CC BY
124
Вестник Челябинского государственного университета. 2011. № 13 (228). Филология. Искусствоведение. Вып. 54. С. 5 11.
ФИЛОЛОГИЯ
Л. Г. Александров
РЕДАКЦИОННАЯ ПОЛИТИКА «ВЕСТНИКА ЕВРОПЫ» М. Т. КАЧЕНОВСКОГО В ПЕРИОД ДОМИНИРОВАНИЯ ПАТРИОТИЧЕСКИХ ТЕНДЕНЦИЙ
В РОССИЙСКОМ ОБЩЕСТВЕ
Статья посвящена организационной и исследовательской деятельности М. Каченовского, журналиста, переводчика, историка, профессора Московского университета, который по ряду причин был обойден вниманием исторической и филологической науки и сегодня требует известной реабилитации. Основной линией оценки его деятельности в данной статье является диалектика патриотизма и космополитизма, в разных формах проявляемая в культурных тенденциях первой половины XIX века.
Ключевые слова: Каченовский, «Вестник Европы», история журналистики, Московский университет, историческая тема, патриотизм, скептическая школа, полемика.
Михаил Трофимович Каченовский происходил из семьи грека Т. Качони, из мещанского сословия Харькова. Рано оставшись сиротой, Каченовский был пристроен в Харьковский коллегиум, откуда вынес, по его воспоминаниям, вкус к древним языкам. Впоследствии служил урядником в Екатеринославском казачьем ополчении, где был арестован и посажен на гауптвахту за несанкционированную продажу пороха. В полку он познакомился с будущим издателем «Русского Вестника» С. Глинкой, с подачи которого увлекся чтением книг по истории, что, по замечанию П. Плетнева, «решило и будущее поприще и будущий в науке характер Каченовского»1. Выйдя в отставку, Каченовский поступил на службу библиотекарем к графу А. Разумовскому, который, став попечителем Московского университета, в 1805 году увлек за собой и Каченовского, немало способствуя и в дальнейшем его ученой карьере в этом учебном заведении. Вскоре молодой и любознательный самоучка получает должность магистра философии, преподает риторику и русский язык в академической гимназии.
В начале XIX века Каченовский «является разом в двух образах, перед двоякою аудиторией: перед обширною, как издатель карам-зинского "Вестника Европы ’, и перед тесною, как профессор университета»3. Получив в 1806 году степень доктора философии и изящных искусств, он в 1808 году был утвержден адъюнктом и назначен правителем канцелярии попечителя. В дальнейшем он обрастает должностями, полномочиями и обязанностями, что
порой даже мешает ему методически собирать и редактировать очередные книжки «Вестника Европы», который он всегда считал любимым своим занятием.
Стоит заметить, что журнальная палитра в самом начале XIX века еще не включала в себя долговременные издания. «Вестник Европы» был первым прецедентом в сфере общественной и литературной журнальной деятельности, если не считать газеты «Ведомости» и некоторых уникальных опытов в сфере специальной академической периодики, к которым Каченовский также имел косвенное отношение, -таких, как «Труды Вольного Экономического Общества», выходивший в Санкт-Петербурге с 1765 по 1915 год, или «Исторический, статистический и географический журнал», выпускавшийся в Москве в 1790-1830 годах. Во всяком случае, до «Вестника Европы» в России не было общественно-политического журнала, регулярно издававшегося более чем 10 лет3. А те долговременные журналы, что начали выходить вскоре после него — «Русский вестник», «Отечественные записки» и др. - были задуманы и организованы на волне патриотического подъема в сознании читающей публики. При этом все журналы той эпохи, стремясь к самобытности, не забывали также и об энциклопедичное™, а значит, конкурировали с «Вестником Европы» за переводные сочинения, зарубежные обозрения и пр.
