CC BY
134
А.Ш. Кадырбаев
РОССИЯ НА РУБЕЖАХ ДАЛЬНЕГО ВОСТОКА НАКАНУНЕ ПОСОЛЬСТВА Е.В. ПУТЯТИНА В КИТАЙ
(1844-1857 гг.)
Известность графа Евфимия Васильевича Путятина, генерал-адъютанта и вице-адмирала, члена Государственного совета Российской империи, министра народного просвещения, как государственного и военного деятеля нашей страны в XIX в. уступает только его славе дипломата, заключившего первый в истории договор России с Японией. Эта страница его жизни достаточно хорошо известна, во многом благодаря писателю И.А. Гончарову, участвовавшему в дипломатической миссии Путятина на Японские острова и написавшему об этом книгу «Фрегат “Паллада”». Не умаляя значения трудов Путятина в установлении и развитии российско-японских отношений, следует сказать, что все же главным делом его жизни во благо России была дипломатическая миссия 1857-1858 гг. в Китай. Путятин отправился ко двору императора маньчжурской династии Цин, имя которого Ичжу, а девиз годов правления Сяньфэн, с целью присоединения Приамурья и Уссурийского края к России.
Посольству Е.В. Путятина предшествовали события, когда Россия выходила на рубежи Дальнего Востока. Свет на эти события проливают материалы Российского государственного архива Военно-морского флота, впервые здесь вводимые в научный оборот, и мемуары адмирала Г.И. Невельского и путешественника М.И. Венюкова. Содержащиеся в них сведения предоставляют возможность под новым углом зрения рассмотреть военно-политическую ситуацию на Дальнем Востоке в середине XIX в., а также положение народов, там обитавших.
Идея о присоединении к России Приамурского края была выдвинута Николаем I в 1844 г. Император, «несмотря на представленные ему опасения о возможности разрыва с Китаем, о неудовольствии Европы, и в особенности англичан, и, наконец, несмотря на убеждения, что действия наши
не принесут пользы, ибо знаменитыми мореплавателями доказано, что устье реки Амур недоступно с моря, - пожелал все же осуществить мысль своего прапрадеда (Петра Великого. - Авт.) и бабки (Екатерины Великой. - Авт.). Все доводы графа Нессельроде (государственного канцлера и министра иностранных дел. - Авт.) не могли поколебать воли императора»1. Командиром предполагаемой экспедиции для установления торговых отношений с Китаем и Японией и для исследования лимана и устья Амура на предмет его доступности для мореходных судов прочили Е.В. Путятина, тогда еще в звании капитана 1 -го ранга. «В Черном море снаряжалась в то время экспедиция, состоявшая из корвета “Мене-лай” (“Оливуца”) и транспорта под началом Е.В. Путятина. Экспедиция эта должна была следовать в Китай и Японию с целью установления торговых отношений с этими государствами, и ей... было приказано обследовать лиман и устье Амура. чтобы убедиться, действительно ли справедливы заключения знаменитых мореплавателей о недоступности устья реки для мореходных судов и действительно ли справедливы сведения, будто это устье охраняется значительными китайскими силами. Министр финансов, от которого требовалось на содержание этой экспедиции 250.000 рублей серебром, в особой записке Николаю I писал: “При. несуществовании нашей торговли в Восточном (Тихом. - Авт.) океане и неимении в виду, чтобы когда-либо могла существовать даже эта торговля без утверждения нашего в Приамурском крае, -единственно полезной целью отправления Е.В. Путятина, я полагаю, будет поручение удостовериться. в справедливости сложившегося убеждения о недоступности устья реки Амур - обстоятельства, обуславливающего степень полезности для России этой реки и орошаемого ею края. Но для
разрешения этого вопроса не требуется снаряжения такой большой и дорогостоящей экспедиции, а гораздо лучше. произвести исследования Амурского лимана и устья реки Амур через Российско-Американскую компанию, поручив ей отправить к устью этой реки на счет казны настоящее судно из колонии”». Это мнение министра финансов было утверждено Николаем I и экспедиция Путятина была отменена2.
