CC BY
30
УДК 82-31 Е. В. Сомова
доктор филологических наук, доцент профессор кафедры литературы МГЛУ; e-mail: shalot1@rambler.ru
РОМАН У. ПЕЙТЕРА «МАРИУС-ЭПИКУРЕЕЦ» В КОНТЕКСТЕ ФИЛОСОФСКИХ И ЭСТЕТИЧЕСКИХ ИСКАНИЙ ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ XIX века
Статья посвящена малоисследованному в отечественном литературоведении роману У. Пейтера «Мариус-эпикуреец» и вводит в научный оборот новый материал. Анализируются основные принципы исторического повествования, традиция религиозно-исторического романа, представленного в английской литературе именами Ч. Кингсли, Н. Уайзмена, Дж. Г. Ньюмена; соотносятся концепция истории В. Скотта и взгляд У. Пейтера на исторический процесс.
Ключевые слова: историческое повествование; жанр; роман идей; язычество; христианство; традиция.
Somova E.V.
Doctor of Philology, Associate Professor (Academic Status), Professor in Department of Literature at MSLU; e-mail: shalot1@rambler.ru
WALTER PATERS «MARIUS THE EPICUREAN: HIS SENSATIONS AND IDEAS» IN PHILOSOPHICAL AND AESTHETIC CONTEXT IN THE LATTER PAET OF THE 19TH CENTURY
This article presents new material about novel by W. Pater «Marius the Epicurean». The author of the study has revealed main principles of creating historical narration; the traditions of the religio-historical novel by Ch. Kingsley, N. Wiseman, J. H. Newman; W. Scott's conception of history; narrative sequences, which elucidate authorized views on historical process.
Key words: historical narration; genre; the novel of ideas; Paganism; Christianity; tradition.
Роман У. Пейтера «Мариус-эпикуреец: его чувствования и идеи» («Marius the Epicurean: his sensation and Ideas», 1885) создавался в контексте сложных религиозных, эстетических и философских исканий второй половины XIX в., поэтому в определении его жанровой природы у литературоведов нет единого мнения. А. Сандерс определяет жанр как синтетический, имеющий
черты исторического («historical fiction») и философского романов («philosophical romance») [11, c. 221]. У. Кнопфмэчер исследует влияние на роман «Мариус-эпикуреец» исторического романа Дж. Элиот «Ромола», названного им «agnostic conversation novel» [8, c. 224]. П. Муратов [3, с. 14] утверждает, что в «философском романе» У. Пейтера отразились искания духа автора.
По мнению А. А. Аствацатурова [1, с. 500], «Мариуса-эпику-рейца» можно было бы отнести к жанру исторического романа: его действие происходит во II в. Однако У. Пейтер отходит от традиции воссоздания прошлого в духе историзма В. Скотта и представляет его в единстве с опытом последующих эпох. Повествователь - не современник Мариуса, а, скорее, ученый, поясняющий, комментирующий из XIX в. те или иные черты античной эпохи. С. Варнайте [2, с. 129] полагает, что «синтетический роман» «Мариус-эпикуреец» явился своеобразным художественным экспериментом, предшествующим отчасти английскому модернизму и сочетающим исторический роман с романом становления, романом воспитания.
Д. де Лаура [7, c. 154], отмечая, что «Мариус-эпикуреец» - вершина интеллектуальных и художественных достижений У. Пейте-ра, соотносит его искания с философскими и этическими идеями современников и, прежде всего, М. Арнольда. В XIX в. появляется несколько историко-философских трудов, основной темой которых становится противопоставление языческого и христианского мира: Э. Баррет-Браунинг «Эссе о греческих христианских поэтах» («Some account of the Greek Christian Poets», 1842), Дж. Лонг перевод и комментарии к «Мыслям императора Марка Аврелия Антония» (1862), Ч. Мэривейл «Спор между языческим и христианским обществами» («The Contest between Pagan and Christian Society», 1872), Г. Мильман «История латинского христианства» («The History of Latin Christianity», 1854).