До «Вестника» Каченовский сотрудничал с недолго просуществовавшими журналами «Иппокрена» и «Новости русской литерату-
ры», издал, под влиянием французской школы, ряд переводов сентиментальных и анекдотических сочинений, о которых впоследствии жалел, как о напрасной трате времени. Вскоре он публикует в 1807-1809 годах «Учебную книжку древнего греческого языка», ставшую основой для последовавшей за ней «Греческой хрестоматии Якобса, с переводом, примечаниями и словарем» (издано в 1821-1824 годах).
Еще в период редакторства Карамзина Ка-ченовский напечатал в «Вестнике Европы» статью «Взгляд на Благородный Пансион при Императорском Московском университете». «Эта статья, - отмечал С. Соловьев, - замечательна тем, что в ней высказалось уже то направление, которому Каченовский остался верен во все продолжение своего литературного поприща: как истинный ученый, Каченовский всю жизнь ратовал против двух крайностей: с одной стороны, против равнодушия и даже отвращения, презрения к образованности, которые прикрывались чувством отвращения к чужому и любви к своему; с другой стороны, против равнодушия и презрения к своему, которые происходили от пристрастия к чужому»4.
В «Письме к издателю» из первого редактируемого им номера журнала Каченовский считает задачей сообщение обо всем, «что делается и что пишется в Европе», в частности, ознакомление русской публики с литературой и историей родственных славян. Что касается западной литературы, то Каченовский, самостоятельно изучивший французский, немецкий, английский и итальянский языки, давал в «Вестнике Европы» переводы и выписки из иностранных книг и журналов. Кроме классических древних языков, он знал также испанский, новогреческий, польский и сербский, а в преклонном возрасте даже изучал шведский язык. В процессе перевода формировалась научная и публицистическая позиция Каченовского. Часто публиковались представители критического направления - в журнале давались выдержки из словаря П. Бейля и переводы статей о Р. Нибуре. В 1808 году Каченовский помещает на страницах журнала «Взор на прошедшее, настоящее и будущее» X. А. Шлецера. Стоит сказать, что в первые годы Каченовский был почти единственным автором статей, печатавшихся в журнале, и имел впоследствии полное право сказать: «...я трудился один»5. Позже в издании появляются авторские статьи Е. Болховитинова, К. Калайдовича, Н. Арцыбашева, к совместному редакторству привлекаются В. Жуковский и В. Измайлов.
В «Вестнике Европы» первого десятилетия XIX века мы найдем выдержки из модных магазинов Парижа и «американских ведомостей», политические публичные манифесты, соображения и комментарии, письма анонимных английских и русских путешественников из разных мест, рассказ о посещении Бонапартом египетских пирамид и «Мысли о заведении в России Академии азиатской» [Калькуттского общества. - Л. А ], «Путешествие в Малороссию» К. Шаликова и аллегорию Б. Палицына «Осмен». В 1812 году публикуются в журнале письма П. Свиньина к А. Лабзину с подзаголовком «наблюдение русского в Америке». Таким образом, видно, что жанр путевых записок, введенный в обиход русской журналистики Н. Карамзиным еще в «Московском жу рнале», активно развивается на страницах «Вестника Европы».
