CC BY
236
ИСТОРИЯ И КУЛЬТУРА ВОСТОКА
УДК 952.03.3 А.Г. Зорихин*
РАЗВЕДЫВАТЕЛЬНАЯ РАБОТА КОРЕЙСКОЙ ГАРНИЗОННОЙ АРМИИ ЯПОНИИ НА ДАЛЬНЕМ ВОСТОКЕ И В СЕВЕРНОЙ МАНЬЧЖУРИИ В 1906-1922 гг.
В статье раскрывается деятельность разведывательных органов Корейской гарнизонной армии Японии против российского Дальнего Востока и Северной Маньчжурии в 1906-1922 гг. на основе изучения архивных документов Научно-исследовательского института обороны Министерства национальной обороны и Министерства иностранных дел Японии. Автор делает вывод о том, что Корейская армия гибко варьировала имевшиеся в её распоряжении силы и средства разведки, сделав ставку на использование квалифицированной агентуры из числа японских мигрантов и симпатизировавших Японии корейских граждан на юге Приморья и в приграничной китайской полосе.
Ключевые слова: корейская гарнизонная армия, Япония, разведка, агент, Дальний Восток, корейские мигранты, Манчжурия
Intelligence work of the Japanese Korean Army in the Russian Far East and North Manchuria, 1906-22. ALEKSANDR G. ZORIKHIN (Amur State University of Humanities and Pedagogy)
The article deals with the activities of the intelligence services of the Japanese Korean Army in the Russian Far East and North Manchuria in 1906-1922. The research is based on the analysis of archival documents form the Defense Research Institute of the Ministry of National Defense and the Ministry of Foreign Affairs of Japan. The author concludes that the Japanese Korean army was flexibly in modifying its intelligence forces and assets, staking on the use of qualified agents from among the Japanese emigrants and Korean citizens who were in sympathy with the Japanese in the south of Primorye and along the Chinese border.
Keywords: Japanese Korean army, Japan, intelligence service, Russian Far East, Korean migrants, Marchum
Становление Японии в качестве крупнейшей региональной державы на рубеже Х1Х-ХХ вв. сопровождалось неуклонным ростом её военного потенциала и превращением армии и военно-морского флота в ключевой инструмент реализации внешнеполитического курса империи по расширению сфер влияния на материке. Весомый вклад
в осуществление экспансионистских планов Токио внесли разведывательные органы японской армии, которые, по мнению многих историков, представляли собой одну из наиболее эффективных спецслужб начала XX столетия.
Несмотря на обилие работ по истории военной разведки Японии, отдельные аспекты её деятель-
* ЗОРИХИН Александр Геннадьевич, аспирант кафедры истории и юриспруденции факультета истории и юриспруденции Амурского государственного гуманитарно-педагогического университета. E-mail: tsunami77@rambler.ru © Зорихин А.Г., 2015
ности до сих пор остаются неизвестными на фоне многочисленных публикаций о засилье японских спецслужб в Российской империи и постоянно тиражируемого мифа о четырёхтысячной армии японских агентов на советском Дальнем Востоке накануне и в годы Гражданской войны. Сегодняшний всплеск интереса к японской разведке является отголоском недавних дискуссий по поводу перспектив российско-китайского столкновения, проводятся исторические параллели с ситуацией на Дальнем Востоке России в начале XX в. с сегодняшним днем. И если нынешнее состояние двусторонних контактов РФ и КНР свидетельствует, скорее, о формировании нового регионального блока, нежели о надвигающейся угрозе с Востока, то методы работы спецслужб Китая во многом копируют аналогичные методы японской разведки первой половины прошлого столетия.
Опираясь на ставшие доступными для историков архивы Научно-исследовательского института обороны Министерства национальной обороны (НИИО МНО) и Министерства иностранных дел (МИД) Японии, сегодня мы можем составить объективное представление о формах и результатах работы военной разведки Японии против России, взяв за основу деятельность разведывательных органов её Корейской армии в 1906-1922 гг.
Как самостоятельное объединение сухопутных войск Японии Корейская гарнизонная армия («Канкоку тюсацугун») была сформирована в метрополии 10 марта 1904 г. и спустя месяц развёрнута на Корейском полуострове в составе пяти резервных пехотных батальонов. Необходимость формирования и переброски этого объединения на материк диктовалась возложенными на него задачами по взаимодействию с передовыми частями и охране общественного порядка в Корее как базы снабжения Маньчжурского ТВД. В сентябре
1904 г. император Японии вывел командование объединения из подчинения Маньчжурской армии и переключил его на себя.
По окончании Русско-японской войны штатная численность Корейской гарнизонной армии была увеличена за счёт включения в её состав 13-й, 15-й пехотных дивизий и 30-й пехотной бригады. Задачи объединения после подписания Портсмутского мирного договора и заключения 17 ноября
1905 г. японо-корейского соглашения о протекторате несколько изменились: наряду с охраной общественного порядка в Корее в обязанности армии также вошли обеспечение контроля Японии над полуостровом и подготовка к возможной войне с Россией.
Военно-политическое руководство империи систематически реформировало Корейскую гарнизонную армию, растянув процесс поиска её оптимальной структуры вплоть до начала так называемой сибирской экспедиции.
В августе 1906 г. на основании принятых «Официальных правил командования Корейской гарнизонной армии» боевое расписание объединения было приведено в соответствие со штатами мирного времени, вследствие чего в феврале 1907 г. 15-я пехотная дивизия убыла в Японию, а в ноябре следующего года в метрополию отправилась и 13-я пехотная дивизия [3, с. 388].
