CC BY
93
ИСТОРИЯ РУССКОЙ ФИЛОСОФИИ
УДК 1 (47+57) (091) "19"
ББК 87.3 (2) 6
Н. В. Меднис
Русское зарубежье: идеи космизма в творчестве Н. А. Сетницкого
В статье рассматривается влияние работ Н. Ф. Федорова на творчество представителя философии русского зарубежья Н. А. Сетницкого.
Ключевые слова: русский космизм, философия русского зарубежья, эсхатология.
Феномен философии русского зарубежья нуждается в детальном изучении. «Русские философы ХХ в., вынужденные эмигрировать за пределы России, - отмечает С.В. Корнилов, - оказались в непосредственном соприкосновении с проблемным полем западноевропейской теоретической мысли. Однако русская философия не только не растворилась в идейных направлениях Запада, но продолжила свое развитие именно как национальная философия. Эта установка была четко выражена Н. А. Бердяевым, С. Н. Булгаковым, И. А. Ильиным, Н. О. Лосским, С. Л. Франком и другими выдающимися представителями русского зарубежья» [5, с. 142].
Одним из важных аспектов философской культуры русского зарубежья было развитие идей космизма. Понятие русского космизма еще не так давно имело приблизительные очертания. Разработки К. Э. Циолковского о возможности путешествия к другим мирам, Н. А. Умова об антиэнтропийной сущности жизни, В. И. Вернадского, разработавшего идею ноосферы, А. Л. Чижевского - основателя гелиобиологии - относят к естественно-научному течению русского космизма. Другим его составляющим является религиозное течение. Именно оно представлено в работах мыслителей русского зарубежья: Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, Н. А. Сетницкого. Сегодня именно духовная составляющая этого учения становится наиболее актуальной.
Содержание русского космизма, как и других идейных течений, сложно оценить, не определив его место в философской традиции. Так, никто из западных мыслителей Х1Х-ХХ вв. не может быть правильно понят, если не учитывать трудов Канта. «Подобного "отца" у русской философии нет, -считает Н. К. Бонецкая, - зато общей матерью наших мыслителей была Православная Церковь» [3, с. 649]. Метафизическая власть христианской церкви как символа всеединства, объединяет бытие с запредельным, и тема духовной жизни, ее вечности в трудах философов русского зарубежья становится столпом, поддерживающим веру в будущее мыслителей русской эмиграции: Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, В. Н. Ильина, Н. А. Сетницкого, К. А. Чхеидзе и других, воспринявших и развивших идеи Н. Ф. Федорова как
направление в русской философии, которое сам Н. А. Бердяев назвал «космоцентрическим, узревающим божественные энергии в тварном мире, обращенным к преображению мира» и «антропоцентрическим... обращенным к активности человека в природе и обществе» [1, с. 235]. На основе духовной составляющей ставятся «проблемы о космосе и человеке», разрабатывается активная, творческая эсхатология, смысл которой, по словом Бердяева, в том, что «конец этого мира, конец истории зависит и от творческого акта человека» [1, с. 258]. Восточно-христианская ментальность создает стойкую специфику философской рефлексии, которая разграничивает восточноевропейскую и западноевропейскую философию. В этом контексте Федоров занимает особую нишу, соответствующую интересам и мышлению православного человека [7, с. 927].
Для Федорова очевидным является необходимость «всеобщего трудового соучастия людей» в спасении мира, в преодолении смерти. Проект «всеобщего дела» - это проект выполнения «долга к отцам-предкам, воскрешения, как самой высшей и безусловно всеобщей нравственности, нравственности естественной для разумных и чувствующих существ, от исполнения которой... зависит судьба человеческого рода» [9, с. 473].
Значительная роль в популяризации идей Федорова принадлежит Николаю Александровичу Сетницкому (1888-1937). «В истории философии, наряду с типом мыслителя-первопроходца, открывателя новых, еще неведомых путей в мысли и духе, присутствует иной тип, вероятно незаслуженно оставляемый в тени. Это тип последователя, продолжателя. Для него, бескорыстного подвижника, приверженца того или иного учения, важно не столько "приходить с новым словом" (Достоевский), не столько высечь собственный завет на скрижалях истории и культуры, сколько отыскать во множественности "философий" то "последнее слово", что верой и смыслом ляжет в душе. А собственное творчество становится, скорее, подвигом служения, проповеди и дальнейшего раскрытия того учения, которое принял он как "путь, истину и жизнь". Именно таким служением стали судьба и творчество Н. А. Сетницкого философа, эстетика, талантливого поэта, последователя идей Н.Ф. Федорова» [6, с. 239].