Кроме этого, заметно и наличие в журнале занимательного переводного жанра, которым живо интересовалась искушенная галантная публика, как в Европе, так и в России. Мы находим здесь «Мнение Фонтенеля о возможности путешествовать на Луну», «Календарь Золотого Века» Ф. Р. Шатобриана, «О френологии Галя» и «О совершенном образце духовного пастыря» [речь идет об И. К. Лафатере, основателе т. н. физиогномической школы. -Л. А.], «О прибавлении к словарю атеистов Ла-ланда» и «О Великом Г оде» Бенарди, работу, в которой Метонов цикл сравнивается с китайским и египетским календарями и описываются различные «химерические» [т. е. эсхатологические. -Л. А.] предсказания. Под рубрикой «Археология» можно найти заметку «О веках золотом, серебряном, медном и железном, упоминаемых древними стихотворцами» и рецензию на книгу Ж.-Б. Сальга «О звездах и об их действии на суету человеческую». А в другом номере описывается предсказание иллюмината Ж. Казота о судьбе деятелей французской революции - оно, по легенде, предостерегало от ужасов террора, которые будут учинены в царстве разума, где кроме храмов Разума, собственно, никаких храмов и не будет6. На волне эсхатологических ожиданий в 1811 году журнал Каченовского публикует также перевод из французского журнала «О кометах» (из Я. Бернулли) и другие подобные сочинения
Тенденциозные признания в патриотизме не раз мелькают на страницах журнала в период антифранцузских военных кампаний. Рубрика «География. Статистика», сделавшаяся посто-
янной при Каченовском, не пустует из номера в номер. Ее материалы, накапливаясь, в дальнейшем становятся основой более серьезных исторических исследований'. Статьи, публикующиеся в «Вестнике», располагают и к полемике по серьезным вопросам международной политики. Так, Н. Карамзин в анонимной статье рассуждает о народной гордости и даже классифицирует эту любовь: «Любовь к Отечеству может быть физическая, моральная и политическая <...> Я не смею думать, что у нас в России не много патриотов, но мне кажется, что мы излишне смиренны в мыслях о народном своем достоинстве, а смирение в политике вредно»8. Переводчик «Разговора о невидимовидимом обществе» И. Г. Гердера представляет идею гражданского общества как прекрасную выдумку, ибо «когда немец встречается с французом или с англичанином, в них говорит не человечество, а гражданство»: в идеализированной картине мира философы даже порой забывают подумать о том, «может ли вообще быть общество без различных сословий?»9 Некто Ф. С...Й [толкование авторства в словарях псевдонимов вариативно. - .II. А.] публикует в журнале полемическую статью против А. Шишкова под названием «Разговор о том, что преимущественно заниматься должно языком отечественным». В диалоге участвуют Здравомыслов, Модов, Стародумов и другие аллегорические персонажи, за которыми угадываются известные деятели культуры той эпохи.
Международное напряжение, ощутимое в первом десятилетии XIX века, выплескивается на страницах журналов, и первым на него обычно реагирует журнал «Вестник Европы». Переводная статья за подписью «М.» повествует «о соединении государств и смешении народов», где имеется в виду наполеоновская Франция, конституция которой «служит образцом для всех государств союзных»1". А другой перевод 1812 года под названием «Об истинной и справедливой политике» толкует о науке мудрости государственной, которая уважает человечество и охраняет священные права его. При этом автор сетует на то, что происходит смена ориентиров в государственной политике европейских стран, для которых государство теперь - это «система средоточного распространения: каждое государство стремится расшириться и увеличиться посредством союзных областей. Сильнейшее государство занимает среднюю точку, от которой проистекает дви-
жение на все страны окружные и из которой союзные области обращаются»11. Для произведения в действие такой системы используются все средства, способные достичь цели.
Став профессором Московского университета предположительно без защиты магистерской и докторской диссертаций, как бы сказали сегодня, «по совокупности публикаций», Каче-новский с успехом преподавал в университете историю, статистику, географию, этнологию. В «Вестнике Европы» он очень рано начал излагать для публики в упрощенном виде результаты своих научных изысканий. Уже в статье «Об источниках русской истории» он подвергает сомнению подлинность договоров Олега и Игоря с греками, и в дальнейшем доказывает «баснословность» многих известий из русских летописей. Само «Слово о полку Игореве» Каченовский, по словам И. Гончарова, считал «позднейшей подделкой, кажется XIV века»12.
Круг его интересов был предельно широк: он стремился быть и языковедом, и литературоведом, и источниковедом, и историографом, и нумизматом, и переводчиком, и музыкальным критиком. Он, по наблюдениям современников, был также склонен к особой форме проявления мысли - гипертрофированной полемичности, предполагающей особую энергию, направленную на критику источника или же другого автора. Он писал как оригинальные исследования, так и обзорные статьи, по сути компилятивные, популяризирующие работы отечественных и зарубежных ученых. Впрочем, под воздействием обстоятельств эпохи его лекции со временем становились более сухими, осторожными, монотонными и подчеркнуто объективными. А. Пушкин отмечал необыкновенную усидчивость, трудолюбие и способность к черновой кропотливой работе, которую проявил Каченовский на посту редактора «Вестника Европы». Он действительно очень тщательно подбирал источники для переводов и публикаций, имел неограниченный доступ к университетской библиотеке и мог при случае выписывать необходимые книги из-за рубежа.
