Размышления относительно истории словенцев до конца Первой мировой войны Текст научной статьи по специальности «История и археология»

Йоже Пирьевец

Размышления

относительно истории словенцев до конца Первой мировой войны

Мы, словенцы, являемся древним народом со скромной историей. Наши предки поселились на территории между Альпами, Паннонской низменностью и Адриатическим морем в VI — VII веках н. э. и в Хорутании (старославянское название Каринтии) даже создали первое самостоятельное государственное образование, которое в нашем самосознании получило мифический облик. Между тем оно в действительности находилось в вассальной зависимости сначала от авар, потом от баварцев и франков. Под влиянием двух последних этносов словенцы приняли христианство от Рима и таким образом включились в западно-европейскую политическую и культурную орбиту. Несмотря на это, традиции Кирилла и Мефо-дия, которые вели свою миссионерскую деятельность в Моравии и Паннонии, крепко укоренились в сознании словенцев, прежде всего благодаря национальным деятелям XIX в., которые при формировании национальной идентичности словенцев обращались к событиям раннего средневековья, чтобы обеспечить ей серьезное историческое обоснование. Когда во времена Карла Великого (IX в.) франки распространили свою власть на словенские земли, они уничтожили или ассимилировали местное дворянство, которое только начало формироваться, заменив его своими феодалами. В последующих веках словенский народ являлся закрепощенным народом, не имеющим своего этнического господствующего класса, что практически делало невозможным полноценное развитие его культуры. Конечно, это не означало, что культура средневековья со своей романской и готической архитектурой и изобразительным искусством, монастырской цивилизацией не распространялась также и в словенских землях, но она приходила туда извне, и это не давало возможности словенцам участвовать в ее создании и придавать ей свою специфику. Извне приходили также бедст-

вия, которые обрушивались как на словенские земли (Каринтию, Крайну, Штирию, Горицу, Триестский округ, Истрию), так и на остальные балканские и придунайские области: конфликты между феодалами, голод, чума, вторжения венгров, а со второй половины XV в. и далее — турок. Последние практически каждый год совершали быстрые набеги из Боснии на словенские земли, захватывая с собою все, что было возможно: добро, скот, людей, таким образом способствуя своей главной цели — переходу через Дунай и продвижению к Вене и Будапешту. В этих чрезвычайно трудных условиях на всех словенских землях установилась власть Габсбургов, которые постепенно включили указанные выше провинции, за исключением венгерского Прекомурья и венецианской прибрежной полосы Истрии, в свои наследственные земли.

В XVI в. словенская история получает неожиданный импульс, причиной которого стали два важных события европейского Ренессанса: изобретение И. Гутенбергом книгопечатания и связанная с этим церковная реформа в Германии. Скорее всего она бы не осуществилась, если бы Мартин Лютер, ее инициатор, не мог публиковать свои труды, которые таким образом стали неожиданно доступными широким массам народа, и если бы в противостоянии римскому папе и церковной иерархии он не решил обратиться к верующим на родном языке — ведь каждый человек имеет право пытаться понять Библию и тем самым самому сформулировать свое отношение к Богу. Эти идеи постепенно перебрались через Альпы и достигли Триеста, где в начале XVI в. епископом был Пьетро Бономо, высокообразованный человек и весьма заметная фигура при габсбургском дворе. Он был гуманистом и политиком, разбиравшимся в новых политических обстоятельствах, которые сложились благодаря тому, что в XVI—XVII веках на международную арену вышла Россия, а католической церкви требовалось обновление. Открытие Бономо славянского мира, который был широко представлен в Триестской епархии, и его убеждение, что божье слово необходимо распространять среди людей на их родном языке, привело к уверенности, что своих клириков необходимо обучать не только на латинском, немецком и итальянском языках, но и на словенском. При этом он давал им читать Вергилия и Эразма Роттердамского, это означало, что он воспитывал их не только в духе классической традиции, но и од-

