CC BY
154
Н. И. Павлова
ПРОЩАЛЬНОЕ ПИСЬМО ТОНИ В КОМПОЗИЦИИ РОМАНА Б. Л. ПАСТЕРНАКА
«ДОКТОР ЖИВАГО»
NATALIA I. PAVLOVA
TONYA'S GOODBYE LETTER IN THE COMPOSITION OF "DOCTOR ZHIVAGO" NOVEL
BY BORIS PASTERNAK
Наталия Ивановна Павлова
Кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка как иностранного
Саратовский государственный медицинский университет им. В. И. Разумовского Б. Казачья ул., д. 112, Саратов, 410012, Россия ► pim60@mail.ru
Natalia I. Pavlova
Saratov State Medical University named after V. I. Razumovsky 112 Bolshaya Kazachya ul., Saratov, 410012, Russia
В статье рассматриваются содержание и структура прощального письма Антонины Александровны к Юрию Живаго, анализируются его языковые особенности, способствующие осмыслению возможных причин, побудивших ее проститься с мужем, устанавливается взаимозависимость его композиционных частей с событиями и героями романа.
Ключевые слова: Пастернак; композиционные и языковые особенности письма; литературный контекст.
The author analyzes the content and structure of the goodbye letter written by Antonina Aleksandrovna to Yuri Zhivago, its characteristic language features, helping to understand the possible reasons of her saying goodbye to her husband, the correlation of letter's composition parts to the events and characters of the novel.
Keywords: Boris Pasternak; composition and language characteristics of a letter; literary context.
Обращение к письму как литературному жанру, средству характеристики персонажа, элементу композиции — явление в литературе не новое, и в этом отношении Б. Л. Пастернак продолжает традиции А. С. Пушкина, И. А. Гончарова, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого и др.
Прощальное письмо Антонины Александровны к Юрию Андреевичу можно поставить в один ряд с письмами о любви Татьяны Лариной и г-на Желткова, которые продиктованы любящим и мятущимся сердцем, передают мысли, переживания, надежды героев. Письмо Тони вписывается и в другой литературный контекст — писем Ильи Обломова и Настасьи Филипповны, личности которых раскрываются и через их решимость на поступок.
Читая письмо-признание Тони и соотнося его содержание с событиями романа, можно понять, почему, прочитав письмо жены, «Юрий Андреевич непроизвольно застонал и схватился за грудь», «сделал несколько ковыляющих шагов к дивану и повалился на него без сознания» (IV, 415)1. «Он любил Тоню до обожания. Мир ее души, ее спокойствие были ему дороже всего на свете. Он стоял горой за ее честь, больше чем ее родной отец и чем она сама. В защиту ее уязвленной гордости он своими руками растерзал бы обидчика. И вот этим обидчиком был он сам», — так пишет автор о терзаниях своего страдающего героя, решившего «во всем признаться Тоне, вымолить у нее прощение и больше не встречаться с Ларою» (IV, 301).
Письмо Тони не нарушает логики развития характера героини Пастернака: в нем она такая же прямолинейная, как и во всех своих действиях, которые совершает. В то же время ее речевое поведение не обусловлено романной действительностью, ведь она никогда не обнаруживала своих чувств к Юре и тем более не говорила о них, а в своем письме анализирует их. Это и вызывает желание понять, почему Пастернак именно в письме раскрывает интимный мир своей героини. Где Тоня «настоящая» — в своем «Я люблю все особенное в тебе, все выгодное и невыгодное, все обыкновенные твои стороны, дорогие в их необыкновенном соединении» или «Из одного страха перед тем, какое унизительное, уничтожающее наказание нелюбовь, я бессознательно остереглась бы понять, что не люблю тебя» (IV, 414)? Что дало основание Тоне считать, что ее муж «недобрыми глазами» смотрит на нее, видит ее «искаженно, как в кривом зеркале» (IV, 413)? Почему в начале своего письма, полагаясь на свое «любящее сердце», Тоня выражает надежду на встречу, а в конце констатирует, что они «больше никогда, никогда» не увидятся?
