CC BY
26
Рецензии
УДК 340:2(470)
РЕЦ. НА КН.:
ГЕОРГИЕВСКИЙ Э. В. РЕЛИГИОЗНЫЕ ОСНОВАНИЯ УГОЛОВНО-ПРАВОВЫХ ЗАПРЕТОВ: ОТ АРХАИЧЕСКОГО ПОЛИТЕИЗМА К РУССКОМУ ПРАВОСЛАВИЮ : МОНОГРАФИЯ / Э. В. ГЕОРГИЕВСКИЙ. -М. : ЮРЛИТИНФОРМ, 2014. - 336 С.
© Арзуманов И. А., 2014
Иркутский государственный университет, г. Иркутск
Дается анализ основных положений монографического исследования. Выявляются степень его актуальности, базовые положения новизны и практико-прогностической обусловленности.
Ключевые слова: религия; социальные нормы; уголовно-правовые запреты; политеизм; православие.
Монографическое исследование Э. В. Георгиевского «Религиозные основания уголовно-правовых запретов: от архаического политеизма к русскому православию» вскрывает один из важнейших полипарадигмальных пластов научно-академических изысканий в области духовных основ современного правового пространства. Полипарадигмальность проблемы религиозных оснований уголовно-правовых норм имеет в исследовании Э. В. Георгиевского разные ракурсы рассмотрения и решения. В целом они отражены в общем строе монографического полотна (состоящего из трех глав, заключения, приложения и библиографического списка). Тематический план отражает общую тенденцию к осмыслению предмета исследования сквозь призму методолого-операбель-ных основ правопонимания.
Вскрываемая проблематика определяет спектр методологических подходов, предпринятых в исследовании, необходимость в которых совершенно справедливо отмечена автором как в связи с полидис-циплинарностью вопроса о социальном характере источников уголовного права, так и в связи с процессами зарождения и формирования исключительной православно-правовой ментальности.
Взятый в качестве базового, период с X по XVI в. отличается тем, что в нем, с одной стороны, определяется полнота компетенции православной церкви в общем строе государственного регулирования общественных отношений, а с другой, церковная юрисдикция в уголовно-правовой области именно в этот период подвергается корреляции в сторону радикального ее сужения. Тем не менее необходимо отметить, что данные процессы не затрагивали некоторые институты гражданско-правовой сферы, например в ее брачно-семейной страте (по нормам которой данная сфера общественных отношений регулировалась вплоть до начала XX в.).
Касаясь особенностей религиозной духовности древнерусского человека, автор, по сути, ставит перед собой задачу осмысления проблем антропоцентричности методологического базиса исследования в контексте взаимосвязей этико-религиозного комплекса и права. Данные основные факторы социальной регуляции характеризуются в историко-культурной динамике нормативно-правовой фиксации, в том числе, и с «точки зрения уголовно-материального права». Данная целевая установка определяет взаимосвязь не только объект-предметной составляющей исследования, лежащей
в области дифференциации духовно-моральной и позитивно-правовой сфер, но и полидисциплинарный дискурс понятийного аппарата (имеющий культуро-, историко-, и философско-правовой знаменатель).
Первая глава «Ранние религиозные верования и основания уголовно-правового запрета» [с. 8—76] посвящена анализу проблемы антропоцентричности методологического базиса в его взаимосвязи права и религии. Автор вычленяет функциональные соотношения религии, этики и права как факторов социальной регуляции, характеризуемых своей историко-культурной динамикой нормативно-правовой фиксации. Подвергая аналитике саму природу действия позитивно-правовых норм как производных социальных регуляторов (в данном случае религиознообусловленных), исследователь, по сути, актуализирует философский субъективизм «широкого подхода». В решении данной проблемы Э. В. Георгиевский выводит понятийные соотношения таких базово-операбельных категорий, как религия, мораль, этика, нравственность, право на уровень социофункциональной спецификации и типологизации. Методологическая актуальность предпринятого Э. В. Георгиевским исследования видится прежде всего в том, что традиционное понимание права и этики (обособленных друг от друга в качестве самостоятельных дисциплин) вне системного подхода не дает видения адекватных решений проблем осмысления современной правовой реальности. Необходимо отметить, что анализ динамики отмечаемого категориального соотношения в рамках предпринятого исследования актуализируется еще и тем, что на современном этапе собственно системного исследования понятия «религия» с точки зрения права до сих пор никем не было предпринято. Опора на культуро-, историко- и фило-софско-правовой подход позволяет автору проследить, вследствие чего изменение взгляда на духовный мир человека влечет за собой иное понимание соотношения религии, этики и права. И не случайно в круг задач первой главы исследования входит попытка систематического рассмотрения зарождения ранних религиозных верований и их разновидностей, а также специфики архаического религиозного воздействия на формирование первичных уголовно-правовых запретов. Данная глава, безусловно, носит базовый характер,
поскольку, анализируя раннерелигиозные комплексы, автор не только выводит родовые связи их социально-нормативных характеристик, но проводит тщательный анализ религиозных детерминаций возникновения уголовных запретов в системе социальной организации ранних обществ.
