CC BY
39
УДК 821.161.1.09"20"
Ращевская Елена Петровна
кандидат культурологии, доцент Костромской государственный университет raschevskaya@mail.ru
ПУБЛИЦИСТИЧЕСКИЙ СТИЛЬ ДАНИИЛА АНДРЕЕВА И ТРАДИЦИИ ХУДОЖЕСТВЕННОГО СИНТЕЗА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА
При лингвокультурологическом анализе выявляется генезис сложного художественного синтеза, осуществлённого Д. Андреевым в книге «Роза Мира». На уровне внутрилитературного синтеза писатель поэтизирует прозу, использует приёмы стилизации и элементы публицистического стиля речи, на уровне внешнелитературного синтеза создаёт авторскую мифологию и строит утопические проекты религиозно-государственного реформаторства. Если поэтизированная и стилизованная проза, авторская мифология связывают «Розу Мира» Д. Андреева с Серебряным веком, то публицистический стиль и религиозно-реформаторская утопия - с культурным стилем середины ХХ века. Выявляется, что, в традициях времени, публицистический стиль служит Д. Андрееву для обращения к социальной проблематике и для решения её в ключе центральной идеи русской религиозной философии: обожженного духа в человеке и обожженной материи. Художественный синтез Д. Андреева объединяет социальные интересы писателей-реалистов ХХ столетия с опытами модернистов Серебряного века.
Ключевые слова: художественный синтез, писатели-реалисты, писатели-модернисты, мифотворчество, поэтизированная проза, публицистический стиль, реалистический символизм, духовность.
Рассматривая в лингвокультурологическом исследовании языковые особенности ме-тапоэмы Д. Андреева «Роза Мира», автор статьи исходит из положений антропоцентрической парадигмы, в которой «анализируется человек в языке и язык в человеке», то есть язык в когнитивной деятельности последнего [9, с. 6]: «Дверь замурована. Но под покровом тьмы / Нащупай лестницу - не ввысь, но вглубь тюрьмы. / Сквозь толщу мокрых стен, сквозь крепостной редут / На берег ветреный ступени приведут. / Там волны вольные, - отчаль же! правь! спеши! / И кто найдет тебя в морях твоей души?» [4, с. 86].
Симптоматично, что поэтические строки Д. Андреева о «морях души» узника перекликаются с размышлениями М. Хайдеггера о «доме духа», в котором живёт язык, поскольку у «присутствия» человека, представляющего собой в христианской традиции «телесно-душевно-духовное единство» [13, с. 66], для познания мира и для бытия в мире «есть язык» [13, с. 192]. И Хайдеггер как философ, и Д. Андреев как поэт говорят о единстве «внутреннего» присутствия человека в процессе понимания вещей (М. Хайдеггер) или самопознания (Д. Андреев) при одновременном «бытии снаружи», фактическом или только языковом, как целостном и неделимом «познающем бытии-в-мире» [13, с. 81-82].
Ранее автор рассматривал художественные особенности прозы «Розы Мира» в контексте выявленной органической - семейно-родственной и духовной - связи Д. Андреева с культурой Серебряного века. Во-первых, поэт на генетическом уровне унаследовал «певучее» состояние души и «внутреннюю музыкальность» - поэтичность - слога своего знаменитого отца, об утрате которой (при внешней нелюбви к поэзии) Л. Андреев с горечью писал в последний год жизни [1, с. 223-224]. Во-вторых, Д. Андреев переживал устойчивую ученическую [2,
с. 470] и мистическую [3, с. 433] связь с А. Блоком, истоки которой - в глубокой внутренней связи А. Блока с Л. Андреевым (о чём впоследствии писал Блок) [5, с. 129-136.]. В-третьих, в струе «философии цельного знания» Вл. Соловьёва и теории «реалистического символизма» Вяч. Иванова с «ознаме-новательным» творческим принципом отношения к иноприродным реалиям: не «преобразовывать» в творчестве своей волей бытие, а «ознаменовывать» зрелища космических событий и в их свете «преображать» для воспринимающего сознания действительность [8, с. 146] - Д. Андреев создаёт собственный метод «сквозящего реализма».
