CC BY
166
И.В. Проваленкова, ассистент кафедры истории России Орловского государственного университета.
РУССКИИ ВОЕНАЧАЛЬНИК И ВОЕННЫЙ ученый А. М. ЗАЙОНЧКОВСКИЙ
Данная статья посвящена личности выдающегося русского и советского военачальника и военного ученого - гвардейского генерала от инфантерии Генерального штаба Андрея Медардовича Зайончковского (18621926) - уроженца Орловской губернии. На основе исторических источников, впервые вводимых в научный оборот, изложены основные этапы биографии А.М. Зайончковского, особенно подробно - его происхождение, образование, годы военной службы. Через свидетельства современников: графа А.А. Игнатьева, генерала А.А. Брусилова, генерал-майора А.А. фон Лампе, капитана К.Л. Капнина дана разносторонняя характеристика личности генерала, прожившего вместе с Россией один из самых суровых периодов ее истории.
Орловская губерния считалась одной из наиболее моноэтничных территорий Российской империи: подавляющая часть населения была представлена великорусами. Однако в самом городе Орле и в уездных городах губернии во второй половине XIX - начале XX в. проживало заметное число этнических поляков, преимущественно католиков по вероисповеданию. На указанный выше период времени выявлено ок. 100 польских дворянских фамилий [4].
Предметом исследования настоящей статьи является один из самых известных "поляков" Орловской губернии, ставший впоследствии видным русским и советским военачальником и военным ученым, генерал от инфантерии Андрей Медардо-вич Зайончковский (1862 - 1926).
Дворянский род Зайончковских появился на территории Орловской губернии во второй половине XIX в. из Литвы - Ковенской губернии. Такой вывод позволяют сделать материалы фонда "Орловское депутатское собрание" Государственного архива Орловской области. 1852 годом (31 октября) датирован указ Департамента Герольдии Правительствующего Сената об утверждении данного рода в дворянстве, последовавший в Ковенское дворянское депутатское собрание [5, 5]. В указанном фонде находим сведения о главе семьи - Ме-дарде Андреевиче Зайончковском, его супруге -Надежде Николаевне и их детях - Николае, Анне, Андрее, Ольге и Зинаиде [5, 5].
На сегодняшний день достоверных данных о времени и месте происхождения этого польско-литовского рода не найдено, равно как и сведений о его родоначальнике. Известнее старинный польский аристократический род Зайончек. Иногда так именовали и Зайончковских.
Зайончек - польский дворянский род герба Свинка. Происходят от Серадского воеводства, где Петр Зайончек был подкормием в 1439 г. [23, 145]. Начало этого герба относится к середине X в. [16, 291]. Трудно сказать, существовала ли генетическая связь между Зайончеками и Зайончков-скими. Вероятнее, что Зайончковские, точнее, их предки принадлежали к мелкой польской шляхте в окружении этого аристократического рода.
Медард Андреевич Зайончковский служил начальником Орловской телеграфной станции (см. прим. 1) [1, 9; 17, 15 - 16; 18, 7; 19, 8]. Данная станция появилась в Орле к декабрю 1858 г.: 27 декабря этого года начал свою работу Орловский участок телеграфной линии Москва - Орел - Харьков-Кременчуг [7, 21]. Есть основания полагать, что М.А. Зайончковский был назначен начальником телеграфа также в 1858 г., т.е. появился в Орле между 1852 и 1858 гг.
На должности начальника Орловского телеграфа М. Зайончковский прошел путь от подпоручика (1867 год) [17, 15 - 16] до полковника (коллежский советник, 1878 г.) [9, 10]. Его жена Надежда Николаевна служила на этой же станции те-
леграфисткой [17, 15 - 16; 18, 7]. В 1875 г. М.А. Зайончковский одновременно являлся агентом частного Коммерческого страхового общества в Орле (см. прим. 2) [1, 56].
О круге общения семьи Зайончковских свидетельствуют материалы фонда "Орловская римско-католическая церковь (костел) во имя беспорочного зачатия Пресвятой Девы Марии" Государственного архива Орловской области [8, 1; 9, 10].
