CC BY
102
Л. Н. К Е Н
«Самсон в оковах» Леонида Андреева: от замысла и вариантов к тексту
Поздняя драма «Самсон в оковах» при жизни автора не публиковалась и не ставилась, поэтому для большинства современников Леонида Андреева осталась произведением неизвестным. Несомненно, что ее читал Вл. И. Немирович-Данченко, когда шли долгие переговоры по поводу возможного включения пьесы в репертуар Художественного театра. Кроме того, в ноябре 1915 года с «Самсоном в оковах» познакомились участники кружка «Старой Среды». В информации, напечатанной в газете «Утро России», сообщалось, что «на чтении присутствовали: Леонид Андреев, Иван Бунин, Ю.Бунин, И.Белоусов, С.Глаголь, А.Грузинский, Н.Крашенинников, Ф.Сологуб, А. Серафимович, И. Попов, Н. Телешев, И. Шмелев, А. Хитрово и др. Пьесу читал Сергей Глаголь. На присутствующих пьеса произвела сильное впечатление».1 И это все - ни одного развернутого отзыва, только стереотипное «пьеса произвела сильное впечатление».
В воспоминаниях В. Е. Беклемишевой, написанных позднее, дана несколько иная версия восприятия произведения современниками: «Помню уже во время войны чтение "Самсона в оковах". Меня трагедия, написанная широко и размашисто, взволновала. Диалоги были великолепны, ремарки красочны и равноценны тексту пьесы. Но в это время отношение к Леониду Андрееву у многих изменилось. Перестало, по
словам "Жизни Человека" нравиться то, что нравилось. Многим из слу-
~ 2
шателей пьеса показалась напыщенной».
Впервые «Самсон в оковах» был опубликован в альманахе «Эпоха» в 1923 году3 с указанием даты написания - 1915 год. Другое издание пьесы появилось в 1925 году в парижских «Современных записках»4 - это был тот же текст (с небольшими разночтениями), что и в первой публикации, но дата создания иная: 12 января 1914 г. Расхождения в датах вы-
1 Утро России. 1915. 21 ноября (№ 320). С. 6.
2 Реквием. Сборник памяти Леонида Андреева. М., 1930. С. 238.
3 Самсон в оковах. Трагедия // Эпоха: Альманах. М., <1923>. С. 1-80.
4 Самсон в оковах. Трагедия // Современные записки. Париж, 1925. № XXIV. С. 41-142.
зывают недоумение, которое усиливается при обращении к сохранившимся рукописным вариантам. В конце одного из них (полного машинописного варианта с авторской правкой)1 та же дата, что и в издании 1925 года: 12 января 1914 г. В другом, более раннем варианте2: 15 декабря 1914 г.
Прояснить историю написания трагедии позволяют скупые газетные сообщения и письма Л. Андреева конца 1913-начала 1916 года.
Одно из первых упоминаний о замысле «Самсона в оковах» - в письме Л. Андреева к Вл. И. Немировичу-Данченко от 28 ноября 1913 г.: «Другая вещь - обратите внимание! - трагедия, но не обыкновенная старая трагедия, которыми торгуют теперь татары вместе со старыми студенческими штанами, а трагедия, построенная чисто психологически, исключительно на переживаниях, без тени позы и жестокой декламации. По одному тому, насколько для меня самого н о в а и интересна до захвата эта последняя работа, можно заключить, что и действительно это будет в некотором роде "новое" слово. И факт, что напишу хорошо <...> Если бы не дурацкая физическая усталость, сейчас же сел бы за трагедию - вернее, не сходя с места зажарил бы картинку - две».3
Возможно, что к созданию новой пьесы Л. Андреев приступил в конце декабря 1913 г. или начале января 1914 г., после написания для газет авторского «правильного и толкового изложения» "Мысли"4 и до отъезда в Италию. К этому раннему этапу работы может быть отнесен следующий сохранившийся текст замысла произведения и плана семи картин:
«Самсон в цепях. Трагедия.
Опыт построения. Основание психологическое, общая схема такова: Лишенный силы Самсон, ослепленный, раздавленный физически и морально, переживает в тюрьме несколько состояний. Первое - состоя-
1 Самсон в оковах. Пять действий, в четвертом действии две картины. Полный машинописный вариант с авторской правкой. На последнем листе - дата и место написания: 12 января 1914 года. Ваммельсу; подпись (автограф): Леонид Андреев. Хранится: РГАЛИ. Ф. 11, оп. 4, № 24, л. 24-126. В дальнейшем - М-3.
2 Самсон в оковах. Пятое действие (без первого листа). Машинописный вариант с авторской правкой. На последнем листе - подпись (автограф): Леонид Андреев; дата: 15 декабря 1914 г. Хранится: РГАЛИ. Ф. 11, оп. 4, № 24, л. 152161. В дальнейшем - М-4.
3 Письма Л. Н. Андреева к Вл. И. Немировичу-Данченко и К. С. Станиславскому: (1913-1917) / Публ. и коммент. Н. Р. Балатовой и В. И. Беззубова // Уч. зап. Тартуского гос. ун-та. Тарту, 1971. Вып. 266. С. 241. В дальнейшем - УЗТГУ-266.