В творчестве Каченовского фантастическим образом переплеталось старое и новое. Уважая исторические сведения, представленные И. Болтиным, и применяя критический метод И. Ф. Г. Эверса, Каченовский приходил к выводам, поражающих современников экстравагантностью и неожиданностью; дух критики и научная смелость привлекали к нему сим-
патии студентов. В ряде диалогических статей 1808-1809 годов по вопросам славянского языкознания и древней истории он занимается преимущественно «развенчанием» некоторых, как он полагает, мифологических наслоений и искажений. Одна из главных идей, которую он проповедует, - это существование древнего праславянского языка, который в ходе своего развития разделился на ряд славянских наречий, существовавших и изменявшихся по своим правилам. Этот тезис прозвучал в пику Шишкову, утверждавшему, что русский язык является единственным наследником древнего славянского языка13. В «Вестнике» выступали и ведущие европейские слависты, в переложениях и рецензиях самого Каченовского.
Уже первый опыт источниковедческой статьи 1809 года «Параллельные места в русских летописях» показывают Каченовского проводником шлецеровского метода анализа текста (выяснение вставок и пробелов, сравнение текста одной летописи с другими и т. д.) и качественным систематизатором наблюдений других исследователей. Следующее выступление Каченовского, посвященное «Повести временных лет», касалось не столько изложения летописи, сколько научных методов ее анализа и было направлено против анонимного автора «Русского вестника», отстаивающего необходимость благоговейного, патриотического и религиозного подхода к труду Нестора14. Каче-новский рьяно защищал право исследователя критически рассматривать любой исторический источник, руководствуясь здравым смыслом, а не религиозными догмами и сюжетами, среди которых, например, у Нестора находится предание о происхождении народов от Адама15. Историк выступил против «потребительского» отношения к источнику. Для создания «беспристрастного» исследования ученый должен собрать все документы, найти в них сведения об интересующем его событии «баснословного» периода, разобрать все позднейшие наслоения и объяснить их появление. Для восстановления истины, таким образом, необходимо соотнести известные источники, во-первых, с духом времени их появления, во-вторых, с подобными периодами в истории других народов, а в-третьих, с более поздним периодом развития культуры. Сам критерий «духа времени» витал в обществе первой четверти XIX века, но именно Каченовский сделал его определяющим в методологии, устанавливающей подлинность исторического источника.
Во время эвакуации профессорско-преподавательского состава Московского университета в Нижний Новгород в августе 1812 года Каченовский выполнил важную миссию по спасению археологических ценностей - коллекции медалей и монет. Специфическому анализу обозначений денежных единиц посвящен и ряд статей ученого послевоенной эпохи. По ряду причин сегодня трудно установить авторство Каченовского в сочинениях из возглавляемого им журнала, отчасти еще и потому, что литератором он был менее значительным, чем переводчиком. Видимо, именно ему принадлежит ряд афоризмов под заглавием «Мысли» (из польского журнала), в том числе и такие: «Славу литераторов, особливо драматических писателей, можно сравнить с богатством, которое прежде доставали в Индиях и на островах, вновь открытых. Стоило только решиться в путешествие, чтобы получить множество золота; но сии самые богатства развратили потомков. Худо обработанное поле не может приносить обильных плодов... От чего лучше умею чувствовать, нежели выражать? От того, что Искусство не может сравниться с Натурою»16. Игнорируя молодые таланты романтической школы, активно полемизируя с журналами, близкими к обществу «Арзамас», Каченовский в 1816 году, например, обидел молодого Пушкина, не приняв к публикации его первые стихотворные опыты. По этой и другим причинам Каченовский был частым предметом изображения в эпиграммах того же Пушкина, Вяземского и других острословов первой половины XIX века.
