CC BY
90
С.В. КОЗАНОГИН (Михайловка)
РЕЦЕПЦИЯ КНИГИ «ИУДИФЬ» в русской литературе хк -начала хх вв.
Предложен анализ интерпретаций ветхозаветной книги «Иудифь» в стихотворениях Л. Мея, С. Иванова-Райкова, К. Бальмонта, Н. Гумилева, О. Мандельштама и В. Нарбута. Выделено несколько типов включения библейского текста в текст авторский: воссоздание текста, его переосмысление (сюжетное, притчевое или ассоциативное) и неомифологизация.
Ключевые слова: рецепция, неомифологизация, пересоздание текста, ассоциативное, сюжетное, притчевое воссоздание текста.
Библейские цитаты, реминисценции, мотивы, темы, образы и сюжеты на протяжении уже нескольких столетий вводятся русскими писателями в художественные тексты. И литературоведы, особенно в последние десятилетия, пристально изучают, например, цитаты, реминисценции, мотивы, сюжеты и жанры евангельского текста в русской литературе (см. выпуски сб. ст. «Евангельский текст в русской литературе XVIII - XX веков». Петрозаводск, 1994, 1996, 1998 и др.). Однако до сих пор исследователи не обратили внимания на то, как текст Священного Писания вводится писателями в ткань произведений. Нам представляется, что существует несколько типов включения библейского текста в текст авторский: воссоздание текста, его переосмысление и неомифологизация. Попытаемся доказать свою точку зрения. Для этого остановимся на анализе интерпретаций ветхозаветной книги «Иудифь» в стихотворениях Л. Мея, С. Иванова-Райкова, К. Бальмонта, Н. Гумилева, О. Мандельштама и В. Нарбута.
Образцом воссоздания текста является, с нашей точки зрения, стихотворение Бальмонта «Песнь Юдифи», имеющее подзаголовок «Из Библии». Поэт обращается к 16-й главе книги «Иудифь», которая представляет собой благодарственную песнь героини Богу после победы сынов Израиля над войсками Олоферна. Отметим, что Бальмонт в своем стихотворении воссоздает первые шесть стихов главы, используя точные и неточные реминисценции. Сравним:
Пусть кимвалы поют,
Пусть тимпаны звучат,
Богу Нашему гимн,
Стройный гимн возгласят.
Пойте священные песни В честь Вседержителя-Бога,
Он за народ Свой смиренный Поднял десницу Свою [1].
И сказала Иудифь: начните Богу моему на тимпанах, пойте Господу моему на кимвалах, стройно воспевайте Ему новую песнь, возносите и призывайте имя Его;
потому что Он есть Бог Господь, сокрушающий брани, потому что Он ополчился за меня среди народа... [И.16:1,2].
Как видим, поэт практически полностью воссоздает библейский текст. Исключение составляют, пожалуй, только последние строки строфы: если Бальмонт в своем стихотворении говорит о заступничестве Бога перед всем народом Израиля, то в ветхозаветной книге этот момент более персонифицирован - Господь выделяет среди народа, прежде всего, юдифь.
Отметим и еще одну деталь: наряду с членением по стихам (см. выше) Бальмонт производит и смысловое членение библейского текста:
Враг грозил, что пределы мои он сожжет,
Что мечом моих юношей он истребит,
И о камень младенцев моих разобьет.
И расхитит детей,
И пленит дочерей,
Дев прекрасных пленит.
Но Господь-Вседержитель рукою жены Низложил всех врагов Иудейской страны [1].
Он сказал, что пределы мои сожжет, юношей моих мечом истребит, грудных младенцев бросит о землю, малых детей моих отдаст на расхищение,
дев моих пленит.
Но Господь Вседержитель низложил их рукою жены [И.16:4,5].
Поэт, как видно из текста стихотворения, не только практически дословно воссоздает библейский текст, но и стремится усилить его эмоциональный фон.
Враг грозил, что пределы мои он сожжет,
Что мечом моих юношей он истребит,
И о камень младенцев моих разобьет.
И расхитит детей,
И пленит дочерей,
Дев прекрасных пленит [1].
Он сказал, что пределы мои сожжет, юношей моих мечом истребит, грудных младенцев бросит о землю, малых детей моих отдаст на расхищение, дев моих пленит [И.16:4].