Знакомство в 1918 г. с А. К. Горским, и через него с учением «общего дела» стало точкой отсчета в философской деятельности Сетницкого и началом их с Горским совместных исследований. «Имя А. К. Горского мыслителя и поэта, в истории русской философии незаслуженно оттеснилось как бы на второй план: заслонено оно мощными фигурами его современников и собратьев по любомудрию - П. А. Флоренского, Н. А. Бердяева, Л. И. Шестова, Н. О. Лосского и других. Способствовали тому и объективные причины. Большинство его работ или вовсе не было опубликовано, или увидело свет ничтожным тиражом в провинциальном русско-китайском городке Харбине в конце 20-х гг. Между тем и личность, и идеи Горского настолько глубоки и оригинальны, что заслуживают постановки в тот ряд светочей национального духа, которым по праву гордится каждый народ» [6, с. 211]. Публикаторы работ мыслителей
замечают: «Сетницкий и Горский написали несколько совместных работ и никогда не заботились о том, кто именно из двоих поставит в конце свое имя (кстати, и сам Федоров никогда не выпячивал собственного авторства, понимая, что в его учении выразились чаяния многих и многих безвестно ушедших, канувших в потоке времени). Они были как первохристиане, ибо несли слово о «всеобщем спасении», о долге памяти и воскрешения постреволюционной эпохе, что отвергла Бога, возложила на свои плечи прерогативу «страшного суда» и огненным, карающим мечом классовой ненависти рассекла мир на спасенный пролетариат и проклятых буржуев» [6, с. 239].
Как в свое время Федоров, Н. А. Сетницкий постоянно стремился увлечь известных тогда философов, писателей и ученых идеями борьбы со смертью, регуляции природы, подвигнуть одних на проповедь, других - на научные эксперименты, практическую деятельность. Писал Н. А. Бердяеву, Н. О. Лосскому, А. М. Горькому, посылал издаваемые им книги. Горький откликнулся тут же, ведь с учением Федорова был знаком давно и сердечно интересовался им. Через несколько лет Горький будет фактически изолирован в особняке Рябушинского. И Сетницкий, вернувшись из Харбина в уже чуждую для него московскую жизнь, где уже многие его знакомые были арестованы и расстреляны, так и не сможет встретиться с «великим пролетарским писателем». Впрочем, сам Сетницкий еще борется. Вместе с Горским весной 1937 г. вернувшимся из ссылки, они начинают писать статью, надеясь пробить идеологизированную систему. Для Сетницкого это была уже последняя попытка. Вскоре он был арестован и расстрелян. Федоровское учение оказалось долгожданной, идеей воодушевившей молодого человека до конца жизни. Еще в университетские годы он увлекался теософией, психоанализом. Поиск идеала совершался еще до знакомства с «Философией общего дела». Учение «легендарного библиотекаря», воспринятое и пережитое глубоко и творчески, дало Сетницкому необходимую перспективу, выстроило перед ним ту нравственную систему координат, в которой отныне разворачивалась его аналитическая, стремящаяся к ясности формулировок, к предельной высказанности мысль. Приняв учение «общего дела» целиком, без колебаний и сомнений, он особенно отмечает и развивает ту его сторону, которая связана с активным пониманием христианства. Основой его философских построений становится осмысление истории в эсхатологической перспективе, в свете конечного идеала [6, с. 241].
Находясь в Харбине 1925-1935 гг., Сетницкий публикует ряд работ, одна из которых, совместная с Горским «Смертобожничество» (1926), вызвала интерес Бердяева, который в свою очередь писал: «Я придаю большое значение тому, что в "Пути" будут напечатаны посмертные статьи Н. Федорова... Если Вы видите "Путь", то должны знать, что я написал о "Смертобожничестве". "Смертобожничество" меня очень заинтересовало, хотя я не совсем согласен» (17 октября 1927г., Кламар) [7, с. 622].
Из письма Н. А. Сетницкого - Н. А. Бердяеву при посылке десяти экземпляров «Смертобожничества»: «Посланные экземпляры не
откажитесь распределить между лицами, интересующимися религиозной жизнью России и готовыми отозваться на появление этой брошюры. Было бы желательно, чтобы они были вручены отцу Сергию Булгакову, Н. О. Лосскому, Ф. В. Тарановскому и Карсавину или Флоровскому» [7, с. 619].