Необходимость сокращения группировки японских войск в Корее определялась принятыми в 1907 г. «Планом национальной обороны империи» и «Программой использования сухопутных войск императорской армии», согласно которым основным театром военных действий против России в случае нового русско-японского столкновения становилась Северная Маньчжурия, вспомогательным - Уссурийский край, а Корее отводилась роль оборонительного плацдарма, прикрывавшего фланги японской армии от ударов русских войск [1, с. 418-419].
Кроме того, значительное влияние на изменения в группировке Корейской гарнизонной армии оказывал инициированный в июле 1907 г. процесс постепенной нормализации российско-японских отношений, индикатором которого стало подписание секретного соглашения о разделении Маньчжурии на северную (российскую) и южную (японскую) сферы влияния. В рамках достигнутых договорённостей Россия обязалась не мешать дальнейшему развитию «отношений политической солидарности» между Японией и Кореей, тем самым фактически одобрив аннексию Кореи, в то время как Япония признавала «особые интересы» России во Внешней Монголии [5, р. 58].
Совершенствуя организационно-штатную структуру армии, в 1909 г. японское правительство приняло решение о регулярной отправке в Корею одной пехотной дивизии и ротации переброшенных на материк соединений один раз в два года. Тогда же из метрополии в Корею прибыли управление 6-й пехотной дивизии и две пехотные бригады, в результате чего численность Корейской гарнизонной армии к июню 1909 г. выросла до шести пехотных полков [1, с. 430]. Однако уже через год, встретив вооружённое сопротивление местного населения в ответ на подписание договора о присоединении Кореи к Японии, Военное министерство временно усилило Корейскую гарнизонную армию 2-й пехотной дивизией [3, с. 388-389].
В 1915 г. японское правительство пришло к выводу о неэффективности системы ротации перебрасываемых из метрополии войск и приняло решение о размещении в Корее на постоянной основе двух пехотных дивизий, обосновав это тем, что «...данная система охраны общественного спокойствия на вновь приобретённых территориях является неудобной, так как не только ломает принятую организацию армии и вносит сумятицу в управление финансами, но и из-за многочисленных трудностей в проведении мобилизации во время войны делает затруднительным использование этих войск в полевых операциях» [1, с. 419].
В апреле 1916 г. в состав Корейской гарнизонной армии вошла 19-я пехотная дивизия, которая разместилась на севере полуострова. Спустя три года армия пополнилась 20-й пехотной дивизией, дислоцированной в центральной части Кореи. В таком составе Корейская гарнизонная армия, переименованная в июне 1918 г. в Корейскую армию («Тёсэн гун»), просуществовала вплоть до начала Второй мировой войны [3, с. 390].
Исходя из поставленных перед армией задач по обороне Кореи и охране общественного порядка на аннексированной территории, разведывательные органы объединения занимались в 1906-1916 гг. сбором военно-политической и экономической информации по широкому спектру вопросов, оперируя на Корейском полуострове, в Южно-Уссурийском крае и китайской провинции Цзилинь.
Характерной чертой организации штаба Корейской армии являлось отсутствие в его струк-
туре специального подразделения, отвечавшего за планирование и проведение всех видов разведки. Эти вопросы входили в компетенцию начальника штаба армии, который руководил деятельностью подчинённых ему разведорганов через старшего штабного офицера и 1-2 офицеров штаба. Непосредственно оперативной работой занимались от 2 до 5 внештатных сотрудников, прикомандированных к управлению армии и проводивших агентурную и топографическую разведку в зоне ответственности объединения. Подобная расстановка разведывательных кадров соответствовала типовому организационно-штатному расписанию армейского управления, принятому в вооружённых силах Японии в то время.
На уровне соединений разведку в интересах Корейской армии вели штабы подчинённых ей пехотных дивизий и жандармские органы.
Разведывательный аппарат штаба Корейской армии в 1909-1922 гг. (Архив НИИО МНО Японии. #A0fB-M42-4-51 (C07041995700), с. 0153, 0157; ЛА0Е-М43-12-32 (C06085019600), с. 0551; А 0fB¥tt-T1-1-7 (C02030618400), с. 0404, 0407; А 0fB¥tt-T2-1-7 (C03010002200), с. 0179, 0182; А 0fB¥tt-T3-1-7 (C02030680000), с. 0041, 0044; А 0fB¥tt-T4-1-13 (C02030718500), с. 0076; A0fB ¥tt-T5-1-1 (C02030755300), с. 0221, 0224; A0fB ¥tt-T6-1-11 (C03010035500), с. 0101; A0fB¥ H-T7-1-9 (C02030817200), с. 0231 - 0232; A0fB ¥tt-T8-1-11 (C02030870200), с. 0754 - 0755; А0 fB¥tt-T9-1-11 (C02030916600), с. 0393; A0fB¥ tt-T10-1-12 (C02030975500), с. 0407 - 0409; А0 fB¥tt-T11-1-13 (C02031033400), с. 0800 - 0801).
Должность 1909 - 1910 1911 - 1917 1918 1919 1920 1921 1922
Офицер агентурной разведки 1 (майор) 1 (майор)* 1 (майор) 1 (майор) - - -
Офицер топографической разведки - 1 (капитан) 1 (капитан)** 2 (капитаны)*** 2 (капитаны)*** 1 (капитан)** 1 (капитан)2
Офицер по
изучению транспорта и - 1 (капитан) 1 (капитан) 1 (капитан) 1 (капитан) 1 (капитан) 1 (капитан)
связи
Военный переводчик корейского языка**** 1 1 1 1 1 1 1
Итого 2 4 4 5 4 3 3
Примечания:
* В 1917 г. агентурную разведку армии возглавлял капитан Оно Кокити. ** На данного офицера также возлагались обязанности по ведению агентурной разведки. *** На обоих офицеров дополнительно возлагались обязанности по ведению агентурной разведки. Один из них являлся этническим корейцем.