Кроме того, Бальмонт в некоторых случаях уточняет библейский текст, делая
© Козаногин С.В., 2010
его более понятным для современного ему читателя:
С северных гор, из далекой земли,
Полчища вражьи Асура пришли,
Как саранча, не десятки, а тьмы,
Конница их заняла все холмы [1].
Пришел Ассур с гор севера, пришел с мириадами войска своего, и множество их запрудило воду в источниках, и конница их покрыла холмы [И.16:3].
Примечательна и последняя строфа стихотворения Бальмонта, в которой поэт сравнивает Олоферна с великаном, т.е., по Далю, с «человеком необычайно большого роста» [4].
Не от юношей пал Олоферн-великан,
Не рукою своей с ним сражался титан.
Но Юдифь красотою лица своего Погубила его [1].
Не от юношей пал сильный их, не сыны титанов поразили его, и не рослые исполины налегли на него, но Иудифь, дочь Мерарии, красотою лица своего погубила его... [И.16:6].
Однако на поверку Олоферн оказывается колоссом на глиняных ногах, т.к. губит его слабая женщина.
Следующим типом включения библейского текста в текст авторский является его переосмысление. Сначала выделим такой вид переосмысления, как переосмысление ситуативное, которое представлено в стихотворении С.А. Иванова-Райкова «Юдифь».
Прежде всего, отметим демократическое начало в стихотворении Иванова-Райкова. Так, поэт нивелирует личную инициативу героини и подчеркивает, что это народ, взывая к мщению и грозя, требует расправы над Олоферном. Поэт значительно сокращает сюжет книги, оставляя сцену встречи героев и описывая ее последствия для Олоферна. Остальные сюжетные узлы практически не затронуты или упоминаются им вскользь.
Кроме этого, Иванов-Райков уделяет много внимания описанию внешности и внутреннего мира Юдифи и Олоферна. В начале произведения полководец предстает «вождем могучим», затем читатель узнает, что в нем клокочут «страсти лютые», в зрачках «недобрый огонек», любовь же Олоферна отождествляется со «звериной».
Не менее интересен портрет Юдифи:
Не крылья ль грозной тучи,
Как змеи черные, обвили ей чело?
Суровый, гордый лик! Робеет вождь могучий Взглянуть в ее глаза, как в бездну моря с кручи... [5].
Заметим, что в описании героини важную роль играют знаменательные образы-символы. Так, подчеркивая ее красоту, поэт уподобляет волосы юдифи «черным змеям». Черный цвет - «цвет мщения в исламской мифологии» [8], «символ ночного мрака, ассоциируется со злом, несчастьем, скорбью, смертью и загробным миром» [2, с. 37]. Образ змеи усиливает мрачную подоплеку событий - «эмблема смерти и хаоса», символ «лицемерия и обмана, неожиданной и мгновенной смерти» [8]. Кроме того, здесь налицо аллюзия к образам античной мифологии - Медузе Горгоне, взглянув в глаза которой самый «могучий вождь» должен был погибнуть, превратившись в каменную глыбу.
теперь обратимся к финальной сцене, в которой происходит расправа над Оло-ферном:
Пропитанный насквозь людской безвинной кровью,
Его хранитель - меч отброшен к изголовью,
Забыт серебряный недопитый бокал [5].
Как видим, поэт «отбрасывает» меч Олоферна «к изголовью», тогда как, по Библии он находился в ножнах на столпе: «Потом, подойдя к столбику постели, стоявшему в головах у Олоферна, она сняла с него меч его» [И. 13:6]. А опрокинутый бокал, как пустая чаша, символизирующая «олицетворение смерти» [2, с. 512], вероятно, обозначает предрешенность судьбы Олоферна.
Не менее примечательно и притчевое переосмысление библейского текста в поэме Мея «юдифь». Своеобразие меевско-го обращения к Библии, на наш взгляд, состоит в сознательном усилении «этнографического» элемента, в сгущении красок и особой витиеватости при описании природы древнего востока, быта и нравов иудеев.
Поэма Мея состоит из четырех частей, которые совпадают с композиционным членением текста. Первая часть - экспозиция. Здесь поэт с помощью точных и неточных реминисценций из ветхозаветной книги описывает нашествие ассирийского войска, приводит полную географию охваченных войной народов, их плачевное положение, рассказывает об осажденном городе и знакомит читателей с главными действующими лицами.