новременно знакомил с новейшими идеями современной Западной Европы. Среди его учеников был юноша из Крайны Примож Трубар, который идеи Бономо применил в своей деятельности. Он пошел дальше своего учителя, который никогда полностью не отрекся от Рима. Трубар принял реформу Лютера, стал пастором-евангелистом и решился пробудить словенский народ к жизни: стал писать и издавать книги на словенском языке и не побоялся перевести на словенский язык все Священное Писание. Этот перевод по его просьбе сделал его ученик Юрий Далматин, который с большим мастерством перенес богатство библейской лексики в разговорный язык народа, не имевшего литературной традиции. Трубар и его соратники во второй половине XVI в. издали приблизительно сорок словенских книг, несмотря на то, что находились в трудных условиях: они были изгнаны и принуждены вести дальнейшую свою религиозную и культурную деятельность в гостеприимной Германии. Благодаря их стараниям словенцы получили перевод Библии в числе первых народов в Европе, что могло бы стать источником их успешного культурного развития. Этого не случилось, поскольку в габсбургских владениях в конце XVI — начале XVII вв. свирепствовала контрреформация, которую узаконил Тридентский вселенский собор (1545 г.). Результат этого был ужасен: сторонники протестантизма были изгнаны или убиты, их книги — сожжены. На костре в Риме за пять лет до Джордано Бруно окончил жизнь словенский пастор Петер Купленик, который был настолько смел, что не склонился перед насилием, мучениями и угрозами церковной инквизиции, избрал страшную смерть, но не отрекся от своей веры. Словенские печатные книги, конечно, невозможно было полностью уничтожить, сохранилось некоторое количество их экземпляров, которые читали тайно. Эти книги не имели бы такого воздействия, если бы не были запрещены. В словенских землях в XVII в. протестантскую строгость в искусстве сменило католическое барокко со своими соборами, монастырями, замками, деревенскими церквушками и часовнями, роскошным изобразительным искусством. Барокко во многом обогатило словенское культурное пространство и придало ему специфический облик. Что касается идентификации народа, связанной прежде всего с литературной деятельностью, то она оставляла желать лучшего.

Только в конце XVIII в. появились политические и культурные предпосылки, которые дали новый импульс возрождению словенцев. Прежде всего, нужно упомянуть реформаторскую политику габсбургских государей — Карла VI, Марии Терезии и ее сына Иосифа II, которые пытались преобразовать свои наследственные владения в соответствии с меркантилистскими и просветительскими идеями эпохи. Как раз в это время Габсбургская монархия стала расширяться по направлению к Адриатике, Триест сделали свободным портом и тем самым открыли Средней Европе окно в Средиземное море, что стало возможным благодаря упадку Османской империи и Венецианской республики. В результате оживилась торговля, которая шла от Триеста к Вене. Это способствовало экономическому и интеллектуальному развитию словенской глубинки. Большое значение имели попытка Марии-Терезии распространить грамотность среди своих подданных и ее указы об обязательном школьном образовании, в которых говорилось, что обучение в первых трех классах должно проводиться на родном языке учащихся.

В этих благоприятных условиях в Крайне появился предприниматель итальянского происхождения Сигизмунд (Жига) Цойс, который в своем дворце в Любляне собрал кружок светских и духовных интеллектуалов с амбициозной целью заложить основание культурного и политического возрождения словенского народа. С помощью таких деятелей, как Валентин Водник, Антон Томаж Линхарт, Ерней Копитар, Цойс, несмотря на болезнь, которая приковала его к инвалидному креслу, в конце XVIII и в начале XIX вв. развил интенсивную интеллектуальную деятельность с целью дать словенцам современный литературный язык и развитую политическую программу, основываясь на убеждении, что они смогут стать ядром более широкого освободительного движения габсбургских славян. Эти идеи пали на плодородную почву также из-за исторических обстоятельств, в которых находилась Австрийская монархия в то время. Прежде всего, стоит отметить борьбу Австрии с наполеоновской Францией, которой удалось отнять у империи южную часть Словении вместе с Любляной и создать на Адриатике так называемые Иллирийские провинции, которые охватывали также Истрию и Далмацию вплоть до Дубровника. Впервые в истории появилось особое государственное образование, которое

объединяло значительную часть южных славян и своим названием (в согласии с классической культурой того времени) подтверждало этот факт. Французское правление, продолжавшееся с 1809 по 1813 г., не пользовалось популярностью у народа, поскольку власти повысили налоги и проводили многочисленные рекрутские наборы для наполеоновской армии. Однако Иллирийские провинции внесли в сознание словенцев и хорватов новые понятия: из «подданных» они превратились в «граждан» в соответствии с кодексом Наполеона, а также впервые власти стали использовать их язык в администрации. Эти попытки не были продолжительными, но их значение заключалось в том, что они способствовали появлению у славян убеждения, что они не являются второразрядным элементом в Габсбургской монархии, но имеют те же права в ней, что немцы, итальянцы и венгры. Не случайно член кружка Цойса Е. Копитар в 1810 г. опубликовал в Вене статью «Патриотические фантазии одного славянина», в которой утверждал, что Австрийская империя должна стать политическим объединением, которое сможет предоставить своим славянским народам возможность такого же развития, как немцам, итальянцам, венграм. Из этих «Фантазий» впоследствии развилась идеология «австрославизма», но во времена меттерниховского режима она не имела благоприятных условий для своего развития.