«Взламывая» в вестническом творчестве символ и «работая» уже не на границе миров, как отец, а в иномирии, Д. Андреев сквозящим символизмом продолжает в искусстве традиции «художественного синтеза» Серебряного века, который предрасполагает «к выходу за пределы собственно литературного материала» [10, с. 18]. В этом отношении проза «Розы Мира» на уровне внутрилитературно-го синтеза глубоко художественна, поэтична: рисуя космические и метаисторические реалии, Д. Андреев использует в языке приёмы импрессионизма (о чём автор писал отдельно); обращаясь в своём пантеизме к божественным сущностям, поэт порой стилизует молитву, что также связывает его с Серебряным веком [10, с. 233]; наконец, на уровне внешнего литературного синтеза в духе рубежа веков [6, с. 44-47] он создаёт авторскую мифологию с разветвлённой цепью взаимосвязанных мифооб-разов и понятий.
Однако, органически входя в «единый культурный процесс» середины ХХ века, Д. Андреев как художник слова не мог не унаследовать «культурный стиль», «культурное лицо» своей эпохи [12, с. 17]. Его «познающее бытие-в-мире» приходится на начавшуюся в предреволюционные годы поляризацию духовной сферы; поэт остро воспринимает
© Ращевская Е.П., 2017
Вестник КГУ ^ № 2. 2017
89
её как бинарную оппозицию между «характерным взрывом атеистических умонастроений» и взлётом «разнообразных религиозных исканий» [10, с. 17]. Эта культурная особенность, «заставшая» Д. Андреева в советской России более своим «атеистическим» крылом, соединяется в середине ХХ века с характерной для мировой литературы ориентацией мастеров слова - вновь после эпохи декаданса -на разрешение социальных проблем. Д. Андреев, мифологическим сознанием воспринимающий все бинарные оппозиции времени и уравновешивающий их представлением о космизации затемнённого планетарного начала, социальные проблемы современности решает в традициях мифотворчества Серебряного века.
Итак, если в Серебряном веке поляризация духовной сферы на внешнем литературном уровне привела к синтезу «религиозно-литургическому» [10, с. 235], то в середине ХХ века в творчестве Д. Андреева - к синтезу не просто мифологическому, но религиозно- и государственно-реформаторскому. Необходимо помнить, что в своём религиозном реформаторстве Д. Андреев опасно отступает от принципа «ознаменования». Впрочем, и эта черта сближает его мечтания с художественным синтезом Серебряного века, если вспомнить «тайну Трёх» и религию Святого Духа, которую сочиняли Мережковские, придумывая собственную Церковь, собственные догматы и собственные таинства.
Поскольку «культурный стиль» эпохи требовал от поэта выхода во внешнем литературном синтезе в социум, во внутреннем возникала естественная необходимость использования элементов публицистического стиля речи. Несомненно, публицистическое наполнение «Розы Мира» Д. Андреева отмечено знаком времени: его проза, вобравшая черты автобиографии, хроники, репортажа и мемуаров, направленная на решение проблемы универсального социального устройства, носит ярко выраженный художественно-публицистический характер и в этом отношении сопоставима с произведениями А. де-Сент Экзюпери, А. Солженицына, В. Астафьева...
Публицистические черты «Розы Мира» заявляют о себе с её первых страниц, на которых Д. Андреев излагает свои утопические представления о деятельности «Лиги преобразования сущности государства», плода учения универсальной религии Розы Мира, об «этической, внегосудар-ственной и надгосударственной» сущности Лиги, о путях реализации её высокой цели. Врагов Лиги Д. Андреев видит в любых «формах и видах деспотического народоустройства», а в метаисториче-ском плане - «в Противобоге, в тиранствующем духе, Великом Мучителе, многообразно проявляющем себя в жизни нашей планеты...» [3, с. 12].
Д. Андреев, мифологическое сознание которого направлено на решение социальных проблем, би-
нарные оппозиции времени осмысливает как противостояние Христа и Антихриста, Бога и павшего ангела. На последнего указывают перифраз «Великий Мучитель» и авторский неологизм «Противо-бог», отражающий вселенское противостояние сил света и тьмы.
