CC BY
47
5. Никифоров-Волгин В. А. Дорожный посох. М., 1992. С. 315.
6. Там же.
7. Крупин В. Н. Русские Святые. М., 2006. С. 13.
8. Никифоров-Волгин В. А. Указ. соч. С. 316.
9. Крупин В. Н. Русские Святые. С. 13.
10. Иванов С. А. Блаженные похабы: Культурная история юродства. М., 2005. С. 319.
11. Алексий (Кузнецов), иеромонах. Юродство и столпничество: религиозно-психологическое, моральное и социальное исследование. Репринт. изд. М., 2000. С. 62.
12. Никифоров-Волгин В. А. Указ. соч. С. 233.
13. Лихачев Д. С, Панченко А. М, Понырко Н. В. Смех в Древней Руси. Л., 1984. С. 149.
14. Крупин В. Н. Повести последнего времени. С. 635.
15. Крупин В. Н. Поздняя Пасха // Роман-газета. 1997. № 9. С. 74.
16. Никифоров-Волгин В. А. Указ. соч. С. 36-37.
17. Там же. С. 35-36.
18. Там же. С. 37.
19. Там же. С. 165.
20. Крупин В. Н. Русские Святые. С. 15.
21. Крупин В. Н. Повести последнего времени. С. 532.
УДК 821.161.1-31
3. Н. Серова
«РЕДУЦИРОВАНИЕ» РОМАННОЙ ФОРМЫ В ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ПРОЗЕ
РУБЕЖА XX-XXI вв. (НА МАТЕРИАЛЕ МИНИ-РОМАНА К. ЛОШКАРЕВА «ЗАПИСКА ИЗ ПОДПОЛЬЯ»)
В статье рассматривается одна из ключевых тенденций формо- и жанрообразования романа -стремление к «минимализации», к «редукции». Данная тенденция, по мысли автора статьи, обусловлена как собственной природой романа, так и социокультурной ситуацией рубежа XX-XXI вв.
Minimalization and reduction are viewed in the article as the key tendencies of contemporary novel. In the author's opinion, they are conditioned both by the novel's nature and by the social and cultural situation on the end of the XX - the beginning of the XXI centuries.
Ключевые слова: «минимализация» или «редуцирование» романной формы, доминантный жанр, смена парадигмы художественности, мини-роман, К. Лошкарев.
Keywords: minimalization or reduction of the novel's form, the dominant genre, the change of the artistic paradigm, mini-novel, K. Loshkarev.
Отечественная проза рубежа XX-XXI вв. -необыкновенно сложное и одновременно интересное явление. Несмотря на многообразие имен,
© Серова 3. Н., 2010
направлений, форм выражения авторского ми-ровидения этот огромный культурно-эстетический массив характеризуется одной общей чертой - смелым экспериментированием со всеми элементами формы и содержания художественного произведения.
В настоящее время в отечественном и зарубежном литературоведении наблюдается активизация интереса к процессам, происходящим с жанром романа, поскольку и в XXI в. он окончательно не «устоялся», продолжает вбирать в себя все новые и новые аспекты, видоизменяется и трансформируется. Проблемами романа в той или иной мере интересуются в своих трудах все исследователи современной литературы (М. Эп-штейн, М. Липовецкий и Н. Лейдерман, П. Вайль и А. Генис, А. Немзер, Н. Иванова, А. Марченко, И. Роднянская, Г. Нефагина, О. Богданова, И. Скоропанова и многие другие). Особую ценность в плане интересующей нас темы представляет монография Т. Н. Марковой «Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Пет-рушевская, В. Пелевин)». Ссылаясь на современные литературоведческие исследования, Т. Н. Маркова говорит о закономерности жанровых исканий на рубеже веков, поскольку происходит смена парадигмы художественности, имеющая, как следствие, выдвижение нового «доминантного жанра». Особо значимо для нас то, что автор монографии, говоря о движении жанров в прозе рубежа веков, как один из путей называет сужение семантического поля, редукцию, «минимализа-цию» [1].
