CC BY
52
УДК 94 (47) 072
РЕФОРМА УНИВЕРСИТЕТСКИХ АРХИВОВ В РОССИИ 1830-х ГОДОВ*
Е.А. Вишленкова
Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева НИУ-ВШЭ E-mail: evishlenkova@mail.ru
К.А. Ильина
Институт гуманитарных историко-теоретических исследований им. А.В. Полетаева НИУ-ВШЭ E-mail: glukist@mail.ru
Статья посвящена анализу архивной реформы в российских университетах 1830-х годов. Тогда были впервые разобраны хранилища документов в канцеляриях советов, правлений, факультетов, попечителей и, создана система адресации документов, что позволило использовать их для исследования университетского прошлого. Обнаруженные в фондах Министерства народного просвещения (в Российском государственном историческом архиве), а также Казанского (в Национальном архиве Республики Татарстан) и Московского (в Центральном государственном архиве Москвы) университетов протоколы обсуждений принципов хранения свидетельств позволяют реконструировать логику формирования университетских дискурсов.
Ключевые слова: Российская империя, архивная политика, делопроизводственные документы, Казанский университет, Харьковский университет, Московский университет.
REFORM OF UNIVERSITY ARCHIVES IN THE 1830-TH RUSSIA
E.A. Vishlenkova, K.A. Ilina
National Research University Higher School of Economics
This article focuses on the archival reform in Russian universities in the 1830s. It was time of the first systematization of the documents in the offices of Council, Board, faculties and curators, time of creation of the addressing system in archives. All this allowed using the documents for the investigation of the university past. Records of the discussions about principles of evidence storage, that were found in the funds of the Ministry of Public Education (Russian State Historical Archives), Kazan (National Archives of the Republic of Tatarstan) and
* Данное научное исследование (№ 14-05-0061) выполнено при поддержке Программы «Научный фонд НИУ ВШЭ» в 2014 г.
Moscow (Central State Archive in Moscow) universities, enabled to reconstruct the logic of university discourses forming.
Key words: Russian Empire, office work documents, archivai politics, Kazan University, Kharkov University, Moscow University.
Историки российского образования и науки строят свои исследования и интерпретации университетского прошлого на основе свидетельств так называемого «большого университетского архива» (термин, предложенный Т.Н. Жуковской) - комплекса документов из фондов архива Министерства народного просвещения, канцелярий попечителей учебных округов, архивов присутственных мест университетов (Совета, Правления, факультетов, а также различных комитетов: Училищного, Строительного и пр.), а также личных архивов профессоров, хранящихся в отделах рукописей университетских библиотек. В нем содержатся разножанровые тексты. Это законодательные акты, делопроизводственная документация, фотографии, дневники и письма, статистические таблицы.
Пожалуй, самым информативным и востребованным у историков собранием является фонд 733 (Департамент народного просвещения) в Российском государственном историческом архиве (РГИА). Здесь хранятся предписания министров и попечителей, а также письма членов университетских советов и профессоров «во власть», зафиксировавшие инициативы (чаще всего выраженные в форме проектов) и идеалы ученого сословия. У современного исследователя эти материалы создают иллюзию четко организованного в Российской империи производства высказываний, а следовательно системы коммуникаций в управлении образованием.
Изучение структуры университетских архивов Москвы, Санкт-Петербурга и Казани показывает, что в этих структурах документы разделены на два фонда1. В первом собраны докумен-
1 См.: Ф. 14 (Петроградский университет) и Ф. 139 (Канцелярия попечителя Петроградского учебного округа) Центрального государственного исторического архива Санкт-Петербурга (ЦГИА СПб); Ф. 418 (Московский императорский университет) и Ф. 159 (Канцелярия попечителя Московского учебного округа) Центрального государственного архива Москвы (ЦГАМ); Ф. 477 (Казанский университет) и Ф. 92 (Попечитель Казанского учебного округа) Национального архива Республики Татарстан (НА РТ).
ты, произведенные и хранимые канцеляриями попечителей. Популярность этого собрания у исследователей объясняется информационной спецификой отложившихся там текстов. Так как попечитель учебного округа выполнял посредническую функцию между университетом и министерством, то в его архиве сохранялись присланные как из министерства, так и из университета документы. Архив главы учебного округа оказывался посреднической инстанцией в общении ученого сословия с управленческой бюрократией. Он служил своеобразным информационным «фильтром», не пропускавшим в университет некоторые распоряжения министра (попечитель единолично решал, какие) и тормозящим (но в обязательном порядке сохранявшим и не допускавшим последующего уничтожения) поданные в совет университета или напрямую попечителю округа мнения преподавателей. Во втором из названных фондов хранятся документы всех структурных подразделений университета. Их названия собраны в одну или несколько описей. Историками данная организация исторических свидетельств воспринимается как «естественная», «исторически сложившаяся» и непроизвольная. Между тем наше исследование показало, что она была создана волевыми усилиями по рационализации и отбору свидетельств для хранения и последующего использования исследователями.