Публицистический стиль Д. Андреева содержит экспрессию разговорного стиля речи, выразительность и образность художественного, книжность и логичность научного в их стандартных лексических и синтаксических образованиях, которые Д. Андреев использует нестандартно. В сложных и текучих авторских построениях синтаксические и лексические конструкции легко дублируют друг друга при выделении смысловой доминанты микротемы.
Рассмотрим особенности публицистического стиля Д. Андреева на примере его религиозно-нравоучительной проповеди о том, с чем он никогда не сможет примириться: об обывательском недоверии высшим идеалам религии, политики и культуры, о необходимости духовного сопротивления подобным росткам бездуховности в человеке: «О, конечно, найдётся немало людей, которые станут утверждать, будто методика Лиги - непрактична и нереальна. Ах уж эти мне поборники политического реализма! Нет безнравственности, нет социальной гнусности, которая не прикрывалась бы этим жалким фиговым листком. Нет груза более мертвенного, более приземляющего, чем толки о политическом реализме как противовесе всему крылатому, всему вдохновенному, всему духовному» [3, с. 14].
Эта речь достигает накала публичного выступления за счёт использования в качестве базового тропа иронии. Ситуацию ораторской речи моделируют лексические средства разговорного стиля: междометия «о», «ах уж», вводное слово «конечно»; «обратным» экспрессивным значением они передают возражающе-критический смысл обращения к предполагаемым оппонентам. Неодобрительная стилистическая окрашенность устойчивого разговорного сочетания «эти мне», союза «будто» подчёркивает авторскую насмешку над неверием политических реалистов в постепенное осуществление основ этики и духовности в социальных отношениях.
Ирония с самого начала фрагмента нарастает за счёт присущего публицистической прозе смешения стилей и переносного значения слов: существительное высокого стиля «поборник», с одной стороны, по правилам построения иронии, приобретает прямо противоположное себе значение, сходное с неодобрительной лексемой «пособник». С другой стороны, ирония поддерживается именно за счёт контраста высокого стиля данного слова с негативной эмоциональной окрашенностью фразы в целом, настраивая читателя на последующую
критику политических реалистов. Книжные лексемы («утверждать», «уверять», «толки»), реализуя в контексте значения, противоположные основному, подчёркивают несостоятельность, пустоту заявлений политических реалистов о «непрактичности и нереальности» методики Лиги. Повтор приставок «не» в однородных книжных определениях-эпитетах («непрактична», «нереальна») в соседстве с разговорными лексемами делает зримым обывательское неверие в возможность реализации принципов высокой этики в качестве эталона внутренней и внешней политики государств в эпоху Розы Мира.
Непримиримость Д. Андреева с подобной позицией политических реалистов передана метафорически: это «мертвенный, приземляющий» реализм, который страшным «грузом» утяжеляет человеческое бытие. Приведённые метафоры наводят на размышление о том, что бездуховность - это не просто отсутствие духа, это мёртвый, то есть несущий разложение и смерть, противовес самым высоким человеческим устремлениям, это реализм в самом худшем своём определении - атеистическом и безнравственном.
Данную мысль подчёркивает и антитеза между метафорическими эпитетами «мертвенный, приземляющий», с одной стороны, и «крылатое», «вдохновенное», «духовное» - с другой. Её вторая часть, на которую ложится смысловая нагрузка текстового фрагмента, включает контекстуальные синонимы, образующие градационный ряд, смысловой доминантой которого становится лексема «духовное» с семой «высшая искра Божества» в человеке, «ум и воля, или же стремление к небесному» [7, с. 503], указывающей на идею обожженного духа в человеке, который, в традициях религиозной философии Вл. Соловьёва, является целью космогонии Д. Андреева.
