CC BY
1007
ПЬЯНЫЕ ПОГРОМЫ И БОРЬБА ЗА ВЛАСТЬ В1917 г.
Пьяные погромы, в которые зачастую выливаются многие «революционные движения», и совершаемые на этой почве массовые насилия и захваты, с удручающим постоянством характеризуют «нижние этажи» стихии народной жизни в «смутные времена» отечественной истории.
Смута 1917 г. не является исключением. Лексика революционной прессы имела ярко выраженную алкогольную направленность: «общественное брожение», «массовое помутнение», «опьянение демократией», «пьяный угар», «пьяный разгул», «градус революции», «революционный хмель», «хмельная свобода», «горькое похмелье» и т.д. и т.п. «Русь снова пьяна, только не вином, а свободой»1 - подобными фразами пестрели газетные заголовки и переполнены тексты передовиц, не говоря уже о репортажах с мест и тем более фельетонах. Выражением высшей похвалы тому или иному политическому лидеру служил эпитет «трезвый» или «трезвомыслящий», в крайнем случае «протрезвевший» или «отрезвленный». Но даже при этом, как правило, констатировалось, что в текущем состоянии все равно ни одно трезвое слово не доходит до народного сознания.
Алкогольные формулировки использовались и для обзора политических событий. «Кажется, наше опьянение немецкой самогонкой под названием «болыневиловщина» кончилось», - преждевременно констатировала в статье «Похмелье» самарская кадетская газета «Волжский день». И оценивала июльские события в столице: «Началось жестокое похмелье... Кряхтя и почесываясь, мы начинаем «подбирать» в уме, во что обошелся стране этот бесшабашный пьяный разгул»2.
Но, дело, разумеется, вовсе не в лексике. Смутой с самого начала де-факто был аннулирован царский сухой закон. Уже 28 февраля, в революционном Петрограде, профессор Б.В. Никольский прозорливо записал: «...Везде одно и то же: любопытство, веселое ощущение полной безнаказанности, сдерживаемое тайным страхом, изредка пьяные и гулянье, гулянье и гулянье. Словом, анархия на себя смотрит и удивляется. Боже упаси, когда хлеб-нетвинаипопробуеткрови...»3. И действительно, провозглашенная вскоре демократия была воспринята как, в том числе, возможность утолить накопившуюся жажду. Все большое число «революционных акций» совершалось с целью завладеть спиртным. Но известно, что, разогнав тоску, бывает трудно остановить веселье. И еще большее число акций совершалось, так или иначе, под влиянием спиртного.
В аналитических обзорах Главного Управления по делам милиции МВД Временного правительства даны экспертные оценки поэтапного перерастания «демократических перемен» в типичные формы «деструктивного поведения масс»: различные «эксцессы», захваты, самосуды, погромы, и, наконец, фактически антигосударственные выступления. Погромы, охватившие в результате всю «демократическую» Россию, постепенно превращавшиеся в один «всероссийский погром», самым причудливым образом перемешали прежние социальные группы в «массы». Они «объединяли погромные черносотенные элементы дореволюционного времени с последователями самых крайних левых течений. Политические организации перестают владеть настроениями масс, и это порождает анархию слева и контрреволюционные настроения справа...» Эксперты МВД отмечали, что излюбленными объектами «революционных выступлений» разочаровавшихся в политике масс становятся склады спирта и винные погреба. Посланные на усмирение солдаты очень часто охотно примыкают к бесчинствующей толпе. Обозначается тенденция к сливанию в одну распаленную массу и крестьян, и солдат, и рабочих. «Все чаще и чаще разгром направляется на винные склады, и пьяная толпа своими бесчинствами терроризирует население городов. Одновременно аграрное движение приобретает характер продовольственных эксцессов и, перебрасываясь в города, сливается с солдатским погромным движением в один широкий поток»4.