Э. Баррет-Браунинг, обладавшая обширными знаниями в области классической греческой литературы, полагала, что греческий язык связывает языческую и христианскую культуры, синтез которых становится предметом осмысления в религиозно-исторических романах середины XIX в. Рассматривая проблему перехода от язычества к христианству (conversion), она исследовала творчество Климента Александрийского, Синезия Киренского, Симеона Метафра-ста. Э. Баррет-Браунинг проводит параллели с обращением Савла,
рассматривает тему противопоставления духовного и плотского, смерти и мучений, суетности человеческой жизни, преходящей земной славы. Европейская культура, по ее мнению, вырастает из греческой.
Во второй половине XIX в. появляются особые аспекты восприятия Античности. Как отмечает П. Дейл [6, с. 248], Т. Карлейль, М. Арнольд, У. Пейтер, мыслители, обращавшиеся к этико-фило-софским и эстетическим вопросам современности, пришли к осознанию, что их собственное время утратило духовное единство и стало периодом культурного и эстетического декаданса. Для Т. Карлейля дух времени - в неверии и духовной опустошенности, в относительности и неустойчивости веры и ценностей, казавшихся ранее незыблемыми. М. Арнольд был убежден, что поиск Божества и Абсолюта есть интеллектуальный процесс, свойственный духовной элите на протяжении всего развития цивилизации от Аристотеля к Спинозе, Гегелю. Но это понимание не избавляло его от печальных размышлений о скептицизме и несовершенстве собственного времени. На этом фоне появляется стремление сделать поэзию, искусство своеобразной заменой религиозной веры, подорванной в XIX в. научными открытиями в области естественных наук.
Наблюдая в истории непрерывное изменение ценностей, верований, представлений о Боге, душе, человеческой природе, морали, Т. Карлейль, М. Арнольд и У. Пейтер в соответствии с доминирующей в XIX в. концепцией историзма рассматривают общечеловеческие категории не как абсолют, а в зависимости от обстоятельств времени и места. У. Пейтер размышлял об историчности идей в философии, религии, которые, несомненно, оказывают влияние на художественное восприятие эпохи [4] .
В то же время концепция поэтической или эстетической эпохи у У. Пейтера отличается от представлений М. Арнольда и Т. Кар-лейля. По мнению П. Дейла, У. Пейтер, подчеркивая «интеллектуальную открытость любой эпохи» [6, с. 250] для идей и достижений других культур, отрицал изолированность человеческого сознания в пределах своего времени. Человеческая мысль постоянно соприкасается с опытом, разумом других людей не только в настоящем, но и в прошлом.
В работе «Ренессанс. Очерки искусства и поэзии» («The Renaissance. Studies in Art and Poetry», 1868) У. Пейтер интерпретирует различные явления культуры, намеренно отказываясь от
историзма, и представляет их как существующие единовременно в его собственном субъективном сознании: «Лучшие художественные создания каждого поколения образуют ряд возвышающихся точек, получающих одна от другой своеобразный свет, источник которого нужно искать в эпохе, далекой от нашей. Эллинистический идеал явился традицией для всех последующих поколений» [4, с. 160]. Красота, по утверждению У. Пейтера, проявляется во многих формах, поэтому «все типы, периоды или школы художественного вкуса сами по себе равноценны» [4, с. 6].
По наблюдениям У. Пейтера, языческое и христианское искусство, как правило, противопоставляются друг другу, что является поверхностным взглядом. «Глубже то воззрение, которое не упускает из виду единства всей европейской культуры. В действительности оба понятия составляют непрерывную линию. Средневековье дало человеческому духу отдохнуть, чтобы он мог проснуться с освеженным взором, доступным влиянию идеальной красоты антиков» [4, с. 182].