В 1928 г. в Берлине в сборнике «Вселенское дело» выходит статья «О смерти и погребении», в которой он продолжает идеи Федорова о физическом бессмертии и ставит проблему выбора между анастатическим и ассенизационным отношением к телам усопших, приводя пример сохранения тела Ленина «как скрытую и подсознательную традицию воскресительного погребения, как бы политически ее не пытались объяснить или истолковать» [7, с. 396]. Свою книгу «О конечном идеале» Сетницкий выстраивает как разумность исторических действий, как оправдание человеческого бытия, утверждает возможность и необходимость участия всего человечества в «восстановлении мира в то благолепие нетления, каким он был до падения» (Федоров). Частично опубликованная в 1929 г. в «Известиях юридического факультета в Харбине» (№ 7), и изданная полностью в 1932 в Харбине тиражом 250 экземпляров, к сожалению, имеется только в зарубежных библиотеках. Н. А. Бердяев в рецензии на книгу («Путь». 1932. № 36) отметил, что это «наиболее значительное и интересное явление» в «федоровской литературе», «шаг вперед в христианском учении об активном призвании человека» [4, с. 441].
Необходимо отметить, что начало XX в. для русской философии стало попыткой решить проблему скорее антроподицеи, нежели теодицеи. Оправдание смысла человеческого существования, творческой составляющей как искры божьей становилось основой осмысления и теодицеи. Основное место в работе Сетницкого занимает истолкование Апокалипсиса, как стимула к действию, а не пассивного ожидания конца материального существования. В откровении апостола Иоанна он выделяет положительные моменты, такие как «совершенное общежитие существ, имеющих жизнь в себе», «новое небо и новую землю». Моменты всеобщей гибели рассматриваются, скорее, как возможный, но не обязательный исход.
В его труде ведется полемика с работой известного юриста и философа П. И. Новгородцева «Об общественном идеале». Новгородцев утверждал, что человеческие социальные предприятия не совместимы с христианским идеалом Царствия Божия, что абсолют в условиях нынешнего несовершенного мира в принципе невоплотим. Не спасает занимаемую позицию, с точки зрения Сетницкого, и попытка придать идеалу бесконечного совершенствования и положительную основу. Он пишет: «Эта последняя видится П. Новгородцеву в двух основополагающих моментах: в личности и нравственности. Личность представляет ту последнюю нравственную основу, которая прежде всего должна быть охраняема в каждом поколении и в каждую эпоху, как источник и цель прогресса, как образ и путь осуществления абсолютного идеала». Но если так, то позволительно спросить: в каком же отношении человеческая личность и нравственная основа прогресса находится к действию и мысли? В каком
отношении возможно развитие и бесконечное совершенствование личности? Усиление мощи и стремление к такому усилению ее, входит ли оно в задачу «бесконечного совершенствования»? Сочетается ли и как с нравственным значением лиц доведение до полноты их мыслительной мощи хотя бы до того, чтобы произвести относительно простую задачу определения конечного идеала, вместо многих и бесконечно ускользающих по мере приближения к ним целей? Достаточно поставить эти вопросы, чтобы увидеть, что при указанных выше предпосылках из создавшегося положения не выйти. Попытка найти какие-то выходы приведет лишь к противоречиям или окажется не чем иным, как способом при помощи словесных, недостаточно точных формулировок связать концы с концами» [6, с. 251].
Н. А. Сетницкий - противник столь пессимистического взгляда на историю. Последняя, напротив, видится ему как богочеловеческий процесс преображения мира и человека, конечным пунктом которого станет воссоединение отпадшего творения с Творцом во славе и сиянии Небесного Иерусалима. Смысл истории - воплощение идеала, утверждение Царствия Божия. В своей полемике с П. И. Новгородцевым Н. А. Сетницкий прибегает к особому методу: опровергает ученого с точки зрения самой природы идеала - проективной, требующей своего осуществления в реальности. Сетницкий категорически отказывается принять фатальность смерти человечества и составляющую главную идею многих религий «смерть-освободительницу». «Все построения этого рода отличаются одной общей чертой: вынуждая и требуя от человека осуществления определенного самоубийственного акта, они обычно не решаются сделать из своих построений надлежащих выводов относительно общества и цели его существования» [4, с. 337].