**** Периодически привлекался к выполнению разведывательных заданий.
Небольшие штаты центрального аппарата армейской разведки компенсировались постоянно растущей агентурной сетью, численность которой за годы Первой мировой войны утроилась: если в 1912 г. она состояла из 4 резидентов, то в 1918 г. разведку в интересах Корейской армии вели уже 12 работавших на постоянной основе резидентов - Хаята Гиити, Такэсита Тэйдзиро, Сабаку Ёсио (Иман), Ямагути Куро, Осака Ивао, Цуда Дзё (Хуньчунь), Андо Дзёгэн (Лунцзин), Уцуми Юи-тиро, Янаги Фукури, Ногути Бунроку, Мацухара Мидори и Ёкоти Синка (Нингута). С армейской разведкой также сотрудничали чиновники японских дипломатических миссий в Маньчжурии, включая работников генерального консульства в Харбине (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ0 1Б-Т2-4-6 (С03022332800), с. 0061; ЩЛ01Б-Т7-4-7 (С03022447700), с. 1266)1.
Разведывательная работа против России в межвоенный период велась армией из приграничных районов с позиций г. Хуньчунь, где до сентября 1918 г. находились нелегальные резиденты Сиба Гэнтаро и газетный репортёр Цуда Дзё (Архив МИД Японии. В-5-1-10-0-10_2 (В07090489700)).
Непосредственно в Приморье и Северной Маньчжурии армия имела 6 резидентур, получая в 1907-1910 гг. информацию от коммерсанта из Новокиевского Аоки Киити, переводчика из Ни-кольск-Уссурийского Накамура Сахати, аптекаря из Владивостока Мисима Айносукэ, коммерсанта из Имана Хаттори Томидзо, главы японской общины Хабаровска Татикава Дзингоро и сотрудника харбинского консульства Синто Синтаро. Кроме того, в Приморье, Приамурье и Северную Маньчжурию систематически выезжали офицеры разведки и агентура объединения для наблюдения за гарнизонами Владивостока, Барабаша, Никольск-Уссурийского, Новокиевского, Хаба-
1 В 1927 г. сотрудник Харбинской ЯВМ майор Канда Масатанэ так характеризовал Ногути Бунроку: «Человек, который контактирует с хунхузами в приграничных районах, - Ногути Бунроку, находится в Саньчагоу. Он длительное время занимался торговлей овцами, а во время сибирской экспедиции был агентом военной миссии в Никольск-Уссурийском. Позднее он продолжил поддерживать связь с военной миссией в Пограничной. У него твёрдый характер и многочисленные знакомства среди хунхузов, поэтому мы с уверенностью можем использовать его. Однако он разочарован тем, как армейские офицеры используют людей, и испытывает негативные чувства к штабным офицерам, вынашивающим неосуществимые планы, поэтому необходимо работать с этим человеком особенно внимательно». (Национальный архив Японии. ¥1 1^^02067100 (А08071279300), с. 27-28).
ровска, Северной Маньчжурии, организациями корейских повстанцев в Новокиевском, линиями Китайско-Восточной и Уссурийской железных дорог, продовольственными, армейскими складами и гидротехническими сооружениями (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ015-М42-4-8 (С03022970800), с. 0819 - 0823; ЩЛ01Б-М43-2-6 (С03022989400), с. 0836 - 0837, 0852, 0870).
Стекавшаяся по разведывательным каналам информация обрабатывалась и рассылалась штабным управлением армии в Военное министерство, Генеральный штаб (ГШ), соседние объединения и соединения в виде специальных докладов и картографических материалов, отражавших военно-политическую обстановку на юге Приамурского края и в приграничных китайских провинциях. Так, в декабре 1913 г. начальник штаба армии генерал-майор Татибана Коитиро отправил в Токио две карты с нанесённой на них дислокацией русских и китайских войск вдоль корейской границы и описанием мест размещения корейских мигрантов в Приамурском крае и Южной Маньчжурии, в марте 1915 г. в Токио была послана ещё одна карта с дислокацией русских и китайских войск вдоль корейской границы, а в марте 1917 г. начальник штаба армии генерал-майор Сиродзу Аваси направил военно-топографические материалы и разведывательное описание Южно-Уссурийского края и уезда Хуньчунь в ГШ (Архив НИИО МНО Японии. Щ*0|5-Т3-3-6 (С03022365800), с. 1102; Щ Л01Б-Т4-4-12 (С03022399700), с. 1868; ЩЛ0 1Б-Т6-1-7 (С03022424300), с. 0480). Следует отметить, что предвоенная деятельность армейских разведчиков в России наталкивалась на жёсткий контрразведывательный заслон, организованный русскими властями в приграничных с Китаем и Кореей районах Приморья. Вследствие этого разведка объединения несла кадровые потери, наиболее чувствительной из которых стало задержание офицера 13-й пехотной дивизии лейтенанта Аиба Сигэо.
В августе 1907 г. по заданию штаба армии лейтенант выехал с документами на имя «Ки-мура Хэйтаро» в двухнедельную командировку в Приморье для сбора разведывательной информации о русских войсках в районе Барабаша с последующим переходом границы близ китайского города Тумэньцзы и возвращением к месту службы. Однако Аиба и сопровождавший его переводчик-кореец Ри Так Ком были практически сразу задержаны русской полицией в момент, когда «без разрешения русских властей производили, близ ур[очища] Славянка, в районе квартирования и маневрирования русских войск,
съёмку важной в целях обороны [Уссурийского] края местности, тайно занося на план места казарм, продовольственного и минного складов, высоты сопок и собирали сведения о числе производивших в то время близ означенного урочища манёвры русских войск». По приговору Приамурского военно-окружного суда Аиба получил три, а его переводчик два года лишения свободы (Архив НИИО МНО Японии. ФЛ0Е-М44-4-8 (С03023034100), с. 1133, 1271-1274).