Называя ассирийское войско «ассуро-вой ратью», писатель обыгрывает одну из версий возникновения Ассирийского царства: легенду об основании государства царем Ассуром. По преданию, ассирийское царство было основано Ассуром или Ним-вродом через 120 лет после потопа. Таким образом, имя царя становится нарицательным наименованием всего народа.
вторая часть - завязка. в этой части происходит встреча героев в лагере ассирийцев, автор вводит диалог персонажей, сотканный из точных и неточных реминисценций из библейского текста, описывает роскошь убранства шатра Олоферна.
Кроме этого, поэт стремится передать психологическое состояние героев, главным образом юдифи, значительно дополняя первоисточник:
Смутилася Юдифь перед толпою,
И трепетом был дух ее объят,
И пала в прах она, исполненная страха,
И подняли ее невольники от праха [6].
Она, пав на лице, поклонилась ему, и служители его подняли ее [И.10:23].
Как видим, меевская юдифь переживает богатую гамму чувств, прежде всего связанную с негативными эмоциями, что объясняется ее нахождением в стане врага.
В третьей части поэт повествует о пребывании юдифи в лагере врагов, сообщает о подготовке и проведении пира. Кульминацией этой части становится убийство Юдифью Олоферна. Причем поэт стремится как можно ближе передать библейский текст, не забывая при этом уточнить или прояснить некоторые детали:
И подошла еврейка к изголовью -Меч Олоферна со столпа сняла...
В горсть волосы сатрапа собрала И два раза потом всей силою своею Ударила мечом во вражескую шею -И голову от тела отняла,
И, оторвав завесу золотую,
Ей облекла добычу роковую .[6].
Подойдя к столбику постели, стоявшему в головах у Олоферна, она сняла с него меч его и, приблизившись к постели, схватила волосы головы его...
И изо всей силы дважды ударила по шее Олоферна и сняла с него голову и, сбросив с постели тело его, взяла со столбов занавес [И.13:6 - 9].
В четвертой части Мей рассказывает о бегстве «обезглавленного» ассирийского войска и торжестве победителей. В заключительных строфах поэт воссоздает мо-
нолог Юдифи, основанный на 16-й главе ветхозаветной книги, в которой воздается хвала Господу. Большой интерес вызывают последние слова героини, являющиеся реминисценциями из библейского текста:
Велик наш бог!.. И горе тем народам,
Которые на нас, кичася, восстают, -
Зане их призовет господь на страшный суд! [6]
Горе народам, восстающим на род мой:
Господь Вседержитель отмстит им в день суда... [И.16:14- 17]
Исследователи давно отметили, что последние строки меевской поэмы имеют прямое отношение к Крымской войне (Г. Фридлендер, К. Бухмейер). Очевидно, что финальная реплика Юдифи является недвусмысленным предупреждением Великобритании, Османской империи, Франции и Сардинии, воевавших в это время с Россией.
В начале XX в. Мандельштам и Нарбут создали стихотворения, в которых происходит ассоциативное переосмысление ветхозаветной книги «Юдифь».
«”Футбол” и “Второй футбол”» Мандельштама и «В парикмахерской (уездной)» Нарбута передают впечатления поэтов от футбольных матчей или уездной парикмахерской, а Юдифь в связи с теми или иными ассоциациями у авторов стихотворений предстает как «роковая» женщина, «судилище мужчин», с лицемерною улыбкой глумящаяся «над головою Олоферна».
Наконец, остановимся на стихотворении Гумилева «Юдифь», представляющем собой тип неомифологизации библейского текста. По-видимому, замысел стихотворения сформировался у поэта после пребывания в Венеции, Риме и Флоренции. Именно здесь поэт должен был познакомиться с картинами и гравюрами Бо-тичелли, Климта, Аллори, Мантенья, Микеланджело, посвященными образу ветхозаветной героини. Таким образом, под впечатлением картин и библейского текста Гумилев создает свой миф о Юдифи.
Сразу отметим, что поэт существенно сокращает библейский текст. Так, вся подготовка Израиля к войне сжата автором в рамки одной строфы («Ведь много дней томилась Иудея...»).
Примечательна и система персонажей гумилевского стихотворения:
Сатрап был мощен и прекрасен телом,
Был голос у него как гул сраженья,
И все же девушкой не овладело Томительное головокруженье [3].
