CC BY
168
45
10. Лянной Г.Г. Потребности обеспечения безопасности предпринимательской деятельности // Интеграл. 2012. N 2 (64). С. 41-44.
11. Лянной Г.Г. Значение нравственности для сотрудника ОВД как еще один элемент обеспечения безопасности государства и предпринимательской деятельности в частности // Подготовка кадров для силовых структур: современные направления и образовательные технологии: материалы двадцатой всерос. науч.-ме-тод. конф. Иркутск, 2015. С. 67-70.
РУДИЧ В.В., кандидат юридических наук, ruvv66@bk.ru
Кафедра уголовно-правовых дисциплин;
Уральский институт экономики, управления и права, 620026, г. Екатеринбург, ул. луначарского, 194
rudich v.v.,
candidate of Legal Sciences, ruvv66@bk.ru
Chair of criminal law disciplines; ural Institute of Economics, Management and Law, Lunacharskogo St. 194, Ekaterinburg, 620026,
Russian Federation
ПРОВЕРКА ОБОСНОВАННОСТИ ПОДОЗРЕНИЯ ПРИ ПРИНЯТИИ
СУДОМ РЕШЕНИЯ ОБ ИЗБРАНИИ МЕРЫ ПРЕСЕЧЕНИЯ В КОНТЕКСТЕ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ПЛЕНУМА ВЕРХОВНОГО СУДА Рф ОТ 24 МАЯ 2016 ГОДА
Аннотация. В статье рассматриваются причины и последствия появления новой трактовки правового стандарта «обоснованность подозрения», которая дана Пленумом Верховного суда России в постановлении от 24 мая 2016 года N 23. Приводятся аргументы в пользу введения института следственных судей и усвоения доктриной доказательственного права стандартов доказанности (обоснованности) уголовно-процессуальных решений, которые приняты в развитых уголовно-процессуальных порядках. свои выводы автор подкрепляет ссылками на международно-правовые стандарты обоснованности подозрения, закрепленные в решениях европейского суда по правам человека, а также позиции конституционного суда Российской Федерации. Приводится анализ сложившейся судебной практики по вопросу проверки обоснованности подозрения в ходе рассмотрения судом ходатайства органа предварительного расследования об избрании меры пресечения.
Ключевые слова: обоснованность подозрения; судебный контроль; правосудие; суд; следственный судья; уголовное судопроизводство; правовой стандарт.
CHECKING THE REASONABLE SUSPICION WHEN MAKING THE COURT DECISION ON CHOOSING THE MEASURE OF RESTRAINT IN THE CONTEXT OF THE RESOLUTION OF THE PLENUM OF THE SUPREME COURT OF THE RUSSIAN FEDERATION OF 24 MAY 2016
Annotation. The causes and consequences of the emergence of a new interpretation of the legal standard of "reasonable suspicion”, which is given by the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation in its resolution of 24 May 2016 No. 23 are analyzed in the article. The arguments in favor of introducing the institution of investigative judges and the assimilation of standards of proof (validity) of the criminal procedure decisions taken in advanced criminal procedure systems by
the doctrine of law of evidence are given. The author supports his conclusions with references to the international legal standards of reasonable suspicion, fixed in the decisions of the European Court of Human Rights, as well as the position of the constitutional court of the Russian Federation. The existing judicial practice concerning the issue of checking the validity of suspicion during the consideration of the petition of the preliminary investigation body on choosing the measure of restraint by the court is analyzed.
Keywords: reasonable suspicion; judicial control; justice; court; investigative judge; criminal proceedings; legal standard.
Принятие постановления Пленума Верховного суда РФ от 24 мая 2016 г. N 23 «о внесении изменений в отдельные постановления Пленума Верховного суда Российской Федерации по уголовным делам»* ознаменовалось обновлением правового стандарта обоснованности подозрения, который суды обязаны выполнять при принятии решения об избрании меры пресечения или продлении срока действия таковой.