Смена политического режима в России осенью 1917 г. внесла существенные коррективы в разведывательную работу армии, потребовав мобилизации всех её агентурных возможностей для получения достоверной информации о ситуации в Приморье и установления контактов с лидерами контрреволюционных организаций. На этом, в частности, настаивало военно-политическое руководство Японии, рассчитывавшее с помощью подрывных акций дестабилизировать обстановку на Дальнем Востоке и создать предпосылки для захвата здесь власти марионеточным правительством «автономной Сибири».
Решая поставленные перед объединением задачи, в декабре 1917 г. штаб армии командировал во Владивосток офицера топографической разведки капитана Ёко Нориёси. В оперативном отношении Ёко подчинялся начальнику штаба армии генерал-майору Итикава Кэнтаро и руководителю владивостокского разведывательного центра ГШ подполковнику Сакабэ Тосио [4, с. 179]
Перемещаясь по югу Приморья, Ёко организовал сбор и доставку в штаб армии разведывательной информации о военно-политической обстановке в крае.
Уже 20 декабря 1917 г. Итикава информировал заместителя начальника ГШ генерал-лейтенанта Танака Гиити со ссылкой на донесение Ёко о том, что «16 декабря в Сибирской флотилии открылось заседание центрального комитета, который принял резолюцию о смещении бывшего командующего. При этом осуществляющее в настоящее время навигацию у китайского побережья учебное судно «Орёл» получило приказ вернуться домой, как утверждается, с целью экономии денежных средств» (Архив МИД Японии. В-1-6-3-216 (В03051117500), с. 0102).
Спустя месяц, 25 января 1918 г., Итикава снова докладывал в ГШ сведения Ёко: «Командующий войсками Приамурского военного округа полковник Пориданов арестован в Раздольном Хабаровским советом рабочих и солдатских депутатов. Представитель Уссурийского казачества, некий офицер, имеющий мандат от командира Гроде-
ковской бригады, 24 января посетил консула и обратился к нему с просьбой о поставках Японией 2000 винтовок и некоторого количества пулемётов для борьбы с экстремистами. Истинные мотивы этого человека в данный момент устанавливаются» (Архив МИД Японии. В-5-1-5-0-17_7_2 (В07090296600), с. 0336).
После прибытия во Владивосток 23 января 1918 г. начальника 2-го (разведывательного) управления ГШ генерал-майора Накадзима Маса-такэ, имевшего задание японского правительства искать выходы на лидеров антисоветских кругов Дальнего Востока, капитан Ёко временно перешёл в его подчинение. Накадзима использовал Ёко и его агентов, глав японских колоний в Имане и Никольск-Уссурийском Хаттори Томидзо и Са-баку Ёсио, для связи с прояпонски настроенными элементами в руководстве Уссурийского казачьего войска, чьё Войсковое правление заняло выжидательную по отношению к большевикам позицию и после Октябрьской революции объявило о созыве в Имане 4-го Войскового круга, на котором планировало рассмотреть вопросы о политическом моменте, автономии Сибири и демобилизации вернувшегося с фронта Уссурийского казачьего полка.
Накадзима послал на круг Сабаку Ёсио, Хатто-ри Томидзо и именуемого в документах ГШ «истинным русским патриотом» агента Алексина с заданием прощупать настроения казаков и лоббировать выборы устраивавшую японскую разведку кандидатуру руководителя казачьего войска. По рекомендации Алексина Накадзима обратил внимание на подъесаула И.П. Калмыкова. Начальник РУ ГШ пообещал ему помощь и незамедлительно командировал из Владивостока в Иман капитана Ёко Нориёси, который, как утверждали позднее японские историки, сумел повлиять на избрание Калмыкова временно исполняющим обязанности Войскового атамана [4, с. 191-192].
Несколько следующих месяцев Ёко исполнял функции связника между японской разведкой и Калмыковым, для чего весной 1918 г. организовал разведывательный пункт армии на станции Пограничная. Кроме того, резидентура Ёко продолжала вести интенсивную разведку на юге Приморья: в донесениях за март-май 1918 г. Ёко, в частности, информировал командование о перебросках и численности советских войск в районе Гродеково, о боестолкновениях частей РККА с отрядами И.П. Калмыкова и Н.В. Орлова, а также о формировании белогвардейских отрядов в Мулине и на Пограничной (Архив МИД Японии. В-1-6-3-343 (В03051268500), с. 0014;
В-1-6-3-343 (В03051268900), с. 0261; В-1-6-3-298 (В03051219200), с. 0268).
В период отсутствия Ёко во Владивостоке обязанности резидента Корейской армии там исполнял майор Оцука Кэнтаро (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ01Б-Т7-4-7 (С03022447700), с. 1245).
Участие разведывательных органов Корейской армии в обеспечении и реализации планов японского правительства по отправке войск на советский Дальний Восток обошлось императорской казне в 25 000 иен, потраченных штабом объединения в октябре 1917 г. - сентябре 1918 г. по статье «Расходы на агентуру». Эта цифра была фактически ниже среднегодовых затрат Корейской армии на ведение агентурной разведки, так как только в 1914 г. объединение израсходовало на содержание разведывательного аппарата около 35 000 иен (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ01Б-Т7-4-7 (С03022447700), с. 1245; ЩА015-Т3-3-6 (С03022361500); ЩЛ0Й-Т3-3-6 (С03022362200); Щ*0 1Б-Т4-4-12 (С03022393600); ЩЛ015-Т4-4-12 (С03022393700)).