Значение пьяных погромов в российском политическом процессе между Февралем и Октябрем 1917 г. еще далеко не изучено. Более известны и изучены пьяные погромы, прокатившиеся уже после захвата власти большевиками, прописанные в исторической литературе преимущественно в контексте борьбы с ними нового режима. В некоторых работах можно даже обнаружить довольно странные утверждения, что и сам этот феномен появился лишь с Октябрем, а до этого как бы и не существовал вовсе: «С началом Октябрьского переворота в повседневную жизнь россиян вошло новое явление - «пьяные погромы»5.
В настоящей статье делается попытка взглянуть на проблему через призму вопроса, который принято считать основным в революции - вопроса о власти, - на примере массовых городских самарских погромов в мае 1917 г. Эти события хорошо освещают сохранившиеся архивные документы, в том числе уникальные свидетельства очевидцев, собранные в свое время Самарским истпартом, материалы периодической печати различной партийной и общественной ориентации.
С 1 по 3 мая в Самаре не утихал грандиозный пьяный погром. Немногочисленным трезвым гражданам открылись воистину сюрреалистические картины апофеоза отечественной «демократии». Огромные толпы обе-
зумевших от жажды горожан громили винные магазины, склады, погреба, аптеки. Пили все, что горит, и закусывали там же награбленным. Пили из бочек до тех пор, пока упившегося не оттаскивали более трезвые -занять его место. От бутылок, чтобы не тратить время, прямо на месте отбивали горлышки. В страшной толкучке люди резали себе губы и руки, но не переставали пить, обливаясь вином и кровью. Жизнь города была полностью парализована. На улицах шатались буйные и валялись полумертвые.
На чрезвычайном соединенном заседании Советы рабочих, военных и крестьянских депутатов приняли резолюцию о принятии решительных мер, был введен комендантский час. Склады Жигулевского пивоваренного завода и ряд винных погребов были затоплены с помощью городских пожарных команд. Многие из одержимых Бахусом бросались вплавь в образовавшиеся пенные потоки и жадно пили, некоторые захлебывались и тонули в мутных хмельных лужах. Долго не прекращались попытки попробовать, сильно ли разбавлено растекающееся по мостовой вино. Алкогольные напитки, до которых еще не успели добраться страждущие, повсюду уничтожались отрядами вооруженных рабочих Трубочного завода. Только в одном из магазинов - купца Пятова - было уничтожено 10 тыс. бутылок вина и 20 50-ведерных бочек.
Трубочный завод имел репутацию бастиона местного большевизма. И, действительно, главную роль в вооружении рабочих отрядов и организации подавления беспорядков сыграли большевики.
Несмотря на патрулирование улиц вооруженными группами и аресты самых активных любителей выпить на халяву и от души побуянить, погромная вакханалия продолжалась трое суток. Толпы с криками «Смерть буржуазии!», «Выпьем все у буржуев!». «Пустим их по миру!» и т.п. продолжали искать заветные бутылки, невзирая ни на какие увещевания властей «беречь завоеванные демократические свободы». Перефразируя известное высказывание И.С. Тургенева о том, что Венера Милосская несомненнее принципов Французской революции, можно констатировать, что бутылка оказалась для толп гарнизонных солдат, местных рабочих и приехавших в город на поиски лучшей доли губернских крестьян куда «несомненнее», чем «принципы Февральской буржуазно-демократической революции».
Итоги «печальных событий», как именовали погромы самарские газеты, оказались неутешительны. Городу был нанесен ущерб более чем в миллион рублей. По улицам текли розовые ручьи, рядом валялись налакавшиеся грязного разбавленного вина разнообразные домашние животные жителей Самары и сами «отдельные жители».
Затем, как обычно, начался поиск врагов, виновных во всем случившемся. Большевистская «Приволжская правда», по своему всегдашнему обыкновению, обвинила во всем черносотенцев, охранников, переодетых в солдатскую форму городовых, жандармов и прочих «слуг старого режима», к которым, дескать, присоединились уголовные и тому подобные «темные элементы».