Письмо представляет немалый интерес в исследовании темы любви в романе, в осмыслении внутреннего мира жены Юрия и причин, побудивших ее проститься с мужем. Оно стоит в ряду композиционных решений автора, позволяющих ему показать взаимоотношения двух супружеских пар — Живаго и Антиповых и духовную близость Юрия и Лары.
Прощальное письмо Тони не было предметом специального анализа. Исследователи обращаются к его фрагментам [1; 2; 5; 6], которые углубляют характеры анализируемых ими персонажей. Размышляя о личности Живаго, «как бы созданной для того, чтобы воспринимать эпоху, нисколько в нее не вмешиваясь», Д. С. Лихачев пишет, что «Тоня, любящая Юрия Андреевича, угадывает в нем — лучше, чем кто-либо иной, — это отсутствие воли» [2: 5].
Мы полагаем, что «настоящее люблю» Тони, словами Ильи Обломова, «не есть настоящая любовь, а будущая; это только бессознательная потребность любить» (IV, 250). В исследовании «ан-
тиномий женственности» в романе Пастернака отмечается «гармоническое мировоззрение Тони», особенно точно передающееся в прощальном письме, адресованном мужу. На наш взгляд, отмеченная в письме «начисто отсутствующая воля» мужа — далеко не комплимент его «ничем не запятнанному милосердию». Его «неспособность совладать с собой в критические моменты жизненных ситуаций» Тоня не приемлет, как в свое время не принимала его нежелание уезжать на Урал, уверенная в том, что «нельзя погибать так покорно, по-бараньи», оставаясь в Москве.
Нельзя согласиться и с тем, что «в структуре смыслового наполнения образа Тони Пастернак усматривает безапелляционное гармоническое единение мира и душевных состояний персонажа, которые не в силах разрушить никакие второстепенные обстоятельства» [1: 84] (выделено нами. — Н. П.). Будучи в гармонии с собой, вряд ли можно, на наш взгляд, так не по-христиански напутствовать мужа: «Дай перекрещу тебя на всю нескончаемую разлуку, испытания, неизвестность, на весь твой долгий, долгий, темный путь» (IV, 414). Это тем более очевидно в сравнении с литературными предшественниками Тони. Обломов пишет: «В своей глубокой тоске немного утешаюсь тем, что этот коротенький эпизод нашей жизни мне оставит навсегда <...> благоуханное воспоминание, <...>, а вам, не принеся вреда, послужит руководством в будущей, нормальной любви. Прощайте, ангел...» (IV, 250). Герой Куприна, уходя, говорит обожаемой им Вере Николаевне: «Да святится имя Твое». «Дай Бог Вам счастья, и пусть ничто временное и житейское не тревожит Вашу прекрасную душу» (V, 268).
Анализ письма Тони в названном нами литературном контексте обнажает душевную дисгармонию героини Пастернака, что выражается в построении и языковых особенностях ее «длинного, на многих страницах» прощания с мужем. Девять абзацев письма Тони выстроены по типу нарастающей аргументации, предполагающей максимальное воздействие на адресанта по мере представления ему информации, особенно в ситуации нерешенных семейных проблем, при этом апелляция к чувствам, или эмоциональ-
ный топос, постоянно перемежается топосами морально-этическими.
Анализ «внутреннего состава» письма Антонины Александровны, его «внутренних имманентных формирующих сил» [4: 20] приводит к весьма интересным выводам. Письмо является отдельным, законченным эпизодом, его внутренние связи с содержанием романа весьма обширны, и установление взаимозависимости композиционных частей произведения ведет к постижению трагедии, произошедшей в семье Живаго. В письме четыре микротемы:
- сообщение о детях;
- сообщение об изгнании из России;
- осмысление своего чувства по отношению к мужу и «благословение» его на долгий, темный путь;
- сообщение о Ларисе Федоровне.