После высадки в августе 1918 г. в Приморье Владивостокской экспедиционной армии (ВЭА) японское командование развернуло на Дальнем Востоке, в Забайкалье и Северной Маньчжурии сеть подчинённых ей разведывательных пунктов, переименованных в феврале 1919 г. в «органы особой службы» («токуму кикан») или «японские военные миссии» (ЯВМ). Три таких миссии -Владивостокская, Никольск-Уссурийская и Харбинская - контролировали прежнюю зону ответственности разведки Корейской армии, поэтому объединение ограничилось организацией в Приморье легальной резидентуры в Никольск-Уссурий-ском. На резидентуру возлагались задачи по сбору информации о корейской диаспоре в Южно-Уссурийском крае и регионе Цзяньдао, участие в японских карательных операциях против красных партизан, именовавшихся в документах Военного министерства Японии «действиями по принуждению к миру в составе миротворческих отрядов», и оказание помощи ЯВМ ВЭА (Национальный архив Японии. А10112945800 (Ш00597100), с. 334).
Кроме того, как сообщало 29 сентября 1919 г. командование армии в Военное министерство, ещё несколько резидентур были развёрнуты в Мукдене, Тунгоу, Цзяньдао, Хуньчуне и Саньчагоу (Архив НИИО МНО Японии. Ш1^#-Т8-4-78 (С06031110700), с. 1185-1186). Руководство ими осуществляли офицеры разведки, оперативно подчинявшиеся штабу объединения, - майор Оцука Кэнносукэ (Цзяньдао, Лунцзин), капитаны Хэйси
Ёити, Мацуо Тёдзиро (Мукден), Кютоку Томоёси, Такамори Такаси (Никольск-Уссурийский), лейтенанты Иноуэ Эйдзи (Тунхуа), Хории Такаёси (Тоу-даогоу, Яньцзи) и др. Параллельно с ними в Северной Маньчжурии оперировали штабные офицеры 19-й пехотной дивизии, которые создавали там свои автономные агентурные позиции (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ015-Т9-1-6 (С03022494600); ЩА01Б-Т10-1-6 (С03022533500); Щ*0|5-Т9-4-9 (С03022522700); ШЩМЛ01Б-Т9-5-38 (С03010254500), с. 0061-0063; Ш1^#-Т8-7-81 (С06031205700), с. 2226-2227).
Кроме того, начиная с 1919 г. армия регулярно направляла в провинции Цзилинь и Мукден разведывательные группы для ведения визуальной и топографической разведки. Так, 25 февраля 1919 г. командующий Корейской армией генерал-лейтенант Уцуномия Таро уведомил военного министра генерал-лейтенанта Танака Гиити об отправке по маршрутам Цзюйцзицзе - Дуньхуа - Эмусо - Цзи-линь и Тунгоу - Тунхуа - Хайлончень - Чжаоян-чжэнь - Цзилинь двух разведывательных групп из трех человек во главе с майорами Мотидзу-ка Нобунари и Охама Иситаро (Архив НИИО МНО Японии. ЩЛ015-Т8-2-7 (С03022463700), с. 1029-1030).
Анализ хранящихся в архиве НИИО МНО отчётов Корейской армии за 1919-1922 гг. показывает, что основной задачей её разведывательных органов в рассматриваемый период являлось изучение деятельности революционных организаций в местах компактного проживания корейцев на территории Маньчжурии - в Цзяньдао, долине р. Ялуцзян, Мукдене, - а также в Шанхае. Второй по значимости задачей, стоявшей перед разведкой армии, считался контроль за ситуацией в Китае: армейское командование интересовало социально-экономическое и политическое положение в приграничных китайских провинциях, состояние транспортной инфраструктуры, деятельность хунхузов, развитие российско-китайских отношений.
Поступавшая из разных источников информация систематизировалась и обобщалась штабом армии в виде текущих разведывательных сводок под условным названием «Специальная информация штабного управления Корейской армии» («Тётокухо»). Один раз в 20 дней, а позднее - один раз в месяц объединение готовило обзорный доклад «Общая ситуация в Корее и за её пределами», в котором анализировало деятельность про - и антияпонских организаций корейцев в зоне ответственности армии. Кроме того, Корейская армия периодически выпускала тематические разведы-
вательные сводки («Тёхо») по отдельным вопросам, касавшимся Китая и России.
Переориентация разведывательного аппарата армии в период интервенции с военной тематики на получение данных о корейских революционных организациях была вызвана всплеском освободительного движения в Корее в марте 1919 г., спровоцировавшего волну демонстраций и митингов на Корейском полуострове, в Южной Маньчжурии, Никольск-Уссурийском, Спасске, Раздольном, а также консолидацию ряда корейских политических организаций антияпонской направленности.
Армейская разведка внимательно отслеживала процессы, происходившие в корейских общинах Приморья. 18 марта 1919 г. штаб армии информировал ГШ и Военное министерство со ссылкой на донесение никольск-уссурийско-го резидента о состоявшемся днём ранее массовом митинге корейского населения города в поддержку декларации о независимости и последующем столкновении с японскими войсками. Спустя три дня армия с тревогой сообщала о сговоре большей части корейского населения Никольск-Уссурийского с «экстремистами» (Архив НИИО МНО Японии. ШШ#-Т8-7-81 (С06031204000), с. 1993; ШШ#-Т8-7-81 (С06031203800), с. 1971).