В Ренессансе У. Пейтер видит своеобразное примирение христианства с древнегреческой культурой, объединение христианской этики и красоты языческих мифов. Единство чувственного и духовного мира, по его мнению, достигается в картинах Рафаэля и Леонардо да Винчи, которые пытались соединить христианство с религией древней Греции, «свести разнообразные творения человеческого духа в целостную картину духовной культуры» [4, с. 23].
В изображении У. Пейтера раннее христианство - природное, недогматическое («naturalistic», «nondogmatic») отличается от аскетического христианства в Средние века. Именно это стало предметом полемики У. Пейтера и М. Арнольда. Контраст между радостным мироощущением христианства и мрачностью стоицизма Марка Аврелия показан в работе М. Арнольда «Язычество и средневековое религиозное чувство» («Pagan and Mediaeval religious Sentiment», 1863). Воплощением красоты и света, гармонии религии и культуры ему представлялось греческое искусство и поэзия, в котором «религия и поэзия - едины»1.
Дихотомия между культурой и религией выражается в терминах М. Арнольда в исторической и этической теории отношений
1 Цит. по: [7, с. 268].
иудаизма («Hebraism») и эллинизма («Hellenism»), разработанной в исследованиях «Иудаизм и эллинизм» («Hebraism and Hellenism», 1864), «Культура и анархия» («Culture and Anarchy», 1869), в эссе о Марке Аврелии («Marcus Aurelius», 1863). М. Арнольд ищет согласования («reconciliation») двух сторон человеческой природы - интеллектуальной и моральной. По мнению Д. де Лаура [7, с. 230], работы М. Арнольда оказали значительное влияние на роман «Мариус-эпикуреец» У. Пейтера.
В романе присутствует также большое количество прямых и косвенных цитат, указывающих на сочинения Д. Г. Ньюмена «Утрата и обретение» («Loss and Gain: The Story of Convert», 1848), «Идея Университета» («Idea of a University», 1852), обращение к которым, по утверждению У. Пейтера, сыграло важную роль в его размышлениях о христианстве в течение шести лет работы над текстом.
Идея представить религиозную дилемму XIX в. в историческом романе, воссоздающем эпоху раннего христианства, заимствована у Д. Г. Ньюмена и у Ч. Кингсли. В отличие от «Фабиолы» Н. Уайзме-на («Fabiola. A Tale of the Catacombs», 1854) и «Ипатии» Ч. Кингсли («Hypatia, Or New Foes with an Old Face», 1853) исследование ступеней «conversation» у Д. Г. Ньюмена уже ближе к аналитическому методу У. Пейтера. На связь романов Ньюмена и Пейтера указывает кульминация - сцена мученической гибели героя. Чума, приведшая к вспышке преследований христиан в романе У. Пейтера, является параллелью к нашествию саранчи в романе Ньюмена «Каллиста» («Callista: A Sketch of the Third Century», 1856).
Роман «Утрата и обретение» Д. Г. Ньюмена, в художественной форме воссоздающий атмосферу религиозных дебатов в Оксфорде, систематизирующий различные точки зрения, повлиял на диалектическую структуру «Мариуса-эпикурейца». Подобно Ч. Ридингу, Мариус переживает сложную внутреннюю борьбу в поисках веры. В тексте У. Пейтера несколько раз встречается выражение «утрата и обретение» («loss and gain»). «Мариус-эпикуреец» - также отчасти автобиографическое повествование, отражающее религиозные и философские искания автора. Рефлексирующий, тонко чувствующий герой «не без оттенка меланхолии» близок героям Ньюмена, которым, как и Мариусу, также было свойственно ощущение Божественного присутствия в мире («the Divine Presence») [7, c. 235].