Микротемы располагаются по градационному принципу — каждая последующая усиливает значение предыдущей, благодаря чему создается нарастание производимого впечатления. Одна из выделенных микротем образует микротекст: он составляет третью часть всего письма и состоит из трех абзацев, что позволяет говорить о поднятой в нем теме любви/нелюбви как ведущей. Внутри этой микротемы рассуждения расположены по типу восходящей аргументации.
Один микротекст посвящен Ларисе Федоровне. Состоящий из одного абзаца, представляющий собой ее описание-характеристику, композиционно отделенный от предыдущего сообщением о папе и сыне, он обрамляет признание Тони в любви/нелюбви. Не зная, где муж, она отправляет письмо «по адресу Антиповой» и пишет: «...она передаст его тебе, если разыщет». Взятые вместе, названные микротексты составляют нерв письма.
Связь между первыми двумя микротемами осуществляется при помощи смены темы и тона повествования: «Теперь совсем о другом». Каждый из трех абзацев внутри микротекста о любви, как и следующий за ним абзац о «благословении» на вечную разлуку, начинается союзом с противительным значением (а, но, хотя).
Подобный принцип мировосприятия, заставляющий Тоню постоянно все со- и противопоставлять, отразился на языковых особенностях ее признания, отличающихся использованием антонимов (я тебя люблю — ты меня не любишь, любовь — нелюбовь, счастье — несчастье), образных сравнений (нелюбовь почти как убийство), риторических вопросов и обращений.
Письмо имеет кольцевую композицию: оно начинается и заканчивается рядом риторических вопросов и восклицаний: «Знаешь ли ты, что у нас есть дочь? Ее крестили Машей, в память мамы покойницы Марии Николаевны» / «Понимаешь ли ты, понимаешь ли ты? Торопят, и это точно знак, что пришли за мной, чтобы вести на казнь. Юра! Юра!» (IV, 413-414).
Экспрессивное изложение событий задает тон повествованию — взволнованный, мятущийся, не обнадеживающий — и подчеркивает характер Тони — прямой, уверенной в себе, бескомпромиссной. В подобном изложении чувствуется и апелляция к чувствам мужа2.
Антонина Александровна, не видевшая мужа в течение полутора-двух лет со дня его внезапного исчезновения, сообщает, что отправляет письмо «по адресу Антиповой». Именно это обстоятельство определяет любовный (психологический) конфликт: Тоня не скрывает, что знакома с этой женщиной. Эти строки письма можно принять за объяснение в любви, поскольку в них используется лексика со значением счастья и надежды (мое любящее сердце и пр.).
Однако уже в следующих трех абзацах, образующих микротекст «О любви/нелюбви» и являющихся кульминационными, резко меняются тема, тон и тип речи письма. Меняется и лексика: счастье оборачивается несчастьем, любовь — нелюбовью, любящее сердце становится недоумевающим и сомневающимся; мучения, связанные с неизвестностью о судьбе мужа, — попытками вспомнить, что она сделала и чем навлекла на себя нелюбовь мужа.
Рассуждение Тони о своих чувствах начинается категоричным утверждением: «Все горе в том, что я люблю тебя, а ты меня не любишь» (IV, 413). После долгого «копания в себе», столь неха-
рактерного для нее, героиня приходит к выводу, который звучит как приговор: «Ты как-то превратно, недобрыми глазами смотришь на меня, ты видишь меня искаженно, как в кривом зеркале» (IV, 413).
Пятый абзац письма мог бы стать гимном любви: в нем трижды звучит фраза «Я люблю...». Однако признание в любви, начинающееся противительным союзом, звучит как вызов: «А я люблю тебя». А повторение фразы подчеркивает ее превосходство.
И после этого пафосного объяснения Тоня переходит на доверительный тон (шестой абзац): «Но слушай3, знаешь, что я скажу тебе?» Анализируя свои чувства, Тоня приходит к «прискорбной истине» своего холода: «Из одного страха перед тем, какое унизительное, уничтожающее наказание нелюбовь, я бессознательно остереглась бы понять, что не люблю тебя» (IV, 414).