Эстетическую свежесть и художественную новизну придавали «Вестнику Европы» выступления В. Жуковского, тем более что Жуковский и Каченовский совпадали в своем отношении к архаистам шишковского круга. Следуя за Руссо, поэт рассуждает: «Что значит согласоваться с склонностями народа? Трагедия изображает человека всех времен и народов, следовательно, во всех его изменениях, сохраняя одну только неизменяемость страстей, которые всегда <.,> одинаковы»17. В «Двух разговорах о критике» он ссылается и на Аддисона, считавшего, что эстетическая простота не тождественна «низкому» образу мыслей и чувств. Известная потусторонняя мистичность в творчестве Жуковского, с его культом немецкого и английского романтизма, «вышла боком» поэту в 1812 году, как и «западнику» Карамзину. Тогда подражанье
и модничанье легко могли обернуться подозрениями в шпионстве, наветом со стороны таких одиозных московских «патриотов», как Ф. Ростопчин, считавший весь Московский университет воплощением мартинизма, пропитанного «якобинским духом». Разницы он не видел, и внушал общественному мнению, что профессора-иностранцы с нетерпением ждут Наполеона. По этой же причине поэзия Жуковского в эпоху патриотизма казалась настолько несвоевременной, что поэта начали подозревать в неискренности и придворном карьеризме18. Неспроста Жуковский, изменяя в чем-то своему стилю, публикует в народном духе на страницах «Вестника Европы» своего знаменитого «Певца во стане русских воинов».
Отечественная война, всколыхнувшая столицу и провинцию, настроила общественность на новый лад. Частные письма из армии передавались из рук в руки и порой выполняли функцию газеты. Сам государь Александр I, проникнувшись мистическим духом Апокалипсиса, с 1812 года навсегда стал доверчив и любопытен к всякого рода толкованиям и считал важнейшей своей миссией установление в Европе Священного Союза как некоего предварения Тысячелетнего царства. Этот замысел, по его мнению, был связан и с народной верой во всемогущество благородного законодателя, учреждающего «вселенский мир и всеобщее блаженство»19. Изменились и публичные тенденции - с 1813 по 1824 год в Москве не появилось ни одного частного общественно-политического или общественнолитературного журнала: большинство вновь возникших там изданий носило специальный или официально-правительственный характер. Характерный стиль обрел и возобновленный в краткие сроки «Вестник Европы» Каченовско-го. Теперь журнал с восхищением повествует об учреждении в разных городах патриотических и благотворительных обществ, в том числе женских, о движении тысячных ополчений против неприятеля (без указания конкретных мест дислокации), манифест-объявление «От германских патриотов» (из «Кенигсбергских ведомостей») и многие подобные тексты. Журнал внимательно отслеживает европейские новости, публикует известие об отлучении Бонапарта от Церкви папою Пием VII (перепечатку из «Патриота»), иронизирует по поводу «витийства Наполеонова» в Законодательном собрании, наконец, дает и мирную декларацию, которая была напечатана в журнале Коцебу «с
тем, чтобы Наполеон приказал министрам своим прочитать ее на конгрессе в Праге»2".
К месту оказываются исторические изыскания Каченовского в области древнерусской истории. На волне патриотизма он публикует в 1813 году статьи «О личных собственных именах и разных родах присяг у славенорус-сов», «О славенорусских типографиях» и др.21 Его «скептическая школа», подвергавшая сомнению степень древности письменных источников, в основном, русских, но также и европейских, набирала силу, несмотря на то, что Каченовскому пришлось теперь составлять оппозицию и воззрениям официального историографа Карамзина. Разногласия с ним обнаружились уже после морального триумфа над идеями Шишкова. Дело состояло в том, что Карамзин считал невозможным восстановить по сохранившимся источникам историческую истину, поэтому историк и дает часто свою художественную и политическую интерпретацию событий. Он выбирает из летописи только то, что укладывается в его идеальную конструкцию, игнорируя противоречащие сведения из других источников. Каченовский же двигался от необходимости сравнения источников в поисках вставок, вымыслов и ошибок переписчиков, и в 20-х годах эти задачи полностью отвечали потребностям анализа источников.