Можно ли говорить о создании принципиально нового критерия оценки судом материалов, представляемых органом предварительного следствия в обоснование своего ходатайства об избрании меры пресечения? Если нет, то что изменилось? И в чем смысл новой формулировки пункта второго данного постановления Пленума Верховного суда России?
Для этого необходимо сравнить прежнюю трактовку «обоснованности подозрения» и новую, а также обратиться к правовой доктрине по вопросу о «стандартах доказанности».
В прежней формулировке пункта второго постановления Пленума Верховного суда РФ от 19 декабря 2013 г. N 41 «обоснованность подозрения» предполагала наличие достаточных данных о том, что лицо могло совершить преступление (об имевшем место событии преступления и о причастности к нему подозреваемого). Пленум при этом разъяснял, что обязанность проверять обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению лежит непосредственно на самом суде при рассмотрении ходатайства о мере пресечения.
В новой редакции этот пункт сформулирован так: «2. Избрание в качестве меры пресечения заключения под стражу допускается только после проверки судом обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению. обоснованное подозрение предполагает нали-
чие данных о том, что это лицо причастно к совершенному преступлению (застигнуто при совершении преступления или непосредственно после его совершения; потерпевший или очевидцы указали на данное лицо как на совершившее преступление; на данном лице или его одежде, при нем или в его жилище обнаружены явные следы преступления и т.п.).
обратить внимание судов на то, что проверка обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению не может сводиться к формальной ссылке суда на наличие у органов предварительного расследования достаточных данных о том, что лицо причастно к совершенному преступлению. При рассмотрении ходатайства об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу судья обязан проверить, содержит ли ходатайство и приобщенные к нему материалы конкретные сведения, указывающие на причастность к совершенному преступлению именно этого лица, и дать этим сведениям оценку в своем решении.
оставление судьей без проверки и оценки обоснованности подозрения в причастности лица к совершенному преступлению должно расцениваться в качестве существенного нарушения уголовно-процессуального закона (части 4 статьи 7 УПк РФ), влекущего отмену постановления об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу.
Проверяя обоснованность подозрения в причастности лица к совершенному преступлению, суд не вправе входить в обсуждение вопроса о виновности лица».
обращает на себя внимание то, что в проекте анализируемого постановления Пленума Верховного суда РФ, предварительно разосланном в суды субъектов Федерации для получения отзывов, последнего пассажа не было. Его появление многое объясняет и позволяет, на наш взгляд, сразу сказать, что в принципиальном плане позиция Пленума Верховного
Рос. газ. 2016. 1 июня. N 117.
Суда РФ не изменилась, и суть его разъяснений сводится к тому, чтобы ориентировать суды на более критическую оценку материалов, подтверждающих выводы органов предварительного расследования. конечной же целью является смягчение политики уголовно-процессуального принуждения, снижение количества случаев избрания меры пресечения в виде заключения под стражу. об этом говорится с «высоких трибун» с 2009 года, когда впервые тема либерализации уголовной политики была поднята Президентом России Д.А. Медведевым [1, с. 5-20].
Между тем сам по себе стандарт обоснованности подозрения как стандарт доказанности заслуживает отдельного рассмотрения. Ведь речь идет о достаточно интересном явлении: о степени вероятности знания, на котором суд основывает свое решение, о природе средств доказывания стороной обвинения своего «правопритязания».
Этот правовой стандарт имеет в своей основе общепризнанные международно-правовые принципы и нормы: положения статьи 5 конвенции о защите прав человека и основных свобод*, а также решения Европейского суда по правам человека (далее - ЕСПЧ).
ЕСПЧ исходит из того, что наличие разумно обоснованного подозрения о том, что лицо совершило преступление, является необходимым условием для избрания или продления меры пресечения в виде заключения под стражу**. В ряде решений ЕСПЧ
* Конвенция о защите прав человека и основных свобод (Рим, 4 нояб. 1950 г.) (с изм. от 13 мая 2004 г.). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
** Постановление ЕСПЧ от 10 янв. 2012 г. по делу «Ананьев и другие (Ananyev and Others) против Российской Федерации», жалобы N 42525/07, 60800/08 (§ 202) // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. Российское издание.