Таким образом, «Мариус-эпикуреец» подводит итог не только духовным исканиям романиста, но и отражает аспекты полемики
У. Пейтера и современников. У. Пейтер рассматривает историю вне времени, стремится охватить ее единым чувством, открывающим связь эпох. В романе повествование ведется от третьего лица, проводятся параллели между Римом эпохи Марка Аврелия и викторианской Англией, государствами и странами эпохи Ренессанса XVIII и XIX столетий.
Структура романа соответствует замыслу У. Пейтера воссоздать духовный путь римлянина II в. на историческом фоне эпохи. В системе персонажей выделяется единственный герой, движущийся в пространстве и во времени, развивающийся духовно и интеллектуально. Остальные персонажи - Флавиан, Марк Аврелий, Корнелиус -эпизодичны, выступают как определенные этапы на пути становления героя. Текст делится на четыре части, каждая из которых соответствует определенному периоду в жизни героя: раннее детство в доме родителей, введение в языческий храм, школа в Пизе, приезд в Рим, знакомство с христианской общиной, последнее возвращение в дом детства, смерть.
В процессе взросления Мариус примыкает к различным религиозно-философским системам. Духовная биография героя полностью соответствует модели хронотопа платоновского типа, в основе которого жизненный путь человека, ищущего истинного познания, смысла жизни, душевного покоя.
Ступени духовного движения Мариуса исследованы Р. Осбор-ном [9, с. 387], который определяет модель романа как «цикл повторяющихся разочарований». А. Сандерс [11, с. 28] рассматривает путь героя как своеобразную модель всего исторического процесса, когда в структуре романа ступени духовного движения героя соотносятся с историческими эпохами. Ранний религиозный опыт Мариуса -римское язычество, «религия Нумы» [5, с. 43]. Вторая ступень -своеобразный философский гедонизм, один из вариантов эпикурейства. Стоицизм связан с фигурой Марка Аврелия. Христианин Корнелиус Фронто открывает Мариусу некий высший космический порядок, представление о человечестве, как о всеобщем содружестве духа и разума («Humanity - a universal common wealth of mind»1) [10, c. 205].
Своеобразие романа в том, что система размышлений У. Пей-тера в сфере сакральных понятий и категорий, являясь своего рода
1 Зд. и далее перевод наш. - Е. С.
177
дневником личного опыта, организует поиски героя в исторической модели. Э. Уорд [12, с. 44] отмечает особую «гегельянскую» атмосферу в Оксфорде и ее влияние на концепцию истории У. Пейтера. Для него Гегель был важен и интересен не только как создатель социальной теории, как, например, для неогегельянца Т. Грина и его последователей. У. Пейтер, прежде всего, разделял мысль немецкого философа о духовно-интеллектуальной эволюции эпох, когда онтогенез повторяет филогенез («ontogeny recapitulates phylogeny») [12, с. 48], когда жизнь всего человечества можно увидеть в жизни индивидуальности. Следуя «Феноменологии духа» («Phenomenologie des Geistes», 1807) Гегеля, где диалектическое развитие исторического и философского процессов и становление индивидуального сознания соотносятся друг с другом, У. Пейтер проследил в развитии одного сознания, одной души историю западноевропейской цивилизации.
В данной теории соотношения исторических и личных этапов развития состоит трудность прочтения «Мариуса-эпикурейца» как исторического романа. И поступательное, и циклическое движение истории представлено у Пейтера иначе, нежели в других концепциях, где одно ограничивает другое. В тексте романа они чередуются не только в одной главе, но нередко в пределах одного аргумента. В «Ренессансе» также У. Пейтер анализирует историческое чувство, рассматривающее каждую мысль и произведение в связи с эпохой, порождением которой они явились. Однако в предыдущем параграфе, размышляя о тенденции примирения религий, он опирается на циклическое представление об истории. И отличительные черты эпохи, и этапы развития западноевропейской философской мысли выражены в романе в духовной биографии Мариуса: от язычества, народной религии детства до интеллектуальных исканий юности -эпикуреизма и стоицизма - и до религии его собственной и мировой зрелости - христианства. Языческие природные домашние боги соответствуют и образному восприятию мира ребенком, и верованиям человечества на самых ранних этапах развития. Расцвет западной цивилизации связан с развитием многочисленных философских систем. Эпикуреизм - один из субъективных идеалов, основанный на ярком, живом и поэтому ограниченном предчувствии истины, один из аспектов опыта, ощущения красоты мира и краткости человеческой жизни.