4 Там же. С. 242.
ние глубокой обиды, ярости и гнева. Второй год - глухая и молчаливая ненависть к Иудеям (своим), внешняя покорность перед оскорблениями и плевками, редкие жалобы. Третий год (в котором застает его трагедия) - Самсон примирился, потерял надежду, оскотинился. Уже не моет лицо после плевков, с удовольствием ест и пьет, радуется похвалам за свою скотскую работу, находит удовольствие в своем положении. Редкие вспышки темного гнева. Любит Далилу, мечтает о ней, расхваливает ее красоту тюремщику, радуется ее посещению, даже ее насмешкам. После ее ухода хвастается.
Царь Филистимлянский, старик, всю жизнь боровшийся с Самсоном и победивший, не может примириться с падением Самсона, его скотством: лучше всех других он знает силу Самсона и его широкому государственному уму невыносимо представление бесплодно погибающей с и л ы. Посетив вместе с Далилой Самсона в тюрьме, он терзается его мерзостью, гнусным смехом раба; пытается пробудить в нем гордость, воспоминание о прошлом величии - и достигает этого упоминанием о предательстве народа Иудейского. Самсон вспыхивает, как факел, и хотя гаснет скоро, царь убеждается в силе его ненависти к иудеям, ненависти, только приглушенной. На этой ненависти царь строит планы возрождения Самсона и совместно с Далилой привлекает Самсона на сторону филистимлян, сулит подарки и само царство.
Здесь новый период в переживаниях Самсона. Надежда на власть и на месть служит началом возрождения его силы, сперва темной, слепой, самодовлеющей. Снова плевки становятся оскорбительны, растет гнев, ярость и с ними сила. Почувствовав, что в нем нуждаются, он уже начинает хитрить, соображает, боится быть обманутым, мысль работает возбужденно. Для внутренней свободы, чтобы спокойно думать, он продолжает иметь вид скота, но это притворство, игра. Осторожно торгуется.
Иудеи ненавидят Самсона и считают его предателем. Когда на площади в своей каменной яме Самсон вертит жернова, ходя по кругу, собирается толпа, насмехающаяся над ним, плюющая в лицо. Филистимляне мстят этим за былое унижение свое, иудеи - за несчастье народа, снова впавшего в рабство, за погибшие надежды, за унижение видеть Самсона таким. И яростнее всех поносит Самсона "слепая из Иудеи", ее ярости боятся даже Филистимляне.
Пока Самсон был скотом, он грубо и плоско переругивался с иудеями, смеялся над их несчастьями; когда явилась надежда на власть и силу, он тщательно старается запомнить голоса оскорбителей, чтобы потом отомстить. И особенно яростен он на "слепую из Иудеи", в ней есть что-то знакомое. Однажды ночью, когда он тихо стонет в своей яме, думая, что один, приходит слепая; в начавшемся разговоре Самсон узнает, что это - иудейская девушка, которая любила его; когда Самсона ослепили,
она сама выжгла себе глаза. «Ты не один слеп, с тобою лишилась зрения вся Иудея». Постепенно в ряде разговоров, она примиряет Самсона с его народом, несчастным и страдающим. Но он не решил, он пока слушает: расскажи мне еще о горе народа твоего.
Здесь важно установить, как с ростом силы Самсона исчезают мелкие и дешевые чувства, источник которых бессилие: ненависть к своим, обида, жажда мести. И поскольку царь дал толчок возрождению самой силы, но не дал ей содержания, постольку слепая из Иудеи дает силе необходимое направление. Но весь процесс внутри Самсона: внешне он все еще носит личину раба, почти скота, хитрит, сам еще не вполне знает: твердое решение встать за своего Бога и свой народ является только в самую почти последнюю минуту.
Царь верит Самсону и дает свободно расти его волосам - его силе. Уже едва держат его цепи. Назначается день, когда Самсон принесет жертву Дагону; об этом смутные слухи в среде того и другого народа. Самсону обещано царство (царь бездетен). В тюрьму по требованию Самсона приносят пышное платье, которое он примеряет, спрашивает, красив ли он, наслаждается ощущением дорогой материи; не хочет снимать до утра и всю ночь не спит, наслаждается: и от платья в нем растет чувство свободы и силы. Далиле также необходимо, чтобы С. возродился: ее гнетет чувство стыда и горечи, что она любила раба; ей льстит и то, что она будет глазами у этой слепой силы.
В назначенный день храм полон. Приводят Самсона. По приказу царя, желающего поразить, Самсон легко рвет свои цепи. Его одевают в пышные одежды, народ филистимлянский приветствует. Сейчас Самсон принесет жертву Дагону - но вместо того он провозглашает святое имя Иеговы и разрушает капище Дагона.
П е р в а я к а р т и н а. Тюрьма. Вечер, но в решетчатое окно над землею еще свет. Тюремщик, старик, жалеет и стыдит Самсона. Самсон просит есть, требует новую подстилку, помягче, сердится. Повторяет равнодушно фразу: "мое лицо оплевано". За окном музыка и пенье: юноши и девы филистимлянские идут на праздник. Оба, старик и Самсон, у окна слушают. Самсон завидует, хвастает.