Надо отметить, что и власти Цинской империи, и западноевропейцы также слабо представляли себе географию Приамурья. Благодаря российским синологам Н.Я. Бичурину и В.П. Васильеву были получены данные об имевшихся сведениях в китайских источниках по этому вопросу. Оказалось, что наиболее полный из них - глава Шуй Дао-тигана об Уссури, составившая часть официального описания Маньчжурии, не являлся оригинальной работой. К
IV тому книги французского автора Дю Гальда «Описание Китая и Китайской Татарии» была приложена карта Ж.Б. Данви-ля (1697-1782), члена Парижской и Петербургской Академий наук, которая содержала все данные, приведенные в Приамурской части официального китайского описания Маньчжурии. «Позволительно даже думать, - замечал русский путешественник и исследователь Приамурья и Уссурийского края М.И. Венюков, - что именно эта карта или данные, по которым она составлена, то есть съемки иезуитов (западноевропейских католических миссионеров. - Авт.) в первой четверти XVIII столетия, были главным источником, по которым сочинена глава Шуй Дао-тигана об Уссури, переведенная Васильевым. По крайней мере все ошибки карты совершенно повторены в описании или наоборот». Незнание китайцами географии Приамурья и Уссурийского края отрицательно сказалось на китайских картах Маньчжурии, в чем убеждает снятая с китайского оригинала карта, приведенная у Бичурина, и рукописная карта Ладыженского. Поэтому Венюков писал: «Данными китайской картографии надобно пользоваться как можно менее, даже если бы они служили только для пополнения других»3. Настолько плохо была ведома цинским властям
далекая река, право владение на которой они оспаривали у России.
Бриг «Константин», направленный Российско-Американской компанией в 1845 г., сделал неудачную попытку исследовать устье Амура и подтвердил неверные представления о том, что Сахалин является полуостровом, а морские суда из-за мелководья не могут входить в устье Амура. Однако его капитан А.М. Гаврилов «не заметил никаких признаков правительственного китайского влияния на эти места и на обитателей гиляков (нивхов. - Авт.), которые везде принимали его ласково и объясняли, что они никому ясака не платят»4. Из этого следовало, что нивхи, коренные жители Приамурья и Сахалина, были неподвластны до прихода русских ни цинским властям, ни какой-либо другой державе. Это было подтверждено экспедицией под начальством подполковника российского Генерального штаба Н.Х. Ахте (иногда пишут Агте), отправленной в 1848 г. на Дальний Восток для проверки слухов о пограничных знаках или столбах, якобы выставленных цински-ми властями в Приамурье. В составе экспедиции находились различные специалисты, в частности, астроном Л.Е. Шварц, горный инженер Н.Г. Меглицкий, топографы Крутиков и Карликов. Их многочисленные маршруты в самых разных направлениях показали, что ни о каких пограничных цинских знаках в Приамурье не было и речи.
В 1849 г. маленький транспорт «Байкал» под командованием капитан-лейтенанта Г.И. Невельского был направлен на Дальний Восток. Экспедиция получила инструкции начальника Главного морского штаба Российской империи адмирала, генерал-адъютанта, князя А.С. Меншикова, а в ее подготовке принял участие только что назначенный генерал-губернатором Восточной Сибири генерал-лейтенант Н.Н. Муравьев. В итоге исследований было доказано островное положение Сахалина и доступность Амура для входа в него морских судов с севера и юга. Так что именно русским принадлежит честь первооткрывателей этих земель и рек.
Этот успех послужил обоснованием для организации Амурской экспедиции в 18501855 гг. под началом ставшего к этому вре-
мени капитаном 1-го ранга Г.Н. Невельского. Вопреки данным ему инструкциям, Невельской основал Николаевск-на-Амуре (ныне Комсомольск-на-Амуре. - Авт.) и поднял там Андреевский флаг, заявив тем самым о принадлежности Приамурья России. За это он оказался под угрозой разжалования в матросы. Невельского спасло заступничество А.С. Меншикова и Н.Н. Муравьева. Деятельность Амурской экспедиции имела своими результатами учреждение российских постов на Сахалине и в Приамурье и практически означала начало освоения русскими этого края.