Вероятно, Пастернак пытается оправдать Тоню, но дважды прозвучавшее слово «нелюбовь» не может не говорить за себя. Тоня оставляет последнее слово за собой, укоряя мужа в его нелюбви, как до того упрекала в превратном, недобром взгляде.
После страшных признаний тональность письма Тони снова меняется (седьмой абзац). От строк об эмиграции веет спокойствием и умиротворением: «...мы, наверное, едем в Париж. Я попаду в далекие края, куда тебя возили мальчиком и где воспитывались папа и дядя». А сообщение о сыне вновь заставляет переживать Тоню, и она резко обрывает: «Ну прощай» (IV, 414).
Накал чувств Тони усиливается в конце ее письма (восьмой абзац) и достигает своей кульминации в сообщении о Ларисе Федоровне, встреча с которой — объективная реальность, и это самый сильный, весомый аргумент Тони, в отличие от предыдущих, основанных на ее чувствах.
Смена топосов речи, столь характерная для письма Тони4, выдает ее волнение, в то же время порядок предложений в данной микротеме, построенный по типу восходящей аргументации, обнаруживает хорошо продуманную организацию повествования: «довольно коротко узнала» — «Спасибо ей, она была безотлучно при
мне» — «хороший человек, но полная мне противоположность» — «она родилась, чтобы осложнять жизнь и сбивать с дороги» (IV, 414).
Имя Лары, звучащее в письме дважды (третий и восьмой абзацы), образует композиционную «раму», в которой помещаются размышления Тони о чувствах. Микротекст о Ларе тоже помещается в «раму»: «Ну прощай. Дай перекрещу тебя ... » — «Прощай, надо кончать».
Первое «прощай» (седьмой абзац) «благословляет» мужа на «всю нескончаемую разлуку». Второе «прощай» (девятый абзац) преисполнено экспансивности: «О Юра, Юра, милый...»
В контексте первого «прощай» может показаться, что разлука с мужем обусловлена высылкой за границу. Однако далее следует фраза, звучащая в устах Тони прощением: «Ни в чем не виню, ни одного упрека, сложи жизнь свою так, как тебе хочется, только бы тебе было хорошо». И это уже прямой посыл, внутренняя готовность к разговору о главном.
В микротексте обозначены два события — отъезд с Урала и знакомство с Ларисой Федоровной, причем сказано об этом в одном предложении, что не может быть случайностью: оба сливаются в одно понятие и ассоциируются в сознании Тони с несчастьем, обрушившимся на их семью.
В отличие от предыдущих, каждое предложение данного микротекста отражает ту или иную грань личности обеих женщин. Это своего рода их сравнительная характеристика, написанная Тоней, но осмыслить ее помогает автор, отразивший в композиции «Доктора Живаго» особенности взаимоотношений Тони и Юры, Лары и Юры.
Анализируемый фрагмент письма изоморфно связан с разговором Юрия и Лары о Тоне (IV, 394-395), он позволяет увидеть обеих героинь глазами друг друга и выразить степень понимания ими характера Юрия Живаго [3].
Лара называет Тоню «чудной, «боттичелли-евской», возвышает тем самым ее в глазах Юрия, выказывая свое восхищение его выбором. Тоня, наоборот, приземляет Лару, словно порицая мужа за неудачный выбор. По-разному характеризуют женщин и сказанные ими фразы: «довольно
коротко узнала Ларису Федоровну» — «я с ней страшно сошлась»5. Если в словах Тони сдержанность и аналитичность, то в словах Лары — характерная ей открытость, эмоциональность. Доверительные отношения женщин сложились благодаря Ларе, у которой был легкий характер, а приобретенные во время войны навыки медицинской сестры в Тониной ситуации оказались жизненно необходимыми.