Обозначенную антитезу смыслов «духовность» - «бездуховность» углубляют такие синтаксические средства художественного стиля речи, как восклицательное предложение и синтаксический параллелизм, усиленный анафорой «нет» («Нет безнравственности.», «Нет груза...») и лексическим повтором наречия «нет» («Нет безнравственности, нет социальной гнусности...»). Таким образом, и на лексическом, и на синтаксическом уровнях авторское «нет» приобретает лозунговое звучание. Это многомерное непримиримое «нет», на эксплицитном уровне выражая грамматическое значение «отрицание», на ментальном уровне воспринимается как незыблемая тройная стена авторского духовного сопротивления всем проявлениям в социуме атеистического реализма, прежде всего - сопротивления человеческой розни в борьбе за примитивные блага обезбоженного антихристова добра, за материальное благосостояние взамен свободы личного духовного выбора.
Приёмом олицетворения абстрактных понятий с негативным значением «безнравственность» и «гнусность», «. которая не прикрывалась бы этим жалким фиговым листком», Д. Андреев передаёт укоренённость в человеческом сознании идеи антихристова добра, её необычайную онтологическую приспособляемость. Авторский фразеологизм «фиговый листок», с помощью разговорного суффикса «-к-» и оценочного эпитета «жалким» усиливая разговорно-пренебрежительный оттенок значения известного фразеологизма, развенчивает ничтожность благ, ставших целью политических реалистов: «Политические реалисты - это, между прочим, и те, кто в своё время уверял, даже в самой Индии, что Ганди - фантаст и мечтатель. Им пришлось стиснуть губы и прикусить язык, когда Ганди и его партия именно на пути высокой этики добились освобождения страны и повели её дальше, к процветанию. Не ко внешнему процветанию, которое порошит людям глаза чёрной пылью цифр о росте добычи угля или радиоактивным пеплом от экспериментальных взрывов водородных бомб, а к процветанию культурному, этическому и эстетическому, процветанию духовному, неспешно, но прочно влекущему за собой и процветание материальное» [3, с. 14-15].
Из текстового фрагмента видно, что автор продолжает развенчивать антихристово добро в развёрнутой метафоре: оно «порошит людям глаза чёрной пылью о росте добычи угля и нефти», «радиоактивным пеплом от экспериментальных взрывов водородных бомб». Смысловые доминанты микротемы - метафора «пылью», метафорическое сравнение «пеплом» - передают призрачность бездуховных материальных благ на общем фоне иронического контекста, который развивается за счёт использования штампов публицистического стиля «рост добычи угля и нефти», «экспериментальные взрывы водородных бомб»; метафорический эпитет «чёрный» приобретает значение «злой», «опасный». Эти коннотации обращают читательскую мысль к агрессивной арене социальных отношений, к реалиям экономики и политики современной Д. Андрееву Советской России и мирового капиталистического сообщества. Таким образом, Д. Андреев с помощью лексики публицистического стиля, на ментальном смысловом уровне приобретающей фактографические коннотации, транслирует мировой масштаб противостояния духа и демонизированной материи - противостояния, не зависящего от политических режимов.
Даже абстрактные лексемы в приведённых отрывках («гнусность», «безнравственность», «реализм» - «освобождение», «процветание»), наименования людей по типу мышления («реалист» - «фантаст», «мечтатель»), свойственные публицистическому стилю как таковые, под пером Д. Андреева приобретают метафорическое или
ироническое значение с повышенной эмоционально-экспрессивной окраской. Они выстраиваются в ряды контекстуального противопоставления, обусловленного главной авторской целью: выразить духовное сопротивление демонизированному социуму, его «политическому реализму».
Начиная разговор о политическом торжестве партии Ганди, Д. Андреев в диалогическом повествовании с иронией рисует её неприятие политическими реалистами. Иронию и диалогизм этого рассуждения поддерживает целый комплекс лексико-синтаксических средств: и едкое вводное замечание «между прочим», и разговорная присоединительная конструкция «и те, кто...», и устойчивые сочетания «в своё время», «прикусить язык», авторский фразеологизм «стиснуть губы». Эти средства языковой выразительности помогают Д. Андрееву передать временность исторического зла, указать на возможность его преодоления. Так автор «Розы Мира» предопределяет в своём повествовании микротему, посвящённую высшему реализму, а именно реализму духовного процветания.
