализацию отдельной СК, но и ее взаимодействие с другими категориями при формировании смысла высказывания, является важнейшей задачей, решаемой в русле функциональной парадигмы языкознания. В этой связи специальное внимание, на наш взгляд, необходимо уделить вопросу о речевом выражении скрытых категорий (см. выше), выявлению которых может способствовать анализ семантической структуры конкретного высказывания и его окружения в соотнесении с данными компонентного анализа его лексических составляющих. С нашей точки зрения, это позволит разграничить системно закрепленные признаки СК и признаки, возникающие в результате взаимодействия компонентов контекста. В целях же наиболее полного и адекватного описания закономерностей языковой репрезентации СК, обнаруженных с применением обозначенных подходов, необходима также последовательная гносеологическая и культурная интерпретация полученных результатов с позиций когнитивного подхода.
ЛИТЕРАТУРА
1. Степанов Ю. С. Имена, предикаты, предложения: Семи-ологическая грамматика. М.: Наука, 1981. 360 с.
2. Десницкая А. В., Кацнельсон С. Д. История лингвистических учений: Средневековая Европа. Л.: Наука, 1985. 288 с.
3. Васильев Л. М. Понятийные и грамматические категории как объект лингвистической семантики// Семантические категории языка и методы их изучения/ Тез. докл. Всесо-юз. науч. конф. Семантические категории языка и методы их изучения / Уфа: Б. и., 1985. С. 4-5.
4. Плотников Б. А., Трайковская В. Ф. Дихотомическая лексикология. Минск: Университетское, 1989. 131 с.
5. Есперсен О. Философия грамматики. М.: изд-во иностранной литературы, 1958. 400 с.
6. Мещанинов И. И. Члены предложения и части речи. Л.: Наука, 1978. 387 с.
7. Бондарко А. В. Понятийные категории и языковые семантические функции в грамматике// Универсалии и типологические исследования. М.: Наука, 1974. С. 54-79.
8. Камалова А. А. Семантические типы предикатов состояния в системном и функциональном аспектах. Архангельск: изд-во Поморского ун-та, 1999. 293 с.
9. Бондарко А. В. Семантические категории и их языковая интерпретация// Семантические категории языка и методы их изучения / Тез. докл. Всесоюз. науч. конф. Семантические категории языка и методы их изучения. Уфа: Б.и., 1985. С. 3-4.
10. Лингвистический энциклопедический словарь. М.: Большая Рос. Энцикл., 2002. 709 с.
11. Маслова В. А. Введение в когнитивную лингвистику: Учебное пособие. М.: Флинта: Наука, 2004. 296 с.
12. Г айсина Р. М. Семантическая категория отношения // Исследования по семантике. Вып.21. Уфа: Б.и., 1996. С. 6-8.
13. Барамыгина И. Б. Семантика и синтаксис предикатов состояния, отношения и оценки. Иркутск: изд-во Иркутского гос. ун-та, 2007. 251 с.
14. Захарова И. А. Категория соответствия в лингвофилософском освещении // Исследования по семантике. Вып. 21. Уфа: Б.и., 1996. С. 26-36.
15. Миронова Д. М. О философском и языковом разграничении свойств и состояний» // Проблемы филологии. Вып. IV. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. С. 66-72.
16. Миронова Д. М. К вопросу о корреляции логической и языковой интерпретаций категории свойства // Коммуникативно-функциональное описание языка. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. С. 75-80.
17. Соколовская Ж. П. Категория познания и сферы бытия в структуре лексико-семантической системы языка// Семантические категории языка и методы их изучения/ Тез. докл. Всесоюз. науч. конф. Семантические категории языка и методы их изучения. Уфа: Б.и., 1985. С. 82-83.
18. Васильев Л. М. Типы семантических полей по их структуре и способам репрезентации // Теоретические проблемы общей лингвистики, славистики, русистики. Уфа: РИО БашГУ, 2006. С. 277-285.
19. Шафиков С. Г. Лексическая типология языков: Учебное пособие. Уфа: БГУ, 2005. 162 с.
20. Шафиков С. Г. Типология лексических систем и лексикосемантических универсалий. Уфа: РИО БашГУ, 2004. 237 с.
21. Васильев Л. М. Когнитивные, семантические и грамматические категории языка // Теоретические проблемы общей лингвистики, славистики, русистики. Уфа: РИО БашГУ, 2006. С. 205-213.
22. Васильев Л. М. Семантические категории как универсалии контрастивной лингвистики // Теоретические проблемы общей лингвистики, славистики, русистики. Уфа: РИО БашГУ, 2006. С. 223-225.
23. Миронова Д. М. Семантические категории в аспекте системно-функционального взаимодействия (на материале категорий свойства и состояния в русском языке) // Современная филология: материалы междунар. заоч. науч. конф. / Под общ. ред. Г. Д. Ахметовой. Уфа: Лето, 2011. С. 173-175.
24. Матханова И. П. Поле состояния в современном русском языке: прототип и его окружение // Проблемы функциональной грамматики. Полевые структуры. СПб.: Наука, 2005. С. 103-114.
25. Миронова Д. М. Семантическая категория свойства в свете разноуровневых средств ее представления // Русское слово: история и современность. Уфа: РИЦ БашГУ, 2010. С.163-167.
Поступила в редакцию 11.11.2011 г.