В т о р а я к а р т и н а. Самсон вертит жернова. Толпа издевается над ним. "Слепая из Иудеи". Входят царь и приближенные, среди них Дали-ла. Воины бичами разгоняют толпу. Самсон на коленях просит царя, чтобы его освобождали от работы в праздники Дагона. Царь спрашивает Далилу: и этого ты любила?
Третья картина. Снова в тюрьме. Далила и царь. Потом разговор царя с Самсоном.
Четвертая. Ночь. Разговор Самсона с слепой из Иудеи.
Пятая. В тюрьме. Далила, царь. Примеряет одежды.
Шестая. Ночь у жерновов. Снова разговор с слепой.
Седьмая. В капище Дагона, разрушение».1
В конце января 1914 г. писатель надолго уехал за границу. Газеты сообщали, что «Андреев решил совершенно закончить и отделать во время своего пребывания в Италии пьесу "Самсон в оковах".2 Более пространную информацию опубликовала газета «Утро России»: «Проездом в Рим Л. Н. Андреев остановился в Берлине. Здесь сотруднику газеты "Berliner Tageblatt" он сообщил о своих планах. Леонид Андреев в Италии первым делом приступит к осуществлению долго вынашиваемого замысла библейской драмы Самсона. Новая драма будет носить название "Самсон в цепях". Андреев был очень доволен, когда узнал, что <...> Ведекинд сюжетом для одного своего драматического произведения взял историю Самсона».3
В письмах из Рима разным адресатам Л. Андреев упоминал, что пишет «Самсона», но дело по разным причинам продвигается крайне медленно. «Последнее время я нехорошо хвораю, - писал он Вл. И. Немировичу-Данченко 8 марта 1914 г., - разладилось сердце почти до припадков и тоски, постоянные боли, от которых корчишься - нехорошо. Но - Самсона напишу. Не думайте мрачно, что я хочу принести в ваш театр ходули и царскую походку: и тут я хочу правды, одной вечной правды души».4 Спустя десять дней в письме к А. П. Алексеевскому зазвучали более бодрые ноты: «Завтра сажусь работать, пишу новую пиесу для провала - "Самсон в оковах". И не "Мысль", а эта будет моя лучшая пиеса; пусть это не покажется тебе самомнением, смешной самоуверенностью: я верю в это и должен верить, иначе никакая работа -да еще в моем положении - была бы невозможна. Но работать будет трудно, а климат не содействует в самый раз. Такая весна, такое тепло и даже жарынь, и столь много интересного вокруг, что анафемски трудно углубиться, уйти в себя и отречься от проклятого мира».5 Но уже 1 апреля известил Немировича-Данченко о приостановке работы над трагедией: «"Самсона" я начал, написал одну картину - и отложил до осени или до зимы. Причина - в несоответствии моего настроения теперешнего с укладом и душой всей этой вещи. Да и нет необходимой сосредоточенности, живу я во всех смыслах окнами на улицу, где пыль, жара и идут итальянские солдаты с музыкой. Под визг трамвая и пустую многоголо-
1 РГАЛИ. Ф. 11, оп. 4, № 24, л. 2-5.
2 Саратовская почта. 1914. 4 февр. (№ 34). С. 3.
3 Утро России. 1914. 7 февр. (№ 31). С. 4.
4 УЗТГУ-266. С. 244.
5 Андреев Л. Н. Письма к А. П. Алексеевскому /Публикация В. Н. Чувакова // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1977 год. Л, 1979. С. 188.
сицу улицы трудно уйти мыслью в необходимую даль и еще более необходимую глубину».1
К мыслям о «Самсоне» Л. Андреев вернулся сразу после начала мировой войны. 27 августа 1914 г. он писал Немировичу-Данченко: «Кажется мне, что сохраняя приличную художественную форму, "Самсон" по настроению может очень подойти к важности момента. Не знаю еще, прав я или ошибаюсь, но кажется приходит праздник и на мою улицу. Говорю о т р а г е д и и, которой несомненно суждено возродиться: посмотрите, как размашист жест событий, в какую позу становятся народы, как патетически декламируют пушки! Маленькая, интимная, местная, по вопросам местной морали и местной философии, сугубо туземная драма - куда она сейчас, кому она сейчас? Герой масс, героическое в массах и личности, широкий мазок и крайняя стилизация, самые громкие слова и рискованные позы, трубный глас, гимны, чудеса и откровения, Синай и Саваоф, - вот настоящее и вот будущее наше на добрый десяток лет <...> теперь я иду на кладбище, где схоронены мои неродившиеся дети: "Революция", "Мир и война", "Навуходоносор", "Агасфер", "Самсон" и кричу: вставай, ребята! Нас зовут».2
Только в декабре 1914 г. Андрееву удалось по-настоящему погрузиться в работу над трагедией. О трудностях, которые приходилось преодолевать, - несколько упоминаний в письмах к младшему брату А. Н. Андрееву в действующую армию: «Искусно притворившись перед редакторами, что я опасно болен, не владею ни руками, ни ногами, ни головой, ослеп и оглох - я втайне с глубоким сладострастием и волнением преступника пишу мою милую, никому не нужную трагедию: "Самсон в оковах". Еще никогда, брат, не писал я с таким подлым удовольствием: по-видимому, только в сочетании искусства с мошенничеством и есть настоящая радость. Но как не воруй время, а его все мало: приходится ведь и вправду кое-что уделять на головную боль». (12 декабря 1914)3; «Последнее время боли в голове свирепствуют с особой силой, черт их подери, живу полуинвалидом, сам себе удивляюсь, как это выходит. Начал лечиться у нового хорошего врача, авось образуется. И работать трудно, но улавливаю каждый вечер без особенной трескотни, и пишу взасос. Все "Самсона", кажется, вещь выйдет крупная». (31 декабря 1914).4
И еще несколько дат, связанных с историей создания пьесы. 9 декабря 1914 г. в письме к А. Н. Андрееву А. Ил. Андреева, пересказав содержание уже написанных двух первых картин, сообщила, что третью «вче-
1 УЗТГУ-266. С. 247.