Правительственная заинтересованность в архивах
Согласно § 72 университетского устава 1804 года в архив следовало сдавать на хранение копии исходящих и оригиналы всех входящих бумаг: «Все письма от лица совета секретарем или другим кем писанные должны быть прочтены пред собранием, и с них в архив списки оставлены, а получаемые и в собраниях прочтенные хранятся в подлиннике»2. Заниматься этим должны были секретари советов и правлений. Поначалу эти должности распределялись среди профессоров, которые считали их тяжелыми и неприятными, а потому занимались протоколированием заседаний и архивированием этих протоколов под принуждением и контролем. В целом, в Александровскую эпоху университетские люди вспоминали об архивах только в случаях каких-либо катаклизмов. Например, когда
2 Уставы Императорских Московского, Харьковского, Казанского университетов, 5 ноября 1804 / / Сборник постановлений по Министерству народного просвещения. Т. 1. СПб., 1864. № 47. Стб. 279.
нужно было спасать документы от пожара или военных действий3, в ситуациях внутренних конфликтов и внешних проверок, либо в случаях запросов справок из министерства.
Стремительно растущее делопроизводство приводило к расширению объема работ в архиве и дефициту места для хранения документов. И так как правительственные постановления требовали сохранять документы, но не предписывали их систематизации и организации, то уже в 1820-х гг. министерские чиновники не могли добиться от советов никаких справок по «оконченным производством делам». В архивных комнатах росли бумажные залежи: на полу и столах лежали огромные стопки связанных листов, денежные и шнуровые книги, журналы входящих и исходящих дел. Поиски здесь какого-либо документа редко заканчивались успехом, но каждое такое вмешательство усиливало неразбериху. В ходе служебной переписки выяснялось, что члены советов не знают, где у них хранятся те или иные документы и хранятся ли они вообще. Все это вызывало раздражение столичных чиновников.
Ситуация кардинально изменилась во второй половине 1820 -начале 1830-х гг., когда правительство потребовало от присутственных мест и ведомств наведения порядка в архивах. Целая серия законов с требованием сохранять делопроизводственные документы относится к концу 1820-х гг. и была, по-видимому, спровоцирована следствием по делу декабристов. Для масштабного судебного процесса понадобились справки из разных ведомств и территорий. Трудности их добывания породили волну монаршего недовольства и изменение принципов отбора и хранения государственных документов. Они прописаны в серии распоряжений 1827-1828 гг., предписывающих упорядочить архивы военных и судебных ведомств. Так, в «Высочайше утвержденном предварительном образовании Дежурства Морского Министерства» от 26 января 1827 г.4, в котором отдельно проговаривалось устройство архива Морского Министерства (§§ 59, 63-70). Закон предписал канцеляристам создавать тематические «дела»: «Дела
3 Подробнее см.: Ильина К.А. 1812 год и университетские архивы // История и историческая память. Саратов; Ставрополь. 2012. Вып. 6. С. 88-100; Гатина З.С., Ильина К.А. 1812 год: парадоксы университетской памяти // Там же. С. 218-251.
4 Высочайше утвержденное предварительное образование Дежурства Морскаго Министерства, 26 января 1827 / / Полное собрание законов Российской империи [Собрание Второе]. Т. 2. СПб., 1830. № 839. С. 45-54.
должны сдаваться в архив полные, сшитые, совершенно оконченные, переномерованные, с надписью, означающею кратко, но ясно, содержание дела, и показанием, когда началось, когда кончено и с каким другим делом имеет связь; в конце оного подписывает начальник отделения и скрепляет столоначальник, или производитель, на скольких дело листах...» (§ 64)5. Видимо, после этого государственные архивы Российской империи обрели структуру и вид близкий к современному.
Тогда же законодатель потребовал систематизации сдаваемых в архив документов по административному, тематическому и хронологическому принципам: «во 1-х, по департаментам, во 2-х, по предметам, в 3-х, по годам». (§66)6. Ко всем хранящимся комплексам следовало разработать систему адресации: архивариус был «обязан содержать в надлежащем порядке не только описи всех хранящихся в архиве дел, но и алфавиты оным, так, чтобы каждое дело могло быть отыскано тот же час <...>. Для вящего же порядка и облегчения приискания дел, поставляется непременным правилом печатать описи и алфавиты оным, дополняя их каждогодно печатными же прибавлениями, и сии печатные описи и дополнения представлять каждый раз Его Императорскому Величеству» (§ 67)7. Таким образом император объявлялся верховным хранителем и распорядителем государственных архивов империи.
В «Высочайше утвержденном уставе Кабинета Его Императорского Величества» был прописан такой же функционал архивариуса. Он должен был осуществлять «а) прием и хранение в совершенном порядке дел, книг и прочих документов, сдаваемых в определенное время из отделений; б) составление оным надлежащих алфавитных реестров и подробных описей по систематическому порядку; в) собрание законов, уставов учреждений и проч.; г) изготовление справок и выписок из дел, по требованиям начальников отделений»8.
Тогда же появились указы, учреждающие новые государственные архивы: Кавказских областных мест (Правления, Казен-
5 Высочайше утвержденное предварительное образование Дежурства Морскаго Министерства, 26 января 1827. С. 51.
6 Там же.
7 Там же. С. 51-52.
8 Высочайше утвержденный Устав Кабинета Его Императорскаго Величества, 27 сентября 1827 / / Полное собрание законов Российской империи [Собрание Второе]. Т. 2. СПб., 1830. № 1408. С. 827.