2012. N 8. С. 7, 96-152; Постановление ЕСПЧ от 15 янв. 2013 г. по делу «Величко (Velichko) против Российской Федерации», жалоба N 19664/07 (§ 18) // Там же. 2013. N 12. С. 98-114; Постановление ЕСПЧ от 15 июля 2002 г. по делу «Калашников против России», жалоба N 47095/99 (§ 114). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс»; Постановление ЕСПЧ от 2 марта 2006 г. по делу «Долгова против России», жалоба N 11886/05 (§ 40). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».
проводятся идеи о том, что подозрение как необходимое основание заключения под стражу должно базироваться на фактах и информации, убеждающей объективного наблюдателя в причастности подозреваемого к совершению преступления.
По делу «Englert v. Germany» ЕСПЧ решил, что отказ возмещать убытки, причиненные предварительным заключением, не нарушает § 2 статьи 6 Конвенции в том случае, если предварительное заключение было обосновано наличием серьезного подозрения против заявителя (которое потом не было опровергнуто даже оправдательным приговором). Таким образом, выводы суда о наличии «подозрения» и о степени обоснованности не должны рассматриваться как нарушение презумпции невиновности***. Это разъяснение дает весьма важное представление о природе анализируемого правового стандарта, а именно: это такой стандарт доказанности, который не опровергает презумпцию невиновности обвиняемого и исключает возможность принятия судом в последующем решения о недоказанности обвинения и оправдании подсудимого.
Без обоснованного подозрения невозможно уголовное преследование, выражающееся в мерах уголовно-процессуального принуждения. Однако само по себе решение органа уголовной юстиции о применении меры уголовно-процессуального принуждения не является нарушением презумпции невиновности, иначе деятельность следственных и судебных органов была бы невозможна. Таким образом, первым условием для заключения под стражу является «оценка в определенной степени обоснованности обвинений (курсив наш. - В. Р.)» [2, с. 271].
Отметим, что некоторые авторы не разграничивают понятия «обоснованность обвинения» и «обоснованность подозрения». Так, Ю.Д. Лившиц пишет, что к основаниям применения меры пресечения относится доказанность материалами уголовного дела факта совершения преступления [3, с. 27]. Другой известный процессуалист утверждает, что «достаточность является качествен -ной характеристикой такой совокупности доказательств, которая вызывает... уверен -
48
ность в том, что возможность совершения обвиняемым противоправных действий является реальной» [4, с. 58].
Между тем на практике этому различию придается принципиальное значение: использование судом в тексте постановления формулировки «обоснованность обвинения» трактуется апелляционной инстанцией как вхождение в обсуждение вопроса о виновности и оценивается как существенное нарушение закона. Апелляционная инстанция ссылается при этом на пункт 29 постановления Пленума от 19 декабря 2013 г. N 41, в котором Верховный суд РФ указал, что в постановлении о рассмотрении ходатайства в порядке статьи 108 УПк РФ суду следует дать оценку обоснованности подозрения в совершении лицом преступления, а также соблюдению порядка привлечения лица в качестве обвиняемого и предъявления ему обвинения, регламентированного главой 23 УПк РФ*. Иными словами, в решении суда о мере пресечения не должно содержаться формулировок о виновности лица. В связи с этим использование термина «обоснованность обвинения» в современном контексте признается ошибочным.
о стандарте обоснованности подозрения применительно к ситуации применения меры пресечения говорится и в ряде решений конституционного суда России**. В частности, в определении от 12 июля 2005 г. N 330-о конституционный суд РФ указал на то, что «факты, обосновывающие подозрение при применении ареста, не обязательно должны обладать той же степенью убедительности, что и те, которые необходимы для предъявления обвинения следующего этапа в процессе следствия по уголовному делу»***. В указанном определении было разъяснено, что подпункт «с» пункта 1 статьи 5 конвенции о защите прав человека и основных свобод, допускающий законный арест или задержание лица, не предполагает не-
* Дело N 3/2-324/2016 // Архив сыктывкарского городского суда Республики коми. 2016 г.
