CC BY
97
ЮРИДИЧЕСКИЕ НАУКИ
Вестн. Ом. ун-та. 2011. № 2. С. 203-208.
УДК 93
В.А. Воропанов
Челябинский институт Уральской академии государственной службы
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ СУДЕБНАЯ СИСТЕМА РОССИИ В УСЛОВИЯХ ИМПЕРСКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ (ПОСЛЕДНЯЯ ЧЕТВЕРТЬ XVIII - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XIX ВВ.):
ПРИНЦИПЫ ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ*
Анализируется процесс становления национальной судебной системы, выявляются основные тенденции формирования и развития региональных систем организации правосудия в последней четверти XVIII - первой половине XIX вв. Оценивается число, характер юрисдикции сословных судебных учреждений, сравнивается положение и особенности функционирования низших государственных инстанций и низших органов корпоративного самоуправления. Рассматривается зависимость процессов консолидации прерогатив правосудия, унификации судебной системы Российской империи от широкого распространения и применения институтов сословного и сословноэтнического представительства в государственных учреждениях.
Ключевые слова: судоустройство, суд, правосудие, правовая система, Российская империя, сословный строй, эволюция.
Проблемы эволюции судебной системы Российского государства находятся в центре внимания комплекса современных общественных наук. Изучение многовековых традиций строительства национальной системы правосудия позволяет установить основные этапы, выделить и осмыслить характерные тенденции ее реформирования, обобщить позитивный опыт проведения судебных преобразований. В правоохранительном механизме России ХУШ-Х1Х вв. отражалась внутренняя логика государственного созидания в условиях этнокультурного и религиозного многообразия ее населения, естественной асимметричности ее территориальных образований, неравномерности демографического, экономического, социального, общественного, правового развития областей обширной империи. Исследование региональной и местной специфики в организации имперской системы правосудия раскрывает сущность многомерного процесса апробации и унификации различных форм и типов управления гетерогенным сообществом, вносит ясность в перипетии правовой модернизации дореволюционной России, формирования условий для гражданской общности.
Административно-судебная реформа, проведенная на основе Учреждений о губерниях от 7 ноября 1775 г., сформировала в российских регионах комплекс специальных государственных учреждений.
* Исследование выполнено при финансовой поддержке РГНФ в рамках научно-исследовательского проекта РГНФ («Особенности функционирования региональных судебных систем в Российской империи во второй половине XVIII - первой половине XIXвв.»), проект № 09-03-85301а/У.
© В А. Воропанов, 2011
Функции правосудия перешли к самостоятельным присутственным местам. Преобразования губернского аппарата управления, укрепившие единство и ускорившие политико-правовую эволюцию России, были неразрывно связаны с процессами формирования сословного строя. Новое судоустройство учитывало размежевание населения на три крупные категории, ставшие основой корпоративного «собирания» подданных. Местная судебная система включала три ветви из двух инстанций с представительством от дворянских, городских и сельских «обществ» - уездных и верхних земских судов, городовых и губернских магистратов, нижних и верхних расправ (см.: [1]). Участие обывателей в практике управления поощрялось путем развития сословной организации и системы правовой защиты. Законодатель обусловил продуктивность государственных учреждений административной ответственностью сословий, возмещая слабости и недостатки бюрократического аппарата развитием традиций общественного управления.
Принцип сословности позволил гибко применять институциональные схемы, учитывать исторические, демографические, культурные, языковые, религиозные особенности местных социальных структур, облегчив распространение реформы на все области империи, способствуя формально-юридической адаптации местных социумов в единый общественный строй. Унифицируя тип устройства уездных и губернских учреждений, верховная власть сохранила значение исторических источников права, устоявшийся в отдельных регионах язык делопроизводства - польский, немецкий, шведский, тюркский. Третью инстанцию в провинциальной судебной системе представляли палаты уголовного и гражданского суда, обладавшие всесословной юрисдикцией.
