CC BY
60
О. С. Шурупова
Роль локальных сверхтекстов в развитии отечественной культуры
Говоря о петербургском тексте отечественной литературы, Е.С. Ро-говер отмечает, что этот сверхтекст «взаимодействует с обширным литературным контекстом, устанавливает внутреннюю преемственность, цельность и спаянность русской классики и открывает перед читателем такие бесконечные горизонты, что он одновременно постигает безмерные человека, России и ее великой культуры» [4; 7]. Думается, эти слова справедливы и в отношении других локальных сверхтекстов, которые, оставаясь важнейшей частью русской культуры, становятся одновременно средством ее постижения.
Сверхтекст представляет собой «системное единство текстов, прежде всего художественных, в основе которых лежит устойчивый мифологический код, существующий в художественном сознании авторов, в многочисленных вариациях проявляющийся в их произведениях и способный быть реконструированным в процессе их научного исследования» [6; 15]. Объединенные вокруг мифологемы, связанной с неким городским пространством, локальные сверхтексты представляют собой многоуровневые системы, компоненты которых, находящиеся в прямых и обратных связях, участвуют в создании целостного художественного пространства. Исследуя тот или иной сверхтекст, возможно выделить тексты как составляющие его ядро, так и находящиеся на периферии, выявить ключевые образы и мотивы и, разумеется, проанализировать его языковую ткань. Все тексты, которые можно признать единицами одного локального сверхтекста, составляют мифотектоническую парадигму, поскольку в них создается образ города, которого, возможно, не существует в реальности, но каким он представляется русскому или английскому культурному сознанию. По словам В.Н. Топорова, сверхтекст «един и связан, хотя он писался многими авторами, потому что он возник где-то на полпути между объектом и теми авторами, которые в данном случае характеризуются наличием некоторых общих принципов отбора и синтезирования материалов» [5, с. 194]. Сходные концепты нередко реализуют в пространстве различных сверхтекстов разные, а иногда и не свойственные им в стандартной языковой картине мира признаки. Город далеко не всегда отражается в посвященных ему произведениях в точности таким, каким он является в реальности: сверхтекст отражает особенности его народного восприятия, которое не всегда объяснимо с рациональной точки зрения. Проникновение в кон-цептосферы городских сверхтекстов и анализ общих и различных признаков, которые реализуют в их рамках значимые для русского народа концепты, делает возможным как переосмысление с новых позиций ми-фотектоники столиц и провинции, Москвы и Петербурга и т. д., которая
могла претерпеть за время существования городов серьезные изменения, так и постижение принципов национального мировоззрения. Через изучение концептосфер городского сверхтекста можно сопоставить его отдельные блоки, выяснив, как менялось восприятие данного города носителями языка в разные периоды отечественной истории. Благодаря концептосфере сверхтекста образуется единая сверхтекстовая картина мира, которая проявляет себя во всех его составляющих, хотя за свое существование сверхтекст и мог претерпеть достаточно глубокие изменения, связанные с увеличением в его пределах роли одних художественных концептов и уменьшением значения других.
Сопоставляя предстающие в различных сверхтекстах образы топонимов, в частности образы значимых для России городов, можно составить их своеобразную классификацию. Исследователи выделяют образы города концентрического, существующего в рамках освященной временем традиции (Москва, Киев), и эксцентрического, созданного вопреки всему традиционному (Петербург) [2, с. 10]; города-девы, основанного по благословению свыше (Иерусалим, Москва, Киев), и города-блудницы, проклятого, грешного и обреченного на гибель (Вавилон, Петербург); для русской когнитивной и языковой картин мира важны образы города-мужчины (Петербург) и города-женщины (Москва). Как пишет Н.Е. Меднис, «о мужской в основе своей природе Петербурга говорит многое. Сам акт его рождения фактически и мистически связан с мужскими волевыми проявлениями, что подхватывает, утверждает и развивает затем русская литература» [3].
Нам удалось определить примерный круг концептов, которые будут ключевыми для городского сверхтекста. Нередко они находятся друг с другом в отношениях бинарной оппозиции: природа-культура, свет-тьма, жизнь-смерть, радость-тоска, сон-явь. Для отдельных сверхтекстов могут быть характерны и другие оппозиции концептов: вода-камень (петербургский и венецианский тексты), вода-глина (ташкентский текст), гора-пещера (киевский текст), вечность-суета (киевский текст), свой-чужой (провинциальный текст). Важную роль во всех сверхтекстах, подвергнутых анализу, играют концепты -культурные маркеры (например, Медный Всадник в петербургском тексте, Кремль, Арбат - в московском, Владимирская горка и Киево-Печерская лавра - в киевском и т. д.), а также концепты, связанные с устойчивыми типами героев (для петербургского текста значимыми представляются типы ростовщика, сумасшедшего, самоубийцы [1], а также старухи; для московского - женские типы героинь, для киевского -ребенок, для провинциального и венецианского текстов - чужак, приезжий, для ташкентского - человек, возрождающийся к новой жизни). Помимо принципа бинарности, лежащего в основе большинства локальных сверхтекстов и прежде всего петербургского текста, концептосферы сверхтекста могут строиться по принципам единства
(московский текст) и тернарности (венецианский текст). Во всех городских сверхтекстах отечественной литературы немаловажное место занимают цветовые концепты (они могут реализовать в пределах сверхтекста не свойственные им в стандартной языковой картине мира признаки), тогда как звуковые концепты имеют несколько меньшее значение для создания сверхтекстовой картины мира данных систем. В киевском тексте русской литературы достаточно значимыми становятся и одорические концепты. В московском и ташкентском текстах играют особенную роль концепты, связанные с вкусовыми ощущениями (например, чай).