Объект нашего исследования - третий ребенок в семье Зайончковских. Будущий гвардейский генерал от инфантерии Генерального штаба Андрей Медардович родился в г Орле 8 декабря 1862 г В 1873 г. он был определен для получения образования в Орловскую Бахтина военную гимназию (кадетский корпус), окончив которую в 1879 г. поступил в Николаевское военно-инженерное училище [6, 33]. Произведенный по окончании училища в 1883 г. в подпоручики, он начал прохождение своей военной службы в 5-м саперном батальоне. Уже через два года, в 1885 г, как отличный офицер, А. Зайончковский получил разрешение командования для поступления в Николаевскую академию Генерального штаба.
Успешно окончив академию по 1-му разряду, что давало право быть причисленным к офицерам Генерального штаба, штабс-капитан Зайончков-ский был направлен для продолжения службы в штаб Петербургского военного округа и вскоре оказался в войсках гвардии. С 1 января 1890 г он был назначен старшим адъютантом штаба 1-й гвардейской кавалерийской дивизии. После необходимой для офицеров-генштабистов стажировки в строевых частях, которую он в 1892 - 1893 гг. проходил в качестве командира роты лейб-гвардии егерского полка, с 9 декабря 1893 г. по 23 июля 1895 г. он служил старшим адъютантом штаба 1-го гвардейского корпуса, когда был назначен штаб-офицером для особых поручений при штабе 1-го армейского корпуса. Спустя три года, 28 сентября 1898 г., Зайончковский получил назначение штаб-офицером для поручений при штабе войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. В этой должности он находился до конца марта 1900 г. Затем Зайончковский был назначен штаб-офицером для особых поручений при Главнокомандующем войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. В ноябре 1901 г. он был назначен начальником штаба 2-й гвардейской дивизии, каковым оставался до лета 1902 г
Об этом периоде его службы оставил некоторые воспоминания граф А.А. Игнатьев, после окончания Николаевской академии Генерального штаба откомандированный в штаб 2-й гвардейской дивизии, начальником которой в это время как раз и являлся полковник А.М. Зайончковский.
"Через несколько минут, - вспоминал он, - я уже сидел в гостиной чистенькой казенной дачи моего первого начальника штаба полковника Андрея Медардовича Зайончковского и угощался его
мадерой. С благожелательной улыбкой, редко сходившей с его тонких губ, Андрей Медардович внимательно, но с некоторым пренебрежением к моим профессорам расспрашивал меня про академию. С истинным увлечением рассказывал он о своей работе по сооружению Севастопольского исторического музея и знаменитой панорамы. Я почувствовал, что штабная служба давно ему приелась и что его очень не устраивали постоянные отлучки старшего адъютанта штаба капитана Богаевского... Постепенно Зайончковский доказал мне, что я не только не обучен в академии делу подготовки войск в мирное время, но что даже приказов составлять не умею" [14, 158 - 159].
Игнатьев свидетельствует, что в это время Зайончковский не пользовался расположением высшего гвардейского начальства, т.е. великого князя Николая Николаевича-Младшего, являвшегося генерал-инспектором кавалерии. Дело в том, что начальником штаба генерал-инспектора был в то время имевший огромное влияние на великого князя генерал Ф.Ф. Палицын. Поэтому, как вспоминал граф Игнатьев, "кроме дипломатических приемов в управлении подчиненными требовалось еще проявлять всяческую осторожность с собственным высоким начальством. Зайончковский, будучи не в фаворе у Феди Палицына, посылал обычно меня с докладом в штаб генерал-инспектора" [14, 160].
Как отмечалось выше, в должности начальника штаба 2-й гвардейской кавалерийской дивизии полковник Зайончковский пробыл недолго. С 17 августа 1902 по 18 мая 1904 г. он был назначен состоять при великом князе Михаиле Николаевиче. В этой должности его застало начало русско-японской войны 1904 - 1905 гг., в которой он принял активное участие в качестве командира 85-го Выборгского пехотного полка, получив назначение на эту должность 18 мая 1904 г. В ходе боевых действий Зайончковский показал себя весьма способным офицером и командиром и 9 марта 1905 г. был назначен на должность командира 2-й бригады 3-й Сибирской стрелковой дивизии. Он прокомандовал ею до окончания войны. За выдающееся участие в войне и личную храбрость Зайончковский был произведен в 1905 г. в генерал-майоры и награжден Георгиевским золотым оружием (1906 г.).