В судебной системе, введенной в империи к 1785 г., объективно отразилось соотношение численности сословий на региональном и локальном уровне. В каждом из 187 уездов 14 центральных губерний действовали уездные суды, охватившие юрисдикцией дворянские поместья, и 82 нижние расправы. В 52 уездах Среднего и Нижнего Поволжья местная администрация образовала 50 уездных судов и 35 нижних расправ. В Казанском наместничестве штат судов и расправ финансировался в каждом уезде. В северных губерниях соотношение сослов-
ных органов было закономерно иным. Так, для 12 уездов Вологодского наместничества открылось 5 судов и 10 расправ, при этом на 7 уездов Великоустюжской провинции пришлись 1 суд и 7 расправ. На обширное Олонецкое наместничество распространялось ведомство 8 расправ и 1 суда, открытого в Вытегорской округе. На Урале, разделенном на 41 уезд, открылось 10 уездных судов и 36 нижних расправ [2]. Таким образом, территориальная юрисдикция сословных судов часто выходила за пределы уездов, приобретая окружной характер. При определении числа судебных учреждений правительством учитывались как демографические, так и географические условия. Суды второй инстанции открывались как в губернских, так и областных центрах. В Сибири каждый уездный центр имел нижнюю расправу, каждый областной - верхнюю. Сибирские нижние расправы обладали специфической юрисдикцией, рассматривая дела служилых людей престижных категорий, разночинцев, иных неподведомственных расправам Европейской России лиц, выполняя на практике функции первой инстанции подсистемы надворных судов [3].
Уездные суды за Уральским хребтом не требовались, однако наличие слоя государственных служащих побудило реформатора дополнительно учредить в Тобольске, Колывани и Иркутске нижние и верхние надворные суды, подобно Москве и Санкт-Петербургу, а также крупным портовым городам - Архангельску и Астрахани, принимавшим разнообразный контингент торговых гостей и поселенцев и отмеченных в связи с социальной асимметрией [4].
Полномочия отсутствующих в ряде областей органов дворянского самоуправления по комплектованию судебных должностей принадлежали губернской администрации. Замещение вакансий в расправах зависело от активности сельских сословных групп. В южнорусских областях должностями закономерно овладели однодворцы [5]. В регионах со смешанным населением губернские власти обеспечили представительство всех этнических и религиозных общин, объединяя судебных представителей под руководством опытных чиновников. В Сибири и на Дальнем Востоке в расправы привлекалась туземная знать [6]. Массовые и компактные этнические сословия казаков в Украине, а также башкир и мещеряков
на Южном Урале получили право формировать коллегии особых судов первой инстанции [7]. Штатная численность заседателей благоприятствовала апелляции обывателей к законодательству.
Реформатор консолидировал судебные прерогативы, последовательно лишив функций правосудия административные учреждения. Выборные и коронные носители судебных полномочий были призваны неукоснительно исполнять волю законодателя, обеспечивая утверждение и защиту прав и законных интересов подданных. Судебные органы в полной мере оставались частью единой системы местных государственных учреждений, подчинявшихся губернскому правительству, выполняя многопрофильные обязанности по налаживанию общественных отношений и поддержанию гражданского спокойствия. Полицейская уездная администрация (нижние земские суды) была дополнительно наделена узкими судебными полномочиями - решала мелкие уголовные дела без случаев рецидива и удовлетворяла добровольные имущественные иски. Судебная и следственная деятельность полицейских коллегий контролировалась уездными судами и нижними расправами.
Формируя условия для развития торгово-промышленной и финансовой деятельности городских слоев, в 1770-1780-х гг. верховная власть форсировала градостроительство, стимулировала регулируемый приток населения в города, объединила городские сословия предоставлением усовершенствованной системы выборных должностей. Распространение органов сословной городской юрисдикции на территории Урала и Сибири означало неуклонное расширение зон и интенсификацию этнокультурных контактов, укрепление основ гражданской общности в периферийных регионах, создание условий для ослабления административного произвола. Направляя экономическую деятельность гильдий и посадов, правительство неравномерно усиливало абсорбцию полиэтничных колоний Южного края, оптимизировало статус отдельных групп в соответствии с функциональными задачами, поставленными перед диаспорами, учитывая исторический опыт интеграции поселенцев. Замыкая торговые и иные анклавы в ведомстве органов корпоративного самоуправления (Астраханское Армянское присутствие и Астраханская Татарская управа, Армянские магистраты в Нахичеване-на-Дону и Григориуполе,
Греческие магистраты в Керчи, Нежине, Таганроге, Греческий суд в Мариуполе, Одесский магистрат), законодатель санкционировал разрешение внутригрупповых споров и конфликтов на основе национальных источников права и индивидуальный порядок апелляции в коронные учреждения - губернские канцелярии, областные и губернские магистраты [8].