Тем не менее, на взгляд рецензента, было бы уместным (с учетом общих посылов методологии исследования) рассмотреть данный блок не только с точки зрения типологии религии и ее ранних форм, но и с позиций, связанных с вопросами структуры религиозного сознания. Это позволило бы автору рассмотреть вопросы, поднимаемые в главе второй — «Христианизация Руси: вопросы уголовно-правовой преемственности, рецепции и оснований криминализации», и с позиций диффузии прагматико-утилитарных характеристик магического комплекса в сферу сакрализации социального пространства христианством [с. 77—125].
В этой же связи необходимо отметить, что определение религии преимущественно как формы поклонения сверхъестественному должно быть дополнено положением о личной связи адепта с Трансцендентным как Личностью. В данной смысловой дифференциации понятийного соотношения лежит разница между мифорелигиозными формами сознания раннего периода (тотемизм, фетишизм, магия, анимизм, лежащих в основе социальной родоплеменной стратификации, и форм их уголовно-правовой защиты), и наднациональной природой мировых религий (прежде всего и преимущественно христианства). В этом положении заключается, на взгляд рецензента, одна из граней специфики процессов трансформации правового сознания в условиях новокрещеной Руси. Это одна из интереснейших и столь же малоизученных сторон сложнейших социальных процессов. Выводы, сделанные автором в этой связи, заслуживают самого пристального внимания по целому ряду позиций, связанных с механизмами обеспечения преемственности социально-нормативной регуляции в их уголовно-правовой спецификации в рассматриваемый период.
В данном разделе автором был решен целый ряд задач по определению пределов и объема уголовно-правового воздействия православной церкви в Русском государстве; анализу особенностей элементов и признаков составов, получивших наименование
«религиозные преступления»; этимологического исследования архаических терминов; а также способов уголовно-правового воздействия на лиц, совершивших посягательства на основы веры и религиозные практики, устои семьи и нравственные императивы.
Весьма интересны выводы автора о син-кретичности правосознания, порожденного диффузией языческих и христианских форм (уровней) религиозного сознания. Э. В. Георгиевский совершенно справедливо отмечает проблемы адаптации церковного греко-римского права, в том числе и лин-гвоправовых особенностей древнерусского права, отраженных в деятельности отечественного законодателя. В той или иной мере данная специфика определяет и институциональную спецификацию отечественной уголовно-правовой отрасли периода ее становления. Более того, мы можем говорить о том, что процессы, связанные с док-тринальным осмыслением соотношения религиозных форм сознания с правосознанием, на современном этапе только актуализируются (и в рамках превентивного дискурса они разрабатываются достаточно плотно). Заслуга Э. В. Георгиевского заключается в том, что в своем исследовании на базе крепкой методологической оснастки и на конкретном историческом материале нормативно-правовых памятников он дает развернутый анализ институтов уголовно-правовой отрасли в общем русле их становления.
Данный анализ продолжен автором в рамках третьей главы «Церковно-уголовное право России» [с. 126—259]. В ней последовательно развернуты характеристики, касающиеся вопросов уголовно-правовой юрисдикции Русской православной церкви (параграф 1) [с. 126—155]; уголовно-правового содержания церковных уставов и грамот великих и удельных князей, а также Устава князя Владимира, Устава князя Ярослава, Уставных жалованных грамот удельных князей (параграф 2) [с. 156—224]; уголовно-правовых установлений ярлыков татарских ханов русским митрополитам и Владимирскому Собору 1274 г. (параграф 3) [с. 224—234]; уголовно-правовой характеристики анонимных законодательных актов древней и средневековой Руси, приписываемых деятелям Русской православной церкви (параграф 4) [с. 234—244]; уголовно-правовых постановлений Стоглава (параграф 5) [с. 244—260].
Анализ отраслевой уголовно-правовой спецификации произведен в его методолого-логической детерминации — понятие преступления, объекты преступных посягательств, виды преступления, состав преступления, цели и виды наказания.