Гумилев, называя Олоферна «сатрапом», подчеркивает жестокость и деспотизм вождя ассирийцев. В то же время поэт обращает внимание на те качества героя, которые, безусловно, пользуются успехом у женщин (красивое тело и мощный голос). Однако привлекательный облик Оло-ферна отнюдь не гарантирует «томительного головокружения» у гордой девушки.
Сцена любви героев, отсутствующая в ветхозаветной книге и контурно обозначенная Гумилевым в стихотворении, опирается на мифологию ассирийцев и иудеев:
Поднялся ассирийский бык крылатый,
Так странно с ангелом любви несхожий [3].
Напомним, что бык в мифологии воспринимается как эмблема «мощи, власти, мужской плодовитости» [8] и, по представлениям ассирийцев, «смерть ездит на черном быке». Кроме этого, основателем Ассирии еще за 2000 лет до н. э. считался идол Мардук (Бел). В энциклопедии «Мифы народов мира» читаем: «В западно-семитской мифологии Бел имя бога, широко почитавшегося в Сирии с конца второго тысячелетия до н. э. <...> Изображения Бела в образе быка или человека с головой быка свидетельствуют о том, что он, очевидно, считался носителем плодоносящей силы...» [7].
через все тексты Танаха проходит идея противостояния Единобожия и религии Баала (самый распространенный в древнем мире символ плодородия), а также драматическая коллизия, связанная с периодическим обольщением этим культом части народа Израиля. Поэтому впадением в идолопоклонство иудейское религиозное сознание объясняет гибель царства под ударами Ассирии. Отметим, в Книге Судей все беды объясняются именно идолопоклонством, при этом спасение должно прийти через покаяние и посланных Богом лидеров (возможно, Гумилев относил к ним и Юдифь).
Таким образом, Юдифь выступила против тирана в первую очередь по религиозным соображениям: победа врага над еврейским народом означала бы победу архаичной веры, на что прямо указывает библейский текст: «Он же (Олоферн. - С.К.) разорил все высоты их и вырубил рощи их: ему приказано было истребить всех богов той земли, чтобы все народы служили одному Навуходоносору, и все языки и
все племена их призывали его, как Бога» [И. 3:8].
Заключительная строфа гумилевского стихотворения, отражая символистскую концепцию истории, напоминает читателю об идее «вечного возвращения»:
Иль, может быть, в дыму кадильниц рея
И вскрикивая в грохоте тимпана,
Из мрака будущего Саломея
Кичилась головой Иоканаана [3].
Через несколько веков голова Иоанна Крестителя окажется также отсеченной, как и голова Олоферна, но уже совсем по другим причинам, и об этом миру расскажет Новый Завет (Мк. 6:16 - 28).
Итак, анализ показал, что писатели на протяжении XIX - начала XX вв. достаточно часто обращались к ветхозаветной книге «Иудифь» не только для того, чтобы высказаться «на злобу дня» или продемонстрировать свою эрудицию, но и для осмысления непреходящей ценности текста Вечной книги.
литература
1. Бальмонт К.Д. Песнь Юдифи. URL : http://slova.org.ru/balmont/pesnjudifi/.
2. Вовк О.В. Энциклопедия знаков и символов. М. : Вече, 2006.
3. Гумилев Н.С. Стихотворения и поэмы. Л. : Сов. писатель, 1988. С. 223.
4. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка : в 5 т. М., 1956. Т. 1. С. 176.
5. Иванов-Райков С.А. Юдифь // Русское богатство. 1909. №2. С. 227 - 228.
6. Мей Л.А. Избранные произведения. Л. : Сов. писатель, 1972. С. 235 - 241.
7. Мифы народов мира. Энциклопедия : в 2 т. М. : Сов. энцикл., 1987. Т. 1. С. 166.
8. Тресиддер Дж. Словарь символов. URL: http://www.psyinst.m/libmiy.php?pait=aitide&id=1153.
Judith book in the Russian literature XIX - beginning of the хх century
There is given the analysis of the Old Testament Judith Book interpretations in the poems by Russian poets. Some types of implementing the biblical text into the author’s one are regarded: text recreation, text review (plot, parable or associative) and neo mythology.
Key words: reception, neo mythology, text recreation, associative, plot, parable text review.