ной Палаты и Канцелярии)9, общего контрольного архива10, архива актов бывшего Литовского трибунала11. Целая серия указов была посвящена судьбам архивов упраздненных учреждений12. И одновременно с этим началась систематизация документов и переустройство их хранения в архивах Адмиралтейства13, в Государственном и Сенатском архивах14. По всей видимости, каждому министру было ясно, что рано или поздно взгляд монарха падет на архив его ведомства, а потому принимались превентивные меры. В 1829-1834 гг. Министерство народного просвещения занялось разбором своего архива15 и предписало попечителям озаботиться состоянием университетских архивов. Главы округов учредили для этого специальные комиссии из профессоров и адъюнктов.
Локальный опыт 1820-х годов
В еще большей степени, чем от правительственных решений, состояние конкретного университетского архива зависело от желаний местного университетского совета и его попечителя. Так, первая попытка систематизации списанных из канцелярий документов была сделана в Казани задолго до предписаний министерства, в 1820-1821 годах. Ее инициировал попечитель М.Л. Магницкий. Во-первых, архивом он заинтересовался еще в 1819 г., проводя ревизию университета. Тогда проверяющий был крайне раздосадован невоз-
9 Высочайше утвержденное учреждение для управления Кавказской области, 6 февраля 1827 / / Полное собрание законов Российской империи [Собрание Второе]. Т. 2. СПб., 1830. № 878. С. 113, 114, 130-131.
10 Об устройстве общего контрольного Архива, 22 сентября 1828 / / Там же. Т. 3. СПб., 1830. № 2299. С. 841-842.
11 Об определении бессменного архивариуса к хранению актов бывшего Литовского Трибунала, 26 февраля 1827 / / Там же. Т. 2. СПб., 1830. № 924. С. 201-202.
12 О закрытии Комитета, учрежденного для исследования злоупотреблений в поставке лесов для кораблестроения, 23 апреля 1828 / / Там же. Т. 3. СПб., 1830. № 1984. С. 491; О упразднении Департамента Камер-коллегии и Архива оного, 28 сентября 1828 / / Там же. № 2307. С. 847.
13 Учреждение Комиссии для приведения в порядок дел Адмиралтейского архива, 3 апреля 1827 / / Там же. Т. 2. СПб., 1830. № 1011. С. 337.
14 Об учреждении Временной Комиссии для разбора дел Государственного и Сенатского Архивов, 21 марта 1830 / / Там же. Т. 5. СПб., 1831. № 3550. С. 231.
15 Руководил этой работой архивариус министерского архива В.П. Петров, который, ориентируясь на «нововведенные порядки» в архивах Министерства внутренних дел и канцелярии Государственного контроля, создал оригинальную методику построения архива.
можностью проверить документы прошлых лет. А во-вторых, получив от императора поручение исправить выявленные в ходе ревизии недостатки, попечитель должен был осуществить это дистанционно, из Петербурга. В такой ситуации ему было важно быть хорошо осведомленным обо всех делах и отношениях в подведомственной корпорации. Письма и копии с документов были в этом случае основными рычагами управления.
Вера в документ (в «бумагу») была взращена в Магницком всем предшествующим опытом его службы. К моменту назначения главой Казанского учебного округа он имел за плечами 20-летний стаж работы с бюрократическими бумагами в различных ведомствах: при русском посольстве в Вене и Париже, где вел делопроизводство и переписку; при министерстве внутренних дел, где составлял проекты оптимизации управления; при департаменте законов в Государственном Совете; в Комиссии военных уставов и уложений для всех подразделений военного министерства16. Обретенные знания и навыки убедили его в эффективности письменных способов управления и политической значимости исторической аргументации.
Казанский попечитель взял под жесткий контроль производство и хранение всех университетских документов: проверял ведение бухгалтерских книг, сверял списки имущества «научных кабинетов» (то есть музеев), интересовался наличием и качеством описей архивных дел. Не удовлетворившись их состоянием, он приказал казанским профессорам «составить порядочные описи, расположить и представить о нужных дополнениях. Непременно надобно, чтоб учебные пособия были расположены в порядке и благовидно»17. Он же заставил совет сделать каталог полученной в дар книжной коллекции князя Г.А. Потемкина-Таврического и приобретенных университетом периодических изданий.
Тогда членам казанского совета пришлось срочно описывать довольно обширное собрание. Каталог книг создал профессор К.Ф. Фукс, исполнявший должность библиотекаря18, описание русских эс-
16 Минаков А.Ю. Михаил Леонтьевич Магницкий // Против течения: исторические портреты русских консерваторов первой трети XIX века. Воронеж, 2005. С. 268-271.
17 Письмо попечителя М.Л. Магницкого к профессору Г.Б. Никольскому, 20 января 1822 / / ОРРК НБЛ КФу. Ед. хр. № 7831 Л. 5об.
18 Письмо попечителя М.Л. Магницкого к профессору Г.Б. Никольскому, 27 октября 1821 / / Там же. Л. 1об.-2; То же, 20 января 1822 / / Там же. Л. 5. Профессор Фукс был библиотекарем Казанского унвиерситета с 16 июля 1821 по 8 июля 1823 года.
тампов подготовил профессор П.С. Кондырев, а «подробную опись каждого эстампа или картины с переводом надписей на русский язык» составил лектор французского и немецкого языков И.Ф. Краузе. Всю эту инвентаризацию совет осуществил за два года19. Но попечитель все еще не был удовлетворен и потребовал от профессоров не просто описания, а научной систематизации имеющихся коллекций. Например, в библиотеке следовало «расположить книги по наукам». Назначенные для разгребания завалов профессора буквально стонали от свалившейся на них работы и кто как мог избегали поручений попечителя. «Опыт доказывает, - уверял его ректор Никольский, - что поверка и приведение библиотеки в порядок есть дело весьма трудное и скучное»20. В ней, - жаловался он, - «систематического расположения скоро сделать нельзя»21.