Прилагая общий метод Шлецера и Нибура к суждениям по частным вопросам, Каченовский выглядит сторонником исторической достоверности и противником изображения прошлого в чертах современного общества22. Древний период русской истории представлялся Каченовскому состоянием полной дикости, а признаки цивилизованности могли быть обнаружены лишь после заимствования их у Ганзейского союза. В исследовании о «Русской Правде» он доказывает, что ни законов, ни городских общин, которые могли бы издавать законы, не существовало до ХШ-ХГУ веков, причем не только в России, но и в остальной Европе23. Научная несостоятельность критических выводов Каченовского впоследствии была обнаружена и обоснована М. Погодиным и П. Бутковым. Порой оппоненты Каченовского отвергали его принципы не только во имя науки, но и во имя патриотизма. Если в глазах Каченовского составитель летописи был обманщиком, то «правоверный» историк должен был наделять его чертами святости. В конце концов, замена научной позиции вопросом о благонадежности отразилась на самом положении Каченовского
в университете: при введении нового Устава министр С. Уваров перевел Каченовского на кафедру славянских наречий, а кафедру русской истории отдал Погодину.
Постепенно произошло вытеснение и основного понятия о «баснословном периоде» истории каждого народа, которое использовал Ка-ченовский. По его определению, такой период характеризуется отсутствием письменности, государственности, примитивным уровнем развития общественных и политических отношений, низким уровнем развития техники, ремесла и т. п. Сведения об этой эпохе могли сохраниться в более поздних письменных памятниках только через предания и мифы, а значит, объективное познание древней эпохи принципиально недостижимо. Историк же должен заниматься восстановлением тех крупиц истины, которые остались в позднейших источниках, и для этого взглянуть на них как на продукт исторического развития и отражение влияний различных факторов. По сути, субъективизм Карамзина Каченовский заменил своим субъективизмом, который проявился в совершенно произвольном и ничем не подтвержденном понимании «баснословного времени», завершившегося примерно в XIII веке24. Уже некоторые свидетели этой полемики стали склоняться к тому, что истина «где-то посредине».
Уступая со временем лидирующие позиции в исторической науке, Каченовский долгое время оставался на ведущих должностях в системе образования, был инспектором и членом училищного совета попечителей, директором и цензором при университетской типографии, с 1837 года - ректором Московского университета, скорее, больше «почетным». К. Аксаков вспоминал об увлечении идеями Каченовского в кружке Станкевича, а К. Кавелин причислял его к «передовым людям, пошедшим напролом против безмыслия, напыщенности, задушивших было всякое разумение русской истории»25. Характерно неприятие зрелым Ка-ченовским новых веяний немецкой идеалистической философии, в частности, «сумасшедшего» Шеллинга. Молодые профессора 30-х годов относились к нему с почтительно-сдержанным сочувствием и считали закоренелым консерватором.
В 1830 году «Вестник Европы» прекратил существование, после чего Каченовский практически не писал новых статей. Отчасти причиной было и новое, более молодое и предприимчивое поколение издателей, конкуренцию с
которыми было трудно выдержать, тем более, что инициативу на преимущественное право публикации международных политических новостей «перехватил» у Каченовского Ф. Булгарин с его «Северной пчелой», единственной имевшей доступ к официальным дипломатическим источникам, а не только к переводам из иностранных журналов26. М. Т. Каченовский умер в 1842 году, забытый большинством бывших друзей и коллег. Объем его заслуг в истории жу рналистики долгое время был подзабыт и «затушеван» из-за предпочтения «Вестнику Европы» изданий более радикальных и демократических, и сегодня еще ждет своих внимательных и непредвзятых исследователей.