Многочисленные исследователи современной литературы отмечают, что на рубеже ХХ-ХХ1 вв. происходит изменение самого типа жанрового мышления, сформированного многовековой традицией: речь идет одновременно и о дифференциации и о контаминации жанров. При этом происходят данные процессы как в масштабах системы, так и внутри одного произведения. Подобные явления, безусловно, не есть порождение исключительно конца XX в., напротив, аналогичные ситуации сопровождают любую переходную эпоху. Распад целостной картины мира неизбежно влечет за собой кризис крупной формы и предопределяет выдвижение малой, наиболее способной к формотворчеству.
Т. Н. Маркова в своей монографии «Современная проза: конструкция и смысл (В. Мака-нин, Л. Петрушевская, В. Пелевин)» отмечает, что «общий для всех жанров современной прозы процесс минимализации сказывается в свертывании романов в микророманы, романы в стенограммах. Насыщенность-избыточность (гиперинформативность) в таких текстах парадоксально соединяется со стенографическим минимализмом» [2].
Другой современный исследователь Е. Воробьева в «Заметках о малых прозаических жанрах» пишет: «Малая форма в данном случае способ переосмысления крупной (романа), его формообразующих механизмов, его жанровых потенций <...> размер текста воспринимается как результат "сжатия", причем не в количественном смысле, ибо произведение сжимается до голой схемы, до формообразующего принципа. Авторская интенция обращена не вовне, в мир, не на то, чтобы "увидеть действительность глазами жанра, а на то, чтобы увидеть сам жанр, а шире -литературу"» [3].
В статье М. Эпштейна «De^ but de siecl, или От пост- к прото-. Манифест нового века» процесс минимализации получает философско-культуро-логическое обоснование. Исследователь отмечает, что по мере того как мир становится больше, каждая личность и вещь в нем умаляется, переходит в разряд «микро». Эпштейн связывает явление минимализации с нанотехнологиями, подчеркивая, что «русская литература, начиная с пушкинского Вырина и гоголевского Башмачки-на, уже внесла вклад в науку и искусство малого, микронику». Культура человечества, по мысли исследователя, «интенсивно перерабатывает себя в микроформы, микромодели, доступные для индивидуального обзора и потребления <. > Этот процесс можно назвать инволюцией, и он протекает параллельно процессу эволюции. "Инволюция" означает свертывание и одновременно усложнение. То, что человечество приобретает в ходе исторического развития, одновременно сворачивается в формах культурной скорописи» [4].
В данной статье мы поставили перед собой цель - рассмотреть проявление минимализации на примере произведения К. Лошкарева «Записка из подполья», напечатанном в журнале «Звезда» за 1999 г. Интересующая нас тенденция к редукции романной формы обозначена автором как в определении жанра (мини-роман), так и в выборе заглавия («Записка из подполья»).
Роман К. Лошкарева с названием, апеллирующим к творчеству Ф. М. Достоевского, еще и предваряется эпиграфом из письма Достоевского брату Михаилу по поводу публикации «Записок из подполья»: «Да что они, цензоры-то, против правительства, что ли? Свиньи цензоры, там, где я глумился над всем и иногда богохульствовал для виду, - то пропущено, а где из всего этого я вывел потребность веры в Христа, - то запрещено.» [5]. Что имел в виду Достоевский, можно понять по наброскам к так и не написанной статье «Социализм и христианство», сделанным вскоре после публикации «Записок из подполья»: главное, что не принимал писатель в идеологии социалистов-западников - то, что они материальное благополучие человека ставили во
главу угла. Собственно данное обстоятельство и становится главным мотивом выбора именно этих строк в качестве эпиграфа к произведению Лошкарева.