В приказе № 137 от 3 мая начальника Самарского гарнизона указывались иные враги: «Люди, ненавидящие Россию и, несомненно, состоящие на службе наших врагов, проникли в действующую армию с настойчивостью, характеризующей наших противников, и, по-видимому, выполняя их требования, проповедуют необходимость окончить войну как можно скорее. Одновременно с этим в стране идет усиленный призыв к неповиновению и погрому... Не верьте предателям, проповедующим погромы, непослушание... власти в лице Временного правительства...»6.
А в воззвании Советов «К солдатам, рабочим и гражданам» от 3 мая говорилось: «Те, кто пил, не учел, кто его спаивает и зачем. Но мы учли. Из 18 арестованных за подстрекательство к погрому солдат 12 - переодетые штатские, темные личности, ведущие погромную агитацию... Те же, кто вас толкал, рассуждали иначе: ваше пьянство для них было лишь средством завладеть вами и использовать для гнусных целей»7.
«Волжский день» 2 мая опубликовал статью «Чьих рук дело?». «Кому же это нужно? - вопрошала газета. - Свободные граждане свободной России не могут устроить погром и заниматься отвратительным пьянством. Здесь чья-то чужая работа. Кому-то нужно вызвать беспорядки среди нас, нужно посеять раздор и, может, вызвать кровавые столкновения. С этой целью ненавистники свободы воспользовались лучшим оружием - они показали толпе бутылку. Они верили, что толпа не устоит перед соблазном и пойдет на все, только бы дотянуться до бутылки. Увы! Расчеты эти отчасти оправдались. Толпа кинулась на вино, а вылезшие откуда-то люди приглашали солдат: «Хлебните, товарищи!». Им нужно было непременно втянуть в погром войска... Кто же были лица, которые организовали вчерашнее пьянство? Кому был нужен пьяный погром? Если нельзя назвать этих людей по имени, если они достаточно спрятались от нас, то можно с уверенностью сказать, что эти люди - Враги Свободы!».
Наиболее пострадали от погромов три улицы: Самарская, Заводская и Дворянская. По этому поводу в номере «Волжского дня» от 3 мая за подписью «Земляк» были опубликованы стихи под названием «Речи и результаты»:
Каждый вечер «некто хмурый», На гранитном пьедестале,
Рядом с «царскою» фигурой, Говорило... «Капитале»...
На груди краснеют ленты,
Флаги классовых борений.
Из толпы аплодисменты -Солидарность убеждений. «Некто» сыплет о причинах, Уходящих в глубь и вечность.
Об известных величинах, Составлявших бесконечность, Разложив на элементы «Сущность грозного процесса». «Мы, - кричит, - интеллигенты, Представители прогресса! Столкновенья психологии,
С точки зрения науки!..»
И твердит, твердит, убогий,
Аз да буки, аз да буки!
И в речах являя резвость,
Не СХОДЯ С СВОИХ ПОЗИЦИЙ,
Проповедует он трезвость Вплоть до спирта реквизиций.
И толпа ему внимает,
От восторга вся трепещет... «Реквизиция!» - взывает,
И безумно рукоплещет.
С пьедестала «некто» смело,
На толпу кругом взирает А толпа уж обалдела,
Ничего не понимает,
О рабочем, о солдате,
«Некто» речи продолжает...
И в конечном результате Всюду трезвость насаждает.
И обласканный успехом Неразборчивого мига,
«Некто» звал идти по вехам «Исторического сдвига»,
По дороге пролетарской,
Демократии германской,
Сдвиг случился на Самарской,
На Заводской, на Дворянской!
Наконец, 4 мая «Волжский день» в передовице «Рабья отрыжка» назвал виновников погрома «врагами нового режима»: «Разбежалось их много, и повсюду, куда они побежали, началась смута. На фронте они кричали: «Долой войну!», шли брататься с немцами, подговаривали и других с ними пойти. В городах стали подговаривать на грабежи, в деревнях на разделы, не дожидаясь Учредительного Собрания. Но трезвый народ ни на грабежи, ни на погромы не пойдет...»