В 1854 г. первый российский корабль «Восток» из состава эскадры вице-адмирала Путятина, прибывшей на Дальний Восток, вошел в устье Амура, подтвердив правоту Невельского. «За занятие острова Сахалина, открытие Императорской гавани (ныне Советская гавань. - Авт.), открытие каменноугольных ломок, опись берегов Сахалина, основание Муравьевского, Ильинского и Константиновского постов»5 Г.И. Невельской был награжден орденами Святого Владимира 4-й степени и Святой Анны с императорскою короною и 25 августа 1854 г. произведен в контр-адмиралы. Деятельность Муравьева, Невельского и его команды в Приамурье обусловили и во многом подготовили успех дипломатической миссии Е.В. Путятина в Китае в 18571858 гг.
Причина назначения графа Путятина главой российских дипломатических миссий в Японию и Китай изложена в секретной инструкции Морского (военно-морского. - Авт.) министерства Российской империи: «Копия. Секретная инструкция Графу Адмиралу Путятину по морской части. На подлинной (подлиннике. - Авт.) собственною (рукою. - Авт.) его Императорского Величества (Николая I. - Авт.) написано: “Исполнить”, к начальнику Главного Морского штаба: “В Петергоф 13 августа 1852 г.”». Вероятно, на основании этой инструкции на следующий день, 14 августа
1852 г., появилась резолюция начальника Главного морского штаба А.С. Меншикова: «По особому Высочайшему повелению Ваше Превосходительство (Путятин. - Авт.) избраны исполнителем видов нашего пра-
вительства для установления политических и торговых связей России с Япониею. О путях и мерах достижения этой цели Вы получите подробную инструкцию от Министерства иностранных дел. На Морское (министерство. - Авт.) же возложено доставить Вам зависящие от него средства к удобнейшему исполнению сего важного поручения и тем вместе указать Вам на то, что могло бы Вами быть при этом исполнено и для пользы нашего правительства собственно в морском отношении. Вследствие сего обязываюсь сообщить: 1. О средствах, предоставляемых Вам Морским министерством: а. Фрегат “Паллада” под командованием фл.-адмирала Унковского вверяется в полное Ваше распоряжение как лица, уполномоченного для сношений с Япониею <...> В заключение мне остается только присовокупить, что изведанные Вашего Превосходительства опытность познания и усердие в службе дают полное право ожидать, что вверяемые Вам благосостояние команды и судов и честь Русского Флага будут с достоинством поддержаны в этой экспедиции, что оправдаете вполне выбор, высоким доверием к Вам Государя Императора утвержденный»6.
Задачи, поставленные российским правительством перед Путятиным, не ограничивались установлением отношений с Японией. При этом А.С. Меншиков предписал Путятину «воздерживаться до последней крайности в своих отношениях от всяких неприязненных [действий], особливо про-тиву японцев и китайцев.»7. Таким образом, российское правительство изначально в отношениях с Японией и Китаем руководствовалось принципом избегать любых обострений и демонстрировать миролюбие, что так контрастировало с политикой западных держав на Дальнем Востоке.
В январе 1853 г., после командировки в Великобританию, где Путятин приобрел по заказу российского правительства винтовую шхуну «Восток» (о которой уже говорилось выше как о первом корабле, вошедшем в устье Амура), он в ее сопровождении на фрегате «Паллада», прибывшем из Кронштадта, с берегов туманного Альбиона отбыл на Дальний Восток. 24 марта
1853 г. Путятин достиг самой южной точ-
ки Африки - мыса Доброй Надежды, затем за тридцать дней совершил переход через Индийский океан и на пути в Японию зашел в китайский порт Гонконг (Сянган) для пополнения запасов продовольствия. Так состоялось его первое знакомство с Китаем. Там к отряду Путятина присоединились корвет «Оливуца» и транспорт Российско-Американской компании «Князь Меншиков». Во время пребывания в Японии Путятин, ожидая ответа японских столичных властей из Эдо (ныне Токио) на бумаги, переданные им от имени российского правительства, во главе подчиненных ему кораблей покинул Нагасаки, где находился во время визита в эту страну, и посетил Шанхай. Едва ли не первые знания русских о Шанхае почерпнуты из путевых заметок члена миссии Путятина И.А. Гончарова, запечатлевшего яркие картины этого города, названного им «Желтым Вавилоном».