По мнению А. Сандерса [11, с. 174], У. Пейтер в своей «символической истории» («symbolic history») отказывается от чувства
исторического. Следуя принципу синтеза, смешения культур, он представляет историю в совокупности, в параллелях, сопоставляя интеллектуальный кризис двух эпох. Мариуса можно рассматривать и как человека на излете античной эпохи, и как современника автора в век викторианцев. Мариус универсален как «человек думающий («man thinking») [11, c. 175]. Это стремление к универсальности в историческом романе достаточно необычно.
В философско-эстетических трудах У. Пейтера исторические персонажи нередко служат иллюстрацией архетипических образов в истории. В «Воображаемых портретах», как и в критических исследованиях творчества художников и поэтов, наиболее значим циклический миф о Дионисе, умирающем и возрождающемся божестве. Так и Ренессанс представляется У. Пейтеру примером культурного возрождения античности.
Цель исторического романа вальтерскоттовского типа - изображение индивидуального человека в конкретной исторической ситуации. Циклическая концепция времени У. Пейтера ведет к утрате своеобразия эпохи и местного колорита, которые являются одним из важнейших признаков исторического романа.
Мысль У. Пейтера с его стремлением к универсальному мифу о духовном поиске, кризисе и возрождении, повторяющихся из века в век, движется от Рима II в. к Средневековью, к Ренессансу, соотносит события с современной автору эпохой. Особый взгляд У. Пейтера на историю и культуру представлен ощущением некоего всеобщего универсального потока, который в философии Гераклита нашел выражение в образах реки и пламени.
В «Ренессансе» У. Пейтера возникает мысль о непостоянстве форм и образов мира: «обращаясь к внутреннему миру мыслей и чувств, мы видим вечное горение, возобновляющееся каждый миг, вихрь стремительный, пламя ненасытное. Это бурное течение посередине реки, поток мгновенных движений мысли и сердца. Впечатления вечно меняются и текут» [4, c. 190]. Эту концепцию времени У. Пейтер разрабатывает и в романе «Мариус-эпикуреец».
Центральная метафора романа, посредством которой героем философски осмысляются категории жизни и смерти, - образ времени-потока. Каждый человек ощущает себя подвижной частью этого безбрежного, не имеющего конца течения универсального бытия. Духовная и интеллектуальная жизнь героя представляется ему мгновением среди подобных жизней, рассеянных во времени
и в пространстве, частью великого потока духовной энергии» («great stream of spiritual energy») [10, c. 169]. Поток духовной и физической энергии, в котором всё живет и движется - образ, свойственный также космологии М. Арнольда.
Чувство святости времени, святости жизни, ее событий, таких даров Божества, как огонь, вода и земля, приходит к Мариусу в детстве и связано с языческим мироощущением, религией Нумы, религией обычаев и чувств в большей степени, нежели действия и веры. В первых главах появляются имена Цереры, Вакха, Деметры, языческих богов, языческих представлений о течении времени, описание обрядов, ритуальной организации жизни, традиций, ежегодного природного круговорота («of a year long burden of forms») [10, c. 173]. Дом детства, где дни проходят в естественной гармонии тихой сельской жизни, соединяет для Мариуса прошлое и будущее. У. Пейтер обращается к приему композиционного кольца, когда в конце романа перед гибелью герой возвращается в дом детства.