Во-первых, он сразу же указывает на основную область размышлений современного автора - это творчество, искусство. Во-вторых, дву-частная композиция высказывания намечает перспективу основного конфликта: между героем-рассказчиком и его так называемым «другом», покровителем начинающих писателей Евгением, как конфликт между искусством и зарабатыванием денег, между материальным и духовным, ложными ценностями и истинными. То, что сделано «на заказ», ради наживы, принимается «свиньями цензорами», то есть публикой, редакторами, издателями, настоящее же творчество остается в тени, а в современной действительности и вовсе отходит на периферию жизни. Неудивительно, что в финале, когда в столкновении с новыми дельцами от искусства герой вновь потерпел фиаско, звучит такой внутренний монолог: «Неужели я такой пошлый человек? - думал я, идя к метро. - В этой стране, - вспомнил я свои детские слова, - есть два пути: или делать деньги или посвятить себя искусству. Тьфу! - плюнул я с досады. - Опять новый круг? Боже ты мой! У входа в метро с книжных лотков, с глянцевых обложек книг и журналов, мне подмигивали голые задницы» [6].
Итак, как мы уже отмечали выше, в основе сюжета романа К. Лошкарева - пятнадцатилетняя история отношений двух «приятелей» - Евгения, за которым закрепилась слава друга Евтушенко, что и дает ему право как «знатоку и ценителю» высокого искусства «принимать» у себя начинающих литераторов, давать им «дельные» советы, оказывать псевдопокровительство, и Сергея, молодого поэта, в душе считающего себя непризнанным гением, а потому совершенно одинокого, никем не понятого и не признанного. Описание детских и юношеских лет жизни героя выполнено в духе жизнеописания «подпольного» человека: жизнь без родителей, отсутствие семейного тепла, друзей, случайное образование - то есть пустое, бессмысленное существование.
Как уже отмечалось, «Записки из подполья» Достоевского имеют двучастную композицию: первая часть - философия подполья, главный тезис которой заключается в следующих словах героя: «Да я за то, чтоб меня не беспокоили, весь свет сейчас же за копейку продам. Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить.» [7]. Вторая - реалии подпольной жизни, где, собственно, и описываются болезненные моменты столкновения «подпольного» человека
с реальным миром и плачевные его итоги. Именно вторая часть «Записок.» Достоевского «По поводу мокрого снега» в большей мере актуальна для Лошкарева: прямые и завуалированные цитаты из нее буквально растворены в современном произведении. Оно тоже имеет двучастную, но несколько своеобразную структуру: история отношений Евгения и Сергея длится пятнадцать лет, и повествование как бы разорвано на две части - начало их знакомства и его финал. Главы из настоящего постоянно перемежаются экскурсами в прошлое, давая возможность читателю проследить эволюцию отношений «подпольного» героя с миром. Рассказанная Достоевским история встречи «подпольного» с бывшими школьными товарищами Зверковым, Симоновым, Трудолюбовым, Ферфичкиным, во время которой тот претерпел множество унижений, насмешек, издевательств, преображается в романе Лошкарева в историю очередного визита Сергея к Евгению, когда последний практически глумится над молодым поэтом в присутствии других гостей. Имеется у Лошкарева и своеобразная отсылка к истории знакомства «подпольного» с Лизой. Правда, Оля - героиня произведения современного писателя - не торговала собой, но в прямом смысле слова жила в подвале, в подполье. Примечательно, что она искусствовед, в гостях у нее часто бывают художники, тоже непризнанные, много пьющие люди. Если «подпольный» герой Достоевского сделал Лизу в буквальном смысле «козлом отпущения», выместил на этом несчастном существе все накопившиеся обиды, оскорбил, унизил, предварительно вызвав на откровенность, то Сергей, вступивший в интимную связь с Олей, придя к Евгению, в подробностях рассказывает о своих похождениях. Судьба героини Лошкарева трагична: устав от «подпольного» существования, от каждодневного портвейна и свеклы с майонезом, Оля соглашается выйти замуж за известного состоятельного искусствоведа лет пятидесяти, а через месяц совершает самоубийство.