Примечания
1 Отчеты Императорской Академии Наук по отделению Русского языка и словесности за первое десятилетие. СПб., 1852. С. 50.
2 Кочубинский, А. А. Начальные годы русского славяноведения. Адмирал Шишков и канцлер Румянцев. Ч. 1. Одесса, 1887. С. 50.
3 См.: Масанов, Ю. И. Указатели содержания русских журналов и продолжающихся изданий. 1755-1970 / Ю. И. Масанов, Н. В. Нитки-на, 3 Д. Титова. М., 1975.
4 Соловьев, С. М. Избранные труды. Записки. М., 1983. С. 256.
5 См.: Каченовский, М. Т. Письма к Н. Ф. Грам-матину : 1809-1815 (сообщ. В. А. Борисовым) // Библиогр. зап. 1859. № 8.
6 Вестн. Европы. 1806. № 19. С. 201. Здесь и далее ссылки на издание даны по его PDF-версии.
Напр.: План статистического описания Российской империи // Вестн. Европы. 1826. № 6. С.94-98.
8 Вестн. Европы. 1802. № 4. С. 56-60.
9 Вестн. Европы. 1804. № 22. С. 116-119.
111 Вестн. Европы. 1809. № 8. С. 310.
11 Из журнала «Minerva» // Вестн. Европы. 1812. №5. С. 149-150.
12 Гончаров, И. А. Воспоминания. В университете // Гончаров, И. А. Собр. соч. М., 1954. Т. 7. С.207-208.
13 Макарова, В. Г. М. Т. Каченовский и становление славяноведения в России // Историографические исследования по славяноведению и балканистике. М., 1984. С. 73-74.
14 Козлов, В. П. Исторический источник и основные проблемы его анализа в исторической мысли России конца XVIII - первой чет-
верти XIX века // Вспомогательные исторические дисциплины. Т. 21. Л., 1990. С. 6-9.
15 Нестор. Русские летописи на древнеславянском языке // Вестн. Европы. 1811. Ч. 59.
16 Вестн. Европы. 1804. Ч. 16, № 15.
17 Жуковский, В. А. Эстетика и критика. М., 1985.С. 155.
18 См.: Лотман, Ю. М. Беседы о русской культуре : быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб., 1994.
19 См.: Флоровский, Г. Пути русского богословия. Буэнос-Айрес, 2003.
20 Вестн. Европы. 1813. № 2. С. 102; № 14. С.133.
21 См. также: О славянском языке вообще и в особенности о церковном // Вестн. Европы.
1816. № 19-20; Исторический взгляд на грамматику славянских наречий // Вестн. Европы.
1817. № 11; О сербских народных песнях // Вестн. Европы. 1820. № 14; см. также: Макарова, Г В. Указ. соч.; Рубинштейн, Н. Л. Русская историография. М., 1941; Колесник, И. И. Ког-
да зародились историографические знания в России? Пути исследования проблемы // История СССРЛ989. № 4.
22 О римской истории Нибура (Из «Journal des Debats») //Вестн. Европы. 1830. № 17-20.
23 Каченовский, М. Т. Мой взгляд на «Русскую правду» // Вестн. Европы. 1829. № 13-16; Руссов. С. Замечания на ст. в XIII, XIV, XV и XVI кн. Вестника Европы на сей 1829 год, напечатанную под заглавием «Взгляд на русскую правду» //Отечеств, зап. 1829. № 116. С. 337-379.
24 Кудрявцев, И. А. «Вестник Европы» М. Т. Каченовского об «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина // Московский историко-архивный институт : труды. Т. 22. М., 1965. С. 211-249.
25 См.: Русское общество 30-х годов XIX века. Мемуары современников. М., 1989. С. 322-323.
26 См.: Есин, Б. И. История русской журналистики XIX века. М., 2000; Махонина, С. Я. Журнал «Вестник Европы» (1802-1830). М., 2009, и др.