В начале пути язычество представлялось Мариусу одной из форм поэзии, прекрасного и идеального. Следующая ступень духовного становления героя соотносится с новой эпохой, переходным этапом религиозных и философских исканий цивилизации. Тесный и ограниченный мир старой, консервативной, непреклонной религии его детства («brain, old, state, conservative») стал казаться Мариу-су смутным и призрачным. Вера детства - «лишь один из голосов мира («many voices»), и было бы душевной слабостью не услышать их все» [10, c. 37].
Смерть Флавиана, «угасшего, словно огонь», символична. Вместе с ним уходит в прошлое и языческая древняя культура. После его гибели наступает новый этап духовного пути Мариуса, когда любовь к поэзии сменилась интересом к литературе мысли («literature of thought»), к тому, что могли сказать различные школы древней философии об этом «странном летучем создании» -душе. Исследуя законы мысли, Мариус посвятил себя служению свету разума («intellectual light») [10, c. 190], той «соли поэзии, без которой мир воображения лишен глубины и прелести» [10, c. 114]. Он стал стремиться к точности творческой мысли с ее возможностями и законами.
Особая разновидность жанра XIX в. - роман идей («novel of ideas») Ч. Рида, Дж. Элиот, У. Пейтера, в котором диалектическое
развитие исторического и философского процесса и становление индивидуального сознания соотносятся друг с другом. Усиливается интровертность исторического романа, происходит погружение в сознание отдельного человека, пытающегося осмыслить судьбу своего народа, и в прошлом найти истоки процессов, возникающих в поступательном движении человечества.
В романе «Мариус-эпикуреец» У. Пейтер, используя данную модель для трактовки западноевропейской истории мысли в сознании римлянина II в., прослеживает в развитии одного сознания, одной души историю цивилизации. Внимание сосредоточено не на сюжете, а на иллюстрации идеи. Прошлое представлено лишь как фон для духовных исканий героя.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Аствацатуров А. А. Эстетизм и Оскар Уайльд // История западноевропейской литературы. XIX век: Англия / под ред. Л. В. Сидорченко, И. И. Буровой. - СПб.-М. : Академия, 2004. - C. 498-524.
2. Варнайте И. Некоторые жанровые доминанты романа У Пейтера «Мариус Эпикуреец» // Актуальные проблемы развития научных исследований молодых ученых и специалистов Вильнюсского госуниверситета. - Вильнюс : Изд-во ВГУ, 1980. - С. 7-21.
3. Муратов П. Уолтер Патер // Патер У. Воображаемые портреты. - М. : Изд-во К. Ф. Некрасова, 1916. - С. 3-32.
4. Пейтер У. Ренессанс. Очерк искусства и поэзии / пер. с англ. С. Г. Займовского. - М.: БСГ-ПРЕСС, 2006. - 399 с.
5. Патер У. Мариус Эпикуреец // Воображаемые портреты / пер. с англ. П. Муратова. - М. : Изд-во К. Ф. Некрасова, 1916. - С. 34 - 247 с.
6. Dale P. A. The Victorian Critic and the Idea ofHistory. Carlyle, Arnold, Pater. -Cambridge-L. : Harvard Univ. press, 1977. - 295 p.
7. De Laura D. J. Hebrew and Hellene in Victorian England: Newman, Arnold, and Pater. - Austin, Texas and London: Univ. of Texas press, 1969. - 370 p.
8. Knoepffmacher U. C. Religious Humanism and the Victorian Novel: George Eliot, Walter Pater and Samuel Butler. - Princeton : Princeton University press, 1965. - 282 p.
9. Osbourn R. V. Marius the Epicurean // Essays in Criticism. - 1951. - № 1. -P. 387-403.
10. Pater W. Marius the Epicurean. - N. Y. : Dutton, 1934. - 267 p.
11. Sanders A. The Victorian historical novel: 1840-1880. - L.-Basingstoke: Macmillan, 1978. - 264 p.
12. Ward A. Walter Pater: The Idea in Nature. - L. : Collins, 1966. - 232 p.