2 Там же. С. 254.
3 РО ИРЛИ. Ф. 9, оп. 2, № 4, л. 29.
4 Там же. Л. 30.
ра только начал и сейчас пишет»: «Здесь необыкновенно интересны пси-хологич<еские> ступени, по кот<орым> С<амсон> переходит и опять становится пророком».1 О завершающем этапе работы над трагедией А. Ил. Андреева рассказала А. Н. Андрееву через месяц: «3-го был Горь-кий2, читал ему Л<еонид> Самсона, еще вчерне написанного, - теперь почти заново он сделан <...> Только что Л<еонид> прогнал меня - диктовал последнее действие, кончает сам. Ах, милый ты мой, какая это вещь! Опять зовет: Анна! Иду». (12 января 1915 г., 2 ч. ночи). -«Л<еонид> еще спит. Я не ложилась. Вчера окончен Самсон. Еще легкая правка и буду переписывать. Легли в 7 утра. <...> Как перепишу, посылаю Немировичу. Будет большое удовлетворение для Л<еонида>, если пойдет у них в будущем, конечно, году». (13 января 1915 г., 8 ч вечера).3 Итак, к первым числам января 1915 г. был готов первый вариант «Самсона» - его Андреев читал Горькому. Спустя десять дней - второй, который автор считал окончательным. «Пользуясь затишьем на войне и дома, - писал Л. Андреев А. А. Кипену 16 января 1915 г., - с поспешностью отступающего австрийца написал, точнее, соорудил, точнее, воздвиг громаднейшую трагедию: "Самсон в оковах". Что вышло, не знаю. А<рабажин> и Э<фрос> еще не высказались, но сам доволен (не самодоволен, это другое!). Работы было много ужасно, от исписанных листов в кабинете проходу нет; теперь навожу окончательную правку».4 На следующий день, 17 января 1915 г., о завершении работы над трагедией писатель известил Немировича-Данченко: «Я закончил "Самсона в оковах". Это большая по размеру и внутреннему значению трагедия, многокрасочная, широкая, подобная "Анатэме". Действуя согласно моему взгляду на новый театр, я дал трагедию на переживаниях, не формальную, психо-реальную, что было довольно трудно при историчности и экзотичности сюжета. Насколько это удалось, Вы увидите сами. По настроению и мысли вещь подъемная, и при отсутствии намека на войну была бы как раз к настоящему серьезному времени».5 Отдельные мизан-
1 ОГЛМТ. Ф. 12, оп. 1, № 273, л. 2-3.
2 Горький в письме к Андрееву довольно пространно изложил свое понимание тех недостатков трагедии, на которые могла, по его словам, указать критика. Главные упреки были связаны с небрежным отношением к реалиям того времени, когда, согласно ветхозаветным преданиям, жил Самсон. Другие критические суждения касались развития действия, отдельных мизансцен, реплик персонажей, мотивированности их поступков (Горький и Леонид Андреев: Неизданная переписка. М., 1965. С. 358-359 (Литературное наследство; Т. 72).). Ни одно замечание Горького никак не повлияло на окончательный текст пьесы.
3 ОГЛМТ. Ф. 12, оп. 1, № 274, л. 1.
4 РО ИРЛИ. Ф. 9, оп. 2, № 23, л.
5 УЗТГУ-266. С. 259.
сцены Андреев уточнял и переписывал до конца 1915 г. Свидетельство тому - в письме к брату А. Н. Андрееву от 7 декабря 1915 г.: «Работаю я столь много, что из глазов идет дым: третий раз переделываю Самсона, хочу угодить Любови Гуревич».1
Приведенные документы позволяют сделать следующие наблюдения по поводу этапов работы над трагедией.
Конец декабря 1913 - январь 1914 (до отъезда в Италию). «Общая схема» - сюжет, план семи картин (деление на действия отсутствует).