В 1854 г., возвращаясь после завершения своей успешной дипломатической миссии в Японии, из опасения действий Великобритании и Франции, с которыми Россия находилась тогда в состоянии войны (форпост на крайнем востоке ее владений, Пе-тропавловск-Камчатский, был атакован англо-французской эскадрой), Путятин направился на родину кружным путем. Он посетил Манилу, Пионвинто, Гамильтон и 13 пунктов в Корее, описав ее побережье8. Тогда же Путятин на южном побережье При-уссурийского края, близ корейской границы, открыл обширную, закрытую от всех ветров бухту, названную им бухтой капитана Посьета, а далее к северу - бухту Св. Ольги. Таким образом, сведения, полученные от населения реки Уссури, оправдались. В мае 1854 г. Путятин представил рапорт великому князю и генерал-адмиралу Константину Николаевичу Романову, брату царя и морскому министру Российской империи, о пребывании фрегата «Паллада» и других российских кораблей у берегов Кореи и переговорах с ее местными властями.
Затем Путятин на шхуне «Хеда», построенной в Японии, направился в Петро-павловск-Камчатский. Не найдя там российских кораблей, он поплыл в Татарский пролив; по пути зашел в Императорскую
гавань, где узнал, что российская эскадра ушла в лиман, и немедленно туда же последовал, счастливо избежав, благодаря туману, неприятельских крейсеров, блокировавших берега Татарского пролива. Здесь хотелось бы обратить внимание на то обстоятельство, что, «понудив неприятеля (Великобританию и Францию. - Авт.) блокировать побережье края, [русские] заставили его этим заявить перед Европой, что Приамурский и Приуссурийский бассейны принадлежат не Китаю, а России. Это показывает сосредоточение наших судов на устье Амура в 1854 и 1855 годах и блокада англо-французов в 1855 году берегов Татарского пролива как берегов неприятельских, то есть наших, ибо только мы и были тогда их неприятелями»9, а не китайцы. В связи с угрозой нападения англо-французской эскадры на Императорскую гавань «Путятин, находя Константиновскую бухту Императорской гавани весьма удобной для защиты против ожидавшихся превосходных сил неприятеля, немедленно приступил к укреплению этой позиции», где к 20 мая 1854 г. «сосредоточились: фрегат “Паллада”,
транспорт “Иртыш”, шхуна “Восток” и корабли Российско-Американской компании “Николай” и “Князь Меншиков”. Кроме того, там собрались все команды, снятые с Сахалина и Муравьевского поста»10.
У одного из неприятельских судов шхуна «Хеда» в густом тумане незаметно прошла под кормой. Вице-адмирал Путятин и капитан 2-го ранга К.Н. Посьет в исходе июня вошли в Амур и потом подошли к Николаевску-на-Амуре. В августе Путятин с Посьетом на паровом катере «Надежда» отправились вверх по Амуру в Забайкалье. Это было первое российское судно, поднимавшееся по Амуру. Плавание его совершалось медленно и было сопряжено с величайшими затруднениями и лишениями. Тогда русские «не имели на Амуре постов, в которых пароход мог бы запасаться продовольствием и дровами, почему он был загружен и вынужден был иметь на буксире тяжелый баркас; дрова же для топлива рубили прямо с корня. Кроме того, вода в верховьях реки была необыкновенно низка, и на реке обнаруживалось много банок и мелей. Холода наступили весьма рано,
так что, не доходя около 300 верст до Усть-Стрелочной станции, адмирал Е.В. Путятин встретил шугу (лед. - Авт.) и вынужден был, приковав пароход и баркас к скале, оставить их тут же на зимовку, а сам со всеми своими спутниками с неимоверными лишениями и усилиями добрался пешком по берегу (в начале ноября. -Авт.) до Усть-Стрелочной станции, а оттуда через Иркутск проехал в Санкт-Петер-бург»11.