Итак, кадеты недвусмысленно указывали на большевиков и эсеров как главных виновников массового «демократического сдвига», бушевавшего на улицах Самары 1917 г.
Но первоначально все же городские газеты всех партийных мастей, проявив редкое единодушие, обвиняли в случившемся неких «бывших жандармов» и «черносотенцев» (этот ярлык использовали и большевики, и эсеры, и прочие социалисты, и даже кадеты).
Большевистские обвинения в организации погромов «городовых и жандармов» оказались напраслиной. В ноябре, после большевистского переворота в столице, эсеровская «Земля и воля» писала о «Приволжской правде»: «...Давно и так известно - и это в порядке вещей, - что во всех большевистских «Правдах» есть все, кроме правды-истины...»8 Из 234 задержанных не оказалось ни одного из бывших полицейских. Командиры рот, сформированных из чинов и жандармов, прислали в редакции газет гневные письма, в которых осуждали погромы и выражали готовность встать на защиту молодой свободной России от всяких на нее посягательств9. Впрочем, «жандармами наших дней» называли большевиков представители других партий. Например, в ноябре же «Земля и воля» в статье «Их тактика» утверждала: «Их тактика - бессовестная ложь и предательство. Их тактика - жандармское чтение «голубых мундиров и глаз» в сердцах своих противников. Их «дело» - преступная авантюра. Их «сред-ства»о - самодержавно-полицейское зажимание рта и ночные «налеты»... их газета - «жандармско-Приволжская правда» и т.д.10 Та же газета в статье «Провокация» «поздравила» большевиков с тем, что «уроки самодержавия по части погромно-провокационной политики восприняты ими хорошо».
«Черносотенцев» обвиняли в погромах и социалистические, и либеральные газеты: с Февраля по Октябрь практически все политические силы
называли своих врагов «черносотенцами». Чаще всего так называли опять-таки большевиков. По воспоминаниям одного из самарских большевиков, вступившего в вооруженный рабочий отряд в мае 1917 г., когда он и его товарищи явились «прекращать погром», толпа обвинила их в «черносот-ничестве» и хотела устроить над ними самосуд. В конце концов «красно-гвардейцев-черносотенцев» арестовали и отправили в участок11.
При отсутствии документальных доказательств того, кем были организованы погромы (если они были организованы), следует задаться вопросом: какая политическая сила смогла воспользоваться их «плодами»?
Уже в первом номере «Правды» (5 марта 1917 г.) было провозглашено: «Задачей момента является образование пролетарской и демократической гвардии, которая вместе с революционными войсками в нужный момент могла бы защищать завоевания революции». 21-22 марта в «Правде» было опубликовано первое ленинское «Письмо из далека», где подчеркивалось, что «единственная гарантия свободы и разрушения царизма до конца есть вооружение пролетариата». 28 апреля «Известия Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов», а на другой день и «Правда», опубликовали два проекта устава Красной гвардии. И пьяные погромы явились универсальным и безотказным инструментом организации большевиками этой «гвардии».
Самарский большевик И.Е. Лебедев вспоминал о докладе на городской партийной конференции В.В. Куйбышева, прибывшего с VII Всероссийской (апрельской) конференции большевиков: «Этим докладом, изложившим ленинскую установку на переход к социалистической революции, было покончено с неясностями в вопросах тактики, существовавшими в нашей самарской организации в марте-апреле 1917 года. Мы - делегаты конференции - были воодушевлены раскрытой перед нами перспективой осуществления полноты власти Советов пролетарской диктатуры и с удвоенной энергией взялись за дело отвоевания масс рабочих и солдат у соглашателей»12 .
18 апреля (1мая по н. ст.) на праздновании Международного дня солидарности трудящихся самарские ленинцы активно агитировали против Временного правительства, требовали передать «всю власть Советам». 23 апреля на митинге рабочих Трубочного завода большевики продолжали энергично бомбардировать массы призывами не доверять Временному правительству и сплотиться вокруг Советов. 26 апреля большевики Латышского района на своем собрании приняли резолюцию, требующую немедленного перехода власти к Советам.