Декабрь 1914 - первые числа января 1915 г. Работа над первым вариантом пьесы. Некоторое представление о нем дают сохранившиеся рукописи первой картины2 и последней (М-4). Вероятнее всего, дата, стоящая на последнем листе рукописи (15 декабря 1914 г.), фиксирует завершение машинописи. В дальнейшем вариант подвергся значительной авторской правке. Видимо, это и была та версия пьесы, с которой 3 января 1915 г. Андреев познакомил Горького.
Первая половина января 1915 г. Написание второго варианта трагедии. Дата, стоящая в рукописи (12 января 1914 г.) - явная опечатка, вполне объяснимая инерцией писать 1914 г. в самом начале 1915-го. Полная рукопись второго варианта сохранилась, но не беловая, а со следами еще одного этапа авторской правки - третьего (или четвертого?), окончательного, завершенного в декабре 1915-го или январе 1916 г. Именно этот третий вариант, беловая рукопись которого утрачена, после смерти Л. Андреева был опубликован в альманахе «Эпоха» и в парижских «Современных записках». Оба издания содержат неточности, одной из которых является перенесенная из рукописи в «Современные записки» ошибочная дата написания «Самсона в оковах».
Согласно замыслу в первой картине писатель предполагал показать раздавленного физически и морально Самсона. Герой в тюрьме, у него единственный слушатель и собеседник - старик-тюремщик. Далее - в картинах второй, третьей и пятой - к Самсону приходит филистимский царь. Все три раза вместе с ним Далила. Царь «сулит подарки и само царство», филистимлянка свою любовь. Они оба нуждаются в возрождении Самсона: царь, чтобы с его помощью бороться с иудеями; Далиле льстит, «что она будет глазами у этой слепой силы».
Усилиям царя и Далилы противостоит ярость слепой иудейской девушки, требующей, чтобы Самсон вспомнил о своем народе, «несчастном и страдающем». Она, как царь и Далила, тоже трижды говорит с Самсоном (в картинах второй, четвертой, шестой); именно она, Слепая
1 РО ИРЛИ. Ф. 9, оп. 2, № 4, л. 37.
2 Самсон в оковах. Первая картина. Машинописный вариант с авторской правкой. Дата и подпись отсутствуют. Хранится: РГАЛИ. Ф. 11, оп. 4, № 24, л. 723. В дальнейшем - М-2.
36
из Иудеи, разрушает планы филистимлян. Ее влияние оказывается решающим: власти, богатству, любви прекрасной Далилы Самсон предпочел гибель во имя своего Бога.
Сохранившиеся фрагменты первого варианта пьесы (М-2, М-4) позволяют увидеть, как трансформировался первоначальный замысел. Могущественные филистимляне начинают искушать главного героя уже в первой картине - это придает действию иной ритм, более динамичный. Теперь в тюрьму приходят не царь и Далила, а Далила и два ее брата, один из которых три года назад ослепил Самсона. Рабская униженность бывшего Судии Израильского вызывает у них отвращение, которое они и не пытаются скрыть. Только Далила, которой, видимо, отводится первостепенная роль в том, чтобы Самсон поверил филистимлянам, только она преодолевает брезгливость и напоминает о своей любви, предлагает ее, а также «свободу - могущество - месть врагам». Боясь поверить Да-лиле, Самсон заслоняется от соблазна одной многократно повторяемой ключевой фразой: «Мне нужна хижина и рабыня». В этом внешне незамысловатом рефрене проявляется и хитрость героя, и сознание рабского положения, и попытка удержать дистанцию в разговоре с той, которая уже однажды предала его. Но чары филистимлянки оказываются сильнее благих намерений Самсона - он сдается: «Далила! Госпожа моя! Если ты хочешь, чтобы я тебе поверил, пришли мне вина сегодня - сейчас!» (М-2. Л. 17).
После ухода Далилы начинаются метания героя: он заставляет тюремщика описать ту, которая «прекраснее всех жен филистимских» (М-2. Л. 18); хвастает ее любовью, золотом, которое она ему пообещала; одновременно возвращается к теме спасительной для него покорности царю Рефаиму, говорит о желании покоя, хижины и рабыни. В финале первой картины Самсон почти преодолевает сомнения: он больше не будет рабом - к нему возвращается сознание своей силы: «Я пророк! Я меч Господень! Я судия над Израилем! Собаки, я вас заставлю ползать на брюхе у моих ног». (М-2. Л. 22). И тут же звучит сильная трагическая нота - он слеп и ему страшно: «Где свет? Я должен видеть свет сейчас же! - иначе я умру. Где конец у тьмы?» (М-2. Л. 23).