В работе против корейских подпольщиков армейская разведка активно использовала агентуру из числа завербованных прояпонски настроенных корейцев, внедряя её в интересующие организации «под чужим флагом». Описывая трудности в получении достоверных сведений, командование армии информировало Военное министерство 10 ноября 1919 г.: «В окрестностях Циули северной части Никольск-Уссурийского имеется большое число поселений антияпонски настроенных корейцев. До сих пор японцы не смогли внедрить туда свою агентуру, испытывая огромные трудности в организации разведки. Однако среди этих поселений есть посёлок Сяофэнцэнь, жители которого, имея прояпонскую ориентацию, организовали генеральную ассамблею Пусинь и вступили в конфронтацию с другими антияпонски настроенными корейцами. Разрабатывая планы возможного противодействия угрозам повстанцев, мы полагаем, что поддержка этих людей не только позволит нам организовать эффективную разведку, но и будет крайне выгодна в деле склонения на нашу сторону жителей других антия-понски настроенных поселений» (Архив НИИО МНО Японии. Ш!^#-Т8-4-78 (С06031121400), с. 2055-2056).
Как следует из содержания разведывательных сводок объединения, в 1919 -1920 гг. основное внимание Корейской армии сосредоточилось на изучении обстановки в приграничных с Кореей районах Китая, превратившихся в опорную базу вооружённых отрядов корейских революционеров. В связи с ростом антияпонских настроений в Южной Маньчжурии 15 августа 1920 г. командующий армией утвердил «План уничтожения корейских повстанцев региона Цзяньдао», назначив на конец сентября отправку туда карательной экспедиции. Противодействие МИД Японии и контрмеры правительства Чжан Цзо-линя заставили армию временно отказаться от реализации этого плана, однако после нападения отрядов китайских хунхузов на Хуньчунь 12 сентября и 2 октября
1920 г. объединение перебросило в Цзяньдао две бригады 14-й и 19-й пехотных дивизий, которые, очистив регион от корейских повстанцев, в мае
1921 г. убыли к местам постоянной дислокации [1, с. 423; 3, с. 396].
Временное пребывание японских войск на территории Южной Маньчжурии позволило Корейской армии реорганизовать и укрепить её разведывательный аппарат в китайском приграничье и Приамурском крае.
В соответствии с приказом Военного министерства от 15 апреля 1921 г. армия развернула в Цзяньдао резидентуру связи («Канто рэнраку-хан») во главе с полковником Ханада Садаёси, возложив на неё обязанности по организации агентурной разведки, сбору информации о деятельности корейских революционеров и отрядов хунхузов, а также своевременному доведению этих сведений до командования дислоцированных в Цзяньдао и Хуньчуне китайских частей. Сотрудниками резидентуры являлись кадровые офицеры армейской разведки, носившие в целях конспирации гражданскую одежду, - капитан Са-кана Котаро, лейтенант Мотоикэ Масатоси (Яньц-зи), капитан Комияма Кёдзо, лейтенант Ода Сёити (Хуньчунь), капитаны Овада Ёсихико (Лунцзин), Хирама Ититаро (Тоудоугоу), лейтенанты Хаяма Ёсиро (Байцаогоу) и Миягава Хироюки (Тяньбао-шань) (Архив НИИО МНО Японии. Ш1^#-Т9-1-61 (С06031223800), с. 0556-0560).
Одновременно в связи с расширением деятельности ЯВМ в Никольск-Уссурийском Корейская армия отозвала оттуда своего резидента, договорившись с командованием Владивостокской экспедиционной армии о направлении ей копий всех донесений этого разведоргана. Активное использование аппарата Никольск-Уссурийской, Владивостокской и Харбинской ЯВМ для сбо-
ра данных на территории Южно-Уссурийского края при отсутствии там собственных постоянно действующих разведывательных пунктов стало характерной чертой в работе Корейской армии в 1921 - первой половине 1922 гг.
При этом армия периодически отправляла в краткосрочные командировки в район р. Туман-ган - Никольск-Уссурийский своих офицеров топографической и агентурной разведки для получения оперативной информации о связях корейских революционеров с Приморской революционной армией и освещения социально-экономической ситуации в регионе (Архив НИИО МНО Японии. ШЩМЛ01Б-Т10-3-45 (С03010297900), с. 0631).
Повышенный интерес армейской разведки к революционному движению в Приморье объяснялся активным использованием территории России корейскими повстанцами в качестве тылового района для переброски оружия и людей в Северную Маньчжурию и Корею [6, с. 12-13].
По этому поводу штабное управление Корейской армии отмечало в разведывательной сводке от 6 марта 1920 г. следующее: «Усиление большевистских элементов в результате политических изменений в Сибири воодушевило корейских экстремистов. Это правда, что многие из них пришли из России в Цзяньдао с оружием, которое сейчас более доступно, чем раньше. Не будет ошибочным утверждение, что ситуация стала значительно серьёзнее, чем в прошлом октябре, когда распространялись слухи о якобы предстоящем вооружённом вторжении в Корею» (Архив НИИО МНО Японии.Ш!Ш^-Т8-6-80 (С06031153200), с. 1321-1322).
В течение 1920-1921 гг. Корейская армия методично накапливала информацию о связях корейской диаспоры в Приморье с большевиками, получая большой объём данных от собственных разведорганов в Цзяньдао, а также от ЯВМ Кван-тунской и Владивостокской экспедиционной армий. Итогом этой работы стал подготовленный штабным управлением армии 8 июня 1921 г. 27-страничный обзор «Связи корейских повстанцев с экстремистами», в котором анализировались основные тенденции и перспективы развития корейского революционного движения в Маньчжурии, Приморье и Приамурье.
Оценивая причины сближения корейских повстанцев с большевиками, армейская разведка называла среди ключевых факторов расчёты корейцев на получение военной помощи от большевиков и совпадение их взглядов относительно Японии как препятствия на пути достижения революционных целей.