Для начала широкого и явного формирования Красной гвардии требовался повод. И 1 мая он подвернулся: в результате подстрекательства
«неустановленных провокаторов» вспыхивает «погромно-пьяное» движение. Большевики отреагировали без промедления: началось формирование боевых дружин из рабочих-болыневиков Трубочного завода. Близкая эсерам газета «Волжское слово» сообщила о создании Красной гвардии в количестве 1 200 человек во главе со слесарем Трубочного завода большевиком П.Г. Сидельниковым. 5 мая «Известия Совета рабочих депутатов» попе шили дать опровержение: «вопрос о Красной гвардии даже не обсуждался», а «дружины рабочей милиции были сформированы для противодействия пьяному погрому и носят временный характер». Но 6 мая приказом Советов рабочих, военных и крестьянских депутатов был создан наделенный исключительными полномочиями штаб по охране города, в распоряжение которого поступили «боевые дружины особого назначения». А 17 мая на заседании Совета рабочих депутатов под председательством Куйбышева была организована «комиссия по организации Красной гвардии».
Самарские события дали отголоски по всей губернии. 4 мая пьяные погромы произошли в Бугуруслане, 15 июля - в Новоузенске, 24 августа -в Николаевске и т.д. Пьяные погромы предшествовали и окончательному оформлению Красной гвардии в октябре 1917г.: 2-3 октября - в Бузулуке, 3 октября - в Николаевске, 10-11 октября - в Бугульме... И всюду они подавлялись Красной гвардией и Военно-революционными комитетами. Они специально создавались по такому случаю, вооружались, а после «восстановления порядка» сохранялись в полной боевой готовности. Характерно, что в октябре начальником Красной гвардии Самары был назначен большевик A.B. Гавриленко, который в мае 1917 г. «прославился» активной ролью в подавлении «пьяного бунта»: в частности тем, что избивал арестованных участников и свидетелей погрома, за что был исключен из состава Совета рабочих депутатов13.
«Первым самостоятельным политическим выступлением Красной гвардии было решительное участие в ликвидации пьяных погромов, разразившихся в Самаре 14-16 мая (Н. ст. -П. М)», - вспоминает большевик Ю. Милонов, лично участвовавший в этих событиях14. «Эти рабочие дружины нельзя не рассматривать как первоначальные ячейки будущей Красной гвардии...», -вторит ему соратник по оружию В.М. Зубков15. А самарский большевик Малинков конкретно ставит вопрос об источнике поступления оружия и четко отвечает на него: «Откуда брали оружие? Из штаба охраны в момент, когда в городе начинались грабежи и погромы»16.
Политика Временного правительства, ставшего по выражению К.Н. Соколова, профессора права и одного из самых ярких кадетских публицистов, «политическим трупом задолго до «хирургической операции
25 октября»»17, была заведомо обреченной попыткой растягивать решение насущных задач власти «правовым мирным эволюционным путем», игнорируя бушующее море оргиастической народной стихии, в стране, где в «политическом мышлении» масс безраздельно господствовала антиэво-люционная, инверсионная модель решения любых вопросов. «Двоевластие» обернулось безвластием, демократия выродилась в охлократию, толпа заменила органы власти.
В отличие от своих аморфных оппонентов, большевики оперативно реагировали на малейшие изменения ситуации. Не связанные моральными ограничениями, они не брезговали использовать любые обстоятельства и средства.«.. .Если говорить о наших достоинствах, то к их числу надо отнести наше умение быстро схватить суть вещей и моментально написать необходимую резолюцию. Если здесь говорили о колебаниях, то они у нас если и были, то вызывались условиями времени, как, например, такой момент, когда нам грозили расстрелом за печатание статей», - свидетельствует старый самарский большевик И.Г. Бирн18.