Можно предположить, что, работая над первым вариантом пьесы, автор отказался от замысла рядом с Самсоном крупно показать его врага - филистимского царя. «Совершенно дряхлый, полуслепой старик», выведенный на сцену в пятом действии (М-4. Л. 158), не произносящий ни одной реплики, - вряд ли он мог быть сколько-нибудь активен в предыдущих картинах, текст которых не сохранился. Кроме того, интересна такая деталь: по замыслу царь приходил к Самсону вместе с Далилой. Как отголосок этой ранней идеи в ремарке первого варианта о появлении царя Рефаима была фраза: «За царем идут женщины, в числе их бледная
и прекрасная Далила». (М-4. Л. 158). Зачеркивая эти слова, автор выводит Далилу из ближайшего окружения Рефаима, обособляет ее. Она «бледна, глаза ее опущены», когда в «толпе гул восклицаний, смех, радость» (М-4. Л. 159); в финале трагедии ей единственной из филистимлян дано смотреть на Самсона «глазами поверившей» (М-4. Л. 161).
Во втором варианте появляются новые персонажи и эпизоды, расширяются ключевые мизансцены, реплики подчас разрастаются в монологи - как следствие, автор все дальше отходит от опасности упрощенной мотивации поступков главных действующих лиц.
Так в первой картине (во втором варианте - первое действие) у тюремщика Самсона еще не было помощника юноши-раба Сафута. Это имя первоначально принадлежало тому, кого Галиал, брат Далилы, называл своим верным другом, - он был эпизодическим персонажем пятого действия первого варианта (М-4), там же рукой Андреева вместо Сафута было вписано новое имя - Фара. Во втором варианте Фаре будет отведено значительное место рядом с Галиалом и в споре с Самсоном по поводу убитого льва.
Вернемся к первому действию второго варианта. Наличие у тюремщика помощника несколько меняет то внешнее равенство в судьбе Яга-ре-Оргима и Самсона, которое акцентировалось в первом варианте. Изменения вносятся даже в ремарку о появлении персонажа. Сравним: «Входит тюремщик, старик небольшого роста» (М-2. Л. 7); «Спускается по ступеням тюремщик, маленький, сухой старик, похожий на козла» (М-3. Л. 25). В первом случае - скупая, нейтральная зарисовка, во втором - с негативным оттенком. Прежнее имя Геро меняется на неприятное для слуха Ягаре-Оргим.
В первом варианте тюремщик был не только грубым и жестоким, но вызывал известное сострадание: «Я двадцать лет при этой тюрьме, я двадцать лет открываю и закрываю засов. Его скрип в моих ушах. Зачем я жил? Я уже старик, мне скоро умирать, а все открываю и закрываю засов. Зачем я жил? И твой Бог молчит и мои Боги молчат, а засов все скрипит. Я злой Ягаре-Оргим» (М-2. Л. 9). Позднее этот текст при правке первого варианта автором был зачеркнут, но оставлена реплика Самсона, прямо вытекающая из этого условного сходства судеб: «Побудь здесь. Я хочу говорить, ты славный старик, Ягаре-Оргим» (М-2. Л. 11).
Во втором варианте оттенки, несколько усложняющие, очеловечивающие Ягаре-Оргима, убираются, усиливается его функциональное предназначение - быть тюремщиком Самсона. О неизбежности некоторой абстрактности второстепенных персонажей в свое время писал теоретик «новой драмы» Август Стриндберг. По его словам, «это обусловлено тем, что люди в повседневной жизни, исполняющие свои служеб-
ные функции, вообще несколько абстрактны, несамостоятельны, они как бы раскрываются с одной стороны».1
Изменившаяся суть Ягаре-Оргима и вытекающее отсюда подчеркнуто трагическое одиночество ослепленного Самсона особенно заметны при сопоставлении финалов первого действия.
Первый вариант:
«Самсон. <.. .> Ягаре, почему темно? Зажги светильник - скорее!
Ягаре. Не надо, Самсон!
Самсон. Я хочу видеть! Мне страшно. Вот я опять дрожу. я умираю. Вина!
Ягаре. Вот, вот.
Самсон. Нет! Мне страшно. Где свет? Я должен видеть свет сейчас же! - иначе я умру. Где конец у тьмы? Я хочу схватить и разодрать ее как львиную пасть - но у нее нет краев! Я не могу схватить! Ягаре! Я слеп!» (М-2. Л. 23).
Второй вариант:
«Самсон. <.> Зажги светильник.
Ягаре. Горит светильник, не глупи.
Самсон. А почему темно? Я хочу видеть. Где свет? Я должен видеть свет - сейчас же! - слышишь! Где конец у тьмы? Я хочу схватить и разорвать ее, но у нее нет краев. Давай свет, собака!
Ягаре. Не глупи! Сейчас я зажгу все светильники и может быть ты что-нибудь увидишь. И пусть Сафут нам попляшет.2
Самсон. Зажигай все! Скорее! Я ничего не вижу.
Зажимает руками глаза. Ягаре, пошатываясь и напевая, идет на лестницу» (М-3. Л. 40).
В одном случае тюремщик услужлив и почти заботлив, в другом - в соответствии с изменившимся рисунком образа, груб и равнодушен.
Менее самостоятельную роль в первом действии второго и третьего вариантов играет Далила. Часть ее реплик передана Галиалу - это он теперь обещает еще прийти к Самсону, он дает золото злому Ягаре-Оргиму, чтобы тот стал добрым. При этом усиливается эмоциональность речей героини - в ее сладких обещаниях много риторики, они настолько завораживающе красивы, что не могут не настораживать. Сравним, как от варианта к варианту разрастается до монолога первоначально скупой текст:
1 Стриндберг А. Предисловие к «Фрекен Жюли» // Соч. в 2-х т. М., 1986. Т.1. С. 486.
