CC BY
28
РЕЦЕНЗИИ
Рецензия на книгу А.Ф. Старцева «Ороки - орочёны, а не уйльта! К проблеме этногенеза ороков Сахалина»1
Исследование А.Ф. Старцева представляет весьма примечательное, но отнюдь не уникальное явление в современной отечественной этнологии/этнографии, когда монографическое исследование принимает форму полемики с научными оппонентами2. В данном случае «фронт оппонентов» включает не только авторитетных отечественных этнологов, но и этнических активистов, которые активно вторгаются в этнографическую и этнополитическую реальность с начала 1990-х гг.
Основная идея А.Ф. Старцева ясно изложена в самом названии его труда. Исследователь пытается доказать, что этноним орочёны (ороки) — именно этноним, а не название, которое дали этнической группе русские переселенцы на Дальнем Востоке и Сахалине, и имеет местные корни. Кроме того, автор ставит под сомнение аргументированность попыток некоторых отечественных и зарубежных учёных заменить указанные этнонимы на другие, бытующие в местной культурной среде обозначения, — ульча, ульта, уйльта, — полагая, что последние представляют собой названия локальных групп орочёнов.
Практически весь текст монографии — это развёрнутое обоснование того, что орочёны как были так и остаются орочёнами, и синхронные попытки отдельных отечественных и зарубежных специалистов, этнических активистов переименовать народ не только не обоснованы, но и не приносят ожидаемого результата, ибо сами представители этнического сообщества делают выбор в пользу старого наименования, о чём свидетельствуют данные переписи населения 2002 г.: «Перепись выявила весьма скромные результаты внедрения новшества. В цифрах это выглядит так: из 346 чел. сей спорной национальности назвали себя „ульта" 42 чел., „уйльта" — 72, „ороками" — 37 чел.; обнаружились 37 „орочей с родным языком ульта" и 10 „ульча с родным языком ульта". А „орочёнами с родным языком ульта" назвались 148 чел.» (с. 35).
И А.Ф. Старцев, и другие исследователи отмечают, что инициатором изменения названия данной группы были местные этнические активисты во главе с учительницей Е.А. Бибиковой, которые сначала добивались переименования орочёнов в ульта (название было официально закреплено за группой в 1991 г.), а затем поддержали инициативу японского учёного Дз. Икэгами. Этот исследователь представил «Проект письменности уйльтинского языка», «одобренный на заседании в Институте лингвистических исследований РАН (Москва)» (с. 34) и предложил для группы новый этноним — уйльта.
Стоит заметить, что «научное культуртрегерство» и особенно культуртрегерство с участием языковедов сегодня широко распространено, неслучайно
1 Старцев А.Ф. Ороки — орочёны, а не уйльта! К проблеме этногенеза ороков Сахалина. Владивосток: Дальнаука, 2015. 163 с.
2 См., например, Элез А.Й. Критика этнологии. М., 2001.
Рецензия на книгу А.Ф. Старцева «Ороки — орочёны, а не уйльта! К проблеме этногенеза...» 323
язык стал использоваться этническими организациями как идеологический инструмент. К примеру, некоторое время назад петербургские лингвисты громко заявляли, что строительство порта в Усть-Луге угрожает существованию традиционной среды обитания этнической группы водь, её языку и культуре. В результате водь была включена в Единый перечень коренных малочисленных народов, а мероприятия по поддержке данной культуры и языка внесены чиновниками Ленинградской области в региональную программу госнациполитики. Более того, в Санкт-Петербурге создано «Общество ижо-ры и води», цели которого не вполне ясны, однако оно служит удовлетворению амбиций его руководителей. Не обошлось и без вмешательства зарубежных коллег — эстонские лингвисты помогли создать курсы водского языка в местах компактного проживания води. Но... самой води как этнической группы уже практически не осталось. Всего, по данным переписи 2010 г., зафиксировано 64 чел., назвавших себя вожанами. В дер. Лужицы и в окрестных деревнях Кингисеппского района, т.е. в регионе, с которым водь связана исторически, на сегодняшний день проживает 15 стариков и старушек, уже не знающих родного языка и не занимающихся традиционным промыслом, — ловлей балтийской кильки. На курсы водского языка они не ходят, посещают их ради интереса (если эти курсы ещё сохранились) дети иноэтничных соседей.