В первой половине XIX в. стал развиваться романтизм, который возник в Германии как реакция на французскую оккупацию. Сторонники романтизма утверждали, что немецкий народ имеет право на свою культуру и язык, а также на политическую независимость. Эти идеи распространял в Венском университете один из выдающихся интеллектуалов своего времени Вильгельм Шлегель. Идеи романтизма были очень привлекательны и для молодых славянских студентов, которые проживали в столице. После возвращения домой они распространяли в своем окружении эти идеи и таким образом способствовали славянскому Возрождению, которое появилось в Габсбургской монархии в период между Венским конгрессом 1815 г. и революцией 1848 г. Что касается словенцев, то они в это время получили своего первого большого ученого, одного из создателей славянской филологии, вышеупомянутого Ернея Копитара, и первого своего действительно великого поэта Франца Прешерна. Эти два блестящих имени сопровождала плеяда менее

значительных деятелей. Стоит обратить внимание на тот факт, что, несмотря на гнет меттерниховского режима, национальное самосознание словенцев, особенно в среде формирующейся буржуазии и интеллигенции, все более укреплялось и было готово проявиться в обществе, когда наступят благоприятные условия.

Эти условия возникли в марте 1848 г., когда на Габсбургскую монархию как гроза обрушилась революция, которая из Франции перекинулась в Среднюю Европу и в Италию. Революция была настолько мощной, что казалось, за несколько месяцев она снесет могущественную многовековую династию. Повсюду — в Вене, Будапеште, Венеции и Милане — дело дошло до народных выступлений, которые, конечно, в разных местах были спровоцированы разными причинами. В то время как австрийские немцы требовали прежде всего принятия конституции, итальянцы в Ломбардо-Ве-нецианском королевстве хотели отделения от империи. Этого же требовали венгры, которые рассчитывали, что при восстановлении королевства св. Стефана его территория охватит также земли хорватов, сербов, словаков и румын. Из-за этого произошел ряд межэтнических столкновений, которые во многом способствовали поражению революции. Что касается словенцев, то нужно сказать, что они остались верными императорскому дому, требуя только конституционного преобразования монархии в федерацию и установления особой административной единицы — Объединенной Словении. Эта идея, которая, очевидно, уже долго обсуждалась интеллектуалами, была провозглашена в разных местах. Ее пропагандировали священник Матия Маяр, а также словенские интеллектуалы в Вене, объединенные в обществе «Словения». Председателем «Словении» был профессор Венского университета, впоследствии знаменитый славист Франц Миклошич. 1 апреля 1848 г. «Словения» направила меморандум императору Фердинанду II, в котором выдвигалось требование образования Объединенной Словении. Для обоснования этого требования приводилась оригинальная аргументация, которую до той поры в Европе еще не использовали. В меморандуме члены общества ссылались не на историческое право (к чему прибегали восставшие народы, требуя от Вены своих прав), а на этническое, основываясь на Декларации о правах человека из времен Великой французской революции. В меморандуме указывалось, что словенцы являются особым народом, и поэтому

им нужна автономия в границах Габсбургской империи. При этом с революционной дерзостью предлагалось преобразование исторических провинций, в которых жили словенцы, и установление новых границ, которые бы отделяли словенцев от их немецких, итальянских и венгерских соседей.