Сословная обособленность влекла необходимость судебного представительства по делам смешанной юрисдикции, гарантируя подданным и иммигрантам действенную правозащиту. В то же время этнические общины россиян - «торговых татар» Казани и Сеитовского посада под Оренбургом, пользовавшиеся узкосословными структурами выборного управления, являлись неотъемлемой частью местного социума. Татарские ратуши применяли нормы общего законодательства, ускоряя процессы социальной и правовой эволюции в обществе [9].
Эпоха «государственного либерализма» прервалась с воцарением Павла I. Император отказался от искусственного приобщения народных представителей к правоприменительной практике. Судоустройство было упрощено в интересах централизации государственного управления и снижения бюджетных расходов. Рационализация судебной системы выразилась в сокращении числа общих инстанций. Законодатель отказался от содержания сословных судов второй инстанции, отдельных судов для сельского населения. Система типовых уездных судов была приведена в соответствие с административно-территориальным делением губерний, удовлетворяя потребностям письменного делопроизводства. Принципиальные изменения в судебном праве означали стремление Павла повысить социальную роль бюрократии в духе Петра Великого. Элементы выборного управления, сохраненные в городах, отвечали представлениям монарха о фискальных интересах государства.
В первой половине XIX в. гетерогенный характер державы, задачи геополитической конкуренции и внутренней стабильности заставляли царское правительство сдерживать реализацию либеральных проектов государственного реформирования. Судебные учреждения, лишенные ведомственной автономии и наделенные частью исполнительных функций, близко взаимодействовали с прочими структурами власти. Судейские чи-
новники широко участвовали в управлении земскими делами, тесно сотрудничали с членами уездной полиции. Тем не менее систематизация в 1830-х гг. указного законодательства улучшила условия правоприменительной деятельности. Географические особенности провинций, численность, специфика социально-правовых связей, национально-культурных традиций, юридического статуса отдельных сословий фиксировались в территориальной, объектной и предметной юрисдикции судебных органов, неуклонно повышая роль и значение официального права в повседневной жизни подданных. Увеличение компетенции, усложнение правоохранительных задач местных судов законодатель соотносил с ростом профессионализации и специализации государственных служащих.
С начала правления Александра I депутаты от сельских сословий поступили под руководство уездных судей. В правоприменительной практике окончательно утвердился универсальный принцип взаимодействия судебных представителей по делам смешанной юрисдикции. После 1806 г. в выборах заседателей не участвовали работники горнопромышленных заводов Урала, 1808 г. - удельные крестьяне. Судебное представительство в интересах опекаемых групп возлагалось на особых должностных лиц, совмещавших функции прокуратуры и адвокатуры: стряпчих, депутатов, заседателей [10]. С 1822 г. в связи с низкой плотностью и разобщенностью населения прекратились уездные выборы в Сибири. В то же время уголовная подсудность сибирских аборигенов с 1822 г. была ограничена социально наиболее опасными преступлениями, позволяя правительству последовательно сближать принципы и нормы обычного права и имперского законодательства. Компиляция правовых обычаев народов Сибири не имела завершения, и разбор редких исков туземцев зависел от квалифицированности и добросовестности чиновников [11].
Палаты уголовного и гражданского суда, имевшие в своем составе с начала XIX в. представителей дворянства и «гражданства», сохраняли всесословный характер. Сибирское купечество с 1822 г. добровольно уступило полномочия в губернских инстанциях служащим от короны [12]. Тенденция установления в империи всесословной компетенции типовых судов первой инстанции сдерживалась
нежеланием городовых обществ уступить полномочия корпоративных учреждений в пользу бюрократического аппарата.
Темпы распространения и развития институтов городского управления зависели от качественных сдвигов в экономике и социальной структуре регионов. В ведении магистратов и ратуш состояли словесные суды малых поселений. В западной части страны деловая активность и гражданский оборот стимулировались созданием сети органов, пользовавшихся упрощенными правилами судопроизводства - судоходных расправ [13], коммерческих судов. Внутренняя организация и полномочия коммерческих судов учитывали, подобно иным государственным учреждениям, местное административное устройство, специфику интересов предпринимательских кругов [14].