Ситуация вокруг орочёнов (или уйльта), равно как и води, есть отражение новой этнополитической реальности, в рамках которой сегодня развивается деятельность этнических организаций и этнических антрепренёров. На рубеже 1980—90-х гг. наступает время, которое многие исследователи и этнические активисты определяют как «этнический ренессанс», т.к. в этот период усиливается интерес к этничности и возникает огромное количество этнических организаций. Но если в 1990 — начале 2000-х гг. эти организации были глубоко политизированы и требовали политических (экономических, культурных) преференций для представителей «коренных народов», выдвигали идеи, противопоставлявшие этничность гражданству, то в последующем происходит переквалификация названных объединений из общественно-политических в общественные, а из их лозунгов исчезают изречения, предполагающие политическую дискриминацию иноэтничных соседей: предложения ввести республиканское гражданство и ценз оседлости, создание этнических палат в республиканских парламентах и др.3
Со второй половины 2000-х гг. политизированная этничность уступает место этничности манифестной, когда, как сказано выше, язык превращается в идеологический инструмент этнических организаций и активистов, главным направлением деятельности которых становится не только культивирование этнических отличий, но и их «сотворение», углубление культурных границ между этническими сообществами. Изобретаются новые этнические праздники и обряды, появляется этническая мода (хотя мода интернациональна) и этническое искусство (этнофутуризм), учреждаются этнические конкурсы красоты и спортивные турниры (при этом каноны красоты сегодня едины, иначе невозможно было бы проводить конкурсы «Мисс Мира», а спорт должен сближать народы, а не разделять их по этническому признаку), активно
3 Тишков В.А., Шабаев Ю.П. Этнополитология: политические функции этничности.
Учебник. Изд. второе, испр. и доп. М., Изд-во Московского ун-та, 2013.
324
Ю.П. Шабаев
придумываются новые «национальные виды спорта», о которых нет никаких сведений в исторических источниках, и т.д.4
Помимо названных культурных явлений, для данного этапа развития характерно конструирование самой этничности, реидентификация (восстановление прежних идентичностей и этнонимов). Очевидно, что и такое явление, как смена этнонима, явно носит манифестный характер, поскольку идейной основой переименования культурной группы является «возвращение её самости» и отказ от имени, который этническому сообществу якобы дали иноэт-ничные переселенцы, т.е. русские.
Однако этнополитическая подоплёка переименования ороков (орочёнов) не занимает существенного места в рассуждениях А.Ф. Старцева. Намного больше внимания уделяется анализу исторических и этнографических материалов, которые были собраны и опубликованы предшественниками; этническим миграциям; этимологии этнонима; анализу топонимии, которая могла влиять на формирование самоназвания этнической группы; рассмотрению культурно-хозяйственной специфики и языковых особенностей народа, т.е. сведений, позволяющих понять смысл этнических номинаций.
Очевидно, что культуры традиционных обществ всегда локальны. В этом смысле особый интерес представляют размышления исследователя, касающиеся роли хозяйственной деятельности и топонимии как важных конструирующих элементов этнического определителя. Ссылаясь на Л.Я. Штернберга, автор с самого начала обращает внимание на то, что весьма распространённой точкой зрения на происхождение этнонима является его связь с тунгусским термином орон — «домашний олень». Отсюда орочён — суть «оленевод». Но далее, вступая в полемику с Штернбергом и другими исследователями, принявшими данную версию происхождения этнонима, указывает, что сторонники этой концепции «допустили методологическую ошибку, потому что следовало выводить её (этимологию термина — Ю.Ш.) не из тунгусского термина орон и орокских слов аля, уля, имеющих значение „домашний олень", а из названия местности, где обитали предки ороков Сахалина» (с. 122). Нам представляется, что подобная позиция вполне убедительна, поскольку хозяйственная специализация ороков менялась, а на территории первоначального расселения этнической группы, т.е. «в бассейне р. Оро не было условий для содержания оленей, то этноним орочён не мог возникнуть из слова оро или орон („домашний олень")» (с. 110). Далее автор в качестве доказательства довода приводит три оронима, которые зафиксированы в местах, откуда оро-ки начинали своё движение на Сахалин и где они сформировались как специфическая этническая группа.