Все это было прелюдией к более ответственному поручению, данному Путятину российским правительством в 1857 г.
Активизация российской политики на Дальнем Востоке после Крымской войны была обусловлена стремлением обезопасить дальневосточные владения России, подвергшиеся в ходе войны нападению со стороны Великобритании и Франции (когда гарнизон и ополчение местных жителей Пе-тропавловска-Камчатского отразили нападение англо-французского десанта). С этой целью было решено присоединить к России тогда еще «ничейные» земли Приамурья и Уссурийского края с западным побережьем Японского моря до границ Кореи (ныне Хабаровский и Приморский края). К тому же эти территории оставались спорными в отношениях России и Китая уже не одно столетие, границы между двумя государствами не были определены, хотя российские власти на Дальнем Востоке предпринимали в этом отношении односторонние действия без консультаций с цинской стороной. Как сообщал 28 марта 1855 г. генерал-губернатор Восточной Сибири Н.Н. Муравьев военному министру, был учрежден казачий пост в составе сотни человек на левом берегу Амура при устье реки Буреи «для выяснения условий поселения казаков в этой местности, признаваемой и нами и местными жителями принадлежащей России»12.
Следует сказать, что и цинское правительство санкционировало отдельные поселения своих подданных маньчжуров в Приамурье, хотя и не проводило целенаправленной и системной колонизации региона китайскими переселенцами.
Что касается коренных жителей новых владений России, то «население берегов Уссури и всех, местностей очень мало-
численно. <...> Если принять во внимание те населенные пункты, которые. находятся в стороне от Уссури, на ее притоках и в береговой полосе, то едва ли все число обитателей крайнего Востока Азии между Уссури и морем, от 44 градуса параллели до Императорской гавани, будет простираться более чем до трех тысяч душ. то есть население здесь в восемь раз слабее, чем средним числом в Сибири. Гольды (нанайцы. - Авт.), наиболее многочисленное племя, распространены по всей Уссури, от Амура до притока Добиху и потом вверх по этой реке. На Уссури, от Добиху до вершин, большинство туземцев составляют орочи. Вся приморская полоса нагорья, особенно к северу от 46 параллели, преимущественно обитаема орочами. Народы-звероловы, населяющие весь Восток Азии. гольды. и орочи. Почти все имеют дома; но все они летом предпочитают юрты, с которыми и кочуют по берегам реки. Шаманство есть, по-видимому, господствующая система религиозных понятий у гольдов. Необходимую принадлежность гольда. составляют оружие для охоты и разного рода снаряды для рыбной ловли. Несмотря на то, что звериный промысел у них составляет одно из главных занятий, которое доставляет часть пищи и зимнюю одежду, они мало имеют ружей и часто ограничиваются употреблением лука со стрелами и копьями. Белки, соболи и лисицы составляют преимущественный предмет. осенней ловли. Когда период этой охоты кончится, тогда продолжают заниматься ловлей зверей разными снастями или ловушками, которые в большом употреблении, особенно на соболей. промышляют медведей. преследование других больших зверей - ирбизов, диких коз, изюбрей -продолжается круглый год. Их кожи, после незначительной выделки, употребляются на обувь и на зимнюю одежду. собаки в большом количестве. почти у всех гольдов; кроме охоты, они употребляются и для езды. Для рыбной ловли каждый гольд. имеет всегда с собой острогу, которой бьет не только крупных осетров и белуг, но и более мелких сазанов, лещей и др. употребляют и сети. Вода вообще такая стихия, на которой гольды проводят едва ли не
столько же времени, как и на земле. Кроме звериной и рыбной ловли. они сеют ячмень, просо, кукурузу, картофель, огурцы и табак. Табак составляет для них необходимость. таковы главные черты ежедневного. быта гольдов на Уссури. Никаких признаков общественного устройства у них не заметно. Не только государственные организации, но и патриархальный родовой быт у них не созрели. Несколько слов о китайцах (пребывающих в Уссурийском крае. - Авт.). Переселенцы эти из Срединного царства одолжены своим пребыванием на Уссури или бегству от преследований (цинских. - Авт.) законов, или стремлением нажиться за счет туземцев и через отыскивание жень-шеня. беглые китайцы верховьев Уссури, Лифулэ и Фудзи. живут постоянно, большими артелями, и кроме земледелия, а зимой звероловства ничем не занимаются. Они почти не имеют женщин в своем обществе и женятся иногда на ороченках»13, - сообщает М.И. Венюков. В 1858 г., в год заключения российско-китайского Тяньцзиньского договора, он по распоряжению властей Восточной Сибири организовал научную экспедицию в Уссурийский край с целью изучения народов, там обитавших, и ставших с этого времени подданными России. Это было непростым и даже рискованным предприятием, и печальная судьба французского миссионера Де ла Брюньера, незадолго до путешествия Венюкова убитого в низовьях Уссури местными жителями, наглядное тому подтверждение.