О чувствах Лары, впервые заговорившей о Тоне, можно сказать словами Настасьи Филипповны: «... кто я и кто вы? Мы две такие противоположности...» (VIII, 379). И дело не в прошлом Лары, а в ее настоящем, в том, что она оказалась в Варыкино рядом с женщиной, столь любимой Юрием, и сошлась с ней, причем «страшно сошлась», сблизилась, сдружилась. Речь Лары, обычно такая образная и эмоциональная, в разговоре о Тоне сдержанная. Говорить ей нелегко, на что указывает ее состояние: она еле сдерживает слезы. Короткие, односложные предложения тоже выдают ее волнение, и потому она недоговаривает, обещает рассказать «потом», но и «потом» снова звучит «как-нибудь потом» (IV, 395).
Лара не посвящает Юрия в подробности, связанные, вероятно, с поспешностью выезда Тони. И ее еле сдерживаемые слезы, скорее всего, вызваны тем, что она бережет и без того ослабленное здоровье Юрия. Возможно, Лара догадалась о намерении Тони расстаться, но тактично уходила от своих предположений.
Приезд Лары в Варыкино совпадает с родами Тони, а это, если опираться на запись в дневнике Юрия Живаго6, начало осени 1919 года (по романному времени). Именно об этом факте и говорится в письме. Скорее всего, Лара приезжает в Варыкино, обеспокоенная судьбой пропавшего Юрия и наверняка отдававшая себе отчет в том, что встретит там его семью. Лара едет туда и в мар-те7. Очевидно, что обе поездки небезопасны — гражданская война на Урале в самом разгаре, но словами Живаго, «это и есть Антипова» (IV, 131).
Так же она поступила, когда «письма от Антипова прекратились»: Лара «стала тревожиться и наводить справки». «Убедившись в бесполезности своих розысков на расстоянии», «она
поступила сестрой на санитарный поезд» и отправилась на фронт (IV, 111).
В этом контексте Лара действительно «полная противоположность» Тоне, в глазах которой поступок Лары — приехать в эту «глушь богоспасаемую, дебри» — наверняка выглядит безрассудством, тем более из писем своего мужа Тоня знала о злоключениях «некоей Антиповой, сестры милосердия из Москвы, уроженки Урала», с которой ее муж работал «рука об руку» (IV, 131). Именно это и послужило основой ее вывода: она родилась, чтобы осложнять жизнь и сбивать с дороги.
Заключительный фрагмент письма Тони имеет характер «после написанного», что созвучно письму Юрия с фронта, где «вместо постскриптума» содержится его рассказ о событиях 1906 и 1911 гг., связанных с «сестрой милосердия из Москвы». Очевидно, что Тоня, как и Юра, могла «написать гораздо раньше», но не писала, возможно, именно поэтому письма Юрия в Москву оставались без ответа (IV, 406).
Однако при сравнении этих двух «постскриптумов» становится очевидным, что продиктованы они разными мотивами. В письме Юрия чувствуется эмоциональность, связанная с ожившими воспоминаниями той «страшной ночи» и предшествующими ей событиями, каждое из которых обращено и к воспоминаниям Тони: одно связано с ее папой, другое — с «кончиной мамы».
Язык письма Юрия Живаго помогает увидеть его поэтическое отношение к тем далеким событиям. А немного сбивчивый рассказ (кажется, не помню, с какой целью) выдает волнение, что наверняка дало проницательной Тоне повод почувствовать интерес Юрия к гимназистке-курсистке, если спустя столько лет он все так живо помнит.
В ответном письме, что неудивительно, Тоня «убеждала мужа не возвращаться в Москву, а проследовать прямо на Урал за этой удивительной сестрою, шествующей по жизни в сопровождении таких знамений и стечений обстоятельств, с которыми не сравняться ее, Тониному, скромному жизненному пути» (IV, 131).