Можно согласиться и с мнением автора относительно того, что этнические названия ольча, ульча, ульта, уйльта есть наименования «субэтнических групп» этнического сообщества, известного под общим этнонимом оро-чёны. Неоднородность орочёнов и наличие в их составе локальных культурных групп вполне объяснима, и А.Ф. Старцев показывает, что она является следствием многих факторов, в числе которых сложный характер этногенеза самих ороков, внутренняя структура этнического сообщества, многочисленные
4 Шабаев Ю.П., Садохин А.П. Региональный национализм: экспертный анализ идеологии этнических движений финно-угорских народов России. М., 2014.
Рецензия на книгу А.Ф. Старцева «Ороки — орочёны, а не уйльта! К проблеме этногенеза.» 325
и разнообразные контакты с соседними народами, миграционная подвижность группы и обширность освоенной ею территории. Все эти факторы в совокупности обусловили то, что этническое сообщество не гомогенно и распадается на отдельные локальные группы со своими самоназваниями, а общий этноним оказывается довольно изменчивым.
При всём интересе, который вызывает и позиция А.Ф. Старцева, и приводимые им сведения, рецензируемая работа не лишена некоторых недостатков. Один из них очевиден — в тексте монографии почти нет иллюстративного материала, при этом полностью отсутствуют карты, которые продемонстрировали бы места расселения ороков и локальных групп этноса, пути их миграций, территории хозяйственной деятельности. Второй явный недостаток — это отсутствие материалов переписи 2010 г. и, прежде всего, первичных данных и их авторской интерпретации. Во время переписи 2002 г. ороков обозначали как ульта, а во время следующей переписи уже как уйльта, поэтому в обобщённых материалах переписи-2010 присутствует 295 уйльта. Думается, что автору необходимо обратить внимание на то, как проводился сбор первичного материала во время обоих переписных кампаний, как велась подготовка к ним и как было организовано информационное сопровождение переписи. Очевидно, что официальное число 295 уйльта не отражает сегодня реальную ситуацию у ороков, поскольку, вероятно, суммирует под общим названием всё многообразие форм этнической идентификации. Если же оценивать тенденцию изменений в характере идентификации и культурной консолидации орочёнов/ уйльта, то следует дожидаться публикации результатов следующей переписи, поскольку, во-первых, у специалистов имеется множество претензий к качеству проведения переписи 2010 г., а во-вторых, последняя перепись почти повсеместно показала резкое снижение частоты употребления респондентами (или переписчиками?) субэтнических этнонимов (таких как поморы, коми-ижемцы/ изьватас, луговые марийцы, мордва-эрзя и пр.). Попыток объяснить указанную тенденцию много, но проверить их обоснованность можно лишь временем.
На наш взгляд, в тексте монографии не хватает строгой логической последовательности изложения материала: вызывает некоторое сомнение структура книги (точнее — последовательность глав), в работе имеются повторы, которые, очевидно, связаны с тем, что автор вновь и вновь пытается обозначить свою собственную позицию и показать её отличие от взглядов других исследователей.
Думается, что точка зрения автора могла выглядеть ещё более убедительно, если бы в работе активно использовались подтверждающие рассуждения фольклорные материалы и исторические источники.
Безусловно, нельзя не приветствовать появление названного труда, поскольку и его содержание, и авторский взгляд на особенности культурной эволюции орочён/уйльта крайне интересны и полезны для специалистов-этнографов, а полемичный характер работы должен вызвать усиление интереса к монографии со стороны научного сообщества.
Ю.П.Шабаев, д-р ист. наук, профессор, зав. сектором этнографии Института языка, литературы и истории Коми научного центра УрО РАН