2 В третьем варианте: «и может быть ты что-нибудь увидишь. И пусть Сафут нам попляшет». - зачеркнуто; вписано: «Возьми цитру, ходи.»
Первый вариант. «Далила. Когда будет сделано все, я позволю тебе убить его. Он мой брат, но я ненавижу его: это он, проклятый, выжег твои глаза» (М-2. Л. 17).
Второй вариант. «Далила (тихо). А ты хочешь мести? Сладкой мести, как фарсисское вино. Ты помнишь фарсисское вино, Самсон? Он теперь твой друг, он и мой брат, но я ненавижу его: это он проклятый выжег твои глаза. Они были, как голуби при потоках вод, купающиеся в молоке - а он их выжег, проклятый» (М-3. Л. 34).
Третий вариант. «Далила (страстно). Он обманул меня, проклятый! Что я понимала? - а он клялся, что ты волхв и что тебя надо убить. Он злой и криводушный, он и теперь таит в сердце обманы и ложь, но я узнала его. Он думает, что он сам пришел сюда, а это я привела его , клянусь богиней Иштар, это я привела его! И я ненавижу его: это он, проклятый, выжег твои глаза. Они были, как голуби при потоке вод, купающиеся в молоке, а он их выжег, проклятый! Ты хочешь мести, Самсон? Сладкой мести, как фарсисское вино? Настанет час силы нашей, и мы его убьем, на огне сожжем его подлое сердце. Поверь мне, возлюбленный!» (М-3. Дополнительный лист).
Пятое действие второго варианта начинается эпизодом, которого прежде не было. В храме Дагона филистимляне обсуждают последние тревожные новости: страшная буря в Аскалоне, разрушена Газа, пьяные воины напали на торговцев-иудеев. Диалог блуждает, полон недоговоренности, усмешек, пауз, молчания - так создается атмосфера неопределенности, зыбкости того, что совсем скоро должно произойти в храме. Одновременно эта мизансцена становится фоном для торжественного выхода Верховного жреца, Галиала, главного военачальника Беф-Епанима (его не было в первом варианте, именем Беф-Епаним назывался Второй вельможа) и «печального и строгого» Фары. Прежде надменный и решительный Галиал, теперь страшится предстоящего, видит слепоту филистимлян, сознает свое одиночество и обреченность. «Но я один! -говорит он Фаре, напомнившему о его великих замыслах. - Взгляни на эту толпу: одни смеются, другие плачут, женщины кормят детей, как будто не настал час гибели для всех - и никто не знает! Ах, Фара, если бы у меня был такой Бог, как у Самсона!» (М-3. Л. 112).
В третьем варианте эта тема отчаяния Галиала, прозвучавшая как горестное признание другу, расширяется до пространного монолога: «Взгляни на эту толпу, на это стадо глупцов, занятых собою. Кто из них молится? Кто ждет? Взгляни: одни смеются, другие ссорятся из-за места и зовут приставника; честные женщины кормят детей, а нечестные мыслят о разврате, шепчутся с любовниками. Вон Гефтора кивает мне головой. Здравствуй, здравствуй, Гефтора, ты тоже погибнешь, блудница! Смеется и счастлива - как будто не настал час гибели для всех! Или пля-
скою думаешь спастись? <...> Звучат по камню шаги Самсона - чем встретим его? Надо молиться, надо взывать и бить себя в грудь исступленно. Надо, чтобы и камни в храме молились и были горячи, как огонь. А это что? Все погибло! Придет Самсон и услышит безмолвие камня, и покажется ему храм пустым и не имеющим Бога - и кто остановит его руку, если поднимется на нас? Ах, Фара, я если бы у меня был такой Бог, как у Самсона!» (М-3. Л. 113-114).
Серьезной правке подвергся и эпизод, в котором жрец требует, чтобы Галиал ударил Самсона. В первом варианте предписание жреца сразу же выполняется; во втором - положение и внутреннее состояние Галиала сложнее, он пытается спорить, сопротивляться приказу, осознает свою несвободу и в конце концов обреченно заискивает перед Самсоном.
Первый вариант. «Жрец (тихо). Теперь встань. (Громко и протяжно.) Слуга царев, верный Галиал! Преисполни чашу скорби и унижения раба Самсона, сына Маноя из Цоры, и ударь его десницей твоею по ланите.
Галиал (тихо). Так надо, друг! Я тихо.
Со страхом, скрыть которого не в силах, прикасается рукой к щеке Самсона. Тот неподвижен» (М-2. Л. 159).
Второй вариант. «Жрец (тихо). Теперь встань. (Громко и протяжно.) Слуга царев, верный Галиал, приблизься! Преисполни чашу скорби и унижений раба Самсона, князя израильского, и ударь его десницей твоею по ланите. (Негромко.) Бей же.