По мнению армии, взаимодействие корейских повстанцев и большевиков началось вскоре после падения Омского правительства, когда примерно 200 корейцев в составе полуторатысячной революционной армии А.Ф. Андреева захватили Ни-кольск-Уссурийский. Советско-корейские связи ещё более укрепились после того, как в феврале 1920 г. там открылась генеральная ассамблея Корейской социалистической партии и началась вербовка корейских граждан для службы в красноармейских частях.
В обзоре отмечалось, что после событий 4-5 апреля 1920 г. основные силы корейских повстанцев переместились из Приморья в полосу КВЖД в Северной Маньчжурии и в Приамурье, куда бежал лидер никольск-уссурийских корейцев Мун Чхан Бом. Штабное управление Корейской армии оценивало численность корейских революционных отрядов в Приамурье и на Сахалине примерно в 2 000 человек, и ещё 1 000 повстанцев, по мнению армейских аналитиков, находились в районе Иман - Мишань - Нингута (Архив НИИО МНО Японии. Ш!Ш^-Т8-2-76 (С06031089900), с. 0146, 0148 - 0151, 0155 - 0157).
Разведывательные органы Корейской армии отводили роль мозгового центра корейского повстанческого движения на Дальнем Востоке находившимся в Благовещенске Мун Чхан Бому и Хон Бом До, признавая маловероятной перспективу смещения руководящего ядра корейского сопротивления в Читу. В других районах компактного проживания корейцев - Цзяньдао, Хуньчуне, Южной Маньчжурии и Шанхае - армейская разведка не отмечала признаков повышенной активности корейских революционеров, но обращала внимание Военного министерства и ГШ на интенсивную пропаганду находившихся там эмиссаров правительства ДВР (Архив НИИО МНО Японии. Ш¥^#-Т8-2-76 (С06031089900), с. 0153-0154, 0159-0161).
В целом, по мнению штабного управления Корейской армии, произошедшее в 1921 г. укрепление позиций правительства ДВР должно было в ближайшее время вызвать всплеск революционного движения в Цзяньдао и спровоцировать беспорядки в Южной Маньчжурии и Корее (Архив НИИО МНО Японии. Ш1^#-Т8-2-76 (С06031089900), с. 0168).
К этому стоит добавить, что, не ограничиваясь изучением корейских революционных организаций на Дальнем Востоке, разведка Корейской армии осуществляла целенаправленное исследование природных ресурсов региона, суммировав 27 января 1920 г. всю собранную информацию о
состоянии сельского хозяйства, лесной, горнодобывающей и рыболовной промышленности Приморья, Приамурья и Забайкалья в разведывательной сводке № 5 «Ресурсы Сибири» (Архив НИИО МНО Японии. ЙЛ0Й-Т9-4-9 (С03022522800)).
Деятельность разведывательных органов Корейской армии находилась под пристальным вниманием Военного министерства Японии. 15 сентября 1921 г. заместитель военного министра генерал-лейтенант Оно Минобу потребовал от начальника штаба армии генерал-майора Ясумицу Кинъити усилить контроль за работой резиден-туры в Цзяньдао и направить туда квалифицированных в вопросах разведки офицеров. Причиной недовольства военного ведомства стали действия сотрудников резидентуры, которые, поддавшись в начале сентября панике жителей Хуньчуня и пользуясь недостоверными данными, информировали штаб армии о предполагаемом налёте на город отряда хунхузов (Архив НИИО МНО Японии. 01Б-Т10-1-6 (С03022534300), с. 0644-0645).
Несмотря на попытки командования Корейской армии оправдать действия своих офицеров реально существовавшей угрозой захвата Хуньчу-ня бандитами, 24 сентября 1921 г. начальник штаба объединения был вынужден информировать Военное министерство о сокращении штатов ре-зидентуры в Цзяньдао, замене её прежнего руководителя полковником Монай Нобутанэ и произведённой перестановке сотрудников: лейтенанты Хаяма Ёсиро и Миягава Хироюки переводились в Яньцзи, капитан Сакана Котаро направлялся в Лунцзин, а капитаны Комияма Кёдзо и Ода Сёити оставались в Хуньчуне (Архив НИИО МНО Японии. ЙА0Е-Т10-1-6 (С03022534500), с. 07180719).
Провал японской оккупационной политики на советском Дальнем Востоке привёл к однозначной переориентации разведывательного аппарата Корейской армии на сбор агентурных сведений о военно-политической и экономической обстановке на юге Приморья. Корейская тематика отошла на второй план, уступив место задачам отслеживания мероприятий советских органов власти по укреплению обороноспособности Приморского края.
Смена приоритетов в работе армейской разведки произошла после того, как 23 июня 1922 г. кабинет министров Японии принял решение о выводе Владивостокской экспедиционной армии с территории ДВР. Тогда же для перевода агентурной работы на юге Приморья на нелегальные рельсы во Владивосток прибыл сотрудник 2-го управления ГШ капитан Мацуи Такуро. Спустя
четыре месяца Мацуи был прикомандирован к управлению Корейской армии и стал её нелегальным резидентом во Владивостоке.
Заботясь о безопасности своего сотрудника, 25 октября 1922 г. заместитель военного министра генерал-майор Сирокава Ёсинори запросил Военно-морское министерство о предоставлении Мацуи, в случае необходимости, убежища на борту стоявшего на якоре во Владивостокском порту крейсера «Ниссин», на что 2 ноября получил согласие морского ведомства (Архив НИИО МНО Японии. Ш^А0|Б-Т11-5-40 (С03010348900), с. 0916-0921).