Местные администрации прилагали усилия к инкорпорации мелких этнических сословий в общественный строй, распространению на диаспоры общесословных повинностей и преимуществ. Локальные особенности в структуре выборных органов на Юге империи служили фискальным интересам государства, делая более продуктивным местное управление. Функции специальных учреждений разнообразились и регламентировались, их исполнение контролировалось губернской администрацией, налаживалось
взаимодействие с общесословными институтами и коронными властями.
В определении форм и сроков нивелирования групповых различий верховная власть руководствовалась политическими мотивами, принимала во внимание степень внутренней солидарности и организованности этнических анклавов. Успешное заселение, хозяйственное освоение Юга, расширение торгового оборота позволяли неуклонно сужать и отменять статусные преимущества, даровавшиеся иммигрантам с XVII в. Изменения в геополитическом положении государства, конъюнктура международных отношений 1830-х гг. вызвали закрытие ряда корпоративных учреждений (армянских судов в Астрахани, Кизляре, Моздоке, греческого магистрата в Таганроге) [15]. Установление единства в городском управлении Казани ускорило начало Крымской войны [16].
Регламентация быта и служб казачества в первой половине XIX в. сопровождалась введением судебно-административной автономии войсковых сообществ, наделением войсковых присутственных
мест функциями губернских и уездных учреждений с учетом географических условий, исторических и этнокультурных особенностей местных сословий. Многолюдность и самобытность правовых традиций Войска Донского обусловили развитие во второй половине 1830-х гг. казачьей организации правосудия с обособлением судебной функции как на общевойсковом, так и на окружном уровне (судные начальства) [17]. Смешение судебных и исполнительных полномочий в органах управления иных казачьих войск компенсировалось выделением специализированных бюрократических отделов, курировавших вопросы правоприменения и судебного делопроизводства. Канцелярия Уральского войска выполняла функции суда первой инстанции, подотчетного судебным палатам Оренбургской губернии [18]. Казачество Сибирского войска имело исключительное представительство в окружных судах Тобольской и Томской губерний [19].
Оперативность разрешения судебных дел о преступлениях, угрожавших государственной и общественной безопасности, достигалась посредством работы типовых постоянных и временных военно-судных комиссий прежде всего в районах с военизированным устройством - горных округах и казачьих войсках. По делам с участием гражданских лиц в военных судах, согласно ключевому принципу дореформенного процессуального права при смешении юрисдикции - сословному, присутствовали судейские чиновники [20].
В последней четверти XVIII - первой половине XIX вв. верховная власть, узаконившая общественные примирительные процедуры и обычно-правовой порядок судебных разбирательств, осуществляла законодательное и практическое включение традиционных форм правосудия в государственную систему, унифицировала организацию сельских, волостных, родовых, религиозных судов, регламентировала их компетенцию, устанавливала общие правила наделения властью, порядок наступления юридической ответственности за правонарушения для уполномоченных лиц. Закрепляя ограниченную юрисдикцию чиновников и офицеров в среде сословий, занятых исполнением государственных служб, монархия не лишала приписных крестьян, мастеровых и рабочих людей, казаков права обращения к словесным и третейским судам [21]. Узаконенное действие традиционных су-
дов, многообразие локальных обычаев позволяло государственным инстанциям справляться с неуклонно увеличивающимися объемами письменных делопроиз-водств, являясь этапом на пути формирования единой судебной и правовой системы Российского государства, условий для становления общих норм и стандартов правовой культуры.
ЛИТЕРАТУРА
[1] Ефремова Н. Н. Судоустройство в России в XVIII - первой половине XIX вв. і монография. М. і Наука, 1993; Ее же. Судоустройство национальных окраин России; множественность и единство организации имперского правосудия (XVIII - первая половина XIX вв.) // Правовые идеи и институты в историко-теоретическом дискурсе і монография. М. і Изд-во ИГП РАН, 2008. C. 181-189; Воропанов В. А. Суд и правосудие в Российской империи во второй половине XVIII - первой половине XIX вв. Региональный аспекті Урал и Западная Сибирь (опыт сравнительно-сопоставительного анализа) і монография. Челябинск і Изд-во ЧИ УрАГС, 2008; Мигунова Т. Л. Российский суд во второй половине XVIII века. Н. Новгород і Изд-во Нижегор. акад. МВД России, 2001; Слободянюк И. П. Суд и закон в Российской империи (вторая половина XVIII - первая половина XIX вв.) і монография. М. і Изд-во РГТЭУ, 2005; Смыкалин А. С. От реформ Екатерины II к судебной реформе 1864 г. // Российская юстиция. 2001. № 3. С. 39-42 и др.