Уже во время первого визита Сергея к Евгению становится очевидно, что они по-разному смотрят на жизнь, на ее ценности. Как и многие другие ищущие славы посетители, «юноша бледный со взором горящим» приносит «мэтру-ценителю» бутылку портвейна и пирог с капустой. Сталкивание в одном контексте возвышенного, духовного и намеренно приземленного, бытового приводит к созданию комического эффекта: в обстановке «выпивания и закусывания» Сергей читает старшему товарищу свои лучшие, как ему казалось, стихи, на что тот отвечает фразой в типично чеховском духе: «вкусный пирог».
Со временем такие визиты станут частыми, все будет неизменным за исключением измене-
ний в комнате Евгения. Сначала Сергей приходит к нему в маленькую комнатку 18 метров, в которую тот вселился через фиктивный брак, она очень скромно обставлена: тахта, стол, старомодный шкаф, на стене вырезанная из журнала репродукция с портретом Достоевского. Увидев взгляд гостя, брошенный на работающий в углу комнаты телевизор, Евгений сразу же, будто смущаясь, говорит: «Валентинин телевизор», открещиваясь от этого бытового атрибута мещанской жизни. Следующая встреча происходит уже в 30-метровой комнате, с толстым шерстяным ковром во весь пол, удобной мягкой мебелью и столиком на колесиках, и новой женой Лилей и новым телевизором. И что особенно примечательно, на стене новой квартиры висит копия картины Нестерова «Два философа».
С нашей точки зрения, упоминание о данной картине возникает не случайно. Хотелось бы напомнить, что Булгаков и Флоренский, изображенные на картине, были наиболее значительными представителями русской софиологической мысли. Их объединяла мысль о том, что мистические переживания, которые проходят в виде озарений, вызывают душевные потрясения у человека и приводят его сознание к перевороту, к обращению на другие ценности; обращением достигаются новые вершины духовной жизни, появляются новые силы и стремления, личность после этих озарений становится иной. Так, у Флоренского есть описание своего духовного обращения, когда однажды во сне он пережил духовное перерождение, осознав, что нельзя жить без Бога.
Также многие критики отмечали, что заслуга художника в том, что ему удалось передать в облике изображенных идею «учительства», которая значима и в произведении Лошкарева. Интертекстуальный контекст актуализирует тему истинного и ложного наставничества, учительства. Евгений, который примерял на себя маску учителя для начинающих писателей, на деле оказался лженаставником. Неудивительно, что в его шикарной квартире (автор акцентирует на этом внимание) висит не подлинник, а лишь копия, как, собственно, и слова Евгения, которые всегда расходятся с его истинным представлением о жизни, ее ценностях.
В финале появляется описание последнего жилища Евгения - огромная петербургская квартира на канале Грибоедова. Теперь он при университете, пишет диссертацию на ту тему, которую дали. На вопрос Сергея: «А как же Достоевский? Ты ведь всю жизнь Достоевским хотел заниматься?» - он отвечает:
«Что Достоевский? (...) Достоевский говорил: не понимаю людей, которые говорят, что в России сделать ничего нельзя. Ну не можешь до-
биться всей своей цели, так сделай хоть шаг к ней. А то пьют портвейн по кочегаркам, сидят, пишут что-то там. Кому все это нужно?» [8]
Он, судя по изменениям, произошедшим в его жизни, истолковал Достоевского так, как ему было выгодно: обеспечил свое материальное благополучие, занявшись торговлей металлами, и спокойное существование, вступив в партию. Сергею же не остается ничего, кроме как признать, что единственный способ защиты от страданий, возникающих от общения с реальностью, -это сознательный уход от людей. «Все мы из подполья», - произносит герой, так и не нашедший возможности проявить свой талант, открыть его людям.