Еще сложнее оказалось систематизировать бумаги в архиве. В конце 1820 г. ученым секретарем совета был избран профессор философии, дипломатики и политической экономии М.А. Пальмин. Выбор на эту должность всегда был в университете своего рода наказанием, в данном случае наказанием Пальмина за строптивость. Зная негативное отношение министра А.С. Шишкова к университетским конфликтам, Магницкий так характеризовал ему избранника: профессор «обнаружил беспокойный дух, коварство-вал в тайне против бывшего директора Никольского, по зависти к его возвышению, ибо Пальмин и Никольский вместе обучались в бывшем С.-Петербургском педагогическом институте, враждовал против бывшего инспектора студентов Барсова, бывшего профессора Тимьянского и адъюнкта Полиновского; сии поступки его известны весьма многим в университете служащим лицам и доходили до попечителя. Сверх сего он не спокойно держал себя в заседаниях совета и правления»22. Такой «послужной список» свидетельствовал о неблагонадежности кандидата и необходимости воспитательного наказания.
19 Письмо (черновик) ректора Казанского университета Никольского попечителю Казанского учебного округа Магницкому, 30 января 1822 // ОРРК НБЛ КФУ. Ед. хр. № 4019. Л. 6об.
20 Там же. Л. 3об.
21 То же, 14 сентября 1822 / / Там же. Л. 30об.
22 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116 «Записка, составленная Департаментом народного просвещения по делу профессора М.А. Пальмина. Приложение № 3 к делу о профессоре Пальмине», после 1829. Л. 23об.-24.
Любой профессор в университете знал, что должности секретаря совета и непременного заседателя правления чреваты «битьем». Согласно тексту Устава 1804 года, их обладатели не освобождались от чтения лекций и были ответственны не только за ведение журналов и прочего делопроизводства совета и правления, но и за работу университетского архива (§§ 70-75)23. Благо раньше деловых бумаг в университете было намного меньше, а архив вообще никого не интересовал. В 1820-е гг. служба в архиве уже не была простой формальностью.
Первое же знакомство с доставшимся наследством повергло Пальмина в отчаяние. Совместное существование университета и гимназии в Казани до 1814 г. и единое управление обеими школами привело к слиянию документов той и другой. В результате в архиве опальный профессор обнаружил неразобранное делопроизводство с «основания Казанской гимназии в 1798 году»24. Это побудило его сделать на совете доклад об ужасном состоянии архива. Мы не обнаружили текста выступления, но нашли изложение его сути в объяснительной записке Пальмина, направленной в 1824 г. в министерство. Текст интересен не только информацией, но и свидетельством архивной культуры того времени, характерной практике ведения ведомственных архивов.
Итак, Пальмин сообщил коллегам, что «1) хотя находятся по годам списки дел с оглавлением оных и с показанием номеров, но при каждом деле нет описи или оглавления (в котором бы кратко означено было содержание всех входящих в состав сего дела бумаг с показанием листов, на которых подлинные бумаги находятся; каковые оглавления весьма нужны особливо при больших делах); 2) Дела по листам не скреплены и отпуски (копии. - Авт.) бумаг по большей части ни кем не подписаны; 3) Большая часть дел расположены и сшиты без соблюдения надлежащей правильности; 4) Многие дела не переплетены; 5) Нет архивных книг в которых бы по алфавиту, разные учебные заведения лица и вещи, как то дома, библиотека, физические и натуральные кабинеты и проч. были означены с самою краткою их историею и с показанием дел в которых находятся подробные о том сведения, таковые книги для справок весьма удобны»25.
23 Уставы Императорских Московского, Харьковского, Казанского университетов, 5 ноября 1804. Стб. 279-280.
24 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116. Л. 107.
25 Там же. Л. 107об.
Несмотря на конфликт секретаря с некоторыми из коллег, все члены совета признали, что архив является заброшенным хранилищем документов, что он бесполезен для получения справок и сведений. Даже ректор согласился со своим неприятелем и сообщил попечителю, что «с самого основания Казанской гимназии в 1798 г., не было соблюдено в делах архивных строгого и точного порядка. Сей способ расположения и хранения письменных дел совета и канцелярии гимназии передан был нечувствительно и университету, ибо с 1805 до 1814 г. управляли хозяйственными и учебными делами контора и совет гимназии от университета, прежний беспорядок в канцелярских и архивных делах, как укоренившийся от долговременности принят был и в университете за образец и как бы за правило»26.
Но несмотря на временное объединение членов совета в деле обороны, Магницкий не отступил и приказал каждый документ в архиве прочитать, внести в опись, подписать копии с них, сделать правильную сшивку дел, завести «архивные книги» (своего рода указатели), содержащие организованный по алфавиту список «заведений, лиц и вещей» и ссылки на архивные дела, в которых они упоминаются. Только после этого, - заявил он, - можно будет когда-нибудь выполнить задание правительства и отдать ему с благодарностью «полную и основательную историю университета»27.