[2] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XLIII. № 17494; Т. XXI. № 15259.
[3] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXII. № 16165; ГАТюО (Государственный архив Тюменской области). Ф. И-111. Оп. 1. Д. 58. Л. 6, 56 об., 115 об.
[4] ПСЗ РИ. I. Т. XXII. № 16059; ГААО (Государственный архив Астраханской области). Ф. 419. Оп. 1. Д. 117, 119, 161, 309, 320, 559, 563 и др.
[5] ГАОО (Государственный архив Орловской области). Ф. 826. Оп. 1. Д. 30. Л. 12-16 об.; Д. 153. Л. 1-34; Д. 744. Л. 3-3 об.
[6] РГАДА (Российский государственный архив древних актов). Ф. 24. Оп. 1. Д. 62. Л. 146; Д. 62/2. Л. 106-108 об.
[7] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXI. № 15265, 15324.
[8] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXI. № 15700; Т. XXII. № 15908, 16356; Т. XXIII. № 16746, 17246, 17260, 17348; ГААО. Ф. 13. Оп. 1. Д. 905. Л. 1-11 об.; Ф. 476. Оп. 3. Д. 852. Л. 1-35 об.; Оп. 5. Д. 297. Л. 1-3; ГАРО (Государственный архив Ростовской области). Ф. 579. Оп. 1. Д. 214. Л. 137 об.-138 об.; Д. 409. Л. 1-2 об., 5-6 об.
[9] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXII. № 16089; НАРТ (Национальный архив Республики Татарстан). Ф. 22. Оп. 1. Д. 126. Л. 1-4; Д. 284. Л. 1-6; Д. 329. Л. 1-4; Оп. 2. Д. 205. Л. 1-4 об.; Ф. 40. Оп. 1. Д. 80. Л. 1-7 и др.; Валиуллин И. Р. Общественно-политическая жизнь татарского общества во второй половине XVIII в. і авто-
реф. дис. ... канд. ист. наук. Казань, 2004. С. 19-21.
[10] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXVI. № 19400; Т. XXX. № 23020, 23686; Собр. II. Т. III. № 2465; Т. XII. № 10281.
[11] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXXVIII. № 28892, № 29126. Ст. 36-38, 256.
[12] ГАОО (Государственный архив Омской области). Ф. 3. Оп. 1. Д. 85. Л. 22-22 об., 26-26 об.; ГАТО (Государственный архив Томской области). Ф. 51. Оп. 1. Д. 400. Л. 68-70.
[13] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXXI. № 24391; Т. XXXIII. № 26223; Собр. II. Т. I. № 37.
[14] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. VII. № 5360; СЗ РИ. Т. XI. Ч. II. Тетр. 2. Кн. 4. Ст. 1300-1303, 1337, 14251441; ГАРО. Ф. 579. Оп. 1. Д. 349. Л. 1-17.
[15] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XV. № 13302; ГАРО. Ф. 579. Оп. 1. Д. 357. Л. 1-1 об.; Филев-
ский П. П. История города Таганрога. Репр. воспр. текста изд. 1898 г. Таганрог, 1996. Вых. дан. ориг. изд. Таганрог, 1898. С. 111.
[16] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XI. № 8797; НАРТ. Ф. 22. Оп. 1. Д. 408. Л. 329.
[17] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. X. № 8163. Ст. 47-50, 106118, 160-166, 223-232, 417-428, 669-672.
[18] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXVII. № 21101; Собр. II. Т. I. № 635.
[19] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. XXI. № 20671. Ст. 279282; ГАОО. Ф. 3. Оп. 1. Д. 1624. Л. 47 об.
[20] ПСЗ РИ. Собр. II. Т. I. № 515; ГАСО (Государственный архив Свердловской области). Ф. 24. Оп. 11. Д. 1. Л. 2; ГАТО. Ф. 50. Оп. 1. Д. 1029. Л. 1.
[21] ПСЗ РИ. Собр. I. Т. XXVII. № 21101; Т. XXIX. № 22208. Проект Горного положения для заводов хребта Уральского. Ст. 823-826, 828.