Эта программа была настолько амбициозна, что, конечно, являлась неприемлемой для Габсбургов, тем более что, начиная с весны 1848 г., им сопутствовали военные успехи на полях сражений с итальянцами, а позже и с венграми. В августе 1849 г., когда повстанцы Л. Кошута с помощью русских были побеждены при Вилагоше и когда пала Венецианская республика, новый австрийский император Франц Иосиф ввел в своих владениях диктаторский режим, опираясь на программу централизма. Однако, это был только эпизод, который продолжался десять лет и бесславно окончился в 1859 г., когда пьемонтцы и французы нанесли поражение габсбургским войскам. Это поражение открыло путь объединению Италии и имело огромное значение для подвластных Габсбургам народов. Франц Иосиф вынужден был дать конституцию, созвать в Вене рейхсрат и обновить автономию своих наследственных земель (провинций) и королевств, в которых снова начали действовать провинциальные собрания. Новое оживление политической жизни, хотя и опиралось на ограниченное избирательное право, принесло словенцам ряд новшеств. Повсюду стали открываться читальни, в которых собирались зажиточные слои населения для обсуждения политики и мер, направленных на развитие словенского языка. По примеру чехов проводились «беседы», культурные мероприятия, на которых выступали чтецы, лекторы и хоровые коллективы, основывались журналы, повсюду создавались спортивные общества «Южный Сокол». Мы уже не говорим о многочисленных таборах (митингах), на которые собирались массы людей, чтобы поддержать требование Объединенной Словении. Конечно, это была программа-максимум. Более достижимы были требования установить школы со словенским языком обучения, ввести словенский язык в общественную жизнь и администрацию, сформировать политическую элиту, которая бы защищала интересы словенского народа в венском рейхсрате и в различных провинциальных собраниях. Шла упорная борьба против растущего национализма немцев и итальянцев, претендовавших на словенские территории.

В этих обстоятельствах в последние десятилетия XIX в. и накануне Первой мировой войны в Габсбургской монархии разгорелся сильный этнический конфликт между так называемыми «историческими» народами и народами «неисторическими», при этом первые — немцы, итальянцы, венгры — всеми имеющимися в их распоряжении средствами пытались препятствовать национальному подъему словенцев. В этом они добились частичного успеха, поскольку обладали политической и экономической мощью, но не настолько большой, чтобы суметь полностью уничтожить природные силы словенского народа, достигшего во второй половине XIX в. больших успехов в развитии своей культуры. Кроме того, словенцы очень рассчитывали на помощь «славянских братьев», прежде всего чехов и хорватов, а также и на русских, которые как создатели единственной великой славянской державы в Европе стали предметом восхищения словенцев. Правда, это сильное восхищение было достаточно наивным, поскольку они на удивление мало знали о действительной ситуации в царской империи.

В новых условиях, которые сложились после 1866 г., когда Франц Иосиф вынужден был признать автономию Венгерского королевства и превратить государство в две самостоятельные единицы, словенцы, сохранив свою программу Объединенной Словении, наряду с этим стали создавать еще одну амбициозную программу переустройства империи. Дуалистическую Австро-Венгрию они хотели превратить в триалистическую, выделив в отдельную единицу Югославию, которая бы объединяла всех южных славян, подвластных Вене и Будапешту. Это была амбициозная программа, которую нельзя было осуществить без глубоких перемен, затрагивающих мощные силы в Габсбургской монархии, которые находились в руках немцев и венгров. Несмотря на свою видимую утопичность, эта программа привнесла в словенское общество новые идеи, поскольку распространила убеждение, что словенцы вместе с хорватами, боснийцами и воеводинскими сербами смогут создать государственную единицу, которая даст в конце концов южным славянам возможность стать самостоятельными. Вопрос о том, а будет ли объединение с народами, с которыми словенцы почти не имели культурных и экономических отношений, для них плодотворным, никто из словенцев, за редким исключением, перед собою не ставил. Между тем в словенской политической жиз-

ни происходили и другие перемены. Первоначальное размежевание на «старословенцев» и «младословенцев» переросло в раскол между либеральным и католическим течениями и стало причиной образования двух политических партий, которые сильно различались по своим взглядам. Либеральная партия опиралась на либеральные идеи европейской буржуазии, а Народная (католическая) партия с одной стороны — на сильный клерикализм и религиозное учение, с другой — на новые идеи христианского социализма, которые стали распространяться в немецких католических кругах. К этим двум партиям, между которыми мало-помалу началась агрессивная идеологическая борьба, типичная для конца XIX в., где не было места терпимости и диалогу, присоединилась в 90-х гг. Социал-демократическая партия, вошедшая в состав австрийской социал-демократии. Она стремилась распространить свое влияние на сербов и хорватов и поэтому провозгласила себя «югославян-ской». Упомянутые политические партии отражали расслоение словенского народа, в среде которого (преимущественно крестьянской) формировались молодая динамичная буржуазия и динамичный пролетариат. Конечно, крестьянский элемент преобладал, поэтому Народная партия имела самую большую поддержку у словенцев, которые всегда видели в римско-католической церкви и ее духовенстве своих руководителей.