В ответ на полученное из Петербурга письмо перепуганный Пальмин официально заявил, что «не может принять на себя ответственности ни в скорости, ни в верности имеющих встречаться справок, и что до того же времени нет способа начать сочинение
Л о .
истории университета» . А чуть позже он объявил на совете, что примет архив только в упорядоченном виде, то есть лишь после того, как кто-то другой его прочитает, опишет и систематизиру-ет29. К счастью для него, на это нашелся доброволец. Упорядочить архив вызвался молодой адъюнкт всеобщей истории, географии и статистики В.Я. Баженов.
По составленной ректором инструкции ему предстояло разобрать университетские бумаги за период 1804-1820 гг., передать в гимназию все дела ранее 1805 года. На передаваемые документы следовало составить описи и указатели. Бумаги за период совме-
26 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116. Л. 107.
27 Там же. Л. 107об.-108.
28 Там же. Л. 107.
29 Там же. Л. 106об.-107.
стного сосуществования университета и гимназии в 1805-1814 гг. решено было оставить в архиве совета, передав гимназии копии описей и указателей к ним («архивные книги»). Всю документацию университетского архива следовало разделить на четыре части: «собственно принадлежащие канцелярии попечителя», «относящиеся к казанской гимназии», «касающиеся университета» и «его учебного округа»30. Так, в 1821 г. были выработаны структурные основания для архива Казанского университета. Мы не обнаружили свидетельств того, что в ходе проведенных тогда инвентаризации и систематизации были изъяты или уничтожены какие-либо тексты.
Как человеку, прочитавшему все университетское делопроизводство прошлых лет, совет университета поручил адъюнкту Баженову «сочинение истории университета, взяв начало с Казанской гимназии»31. При всем том, молодой коллега не был отпущен в вольное плавание. Его работу, намерения и мысли должен был контролировать профессор Пальмин. Именно он мог либо дать, либо отказать в согласии формировать университетские дела по тому принципу, который будет предложен Баженовым. Он же должен был предложить концепцию университетской истории.
8 апреля 1821 г. попечитель дал знать профессорскому совету, что одобряет этот план действий. А уже через год Баженов сообщил ему о «чистоте и опрятности» в архивной комнате, о правильном расположении дел и книг на полках согласно годам32. Писать историю Казанского университета он, видимо, все же не решился. Поэтому в октябре 1822 г. в частном письме попечителю ректор просил назначить для этого адъюнкта математики и физики Н.О. Юферова. «Хотя архив университетский в настоящем его положении довольно упорядочен, - рапортовал в Петербург Никольский, - но недостает архивных книг и [полной] истории университета и гимназии»33. В качестве поощрения за выполнение последнего этапа работы ректор просил оставить Н.О. Юферову казенную квартиру в университете и пенсион, с которого его по
30 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116. Л. 109об.-110.
31 Там же. Л. 108.
32 Там же. Л. 109об., 110об.
33 Письмо (черновик) ректора Казанского университета Никольского попечителю Казанского учебного округа Магницкому, 16 октября 1822 // ОРРК НБЛ КФУ. Ед. хр. № 4019. Л. 43об.
действующим правилам должны были снять. Магницкий согласился на это34.
Он и в дальнейшем не давал профессорам, ответственным за архив, расслабиться. Так, во время пребывания Пальмина зимой
1823 г. в Петербурге, попечитель получил письмо от ректора, где тот сообщал, что бывший секретарь «расшил бумаги, начиная с 1819 по 1821 г., расположа их по своему порядку, на которой не всякой может согласиться, и приказал архивариусу не сшивать их до его приезда, который Бог знает когда будет»35. Узнав об этом, Магницкий заставил Пальмина срочно вернуться в Казань, чтобы «разобрать и привести в порядок» несшитые в дела бумаги и даже освободил его ради этого от чтения лекций (они были поручены профессору П.С. Сергееву)36.
По всей видимости, в ходе осуществления этой трудоемкой и вовлекшей в себя почти всех членов совета работы по разбору университетского делопроизводства изменилось отношение к архиву самих казанских профессоров. Из хранилища ненужных бумаг он превращался в пространство борьбы за доминирование различных групп, объектом столкновения различных интересов. О том, что это так, косвенно свидетельствует вспыхнувший в
1824 г. в Казани «архивный скандал». Тогда в связи с отставкой Пальмина совет создал комитет для проверки архива. В него вошли молодые члены ученого сословия: адъюнкты латинской словесности М.В. Полиновский, российской словесности М.С. Рыбушкин и греческой словесности М.Ф. Грацинский. После проведенной проверки архива все трое заявили на заседании совета (октябрь
1825 г.), что «дела остались в прежнем расстройстве». Такое заявление было серьезной угрозой карьере Пальмина. По сути коллеги обвинили его в служебном нерадении. Основанием для такого приговора (обычно вносимого в формулярный список) было указание на то, что дела совета за 1819-1821 гг. «доселе не разобраны как бы следовало, не сшиты, без описей и не сделано им ведомости, какие из них решены, или нет и почему; в таковом же беспорядке находятся дела совета с 1822 по 1824 г., т. е. за время секре-
34 Письмо попечителя М.Л. Магницкого ректору Г.Б. Никольскому, 31 октября 1822 / / ОРРК НБЛ КФу. Ед. хр. № 4777. Л. 17.
35 Письмо (черновик) ректора Казанского университета Никольского попечителю Казанского учебного округа Магницкому, 12 февраля 1823 // Там же. Ед. хр. 4019. Л. 75.