7 сентября 1905 г. Зайончковский был возвращен в гвардию, заняв должность генерала для особых поручений при Главнокомандующем войсками гвардии и Санкт-Петербургского военного округа, а 18 февраля 1906 г. он получил назначение командиром л.-г. егерского полка. В этом качестве он прослужил до июля 1908 г. Затем с 10 июля 1908 г стал командиром 1-й гвардейской пехотной бригады (так называемой Петровской) в составе старейших полков гвардии - л.-г Преображенского и л.-г Семеновского. В этой должности он прослужил до мая 1912 г., когда был произ-
веден в генерал-лейтенанты (30 мая 1912 г) [21].
Зачисленный в списки л.-г егерского полка, А. Зайончковский до конца своей службы в старой армии числился генералом по гвардейской пехоте (на 1914 г он состоял в списках л.-г Егерского полка), хотя в мае 1912 г. получил назначение на должность начальника 22-й пехотной дивизии, а с 30 июля 1914 г. - 37-й пехотной дивизии, во главе которой он вступил в первую мировую войну. К этому времени он был женат и имел двух дочерей
- 20 и 18 лет [21]. С 27 марта 1915 г. Зайончковский - командир 30-го армейского корпуса в составе 9-й армии, в конце августа 1915 г. переданного в состав 8-й армии генерала Брусилова, воевавшей на Юго-Западном фронте.
Осенью 1916 г. генерала Зайончковского направляют на Румынский фронт командиром 47-го русского особого корпуса, а к концу 1916 г. он получает назначение на должность командира 18-го армейского корпуса. В этой должности он оставался до апреля 1917 г.
Современники оставили о генерале А.М. Зай-ончковском различные красноречивые и весьма противоречивые свидетельства, отмечавшие и особенности его личности.
"Умный, ловкий, сообразительный, - характеризовал А.М. Зайончковского, тогда командира 30-го армейского корпуса, его непосредственный начальник генерал А.А. Брусилов, - отлично знает военное дело и очень умело применяет свои знания сообразно с обстановкой, которую быстро схватывает и правильно с ней разбирается. Порученные ему задачи выполняет отлично, руководит войсками прекрасно. Любит товар лицом показать и наилучшим образом осветить действия своих войск и свои успехи. Очень самолюбив и даже обидчив. Отлично руководит обучением своих войск. Имея во вверенном ему корпусе две второочередные дивизии, он сумел сделать из обеих крепкие надежные части, на которые можно положиться. Воли твердой. Здоровья крепкого, отличный командир корпуса" [20, 233].
Такое же мнение о Зайончковском сохранил генерал Брусилов и спустя семь лет, к 1922 г., когда писал 1-ю часть своих воспоминаний. "Я знал Зайончковского уже давно, - вспоминал Брусилов,
- и считал его отличным и умным генералом. У него была масса недругов, в особенности среди его товарищей по службе Генерального штаба. Хотя вообще офицеры Генерального штаба друг друга поддерживали и тащили кверху во все нелегкие, но Зайончковский в этом отношении составлял исключение, и я редко видел, чтобы так нападали на кого-либо, как на него. Объясняю себе это тем, что по складу и свойству его ума, очень едкого и часто злого, он своим ехидством обижал своих штабных соратников.... Это был человек очень ловкий и на ногу не давал себе наступать, товар же лицом показать умел. Что касается меня, то я его очень ценил, считая его одним из лучших наших военачаль-
ников, невзирая на его недостатки" [2, 148].