Кроме нанайцев, ороченов и орочей, в Приамурье и на Сахалине жили также нивхи и удэгейцы. Переход в подданство России обеспечивал всем им защиту от произвола цинских пограничных властей и криминальных элементов из числа беглых китайцев.
Следует заметить, что появление российских властей и переселение русских в Приамурье и Уссурийский край не встретило противодействия со стороны коренных народов, их отношение к русским было скорее доброжелательным, что было обусловлено, прежде всего, российской политикой по отношению к коренному населению края. Г.И. Невельской свидетель-
ствует: «Раз предупрежденное энергическими мерами готовившееся восстание нескольких гиляцких селений, подстрекаемых к этому маньчжурскими купцами, которым мы делались соперниками в торговле и, главное, не дозволяли спаивать гиляков и нахально обирать их, наказывая за это по-русски, в присутствии гиляков; строгое соблюдение нами как бы священных для гиляков обычаев и, наконец, строгое взыскание при них же и с наших людей за всякую причиненную им обиду -постепенно располагали гиляков в нашу пользу, поселяли к нам уважение и убеждение, что мы пришли к ним не с тем, чтобы их поработить, как старались внушить им маньчжуры, но напротив, защищать их от всяких насилий и не касаться их обычаев. Они скоро поняли, что мы не хотим благодетельствовать их нашими реформами, несродными им, и, наконец, что мы глубоко вникаем в их нравы и обычаи и маньчжуров не боимся»14.
Вероятно, предпочтительное отношение местного коренного населения к русским, нежели к маньчжурам и китайцам, сыграло свою роль в мирном переходе Приамурья и Уссурийского края под юрисдикцию России, что делает честь российской политике.
Но не все в высшем эшелоне власти Российской империи были готовы принять действия Муравьева по освоению Приамурья, что очевидно из отзыва товарища министра иностранных дел Л.Г. Сенявина, представленного великому князю К.Н. Романову, о предположении Н.Н. Муравьева устроить казачий пост при устье Буреи для организации последующего поселения: «Поселение там казаков на землях, которые, на основании существующего между нами и китайцами и находящегося еще в действии трактата, принадлежат Китаю, не может, по мнению моему, не почитаться нарушением трактата, и, следовательно, должно возбудить небезосновательные жалобы со стороны Китайского правительст-ва»15. Заявление Сенявина о принадлежности в это время Приамурского края цинско-му Китаю вызывает удивление; по крайней мере, подобное утверждение весьма спорно. Можно говорить о претензиях Цинов на эти земли, но не более того. Так что канц-
лер Нессельроде был не одинок в правящей верхушке России в своих сомнениях по поводу целесообразности присоединения к России Приамурья и Уссурийского края.