В течение 1922-1924 гг. резидентура Мацуи вела систематическую работу по сбору в Приморье и Приамурье разведывательной информации военного, социально-экономического и политического характера, фактически являясь единственным действующим на территории СССР разведорганом японской армии2. Кроме резидента в состав группы входили связной Хираи Сэйкити и переводчик Мита Гакаку, поддерживавшие связь примерно с 30 агентами. Деятельность резидентуры опиралась на помощь МИД и МГШ Японии, которые предоставили ей каналы радиосвязи крейсера «Ниссин» и линии курьерской почты генконсульства во Владивостоке [2, с. 30].
На приграничной китайской территории функционировали резидентура армии в Хуньчуне и организованный в конце 1922 г. разведывательный пункт в Нанаме, также проводившие агентурную разведку на юге Приморья. После разоблачения Мацуи зимой 1924 г. Приморским губотделом ОГПУ Корейская армия командировала в октябре того же года майора Иимура Дзё на станцию Пограничная и капитана Курода Гэндзи в Хайлинь, нацелив их на сбор информации о Советском Союзе (Архив МИД Японии. В-5-1-10-0-10_2 (В07090491400), с. 0428).
Таким образом, военная разведка Японии в работе сначала против Российской империи, а затем и против Советского Союза опиралась на компактные, располагавшие немногочисленной, но хорошо информированной агентурой разведывательные органы приграничных объединений и соединений сухопутных войск. Корей-
2 Первая резидентура ГШ, укомплектованная кадровыми офицерами японской армии, появится в СССР только в мае 1925 г. после учреждения аппарата военного атташе при посольстве Японии в Москве. В 1932-1934 гг. ещё несколько резидентур будут развёрнуты в Благовещенске, Владивостоке, Одессе, Хабаровске и Чите под прикрытием консульств Японии и Маньчжоу-Го.
ская армия гибко варьировала имевшиеся в её распоряжении силы и средства разведки, сделав ставку на использование квалифицированной агентуры из числа японских мигрантов и симпатизировавших Японии корейских граждан на юге Приморья и в приграничной китайской полосе. Деятельность разведорганов объединения осуществлялась в тесном контакте с командованием Квантунской, Владивостокской экспедиционной армий при активном содействии Министерства иностранных дел и Морского Генерального штаба Японии.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Кан Тян Иру. Тёсэн синряку то сихай-но бу-цуритэки кибан то ситэ тёсэн гун (Вторжение в Корею и Корейская армия как материальная основа управления) // Никан рэкиси кёдо кэнкю хоко-кусё. Дай 3 бункахэн гэкан. Токио: Никан рэкиси кёдо кэнкю иинкай, 2005. C. 411-434.
2. Куртинец С.А. Разведывательная деятельность японских консульств на советском Дальнем Востоке (1922-1931) // Вестник ДВО РАН. 2011. № 1. С. 28-35.
3. Тобэ, Рёити. Тёсэн тютон нихонгун-но дзи-цудзё: тиан, боэй, тэйкоку (Подлинный образ японской Корейской гарнизонной армии: общественное спокойствие, оборона, империя) // Ни-кан рэкиси кёдо кэнкю хококусё. Дай 3 бункахэн гэкан. Токио: Никан рэкиси кёдо кэнкю иинкай, 2005. С.387-409.
4. Хара, Тэруюки. Сибэриа сюппэй какумэй то кансё 1917-1922 (Отправка войск в Сибирь: революция и интервенция 1917-1922 гг.). Токио: Тику-ма Сёбо, 1989.
5. Berton, P., 1993. A new Russo-Japanese alliance?: diplomacy in the Far East during World War I . Sapporo, Acta Slavica Iaponica, Vol. 11, pp. 57-78.
6. Hara Teruyuki, 1987. The Korean movement in the Russian maritime province, 1905-1922. In: Dae-Sook Suh ed., 1987. Koreans in the Soviet Union. Honolulu: Center for Korean Studies, University of Hawaii, pp. 1-23.
REFERENCES
1. Kan Tyan Iru, 2005. Chosen shinryaku to shihai-no butsuriteki kiban to site chosen gun [The invasion into Korea and the Japanese Korean Army as a material basis of management]. In: Nikan rekishi kyodo kenkyu hokokusho. Dai 3 bunkahen gekan. Tokyo: Nikan rekishi kyodo kenkyu iinkai, pp. 411434. (in Japanese).
2. Kurtinets, S.A., 2001. Razvedyvatel'naya deyatel'nost' yaponskih konsul'stv na sovetskom Dal'nem Vostoke (1922-1931) [The intelligence activity of the Japanese consulates in the Soviet Far East (1922-1931)], Vestnik DVO RAN, no. 1, pp. 28-35. (in Russ.).
3. Tobe Ryoichi, 2005. Chosen chuton nihongun-no jitsujo: chian, boei, teikoku [Original image of the Japanese Korean Army: public peace, defense and the empire]. In: Nikan rekishi kyodo kenkyu hokokusho. Dai 3 bunkahen gekan. Tokyo: Nikan rekishi kyodo kenkyu iinkai, pp. 387-409. (in Japanese).
4. Hara Teruyuki, 1989. Shiberia shuppei kakumei to kansho 1917-1922 [Sending troops to Siberia: revolution and intervention, 1917-1922]. Tokyo: Chikuma Shobo. (in Japanese).
5. Berton, P., 1993. A new Russo-Japanese alliance?: diplomacy in the Far East during World War I . Sapporo, Acta Slavica Iaponica, Vol. 11, pp. 57-78.
6. Hara Teruyuki, 1987. The Korean movement in the Russian maritime province, 1905-1922. In: Dae-Sook Suh ed., 1987. Koreans in the Soviet Union. Honolulu: Center for Korean Studies, University of Hawaii, pp. 1-23.