36 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116. Л. 24.
тарства Пальмина по совету университета, кроме сделанных описей 1822 и 1823 годов»37.
Защищаясь от обвинений, Пальмин уверял, что архив был полностью приведен им в порядок. В найденных недостатках он видел происки недругов. Профессор законов государственного устройства и философии П.С. Сергеев и архивариус П.А. Полянцев, считал Пальмин, специально перепутали архивные дела в открытых шкафах38.
На наш взгляд, при всей трагичности для вовлеченных в них людей эти конфликты и напряжения свидетельствуют скорее о позитивных тенденциях: о том, что в Казани уже в начале 1820-х годов архив обрел научную, административную и корпоративную значимость. Поддержание системы в его устройстве рассматривалось как серьезная ответственность. В этом отношении архив оказался приравнен к прочим присутственным местам университета - совету, правлению, училищному комитету, музеям и библиотеке.
Систематизация архивов в 1830-е годы
Вторая волна по систематизации документов Казанского университета поднялась в декабре 1831 года. Вероятно, именно тогда столичные преобразования ведомственных архивохранилищ докатились до Казани.
Обратив внимание на медленное «производство дел» в канцелярии университетского совета, казанский попечитель М.Н. Мусин-Пушкин осмотрел все ее дела и среди них обнаружил несданные с 1819 г. документы. Глава округа решил, что составлять «полные описи решенным и нерешенным делам» и сдавать документы в архивохранилище должны те, кто при Магницком этого не сделал. Поэтому попечитель распределил работу по экс-секретарям профессорского совета, сообразно сроку их исполнения данной должности39.
37 РГИА. Ф. 733. Оп. 40. Д. 116. Л. 19-19об.; Там же. Д. 113 «Дело об увольнении профессора университета М.А. Пальмина, назначении на его место бывшего профессора Волынской семинарии Я.М. Караблинова и о рассмотрении жалоб М.А. Пальмина на несправедливость администрации и выдачу неправильного документа. Часть 1», 1824-1835. Л. 52об.
38 Там же. Д. 116. Л. 181об.
39 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 3412. «Об осмотре г. попечителем дел Канцелярии совета Казанского университета», 1831-1834. Л. 2-2об.
В результате документацию за 1819-1823 гг. должен был прочитать, разложить и описать адъюнкт М.С. Рыбушкин (вместо уволенного М.А. Пальмина). Бумаги за период со 2 января по 25 августа 1823 г. поручалось разбирать профессору В.Я. Булыгину (он был секретарем во время пребывания Пальмина в Петербурге). Документы за период с 1 февраля по 5 декабря 1824 г. предстояло упорядочить профессору П.С. Сергееву. Г.С. Суровцов должен был разбирать канцелярские завалы, образовавшиеся с 5 декабря 1824 по 17 июля 1826, Я.М. Караблинов - за время с 3 октября 1825 по 17 июля 1826 и В.Я. Баженов - с 17 июля по 18 сентября 1826. Так сформировалась комиссия «по разбору архива». Чуть позже в нее были включены адъюнкты А.Ф. Хламов40 и Г.Л. Фогель 1, а также профессор М.Ф. Грацинский42 для помощи Рыбушкину. Возглавил этот коллектив профессор Г.Б. Никольский, занимавший при попечителе Магницком пост ректора. «Наблюдение за точным исполнением сего, - предписывал Мусин-Пушкин, - я возлагаю на г[осподина] пр[офессора] Никольскаго, ибо ректор обреме[не]нный текущими делами, не в состоянии сего исполнить. Г[осподин] пр[офессор] Никольский будет представлять мне каждую неделю в субботу записку о [ходе] дела сего»43.
Итак, с 17 января и до 29 мая 1832 г. Никольский еженедельно предоставлял попечителю рапорты о количестве рассмотренных, решенных и нерешенных дел канцелярии, об общем ходе работы комиссии, о принципах систематизации документов, а также о трудностях, возникающих в ходе разбора бумаг44. Эти отчеты свидетельствуют о том, что бывший ректор лично прочитывал все канцелярские тексты и следил за порядком их систематизации. От членов комиссии требовалось: «1-е, составить особые описи руководительных предписаний начальства, 2, описи протоколов совета, 3, описи послужных списков, 4, описи всех вообще предписаний начальства в тех годах, в которые составляемы были особые из них книги и 5, собрать входящие, исходящие и разносные
45
книги и передать их в архив» .
40 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 3412. Л. 9. См.: Адрес-календарь, или общий штат Российской империи на 1832 год. СПб., 1832. Ч. 1. С. 264.
41 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 3412. Л. 20.
42 Там же. Л. 17.
43 Там же. Л. 6.
44 Там же. Л. 8-10, 13, 17-30.
45 Там же. Л. 37.
На систематизацию и опись всех дел Мусин-Пушкин дал членам комиссии пять месяцев (до 1 мая). Но 1 июня Никольский представил попечителю объемный отчет, изучив который Мусин-Пушкин решил продлить срок действия комиссии еще на месяц46. Однако из-за летних экзаменов в университете и гимназии работа затянулась до осени, а в архивохранилище все сформированные папки и описи были сданы на следующий год47. В общей сложности члены комиссии обработали 2291 дело с 1819 по 12 сентября 1826 г., создали 8 книг входящих дел, 10 - исходящих, 6 - разносных, 5 томов «подлинных предложений», 7 томов протоколов совета, 6 томов послужных списков.