Два письма Юрия с фронта и ответ Тони, пожалуй, единственные фрагменты жизни супругов
Живаго, где так очевидно проявление их чувств. Юрий делится с Тоней своими воспоминаниями, а в следующем пишет о своем отношении к ней: «Разве ты не знаешь, или знаешь недостаточно хорошо, что ты, мысль о тебе и верность тебе и дому спасали меня от смерти и всех видов гибели в течение этих двух лет войны...» (IV, 132). Состояние Тони передает ее письмо, «в котором рыдания нарушали построения периодов, а точками служили следы слез и кляксы» (IV, 131).
Ревность Тони, столь объяснимая в сложившейся ситуации, не позволила ей понять очевидную чистоту помыслов Юрия Живаго: он увидел свою вину не в том, что так расстроил Тоню, а в том, что «виноват перед этой женщиной», которую ввел в заблуждение и перед которой должен был извиниться. Позже она извинится за «глупости» в письме, правда, при этом добавит: «Но надо будет поговорить» (IV, 166). Разговор не состоялся, но недоверие Тони со временем не угасает.
Композиционные особенности прощального письма Тони не ограничиваются его связью с ключевыми эпизодами, посвященными взаимоотношениям Юрия, Тони и Лары.
Письмо находится в композиционном единстве с размышлениями Симы о непорочном материнстве Марии, о кающейся Марии Магдалине, о «понимании жизни» и «философии счастья». Письмо находится в своеобразной композиционной «раме»: первые известия о своей семье (гл. 6) и письмо от Тони (гл. 18) Юрий Живаго получает от одного персонажа — Глафиры Тунцевой.
В это обрамление помещены все события, связанные с семьей Живаго. Переданные различными способами (записка и рассказ Лары, сны Юрия), они переплетаются с Платоновыми диалогами Юрия и Лары, с размышлениями Симы Тунцевой над «отрывками из богослужебных текстов» и подготавливают появление письма Тони. Его чтение завершает тринадцатую часть «Против дома с фигурами» и является одновременно ее кульминацией и развязкой.
Содержание письма Тони и мотивы его написания, таким образом, становятся более понятными благодаря выявлению и осмыслению внутренних и эмоционально-смысловых связей
между людьми и событиями, которые помогают понять драматизм взаимоотношений супругов Живаго и духовную близость Юрия и Лары.
ПРИМЕЧАНИЯ
1 В круглых скобках здесь и далее указываются римскими цифрами том издания, арабскими — страница издания, указанного в списке источников.
2 Сравним с фрагментом письма Ильи Обломова: «Другой бы прибавил: пишу и обливаюсь слезами, но я <...> не хочу усиливать боль, растравлять сожаление, грусть» (IV, 251). Нет сомнения в том, как Илья опасается апеллировать к чувствам Ольги.
3 Сравним: «Послушайте, без всяких намеков, скажу прямо и просто: вы меня не любите и не можете любить. Послушайтесь моей опытности и поверьте безусловно...» Илья Обломов пишет, движимый любовью и заботой. Он честен в своем признании, потому что понимает: Ольга любит не его, а свою мечту о любви: (IV, 249).
4 Впрочем, это проявляется и в характере устной речи Тони: она может неожиданно переменить разговор (IV, 256), чтобы добиться желаемой цели.
5 Отметим, что данный фрагмент письма послужил основой для анализа героинь в двух различных контекстах: внешности Антонины Александровны [6] и читательского опыта героев романа [5].
6 Ближе к весне доктор записал: «Мне кажется, Тоня в положении. Я ей об этом сказал. Она не разделяет моего предположения, а я в этом уверен» (IV, 279).
7 «...так было в марте, когда я ездила туда», — говорит Лара Юрию, предлагая спрятаться там на время сгущающейся в Юрятине атмосферы (IV, 406).
ИСТОЧНИКИ
Пастернак Б. Л. Доктор Живаго // Пастернак Б. Л. Полн. собр. соч.: В 11 т. Т. 4. М., 2004.
Гончаров И. А. Обломов. Роман в четырех частях // Гончаров И. А. Полн. собр. соч. и писем: В 20 т. Т. 4. СПб., 1998.