Вместе с тем «надобно, однако, заметить, что на виду были предположения еще более смелые», то есть в правящей российской элите были настроения не ограничиваться приобретением на Дальнем Востоке только Приамурья и Уссурийского края. «Осенью 1857 года вышла в Лондоне карта всего света, изданная. официальным английским картографом Станфордом. На ней русская граница в Восточной Азии была проведена по прямой линии от Абагайту к Желтому морю, так что почти вся Маньчжурия признавалась русскою провинциею. Говорили, что границу эту Станфорд провел по указаниям нашего военного агента Н.П. Игнатьева, а этот последний будто бы выразил чертежом мысль и предположение императора Николая; но за достоверность этих слухов я не ручаюсь и заношу их сюда как слухи, носившиеся в среде, которая до некоторой степени призывалась к подаче голоса по амурским делам и интересовалась всякого рода относившимися к ним предположениями»16, - пишет М.И. Веню-ков. Вполне возможно, что англичане издали эту карту с провокационной целью прощупать, насколько далеко простирались территориальные аппетиты Российской империи в отношении цинского Китая. Но, как бы то ни было, хотя подобные настроения присутствовали в российской правящей элите, она не обольщалась несбыточными на тот момент мечтами и ставила перед собой только реальные, пусть и нелегко достижимые, цели, которые тогда заключались в присоединении к России Приамурья и Уссурийского края.
Экспансия в Китай стран Запада, в авангарде которых шли Великобритания и Франция, со времени их победоносных «опиумных войн» 1840-х годов, когда Китай постепенно начал утрачивать свой суверенитет, вплоть до разрешения иностранцам свободного судоходства на его внутренних реках, несла угрозу и России, если бы реки Уссури и Амур стали внутренними реками Китая. Поэтому взаимоотношения с цинским Китаем, с которым Россия имела
государственную границу, одну из самых протяженных в мире, в то время с еще нерешенными территориальными проблемами, являлись для нее вопросом национальной безопасности. К этому следует добавить, что Российская империя имела свои экономические, торговые и военно-политические интересы в Китае и тоже была не прочь принять участие в разделе сфер влияния мировых держав в этой стране.
Вышеизложенные обстоятельства предопределили задачи посольства Е.В. Путятина в Китай в 1857-1858 гг. как наиболее приоритетного мероприятия в комплексе военно-политических акций, осуществлявшихся тогда высшим руководством России в отношении Цинской империи, основной целью которого являлось присоединение к России Приамурья и Уссурийского края.
Примечания
1 Невельской Г.И. Подвиги русских морских офицеров на крайнем востоке России. 1849-1855. Хабаровск, 1969. С. 63.
2 Там же. С. 63-64.
3 Венюков М.И. Путешествия по Приамурью, Китаю и Японии. Хабаровск, 1970. С. 228.
4 Невельской Г.И. Указ. соч. С. 69.
5 Там же. С. 18.
6 Российский государственный архив военноморского флота (РГА ВМФ). Ф. 283, оп. 2, д. 5995, л. 38. Копия секретной инструкции г. адм. Путятину по морской части. № 1466, 14 авг. 1852.
7 Там же. Ф. 410, оп. 1, д. 1558. Канцелярия Морского министерства: Резолюция нач. ГМШ об отправлении экспедиции в Китай, Охотское море и Японию. 10 июля 1843 г. - 26 апреля 1844 г.
8 Там же. Ф. 283, оп. 2, д. 5995, л. 25, 34; ф. 410, оп. 1, д. 1558.
9 Невельской Г.И. Указ. соч. С. 385.
10 Там же. С. 355.
11 Там же.
12 РГА ВМФ. Ф. 410, оп. 2, ед. хр. 1031, л. 1313 об. Копия.
13 Венюков М.И. Указ. соч. С. 128-136.
14 Невельской Г.И. Указ. соч. С. 137.
15 РГА ВМФ. Ф. 410, оп. 2, д. 1016, л. 1. Копия записки об отношениях России с Китаем, представленной его Императорскому Высочеству генерал-адмиралом С.С. Ребиндером в 1855 г.
16 Венюков М.И. Указ. соч. С. 71.