Высший реализм возможностей духа, искры Божией в человеке передаётся с помощью лексического повтора метафоры «процветание» в градационном ряду эпитетов с усилением интенсивности признака: «процветанию культурному, этическому и эстетическому, процветанию духовному». Вершиной в этом ряду, как и в рассмотренном нами ранее («крылатое», «вдохновенное», «духовное»), является смысловая доминанта «дух» в значении «духовность». Как и в проанализированной ранее антитезе («политический реализм» как противовес «всему крылатому, всему вдохновенному, всему духовному»), смысловой доминанте «процветанию духовному» противопоставляется «процветание материальное». Значение лексемы «материальное» в контексте указывает на известные семы: «вещественный, реальный, в противоположность духовному», «относящийся к уровню жизни, к доходу, к заработку» [11, с. 345]. Однако под пером Д. Андреева в данной антитезе преобразуется значение антитезы предыдущей, в которой духу противопоставлена «чёрная», «мертвенная», или затемнённая, обезбоженная материальность, поддерживающая низшие инстинкты человеческого эго.
В антитезе, венчающей отрывок публицистической проповеди Д. Андреева, сама материя становится одухотворённой и, таким образом, противопоставление смыслов «духовность» - «материальность» лишается своей противительной семантики, вступая в отношения антиномии, в которой обоженная материя обуславливается творчеством духа, следует из него и в то же время служит поддержанию духовности. Само двойное противопоставление в градационных рядах значения «духовность» значениям «реализм» и «материальность» удваивает в данном фрагменте смысловую
составляющую, реализуя идею торжества подлинного - одухотворённого - реализма; по Д. Андрееву, «сквозящего реализма», обозначающего невидимые для «материалистов» реалии вселенского бытия и возможности его восприятия в эпоху просветлённого человеческого сознания.
На ментальном уровне это противопоставление духа и материи в «Розе Мира» созвучно двойному отрицанию в православном пасхальном пении «смертию смерть поправ». Искоренение идеи материальности как основы устроения и мировоззрения антагонистического социума влечёт не только торжество духовности и искоренение социальной вражды, но преображение природы самой материальности, её возрождение в новом для одухотворённого общества качестве: служить развитию духовности в человеке, преображению низших инстинктов его эго в тончайшие покровы божественного пламени его высшего «Я».
Обожение, освящение материи духом - это, по мнению автора «Розы Мира», процесс длительный, но единственно надёжный для перспективы сохранения и развития человечества. Эпитеты «неспешно», «прочно» характеризуют подлинность, истинность реализма духа, реализма одухотворённого благосостояния общества, политика в котором постепенно меняет свою суть антагонизма и насилия на сущность высокой этики в человеческих отношениях и в отношении человека ко всему живому.
Духовность в понимании Д.Андреева - это отнюдь не абстрактная сфера, пересекающаяся с жизнью, в лучшем случае, «по касательной»: она имеет корни и «от земли», от её «соли», в самом центре человеческой жизни и человеческой сущности. А потому вряд ли «психологический климат возникновения нравственной инстанции, основанной именно на праведности, может быть где-либо подготовлен лучше, чем в обществе, объединившемся в чаянии её возникновения и в этом видящем свой смысл и цель». Именно поэтому в числе членов Лиги преобразования сущности государства «могут оказаться даже атеисты» [3, с. 19], если они являются носителями высокой этики. Таким образом, для Д. Андреева, глубоко верующего человека, для которого мир потусторонний являлся предметом не просто веры, а личного опыта, ни одна составляющая человеческой духовности не должна быть забыта или обесценена. Этика атеиста в его книге не списывается со счетов борьбы с мировым злом за прорыв к эпохе Розы Мира, а становится ещё одним полновесным кирпичиком в фундаменте Всемирной Федерации государств, или социума, в котором должна реализоваться универсальная религия Розы Мира и её универсальная Церковь.
Итак, настоящее исследование позволяет выявить характерные черты публицистического стиля Д. Андреева, прежде всего - стилистические фигуры сложного синтаксического рисунка: антитезы,
усиленные рядами однородных членов, часто находящихся в отношениях градации или синонимии; синтаксический параллелизм, осложнённый лексическим повтором, переходящим в анафору и т. д. К тому же Д. Андреев намеренно стилизует разговорную речь стандартными средствами публицистического стиля речи: риторическими вопросами, инверсией, сегментированными и присоединительными конструкциями. Из тропов ирония в его публицистическом стиле становится вербальным действием. Эти стилевые черты, синтезированные в тексте книги с поэтизацией прозы, делают узнаваемым язык «Розы Мира» в единстве заключённых в нём коммуникативной, воздействующей и эстетической функций, в проявлении творческой индивидуальности автора.