Куприн А. И. Гранатовый браслет // Куприн И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 5. М., 1972. С. 227-271.
ЛИТЕРАТУРА
1. Губанов С. А. Парадигма антиномий «женственности» в повествовательной модели романа Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» (на примере образов Ларисы, Тони и Марины) // Язык. Словесность. Культура. 2011. № 2. С. 72-87.
2. Лихачев Д. С. Размышления над романом Б. Л. Пастернака «Доктор Живаго» // Пастернак Б. Доктор Живаго: роман. Повести. Фрагменты прозы. М., 1989. С. 5-16.
3. Павлова Н. И. Способы создания психологических портретов персонажей в романе Пастернака «Доктор Живаго» // Изв. Саратовского ун-та. Новая серия. Сер.: Филология. Журналистика. 2017. Т. 17, № 1. С. 88-93.
4. Скафтымов А. П. Нравственные искания русских писателей: Статьи и исследования о русских классиках / Сост. Е. И. Покусаева, вступит. ст. Е. И. Покусаева и А. А. Жук. М., 1972.
5. Сокрута Е. И., Тюпа В. И. Художественное целое. Система персонажей: лица // Поэтика «Доктора Живаго» в нарратологическом прочтении. Коллективная монография / Под ред. В. И. Тюпы. М., 2014. С. 47-62.
6. Турышева О. Н. Читательский опыт в романе «Доктора Живаго» // Новый филол. вестн. 2012. № 4 (23). С. 58-77.
REFERENCES
1. Gubanov S. A. (2011) Paradigma antinomii «zhenstvennosti» v povestvovatel'noi modeli romana B. L. Pasternaka «Doktor Zhivago» (na primere obrazov Larisy, Toni i Mariny) [Paradigm of antinomies of «feminity» in narrative model of the novel of B.L. Pasternak «Doctor Zhivago»
(on the example of images of Larisa, Tonya and Marina)]. Iazyk. Slovesnost'. Kul'tura [Language. Literature. Culture], no. 2, pp. 72-87. (in Russian)
2. Likhachev D. S. (1989) Razmyshleniia nad romanom B. L. Pasternaka «Doktor Zhivago» [Reflections on the B.L.Paternaks novel «Doctor Zhivago»]. In: Pasternak B. Doktor Zhivago: roman. Povesti. Fragmentyprozy [Doctor Zhivago: novel. Tales. Fragments of prose]. Moscow, pp. 5-16. (in Russian)
3. Pavlova N. I. (2017) Sposoby sozdaniia psikhologicheskikh portretov personazhei vromane Pasternaka «Doktor Zhivago» [Methods of psychological portraits of the characters creation in Pasternak's novel "Doctor Zhivago"]. Izvestiya Saratovskogo universiteta. Novaya seriya. Seriya: Filologiya. Zhurnalistika [Izvestiya of Saratov University. New Series. Series: Philology. Journalism], vol. 17, no 1, pp. 88-93. (in Russian)
4. Skaftymov A. P. (1972) Nravstvennye iskaniia russkikhpisatelei: Stat'i i issledovaniia orusskikh klassikakh [Moral Quest of Russian Writers: Articles and Studies on Russian Classics]. Moscow. (in Russian)
5. Sokruta E. I., Tiupa V. I. (2014) Khudozhestvennoe tseloe. Sistema personazhei: litsa [Stylistic Harmony. The system of characters: faces]. In: Tiupa V. I., ed. Poetika «Doktora Zhivago» v narratologicheskom prochtenii [«Doctor Zhivago»poetics in narratological reading]. Moscow, pp. 47-62. (in Russian)
6. Turysheva O. N. (2012) Chitatel'skii opyt v romane «Doktora Zhivago» [Reader's Experience in novel «Doctor Zhivago»]. Novyi filologicheskii vestnik [New Philological Bulletin], no. 4 (23), pp. 58-77. (in Russian)