Рассуждения Сетницкого о единстве как «сочетании множественности частей» и «бесконечного», «безмерного» как стремящегося к предельному единству, не подавляющего и не разрушающего остальных, является переосмыслением слов Федорова о том, что «пока человечество не достигло воскрешения, оно составляет единый род только в представлении, в мысли и то неопределенной». «Нужно искать братство, а все прочее само собой приложится, ибо при истинном братстве немыслимо порабощение и неравенство» [8, с. 422].
Воплощение - центральный, определяющий момент в процессе становления, раскрытия идеала, иначе он вырождается в утопию, фантастическую мечту, бессильную в борьбе со злом и не умножающую добра. Это тот необходимый мост между идеалом и действительностью, прочное установление которого обеспечит истинный прогресс мира и человека, реальное их возрастание «в духе и истине». Неужели, спрашивает мыслитель, образ высшего, абсолютного блага полностью трансцендентен миру сему, пребывает в человечестве эдаким генералом на свадьбе, составляет предмет лишь созерцания, умозрения, религиозного чаяния, не помышляющего участвовать в его приближении? Неужели не излучается он в этот темный, падший, отчаявшийся мир, не возжигает в нем ответный порыв восхождения? Всякое же утверждение о непреодолимой для слабых человеческих сил пропасти между действительностью и
идеалом способствует, по мнению Сетницкого, лишь производству разного рода «дробных идеалов», сконструированных, так сказать, по мерке человека, а не по образу и подобию абсолюта. Именно такие «суррогаты» всеобщего счастья и заводили, считает мыслитель, историю в кровавые реки и кромешные тупики. И выход здесь предполагается только один: утвердить «целостный идеал» Царствия Божия, выражающий «полноту счастья» и «всеобщность спасения», конечной целью социального развития, и стараться дорастить до него все прочие «дробные идеалы», основавшие себя на компромиссах и всякого рода классовых принципах [4, с. 323].
В реализации такого идеала участвуют, по мысли Сетницкого, все силы и способности человеческого духа: наука, искусство, религиозное
творчество. В книге «О конечном идеале», а также в небольшой работе «Заметки об искусстве», вышедшей в Харбине в 1933 г., Сетницкий развивает представление об образе - этом главном инструменте искусства - как о начале, которое по своему высшему заданию призвано активно влиять на действительность, формировать и воплощать ее. Образ в своем идеальном качестве становится «образцом действия» для человеческого рода. Вслед за Федоровым Сетницкий обосновывает необходимость перехода к литургическому, воскресительному искусству, образами-образцами которого станут «Небесный Иерусалим» и Христос, «идеал человека во плоти» (Достоевский), т. е. образы благого, чаемого порядка бытия и того «тела духовного», в которое предстоит облечься человеку [6, с. 242].
Два года спустя он пророчески напишет в своем письме А. М. Горькому о необходимости продвижения идей Федорова: «Именно сейчас, мне кажется, необходима настоятельная борьба за жизнь, разоблачение всех личин смерти, появляющихся на основных направлениях нашей современности» [4, с. 408]. Как и Федоров, Сетницкий видел человечество в его детскости, и поэтому жестокости, пока еще неспособности принять «взрослые» принципы миропонимания. В совершенствовании, стремлении к идеалу усматривал мыслитель совершеннолетие мира.
Список литературы
1. Бердяев Н. А. Русская идея // О России и русской философской культуре. -М., 1990.
2. Бердяев Н.А. Три юбилея (Л. Толстой, Г. Ибсен, Н.Ф. Федоров) / Н.Ф. Федоров // Pro et contra. - СПб.: рГхИ, 2008.
3. Бонецкая Н.К. П.А. Флоренский и новое религиозное сознание / П.А. Флоренский // Pro et contra. - СПб., 1996.
4. Горский А.К., Сетницкий Н.А. Соч. - М., 1995.
5. Корнилов С.В. Философия русского зарубежья в проблемном поле европейской культуры XX века // Вестник РГНФ. - 2004. - № 3.
6. Русский космизм: Антология философской мысли // сост. С.Г. Семенова, А.Г. Гачева. - М., 1993.
7. Федоров Н.Ф. Pro et contra. - СПб.: РГХИ, 2008.
8. Федоров Н.Ф. Вопрос о братстве. - М., 2006.
9. Федоров Н.Ф. Соч. - М., 1982.