Как свидетельствует первый университетский отчет, выполненный по «уваровской форме» и содержащий информацию о делопроизводственной «части» университета48, в 1833 г. архив Казанского университета составлял 10863 дел и состоял из 8 отделений: 1. Дела совета Казанской гимназии с 1805 по 1815 г., за время общего управления гимназии и университета; 2. Канторы Казанской гимназии с 1805 по 1815 г.; 3. Совета Казанского университета с 1815 по 1827 г.; 4. Правления университета с 1815 по 1830; 5. Канцелярии бывших попечителей Казанского учебного округа с 1802 по 1815 г.; 6. Канцелярии бывших директоров и ректоров университета с 1819 по 1830 г.; 7. Канцелярии инспектора студентов и директора педагогического института с 1805 по 1827 г.; 8. Приходорасходные книги Казанской гимназии и университета с 1805 по 1819 год. В своем донесении архивариус Добросмыслов также отмечал, что «дела университетского архива, кроме поступивших из канцелярии бывших попечителей находятся в порядке, расположены по предметам и хронологически. Им деланы с 1829 года двойные описи, из которых один экземпляр хранится у архивариуса, а другой в том месте, откуда дела поступили. Дела канцелярии бывших попечителей описаны, но без разделения по годам или по содержанию. Еще большое число дел находится в
46 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 3412. Л. 36об.
47 Там же. Л. 52.
48 Об эволюции форм университетского делопроизводства см.: Ильина К.А. Делопроизводственная документация как источник изучения практики управления российскими университетами первой половины XIX века: дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2011. С. 31-125; Вишленкова Е.А., Ильина К.А. Университетское делопроизводство как практика управления. Опыт России первой половины XIX в. // Вопросы образования. 2013. № 1. С. 232-255.
архиве несписанными в описи и которые требуется от бывшего архивариуса привести в порядок и опись»49.
Со временем в состав совета вошли дела училищного, строительного, издательного и цензурного комитетов, отдельного цензора восточных языков, факультетов, испытательных комитетов для чиновников и на звание домашних учителей, смотрителя клинических институтов50. Все дела хранились в бумажных коробках с надписями, расположенными в шкафах в хронологическом порядке. Количество дел росло в геометрической прогрессии: в 1838 г. он составлял уже 20554 дела51, в 1844 - 32926 дел52, в 1849 - 37198 дел53, в 1855 -46095 дел54, в 1858 - 51219 дел55.
Очевидно, проделанная казанскими профессорами в 1830 гг. работа обеспечила историков Казанского университета уникальной коллекцией документов Александровской эпохи. Более того, можно говорить о том, что работа по систематизации архива сформировала у членов местного совета понимание его ценности, о чем свидетельствует развернутая ими в 1837-1838 гг. компания за возвращение должности архивариуса в университеты56.
Видимо, у живших в более благоприятных политических условиях членов харьковского совета рождение архивного сознания произошло позже. Так, в своем первом отчете о состоянии архива университета в 1833 г. профессора университета доносили, что «Общий университетский архив состоит из дел г[осподина] попечителя, совета университета, училищного комитета, кассирских, бухгалтерских, также и бывшего цензурного комитета. Всех дел в оном заключается 13898. <...> Архив, по случаю перемещения
49 НА РТ. Ф. 92. Оп. 1. Д. 3823 «Формы годичного отчета по университетам и учебным округам», 1833-1835. Л. 125.
50 См., напр.: РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 592 «Отчет императорского Казанского университета за 1849 год», 1849. Л. 210об.-214.
51 Там же. Д. 528 «Отчет императорского Казанского университета за 1838 год», 1838. Л. 112об.
52 Там же. Д. 564 «Отчет императорского Казанского университета за 1844», 1844. Л. 199об.
53 Там же. Д. 592. Л. 213об.
54 НА РТ. Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 3801 «Отчет Казанского императорского университета за 1855 год», 1855. Л. 88об.
55 РГИА. Ф. 733. Оп. 202. Д. 904. «Отчет императорского Казанского университета за 1858», 1858. Л. 171 об.
56 См.: Ильина К.А., Вишленкова Е.А. Архивариус: хранитель и создатель университетской памяти // Сословие русских профессоров. Создатели статусов и смыслов / под ред. И.М. Савельевой, Е.А. Вишленковой. М., 2013. С. 329-357.
оного во вновь назначенные комнаты, приводится в надлежащий порядок. Дела же правления за прежние годы, не поступившие в общий архив, помещаются отдельно при канцелярии, и состоят в ведении одного из повытчиков»57. Инвентаризация архива Харьковского университета фиксируется 1834 годом. Тогда члены комиссии (которую попечитель Ю.А. Головкин создал для упорядочения документов своего предшественника В.И. Филатьева) разобрали 942 дела училищного комитета за 1832-1834 гг. и затем дела университетского правления за то же время. Судя по их письмам, некоторые обнаруженные ими дела имели в своем ставе документы, «начавшиеся с давнего времени»58. Но в них нет упоминаний о том, что комиссия работала с документами 1810-1820 годов. В общей сложности А.Ф. Павловский, Т.Ф. Степанов и П.И. Сокальский разобрали около 2000 дел, которые находились «в крайнем беспорядке, запутанных и не имевших никакого систематического размещения»59. Проведенная работа, согласно отчету попечителя в министерство, позволила харьковчанам, наконец, «устроить при Харьковском университете архив, дотоле не существовавший, и ныне находящийся в цветущем состоянии»60. В отчете за 1838 г. Харьковский университет сообщал, что его архив состоит из дел канцелярии попечителя, совета, правления и упраздненного училищного комитета. Общий его объем тогда исчислялся 17067 дел61. За двадцать последующих лет он вырос практически втрое: в 1844 г. он составлял 24843 дела62, в 1849 г. -33966 дел63, в 1856 г. - 43929 дел64, в 1857 г. - 45 304 дела65.