Итак, подведем некоторые итоги. На примере мини-романа К. Лошкарева «Записка из подполья» мы постарались проследить актуальную для современной литературы тенденцию к минима-лизации текста. Проделанный анализ позволил нам сделать следующие выводы: во-первых, «сжатие» традиционного объема не разрушает жанрового стержня романа; во-вторых, глубина проблематики достигается за счет широкого привлечения интертекстуального контекста; в-третьих, «умаление» текстового материала современного произведения прослеживается не только на уровне объема, но и через намеренные игровые отношения с первоисточником, от которого отталкивается Лошкарев.
Примечания
1. Маркова Т. Н. Современная проза: конструкция и смысл (В. Маканин, Л. Петрушевская, В. Пелевин). М.: МГОУ, 2003. С. 166.
2. Там же. С. 233.
3. Воробьева Е. Заметки о малых прозаических жанрах. НЛО. 1999. № 39. С. 299.
4. Эпштейн М. Н. De' but de siecl, или От пост- к прото-. Манифест нового века // Знамя. 1996. № 3. С. 198.
5. Достоевский Ф. М. Письма. Т. 1-4. М.; Л.: ГИЗ - Akademia - Гослитиздат, 1928-1933. С. 245.
6. Лошкарев К. Записка из подполья // Звезда. 1999. № 12. С. 27.
7. Достоевский Ф. М. Записки из подполья // Собрание сочинений: в 12 т. Т. 2. М.: Правда, 1982. С. 247.
8. Лошкарев К. Указ. соч. С. 25.
УДК 82.03:882
А. В. Сычёва
ИЗ ИСТОРИИ ПЕРЕВОДА ПОЭЗИИ БУЛАТА ОКУДЖАВЫ НА АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК *
Статья посвящена единственному на данный момент отдельному англоязычному изданию стихотворений Б. Окуджавы, вышедшему в двух томах. Составителем и редактором сборников является В. Фрумкин. Английские переводы стихотворений поэта в первой части издания («Bulat Okudzhava. 65 Songs») выполнены Е. Шапиро, во второй части («Songs. Volume II») - Т. Вольфсон. Автор статьи рассматривает достоинства и недостатки указанного издания.
The article deals with the only separate English two-volume edition of B. Okudzhava's poetry. Compiling and editing of these books was conducted by V. Frumkin. In the first volume («Bulat Okudzhava. 65 Songs») English translations of Okudzhava's poems were made by E. Shapiro, in the second one («Songs. Volume II») - by T. Wolfson. The author of the research analyses advantages and drawbacks of this edition.
Ключевые слова: Булат Окуджава, поэзия, издание, том, В. Фрумкин, стихотворение, песня, перевод, английский язык.
Keywords: Bulat Okudzhava, poetry, edition, volume, V. Frumkin, poem, song, translation, the English language.
Во второй половине XX в. судьба литературных произведений, принадлежащих перу отечественных авторов, неугодных коммунистическому режиму, складывалась весьма своеобразно в нашей стране и за ее рубежами: в СССР в это время такие работы, не прошедшие жесточайшую цензуру, отправлялись пылиться на полку, в то время как иностранные издательства публиковали преимущественно тех писателей и поэтов, которые в силу ряда причин не поддерживали идеологию существующего строя.
Среди последних оказался и Булат Окуджава (1924-1997) - основоположник жанра авторской песни, один из символов поколения 60-х гг. XX в. Несмотря на то что он не являлся ни ярым противником идеологии советского государства, ни диссидентом, уникальность его творчества настораживала власть, а результатом этого интуитивного страха перед чем-то совершенно новым, неповторимым, необычным стал запрет на публикацию его поэтических произведений.
Вместе с тем открытый Окуджавой литературно-песенный жанр поставил перед перевод-
* Работа выполнена при поддержке гранта Президента Северо-Восточного государственного университета для молодых ученых и аспирантов. © Сычёва А. В., 2010