Примечательно, что в Серебряном веке творчество А.П. Чехова, осуществившего «внутрили-тературный синтез, синтез прозы и поэзии» [10, с. 198], «сыграло роль той точки, в которой примирялись реалисты и представители модернистских течений» [10, с. 229]. Задумывался ли Д. Андреев о продолжении и преобразовании в собственном творчестве традиций русских писателей-реалистов, плеяду которых в XIX веке открывают В.Г. Белинский, Н.А. Добролюбов, Н.Г. Чернышевский? В середине ХХ века в России именно Д. Андреев, в сложном художественном синтезе соединивший опоэтизированную прозу с публицистическим стилем речи, мифотворчество - с утопическим религиозно-государственным реформаторством, вновь объединяет интересы писателей-реалистов ХХ века с опытами модернистов Серебряного века. Публицистический стиль служит Д. Андрееву для обращения к социальной проблематике и для решения её в ключе центральной идеи русской религиозной философии: обоженного духа в человеке и обоженной материи. При этом следует помнить, что рассмотрение «Розы Мира» объективно лишь с позиций вестнического, в определении Д. Андреева, творчества, ориентированного на светское искусство, которое не покушается на основы догмата.
Библиографический список
1. Андреев В.Л. Детство. - М.: Сов. писатель, 1966. - 250 с.
2. Андреев Д.Л. Письма. Из книги «Новейший Плутарх». Стихотворения из черновых тетрадей. Новые метро-строфы. Воспоминания о Д.Л. Андрееве // Собр. соч.: в 3 т. / сост. и примеч. Б.Н. Романова. - М.: Урания, 1997. - Т. 3. - Кн. 2. - 560 с.
3. Андреев Д.Л. Роза Мира // Собр. соч.: в 3 т. / под ред. Б.Н. Романова. - М.: Моск. рабочий: При-сцельс, 1995. - Т. 2. - 608 с.
4. Андреев Д.Л. Русские боги: Поэтический ансамбль // Собр. соч.: в 3 т. / под ред. Б.Н. Романова. - М.: Моск. рабочий: Алеся, 1993. - Т. 1. - 463 с.
5. Блок А.А. Памяти Леонида Андреева // Собр. соч.: в 8 т. / под общ. ред. В.Н. Орлова, А.А. Суркова, К.И. Чуковского. - М.; Л., 1962. - Т. 6. - 556 с.
6. Виноградова В.В. Неомифологическая антропология декаденствующего Серебряного века: варианты «декадентов» и «теургов» // Современная филология: материалы междунар. заоч. науч. конф. (г. Уфа, апрель 2011 г.) / под общ. ред. Г. Д. Ахмето-вой. - Уфа: Лето, 2011. - 272 с.
7. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка: в 4 т. - М.: Рус. яз., 1981. - Т. 1: А-З. - 699 с.
8. Иванов В.И. Две стихии в современном символизме // Иванов В.И. Родное и вселенское / сост., вступ. статья и примеч. В.М Толмачёва. - М.: Республика, 1994. - 428 с.
9. Маслова В.А. Лингвокультурология: учеб. пособие. - М.: Академия, 2001. - 208 с.
10. Минералова И.Г. Русская литература серебряного века. Поэтика символизма: учеб. пособие / науч. ред. Ю.И. Минералов. - М.: Флинта: Наука, 2003. - 269 с.
11. Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка. - М.: Азбуковник, 1999. - 944 с.
12. Сакулин П.Н. Филология и культурология. -М.: Высшая школа, 1990. - 240 с. - («Классики литературной науки»).
13. Хайдеггер М. Бытие и время / пер. с нем. В.В. Бибихина. - Харьков: Фолио, 2003. - 503. -(«Philosophy»).