В это время, беспокойное для словенцев из-за внутренних идеологических распрей и национальных конфликтов с соседями, в первую очередь с немцами и итальянцами, вспыхнула Первая мировая война. Она стала для словенцев особенно судьбоносной после апреля 1915 г., когда Королевство Италия договорилось с государствами Антанты (Англия, Франция и Россия) и, оставив прежних союзников, вступило в войну на ее стороне. Этому решению содействовал и тот факт, что государства Антанты пообещали римскому правительству, заключив с ним тайный Лондонский договор (1915 г.), что после победы отдадут Италии обширные территории Австро-Венгрии, прежде всего, изменив государственные границы в Альпах и окрестностях Триеста, что обеспечило бы Королевству господство на Адриатике. В Лондоне, Париже и Петербурге знали, что эти обещания сильно нарушают национальные права южных славян, но из-за сложных обстоятельств, в которых находились страны Антанты, они не могли не принять итальянских террито-

риальных требований. Вступление в войну Италии означало для словенцев страшную катастрофу: на их территории образовался новый фронт, который протянулся по долине реки Соча. В трудных горных условиях до октября 1917 г. на нем погибло сто тысяч человек. Бой при Кобариде, который Италия разрекламировала как великий воинский подвиг, окончился ее унизительным поражением. Итальянские отряды были оттеснены далеко в Фриульскую низменность на правый берег реки Пьяве и не смогли бы долго противостоять австро-венгерским войскам, если бы к ним не пришли на помощь западные союзники, прежде всего американцы, которые между тем решили сами вступить в войну. Главным инициатором этого решения был американский президент Вудро Вильсон, который во время Первой мировой войны провозгласил новые идеи, имевшие для словенцев большое значение. Среди прочего он заявил, что США не признает тайных пактов, которые были заключены во время войны, и признал право народов Австро-Венгрии на самоопределение. Эти новые идеи дали импульс словенской политической элите, как той, которая действовала в Австрии, так и той, которая была представлена в Югославянском комитете на чужбине.

В венском рейхсрате, который после смерти Франца Иосифа снова созвали весной 1917 г., словенский депутат Антон Корошец от имени Югославянского клуба подал так называемую Майскую декларацию, в которой выдвигалось требование создания Югославии как третьей государственной единицы в составе монархии. Югославянский комитет был более радикален: в июле того же года на острове Корфу его представители встретились с членами сербского правительства и совместно опубликовали Декларацию, которая призывала к установлению Югославии вне границ Габсбургского государства с центром в королевстве Сербия.

В октябре 1918 г. Первая мировая война, во время которой тысячи словенцев попали в русский плен, стала приближаться к окончанию. Многовековая Габсбургская монархия распалась, что имело для словенцев благоприятные и одновременно гибельные последствия. В XIX в. венские власти, с одной стороны, систематически ограничивали политическую и культурную эмансипацию словенцев, а с другой — также защищали их от итальянских политических амбиций, строившихся на двух мощных мифах: истории

Древнего Рима и Венецианской республики. Опираясь на это историческое наследие, Королевство Италия хотело распространить свою власть на адриатические и дунайские территории, а что касается непосредственно словенских земель — продвинуть свои границы до так называемого водораздела, отделявшего черноморский бассейн от адриатического. На практике это означало, что Италия требовала для себя все словенское Приморье и Истрию в убеждении, что такая же судьба ожидает впоследствии и территорию за ними, завоеванную в свое время императором Августом. Это требование подкреплялось Лондонским пактом, а также теми огромными человеческими жертвами, которые были принесены Италией во время войны из-за преступной политики ее правительства. После распада Австро-Венгрии Италия немедленно воспользовалась представившейся возможностью и начала оккупацию территорий, которые якобы ей принадлежали, при этом итальянские власти не смущал тот факт, что они были заселены словенцами и хорватами. В данной кризисной ситуации, обусловленной тем, что исторически словенцы с хорватами никогда не имели определенно установленных границ (а это означало необходимость установления границ с Австрией и Венгрией), не говоря уже о всеобщем хаосе, наступившем после ликвидации габсбургской администрации и о порожденном войной экономическом кризисе, словенскому политическому руководству во главе с Антоном Корошцем не оставалась ничего другого, как вскочить в поезд победоносной Сербии и согласиться на создание Югославии. Новое государство, провозглашенное 1 декабря 1918 г. в Белграде, называлось Королевством сербов, хорватов и словенцев, при этом не вызывало сомнений, какой из упомянутых трех народов имел в нем власть.

(Перевод со словенского И.В. Чуркиной) ♦ ♦ ♦