Позднее, уже после опубликования в 1923 г. первой части большого труда Зайончковского по истории первой мировой войны, во 2-м томе своих воспоминаний Брусилов дополнил характеристику своего близкого соратника и приятеля. По-прежнему высоко оценивая его природные дарования, Брусилов добавил и некоторые иные штрихи, характеризующие личность Зайончковского. Вспоминая об одном заседании в октябре 1917 г., Брусилов вспоминал: "На этом же заседании ораторствовал генерал А.М. Зайончковский, которому в то время я имел наивность верить. Речь его была блестящая, как и все, всегда и везде, что он делал и при царе, и при большевиках. Талантливый субъект, что и говорить. Жаль только, что в своих военных очерках он так много лжет" [2, 258]. В чем же "обманул" Зайончковский своего бывшего начальника и приятеля?
Видимо, главной причиной изменения отношения Брусилова к Зайончковскому стала книга последнего "Стратегический очерк войны 1914 -1918 гг.", изданная в 1923 г В ней рассматривались военные события 1916 - 1917 гг. начиная с "Брусиловского прорыва". Вероятно, то, как освещал и анализировал эту операцию генерал Зайончковский, и вызвало недовольство и обиду со стороны Брусилова, а именно критические оценки руководства войсками Юго-Западного фронта генерала Брусилова в 1916 г.
Так, анализируя планы командования Юго-Западным фронтом (генерала Брусилова) и подготовку фронтовой операции, Зайончковский считал, что "на главном операционном направлении Юго-Западного фронта на Львов группировка сил была слабая, более сильный кулак сосредоточен на Владимиро-Волынском направлении для облегчения намеченного главного удара Западного фронта" [13, 539]. Это, несомненно, была критика решений фронтового командования как неверных.
Далее, оценивая результативность боевых действий и успехов различных соединений ЮгоЗападного фронта в ходе наступления и прорыва оборонительных линий противника, отмечая неудачные действия 11-й армии, Зайончковский писал: ".Командующий армией продолжал вести до 9 июня неудачные атаки на своем левом фланге на участке VI корпуса в районе Тарнопольского шоссе. Причинами малоуспешности действий 11-й армии являлись сравнительная слабость ее сил и скудость предоставленных ей средств." [13, 543]. И в данном случае Зайончковский критиковал Брусилова. Далее критика Зайончковского оказывалась еще более нелицеприятной.
"Прорыв, - писал он, - начатый без определенной стратегической идеи, без сосредоточения в зависимости от этой идеи глубоких резервов, должен был заглохнуть, что и не замедлило случиться" [13, 549]. Зайончковский, таким образом, считал прорыв Брусилова в конечном счете окон-
чившимся неудачно. Зайончковский упрекает фронтовое командование в оперативно-стратегических "колебаниях" [13, 551], "противоречащих друг другу приказаниях, отдаваемых 8-й армии" [13, 552]. Он констатировал, что Брусилов "каждый день давал 8-й армии новую директиву - то наступательного, то оборонительного характера" [13, 553], считая, что все это способствовало сужению "размера прорыва Юго-Западного фронта" [13, 552]. Таким образом, Зайончковский видел причины заминок у 8-й армии, вопреки мнению генерала Брусилова, считавшего виноватым в этом армейское командование в лице генерала А.М. Каледина, в нечетком руководстве фронтового командования, т.е. самого Брусилова.
Зайончковский почти прямо утверждает, что Брусилов ошибся в направлении главного удара. "Наибольший успех, - делает он вывод, - был достигнут на луцком направлении." [13, 552]. Зайончковский фактически посеял у читателя сомнения в наличии у генерала Брусилова стратегического мышления. Это не могло не вызвать обиду у автора "Брусиловского прорыва". Ведь в своих воспоминаниях Брусилов неоднократно и прямо указывал, что изначально именно луцкое направление и именно им было выбрано в качестве главного [2, 171, 178].