Другой видный большевик А.Х. Митрофанов откровенничал, вспоминая о тех событиях: «Я вам приведу такой пример: на Трубочном заводе был взрыв. Погибло много рабочих, и должны были состояться похороны их, но похороны церковные. Пред нами встал вопрос: провожать ли нам рабочих к попу или нет, и мы решили, что наплевать нам на попов, и пошли, чтобы приобрести большевистский капитал в лице рабочих. Таких примеров могли бы привести много товарищи, работающие на заводах...»19
И далее: «Тут надо расчленить два момента: создание действующего актива нашего боевого кулака, мы готовились к восстанию. Как образовался кулак? Многим казалось, что этот кулак создавался стихийно, вырос после октябрьского переворота. Я лично думаю, организационный корень был заложен в мае. Второе, к какому моменту относится создание нашей Красной гвардии? Несомненно, зачатки ее были еще до Октябрьской революции... Я знаю, что в Саратове, например, было несколько иначе: обсуждался вопрос о возможности власти в то время, когда фактически рабочие власть уже имели, и поэтому там завоевание власти прошло иначе, а именно - оно было кровавым. У нас этого не было, потому что мы из основного ядра начали создавать Красную гвардию. Мы, большевики, шли впереди, а за нами шла масса.. ,»20
Чтобы захват власти в Самаре был обоснован в глазах масс, лидеры самарских большевиков Куйбышев и A.A. Масленников на заседании общегородского комитета РСДРП(б), 22 октября, предложили простой, но действенный план: сначала закрыть буржуазные газеты, обложить буржуазию принудительным «займом», арестовать губернского комиссара Времен-
ного правительства и начальника гарнизона и т.д. «Противодействие со стороны буржуазии подымет энергию в массах и тогда, имея за собой большинство... большевикам удастся объявить диктатуру.. ,»21
Ответственность за взрыв в «Белом доме», где заседали Самарские Советы, произошедший в декабре по вине «боевых дружин» большевиков и максималистов, ленинцы так же легко переложили на эсеров, «буржуев» и т.п. Объявив военное положение «на время ликвидации заговора врагов против завоеваний революции», использовали и это происшествие для укрепления захваченной власти и уничтожения политических противников22. Вскоре после этого полторы сотни вооруженных людей разгромили штаб городской милиции и уничтожили все дела23, сохранность которых, вероятно, сильно их беспокоила.
Изобретательность ленинцев в подготовки к взятию власти, на фоне несостоятельности других политических партий и бездеятельности местных органов Временного правительств, позволяла им постоянно опережать, тактически обыгрывать своих противников и конкурентов. Еще один рабочий Трубочного завода так повествует о послеоктябрьском способе довооружения самарских ленинцев: «Достать винтовок и гранат дело было сложное. О пулеметах, конечно, и не мечтали. Но на то мы и большевики, чтоб преодолеть всякие препятствия. Намечались выборы в Учредительное Собрание, и большевики поставили вопрос об охране избирательных участков. Городской Совет и Городская дума (большевистские) поручили эту миссию рабочим и солдатам. Договорились с полковыми солдатскими комитетами о позаимствовании винтовок для рабочих и выде лении комиссаров из солдат, достали большое количество гранат. И в день выборов в Учредительное Собрание на избирательных пунктах мы, Красная гвардия, гордо, с оружием в руках, несли охрану. Буржуазия неистовствовала, но ничего сделать не могла. Мы уже были вооружены. Мы это оружие держали в надежных руках»24.
Если почти все политические силы страны пытались остановить бурю, то большевики ее искали. Положение, о котором мечтают экстремисты -«чем хуже, тем лучше», - являлось главным тактическим ориентиром ленинцев между Февралем и Октябрем. Самарские большевики этого не скрывали: «Если и суяедено проливать неповинную человеческую кровь, то эта кровь не будет орошать поля, на которых впоследствии взойдут розы бур-жуазных вожделений»25.