Галиал (в страхе шепчет жрецу). Этого не надо. Что ты еще придумал?
Главный жрец (из-за колонны). Здесь я повелеваю. Бей.
Галиал (отступая). Я не стану, я не могу.
Самсон неподвижен, как будто не слышит. В толпе недоумение, гул. Ахимелек, встав, через головы гневно смотрит на Галиала.
Галиал (нерешительно подвигаясь). Самсон, ты позволишь мне. Самсон, клянусь, я сам не знал, они хотят погубить тебя и меня.
В толпе крики: "Бей же! Что же ты стоишь! Что же ты медлишь! Он боится!" Толпа испугана.
Галиал. Самсон, друг.
Нерешительно, точно обжигаясь, прикасается рукою к щеке Самсона. Тот неподвижен, как и прежде» (М-3. Л. 122-123).
Еще одна важная мизансцена первого варианта - встреча Самсона и друга Галиала Фары. Обращает на себя внимание реплика, адресованная главному герою: «Мое имя Фара, и я первый раз вижу тебя близко, Самсон» (М-4. Л. 157). Во втором варианте в аналогичной ситуации говорит Самсон: «А, Фара. Дай руку, филистимлянин, ты хорошо натягиваешь лук. Но лев мой, я тогда ошибся, когда сказал, что твой. Ты слышал, как он взревел, умирая?» (М-3. Л. 119). Видимо, в первом варианте отсутст-
вовал эпизод охоты на льва, именно поэтому Самсон и Фара встречаются только однажды в конце трагедии. В окончательном тексте Фара не только яростно спорит с Самсоном из-за убитого льва (Четвертое действие. Картина вторая), но и своей безрассудной отвагой пытается вернуть Галиалу утраченное мужество, именно ему, своему единственному другу, говорит Галиал о своих сомнениях и страхе.
Несомненный интерес представляет и стилистическая правка пьесы. При всем ее функциональном разнообразии - довольно определенно тяготение к стилизации, к ритмичной торжественности. В первом варианте автор вписывает в машинописный текст: Судия Израильский, Я Судия Самсон; зачеркивает «три года» (срок, прошедший с момента ослепления Самсона) - вписывает: «семь лун». Во втором варианте было: «Бог Израильский», в окончательном тексте: «Бог Израиля».
Другие примеры поисков максимально точных слов.
Первый вариант реплики Самсона: «Ты слышишь, как воют шакалы? Это они ищут падаль» (М-2. Л.22). Второй вариант: «Ты слышишь, как воют шакалы? Это они пришли на труп льва, которого я убил» (М-3. Л.40).
Эпизод, в котором Галиал делится с Фарой своими мыслями о Самсоне: «Тогда он показался мне ничтожным жалким рабом, сошедшим с ума от слепоты». В окончательном тексте - несколько иная лексика: «Тогда он показался мне ничтожным жалким рабом, разум которого погас от слепоты» (М-3. Л. 52).
Реплика Фары, обращенная к Галиалу и касающаяся Самсона: «Прикажи его убить». В третьем варианте: «Прикажи его добить, как слепого коня» (М-3. Л. 52).
Далила, увидевшая только что убитого льва: «Какая у него грива, я умру, купаясь в ней». После правки: «Какие у него космы, я умру, купаясь в них» (М-3. Л. 98).
Эпизод на охоте. Ремарка. Было: «Самсон падает лицом вниз на труп льва, нащупывая стрелу». Окончательный текст: «Самсон опускается на колени у трупа льва, нащупывая стрелу» (М-3. Дополн. лист).
Интересно еще одно наблюдение. Финал первого варианта трагедии остался практически неизменным до конца работы автора над текстом -несколько вписанных фраз только усиливают патетику последних слов Самсона. Думается, за этим стоит изначальная определенность авторских представлений о главном герое, усложнение которого от варианта к варианту происходило опосредованно, преимущественно за счет уточнения рисунка тех персонажей, которые находились в непосредственной близости к нему.
Несомненно, Л. Андреев был удовлетворен результатами своей работы. В письме к Немировичу-Данченко от 6 апреля 1915 г. (к этому
времени был готов второй вариант трагедии) он сообщил, что его очень порадовало мнение о трагедии Ф. Сологуба: «<...>он находит, что в "Екатерине Ивановне" и "Самсоне" я являюсь как бы восстановителем греческой трагедии, мифотворцем, и проводит интересную параллель между этими вещами и Эвридикой и Прометеем».1 И здесь же слова уверенности, что пьеса, задуманная как психологическая, «исключительно на переживаниях», именно такой и получилась: «"Самсон в оковах" есть опыт трагедии психологической, и опыт удавшийся. Дух остается на трагической высоте, но из тела не вылезает, слит с ним в единое живое; и чувства даны, как таковые, и не в идее, не в божественно-временном отвлечении. Самсон - пророк, который и на двор ходит и с Богом беседует. И здесь метод правды и переживаний, т.е. психологический подход может получить полное для себя торжество, пожалуй, еще небывалое».2
1 УЗТГУ-266. С. 270.
2 Там же. С. 269.