Свой анализ "Брусиловского прорыва" Зай-ончковский завершает следующими выводами: "Решительные успехи Юго-Западного фронта заставили австро-германцев перебрасывать свои оперативные резервы на фронт к югу от Полесья. В этом заключается существенная помощь, оказанная русскими своим союзникам в тяжелые для них дни операций у Вердена и в Трентино" [13,
563]. Однако Зайончковский считал, что "эти успехи русской армии повлекли за собой большие потери, которые на одном Юго-Западном фронте к 13 июня определяются в 497 000 бойцов. Ведение дальнейших операций и подготовка к кампании 1917 г. потребовали дополнительных призывов новобранцев и ратников ополчения, всего около 1 900 000 человек и 215 000 лошадей. Эти дополнительные призывы вызвали серьезное недовольство среди населения России" [13, 563 -
564]. Так Зайончковский фактически ставил оперативно-стратегические просчеты Брусилова в ряд важнейших причин, вызвавших Февральскую революцию 1917 г.
Любопытные свидетельства о Зайончковском оставил один из его ближайших сотрудников по 18-му армейскому корпусу, которым командовал Зайончковский с осени 1916 г., генерал-майор А.А. фон Лампе. Находясь в эмиграции, он тем не менее весьма лояльно относился к генералу и не смог не отреагировать на появившееся в советской печати сообщение в марте 1926 г. о смерти Зайончковского.
"У меня лично много воспоминаний связано с А.М. Зайончковским, - писал фон Лампе в своем
дневнике, - он был, в бытность мою в Семеновском полку, командиром Егерей, а потом нашей бригады, потом в нашем 18 корпусе командовал 37 пехотной дивизией, а к моменту революции командовал нашим корпусом, и я у него был три месяца начальником штаба" [12, 11294].
.Монархист и, можно сказать, друг императора Николая II, Зайончковский, однако, весьма трезво оценивал складывавшуюся политическую ситуацию. "Когда мы в Селетине, - вспоминал фон Лампе, - в нашем штабе читали газету с описанием гибели "лица", как тогда именовали Распутина, то вошел Зайончковский и, узнав в чем дело, перекрестился с удовлетворением.!" [12, 11295].
На начавшуюся в феврале 1917 г. революцию Зайончковский реагировал по-своему, пытался продемонстрировать лояльность к новой власти, но очень неумело. Как и во всех частях и соединениях русской армии, в 18-м армейском корпусе вскоре после февральских событий в Петрограде открылся "съезд чинов корпуса".
"Съезд открыл командир корпуса Зайончковский, - вспоминал это событие фон Лампе, - а потом вел я. .Было решено, что я дам знать Зай-ончковскому, когда конец, и он придет и закроет съезд. Зайончковский не видал, что до него говорил "оратор", и, появившись на эстраде, хотел говорить. .Врач Койранский заявил, что "он не может дать слова", Зайончковский вспылил и прогнал обоих с эстрады. Потом он говорил, и говорил хорошо, но вместо того, чтобы вынести его на руках, как было предположено, собрание окончилось холодно и все то, что было с таким трудом налажено, пошло прахом. Надо было исправлять, и я уговорил демократию идти на предполагавшуюся панихиду по жертвам революции. До нее я отправился к Зайончковскому и резко говорил с ним, а на его заявление, что он устал, резко сказал ему, что я тоже устал, валандаясь все время по его желанию с противной мне революционной сволочью на съездах! Я требовал исправления сделанного, так как доказывал, что, дав в руки солдатам игрушку в виде съезда и президиума, надо ее беречь. Он спросил, в чем я вижу исправление, и, услыхав, что в том, чтобы он извинился перед президиумом, вскочил с негодованием. Однако я знал, с кем имею дело, и напомнил ему, как император Николай I извинился перед строем у капитана Львова. Он решил последовать историческому примеру и на параде, спросив у меня (я был в строю депутатов), кто был в президиуме, вызвал их вперед и извинился. Все обалдели, а Койранский до такой степени попался, что потом при всех сам ходил к Зайончковскому в свою очередь извиняться за то, что он "подумал про него скверно.". Съезд закончился тем, что офицеров носили на руках, и в нашем 80 000 корпусе больше ни одного "эксцесса" не было, а 37-я дивизия в августе 1917 г. атаковала противника" [12, 11295 - 11296].
Однако его стремление проявить лояльность