** см., напр.: пункт 3.3 постановления конституционного суда РФ от 22 марта 2005 г. N 4-П
// собр. законодательства Рос. Федерации. 2005. N 14. ст. 1271.
обходимость получения следственными органами достаточных доказательств для предъявления обвинения как во время ареста, так и в период пребывания арестованного под стражей. Факты, обосновывающие подозрение при применении ареста, не обязательно должны обладать той же степенью убедительности, как и те, которые необходимы для предъявления обвинения - следующего этапа в процессе следствия по уголовному делу.
Некоторые специалисты под «разумным подозрением» понимают «возможную причастность лица к преступлению». По их мнению, на момент разрешения вопроса об избрании меры пресечения вина подозреваемого (обвиняемого) еще не доказана. Поэтому достаточно косвенных улик, чтобы обосновать необходимость предварительного заключения под стражу обвиняемого, в то время как их может быть недостаточно для того, чтобы вынести обвинительный приговор [5, с. 57]. соответственно, стандарт доказывания «разумного подозрения» для целей ареста значительно более низкий, чем стандарт доказывания в самом уголовном процессе [2, с. 271].
Таким образом, правомерно говорить о различных «стандартах доказанности», «степенях убедительности» фактов, подтверждающих обоснованность подозрения или процессуальных решений, о которых советская школа уголовно-процессуальных доказательств не знала. По словам М.А. Никонова, если виновность лица в совершении преступления должна быть доказана «beyond reasonable doubt» (вне разумных сомнений), то обоснованность подозрения проверяется «здесь и сейчас», что не предопределяет дальнейших решений по делу. Это так называемые «prima facie evidence», то есть «доказательства, убедительные на первый взгляд». В связи с этим, если суд при избрании или продлении меры пресечения в виде заключения под стражу счел, что обоснованность подозрения не установлена, это не препятствует сотрудникам правоохранительных органов продолжать расследование [5, с. 57, 58]. Речь идет о подкреплении некой вменяемой подозреваемому в совершении преступления квалификации (пусть и предварительной) его действий некоторым количеством доказательств [5, с. 50-61].
Различение стандартов доказанности проводится в «Доктринальной модели у гол о в н о- п ро цессуа л ь н о го до казател ь -
ственного права России». В этом документе первый необходимый доказательственный стандарт - стандарт «обоснованное предположение» трактуется как такая совокупность фактических данных, которые привели бы объективного здравомыслящего человека к выводу о возможности совершения преступления подозреваемым лицом [6, с. 12].
Обоснованность подозрения подтверждается любыми сведениями, на основе которых суд устанавливает наличие обстоятельств, имеющих значение для дела на данной стадии: заявлением потерпевшего, протоколом его допроса, протоколом допроса самого подозреваемого (обвиняемого), протоколом явки с повинной, протоколами допроса свидетелей и следственных действий, рапортами сотрудников полиции и др. очевидно, что эти документы, равно как сведения, сообщаемые суду в ходе судебного заседания, еще не есть доказательства вины обвиняемого, поэтому они нуждаются в новой проверке и оценке судом в ходе судебного разбирательства в совокупности со всеми другими доказательствами.
В качестве примеров того, как на практике понимается судьями стандарт обоснованности подозрения, можно привести несколько постановлений. Так, в постановлении судьи Борского городского суда Нижегородской области от 11 апреля 2015 г. об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу в отношении подозреваемого К.С.Г. суд в обоснование подозрения К.С.Г. в совершении преступления сослался на протокол допроса подозреваемого К.С.Г. от 10 апреля 2015 г., а также на протокол личного досмотра К.С.Г., в ходе которого у него были изъяты водка и вино, похищенные, как он пояснил, им из магазина*.