57 РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 652 «Отчет по Харьковскому университету и учебному округу», 1833. Л. 97-97об.
58 Там же. Оп. 49. Д. 1209 «Дело о награждении ректора университета профессора А.Ф. Павловского за успешную работу организованной им временной комиссии по приведению в порядок архива университета», 1838. Л. 1об.-2.
59 Там же. Л. 2.
60 Там же.
61 Там же. Оп. 95. Д. 668 «Отчет по императорскому Харьковскому университету за 1838 год», 1838. Л. 76.
62 Там же. Д. 703 «Отчет о состоянии императорского Харьковского университета за 1844 год», 1844. Л. 72об.
63 Там же. Д. 733 «Отчет о состоянии императорского Харьковского университета за 1849 год», 1849. Л. 86.
64 Там же. Д. 782 «Отчет императорского Харьковского университета за
1856 год», 1856. Л. 147.
65 Там же. Д. 787 «Отчет императорского Харьковского университета за
1857 год», 1857. Л. 149об.
Что касается архива Московского университета, то в 18321833 гг. он структурно делился на две части (совета и правления), которыми заведовали разные архивариусы. В силу значительного объема архив правления был поделен на три раздела: дела самого правления, дела училищного комитета и дела бухгалтерии. Самым обширным был фонд правления, в который поступали решенные дела из первого стола, занимающегося студентами; второго стола, отвечающего за хозяйственные вопросы; третьего стола по типографии; анатомическому кабинету, больнице и аптеке; четвертого стола, собирающего информацию по училищам московского учебного округа66. Московский совет сообщал: «Дела находятся в порядке по каждому столу; за каждый год имеются описи и алфавиты оным, по которым приисканы могут быть дела, каждое в надлежащем порядке связано, перемечены по листам и скреплены секретарем [правления]»67. Правда, они не смогли назвать общее число дел в архиве, поскольку в это время проводилась работа по составлению единого алфавитного каталога. Однако уже в отчете Московского университета за 1834 г. указано, что его архив состоит из 35460 дел .
За десять лет управления университетами Уварова (1843) московский архив вырос на двадцать тысяч дел, то есть больше, чем на треть (до 54578 дел)69. Архивисты раздели его на дела канцелярии попечителя, ректора, совета, правления, медицинского факультета, инспектора, бухгалтерии, училищного комитета, комитета предохранения от холеры 1830 г., комитета по постройке первой и второй гимназий, комитета по постройке дворянского института, комитета по постройке университетского дома и фа-
66 ЦГАМ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 234 «Формы для составления ежегодного отчета по университету и московского учебного округа», 1833. Л. 8об. Такая структура отражала структуру университетской администрации тех лет и сохранялась на протяжении 1830-х годов. См., напр.: РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 194 «Отчет императорского Московского университета за 1834», 1834. Л. 26об.-27; Там же. Д. 195 «Отчет императорского Московского университета за 1835», 1835. Л. 25. Там же. Д. 203 «Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1837/ 8 академический и 1838 гражданский годы», 1839. Л. 24.
67 ЦГАМ. Ф. 418. Оп. 2. Д. 234. Л. 9.
68 РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 194. Л. 27.
69 Там же. Д. 216 «Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1843-44 академический и 1844 гражданский годы», 1845. Л. 35об.
культетской клиники. А в 1845 г. после присоединения московской медико-хирургической академии его объем вырос еще на 16000 дел (всего стало 71158 дел70), что, конечно, отяготило участь архивариуса и сократило свободное место в хранилище. На следующий год количество архивных дел достигло 7328471, а к 1856 -85352 дел72.
Таким образом, в результате архивной реформы 1830 гг. в российских университетах были описаны и систематизированы старые делопроизводственные документы. Из беспорядочного склада бумаг университетские архивы превратились в информационную систему, позволяющую отвечать на запросы чиновников. На тот момент все участники этой реформы исходили из стремления сохранить все наличествующие свидетельства прошлого, не стесняя себя мыслью о дефиците площадей для растущего архива. Еще одним последствием реформы стало изменение отношения профессоров к свидетельствам их коллективного прошлого. Члены ученого сословия стали воспринимать архив не только как справочник для министерских чиновников, но и как хранение коллективной памяти, а это ставило вопрос о содержании и субъектах памяти.
70 РГИА. Ф. 733. Оп. 95. Д. 217. Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1844-45 академический и 1845 гражданский годы», 1845. Л. 37об.
71 Там же. Д. 219 «Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1845-46 академический и 1846 гражданский годы», 1846. Л. 36.
72 Там же. Д. 239 «Отчет о состоянии и действиях императорского Московского университета за 1855-56 академический и 1856 гражданский годы», 1856. Л. 46.