Автор раскрывает понятие религиозного преступления в его социальной спецификации в зависимости, во-первых, от степени общественной опасности посягательств и связанных с ними понятийно-смысловых трансформаций и, во-вторых, обусловленности разновекторностью языческо- и христи-анско-обусловленных мировоззренческих комплексов. Непосредственно со спецификой понятия преступления (религиозного преступления прежде всего) и наказанием за преступление связывается вопрос о юрисдикции церкви в Русском государстве. В этом ракурсе автор делает совершенно справедливые выводы, касающиеся этико-нравственной подоплеки понимания преступления как греха. Здесь находится один из важнейших аспектов и современных подходов к рассмотрению преступления с точки зрения духовных основ корреляции религии — морали — этики — права в рамках понятийного соотношения «греха» и «преступления». Здесь же лежит и принципиальное обоснование динамики развития понятийно-смысловой разницы в понимании преступления в Древней Руси — с материальной точки зрения (понятие «обиды» как причинение прежде всего материального и морального ущерба, определяемого общим строем языческого магико-утилитарного комплекса) и преступления, имеющего в своей основе посягательство на сакральные истоки социального бытия (христианский антро-посоциальный комплекс).
Понятие преступления, как отмечает автор, определяет не только специфику мотивации преступного поведения, но и категорию специальных субъектов. Последнее же, с учетом процессов «привнесения в сугубо материальное понятие преступления субъективных элементов, формирование его формально-нормативных признаков», начинает оказывать влияние и на светского законодателя, постепенно уходящего от понятия «обиды» и приближающегося к понятию преступного как «лихого дела». Отсюда и преступник начинает рельефно преобразовываться в «лихого человека», постепенно теряя свое прежнее значение
«родоплеменного мстителя», одобряемого общественной моралью (с. 230).
Наиболее существенным с точки зрения автора (и это совершенно справедливо) является влияние духа церковного права на смысловое содержание понятия «наказание». Его общий нравственный посыл связывается автором с понятием «покаяние», имеющим глубокие антропо-социальные обоснования процессов восстановления социальной справедливости. Аспекты социально-политической стратификации древнерусского общества определили и формирование ряда категорий уголовного права общего характера — действие церковно-уго-ловного закона по кругу лиц, в пространстве и во времени.
В рамках правосознания, формирующегося под непосредственным влиянием древнерусской православной церкви, определяются такие базовые уголовно-правовые принципы отраслевого характера, как индивидуализация наказания, принцип справедливости, а также запрещение наказывать дважды за одно и то же преступление. Более того, как отмечает автор, прорабатываются общие контуры институтов соучастия, индивидуализация наказания, стадии совершения преступления (умысла и покушения), крайней необходимости, института обстоятельств, смягчающих наказание, а также вид преступного посягательства, характер и степень тяжести, способ его совершения.
Самым значимым с точки зрения обоснования общих методологических посылов сущностных характеристик влияния церкви (как в древности, так и на современном этапе) является превентивная роль религиозно-институциональной культуры. Она включает в себя, как отмечает автор, различные формы реализации — от печатных изданий житийной и богословской литера-
туры до актов проповеднической (по сути миссионерской) деятельности.
Достаточно четко автор проводит анализ дифференциации компетенции церкви со светской властью и общиной по некоторым общеуголовным преступлениям (по предмету, по специальному потерпевшему, по субъективной стороне).
В заключение автор подводит итоги и делает выводы по результатам предпринятого исследования. Необходимо отметить, что собственно материалы исследования (оснащенные добротными приложениями, иллюстрирующими ход авторского анализа предмета исследования), без всякого сомнения, имеют не только научную, но и дидактическую ценность и могут в этой связи быть использованы в учебном процессе по курсам истории отечественного государства и права, спецкурсам уголовного права.
Все вышеотмеченное позволяет утверждать, что монография Э. В. Георгиевского является полным, оригинальным исследованием сложного комплекса проблем истории отечественного права и заслуживает в этой связи всяческого внимания. ^
Review on the book: Georgievsky E. V. Religious Grounds of Criminal Prohibitions: from Polytheism to Archaic Russian Orthodoxy : monograph / E. V. Georgievsky. — M. : Jurlitinform, 2014. - 336 p.
© Arzumanov I., 2014
The paper provides an analysis of the main points of the monographic study. The review defines the degree of its relevance, the basic points of its novelty and practice-prognostic conditionality
Key words: religion; social norms; criminal prohibitions; polytheism; оrthodoxy.