В постановлении судьи Орджони-кидзевского районного суда г. Екатеринбурга от 20 мая 2015 г. указывается на то, что «данное ходатайство поддержано потерпевшим Е.А.Д., представителями потерпевшего М.С.В., К.С.В., Б.А.В., которые в судебном заседании также считали, что
Е.С.Д. причастен к совершению преступления, и дополняли это имеющимися у них документами, что в данном случае не имеет юридического значения в том, что при решении вопроса об избрании либо изменении меры пресечения суд не предрешает вопроса о виновности либо невиновности в совершении конкретного преступления, в котором обвиняется Е.С.Д.»**.
Очевидно, что для обоснования «причастности» подозреваемого (обвиняемого) к совершенному преступлению достаточно доказывания признаков объективной стороны преступления. Хотя, как отмечается в работах, посвященных анализируемой проблематике, сторона обвинения в некоторых случаях обязана доказывать признаки субъективной стороны преступления, которое инкриминируется подозреваемому (обвиняемому). В частности, это необходимо для обоснования ареста лица, обвиняемого в совершении преступлений при обстоятельствах, которые указаны в части 1.1 статьи 108 УПК РФ [7, с. 82-89]. Так, Шатковский районный суд Нижегородской области в постановлении от 25 декабря 2014 г. об избрании К.А.Е. меры пресечения в виде заключения под стражу, оценивая обоснованность выдвинутого против подозреваемого обвинения в мошенничестве, сослался на показания потерпевшей и свидетелей, которые указали на то, что подозреваемый не имел намерения выполнить договорные обязательства в момент заключения сделки***.
В заключение заметим, что тенденция правового развития такова, что, возможно, произойдет введение института следственного судьи, к полномочиям которого и будет отнесено принятие решений об избрании мер пресечения в судебном порядке [8, с. 21-25]. Тогда многое из того, о чем было сказано выше, приобретет другое освещение ввиду разделения юрисдикции следственного судьи и суда, разрешаю-
** Постановление судьи Орджоникидзевско-го районного суда г. Екатеринбурга от 20 мая
2015 г. об отказе в ходатайстве об изменении меры пресечения (подписки о невыезде на заключение под стражу) в отношении Е.С.Д. // Архив Орджоникидзевского районного суда г. Екатеринбурга. 2015 г.
щего дело по существу. А самое главное, об избрании меры пресечения при нали-будет исключена возможность принятия чии «обоснованного подозрения», а затем одним и тем же судьей вначале решения вынесения приговора по этому же делу.
Список литературы
1. Александров А.С., Александрова И.А. Новая уголовная политика в сфере противодействия экономической и налоговой преступности: есть вопросы // Библиотека криминалиста. 2013. N 1 (6). С. 5-20.
2. Стандарты справедливого правосудия (международные и национальные практики) / под ред. Т.Г. Морщаковой. М.: Мысль, 2012.
3. Лившиц Ю.Д. Меры пресечения в советском уголовном процессе. М., 1964.
4. Капинус Н.И. Процессуальные гарантии прав личности при применении мер пресечения в уголовном процессе: монография. М., 2007.
5. Никонов М.А. Применение меры пресечения в виде заключения под стражу: правовые позиции ЕСПЧ и КС РФ // Уголовный процесс. 2014. N 4.
6. Доктринальная модель уголовно-процессуального доказательственного права РФ и Комментарии к ней / А.С. Александров [и др.]. М.: Юрлитинформ, 2015. 304 с.
7. Александров А.С. Домашний арест как мера пресечения в уголовном процессе: обновленный вид, проблемы - старые // Уголовное право. 2012. N 2. С. 82-89.
8. Рудич В.В., Фетищева Л.М. Проекты новелл о следственном судье как субъекте, уполномоченном на применение существенных мер уголовно-процессуального принуждения // Российский следователь. 2015. N 17. С. 21-25.