Погромы терроризировали обывателя, а еще А. Токвиль отмечал, что революциями управляет страх. Большевики сумели мобилизовать в своих интересах обе крайности массового сознания: и стремление к анархии, и желание твердой власти. Некоторым из участников событий 1917 г. уже
тогда стало понятно, что «бунт - не антагонист власти, а судорожный порыв от власти, переставшей пугать, к власти, которая внушит дрожь страха заново. Здесь проявился гений Ленина. Никто, как он, не понял столь проницательно, что власть абсолютную, типа божественной, он получит, разнуздав стихию бунта... Ленин хорошо знал, что только массу, пришедшую в ярость, потерявшую всякие следы общественного сознания, можно превратить в послушное стадо диктатора. Он знал, что через бунт она придет в изнеможенное и опустошенное состояние, на котором легче всего можно будет построить свое царство. Гений его состоял в том, что он понял, что отныне царствовать будет хаос, и хаос сделал своим орудием... »26
Использование погромов, действие по схеме «погром - организация Красной гвардии - подготовка к перевороту», стало одним из шаблонных, хорошо отработанных приемов большевиков, примененных не только в Самарской губернии. Пьяные погромы обнажали ее бессилие и разваливали ее, они давали большевикам возможность вооружаться под предлогом наведения порядка и оставлять оружие в ожидании «последнего и решительного боя». А подавление погромов стало безопасной репетицией будущих вооруженных действий, позволило завоевывать политический капитал у населения на фоне падения престижа власти, приучала население к организованному насилию, придавала видимость легитимности антиправительственным акциям, подготавливала сознание масс к будущему перевороту.
Примечания
1 Симбирская народная газета. 1917. 11 мая.
2 Волжский день (Самара). 1917. 18 июля.
3 Цит. по: Чхартишвили П.Ш. Черносотенцы в 1917 году // Вопросы истории. 1997. № 8. С. 133.
4 ГА РФ. Ф. 1791. Оп. 6. Д. 401. Л. 47, 52, 151об., 152, 153об.
5 См.: Савченко М.В. Провинциальная хроника революций начала XX века в России: алкогольный аспект (По материалам Пензенской губернии) // Конференции на историческом факультете МГУ (http://www.hist.msu.ru/Science/Conf/lomweb01/ savchen.htm).
6 ГАСО. Ф. 813. Оп. 1. Д. 6. Л. 149.
7 Волжский день. 1917. № 94.
8 Земля и воля (Самара). 1917. 2 нояб.
9 Волжский день. 1917. № 95, 98.
10 Земля и воля. 1917. 2 нояб.
11 ГАСО. ФП. 3500. Оп. 1. Д. 210. Л. 56-58.
12 ГАСО. ФП. 651. Оп. 5. Д. 45. Л. 3.
13 Известия Самарского Совета рабочих депутатов. 1917. 31 мая.
14 ГАСО. ФП. 651. Оп. 5. Д. 38. Л. 57-58.
15 ГАСО. ФП. 3500. Оп. 1. Д. 200. Л. 42.
16 ГАСО. ФП. 3500. Оп. 1. Д. 197. Л. 8.
17 Соколов К.Н. Трагедия предпарламента // Нива. 1917. № 46. С. 722.
18 ГАСО. ФП. 3500. Оп. 1. Д. 205. Л. 16.
19 Там же. Л. 10.
20 Там же. Л. 11.
21 ГАСО. ФП. 3500. Оп. 1. Д. 205. Л. 10.
22 ГАСО. Ф. 1000. Оп. 2. Д. 5. Л. 50-50об., 55об.
23 См.: Блюменталь И.И. Революция 1917-1918 гг. в Самарской губернии: Хроника событий. Т. 1. Самара, 1927. С. 347.
24 ГАСО. ФП. 651. Оп. 5. Д. 78. Л. 49.
25 Известия Самарского Совета рабочих депутатов. 1917. 29 июня.
26 Цит. по: Кара-Мурза А.А. Русские о большевизме: Опыт аналитической антологии. СПб., 1999. С. 16-17.