Одним из наиболее важных для русской культуры сверхтекстов, создававшихся на протяжении нескольких эпох и продолжающих свое развитие в настоящее время, является петербургский текст, в основе которого лежит мифологический код, связанный с противоречивым народным восприятием Петербурга как пышной, богатой столицы могу-
и м и и и и
щественной Российской империи, с одной стороны, и города, который противостоит патриархальной Москве, а потому обречен на гибель - с другой. Однако в формировании любой культуры играет огромную роль и провинция, где жизнь подчас разительно отличается от столичной и очевидным становится то, что не всегда понятно в более крупных и знаменитых городах. Сверхтекстовая картина мира, свойственная провинциальному тексту русской литературы, во многом определяется его основной мифологемой, связанной с образом города как обособленной, во многом закрытой системы, существующей согласно собственным законам. Особой мифотектоникой сверхтекста объясняется реализация в нем концептов покой, свой, чужой, не характерных для столичных сверхтекстов русской литературы.
Своеобразное место в отечественной культуре и литературе занимает стоящий особняком ташкентский текст, особенности сверхтекстовой картины мира которого определяются мифологемой «город-рай». Можно отметить, что, реализуясь в других городских сверхтекстах отечественной литературы, подобная мифологема, как правило, сочетается с противостоящей ей мифологемой «город-ад». Так, в московском и киевском текстах одновременно выделяются блоки, связанные с сакральным и с бесовским городом. Однако Ташкент предстает в сверхтексте как сказочный, солнечный, чудесный город.
В русской литературе существуют сверхтексты, организованные вокруг образов европейских городов, наиболее важным из которых можно признать венецианский текст, который обнаруживает сходство с петербургским текстом. Помимо концептов, типичных для большинства сверхтекстов русской литературы, в его сверхтекстовой картине мира важное место занимают концепты карнавал, зеркало. В венецианском тексте русской литературы получает отражение восприятие чужого простран-
ства как странного, а нередко враждебного, несмотря на его причудливость и прелесть.
Впрочем, все локальные сверхтексты русской литературы отражают основные ценностные приоритеты отечественной культуры. В московском, ташкентском и провинциальном текстах получает воплощение традиционное для национальной культуры миропонимание. Счастье, которое могут обрести герои данных сверхтекстов, связано с семьей, домом, любовью к ближнему. В данных сверхтекстах концепт смерть реализует признаки, связанные с характерным для христианского сознания пониманием смерти как перехода в вечную жизнь. Герои петербургского и киевского текстов русской литературы проходят через серьезные испытания, и те, кто, следуя традициям русской культуры, находит в себе силы преодолеть зло, обретают возможность спасения, тогда как недовольство своим положением, нежелание смириться с волей судьбы, пустые мечтания неизбежно приводят подчинившихся им к гибели. Петербургский и киевский тексты учат как своих героев, так и читателей терпению и смирению, доказывают губительность пустых мечтаний и умозрительных теорий и призывают к состраданию и любви к ближнему.
Развиваясь на протяжении Х1Х-ХХ1 вв., данные городские сверхтексты обеспечивают преемственность культурных традиций, более глубокому осмыслению которых способствует системный анализ сверхтекстовой картины мира, возможный благодаря исследованию основных особенностей концептосферы данного сверхтекста. Во время глобализации, когда русский язык, а через него и национальная культура, подвергаются постоянному воздействию иноязычных коммуникативных сценариев, отечественные городские сверхтексты могут послужить своеобразным предостережением против отказа от традиционных ценностей и способствовать процессу осознания современным человеком индивидуальности, самобытности той нации, к которой он принадлежит.
Список литературы
1. Йэн К. Лилли. Ростовщики «Петербургского текста» // Изв. Академии наук. Сер. литературы и языка. - Т. 56. - 1997. - № 1. - С. 36-42.
2. Лотман Ю.М. Символика Петербурга и проблема семиотики города // Избр. ст.: в 3 т. Т. II. - Таллинн: Александра, 1992. - С. 9-22.
3. Меднис Н.Е. Сверхтексты в русской литературе: Городские тексты. - иКЬ: http//www.rassvet.websib.ru (дата обращения: 23.10.2011).
4. Роговер Е.С. Петербургский текст русской литературы. - СПб.: Шатон, 2006. -210 с.
5. Топоров В.Н. Петербург и «Петербургский текст русской литературы» // Топоров В.Н. Миф. Ритуал. Символ. Образ: Исследования в области мифопоэтического: Избранное. - М.: Прогресс; Культура, 1995. - 624 с.
6. Шурупова О.С. Провинция в русской и английской литературе (городские сверхтексты). - Тамбов: Бизнес - Наука - Общество, 2014. - 179 с.
